Озеро во дворе дома. Часть восьмая

Шкурин Александр
Die Laukert-Variationen


Erste Variation. Vorspiel
К ночи поезд набрал хороший ход, и колеса ритмично постукивали на стыках рельс. Проводница, дремавшая в служебном купе, потянулась, просыпаясь. Она глянула на часы и поднялась. Пассажир на четырнадцатом месте просил разбудить. Ему вставать на следующей остановке. Она прошла по коридору и открыла дверь в купе. Пассажир спал, повернувшись  к стене. Проводница коснулась плеча пассажира и прошептала:
- Вставайте, скоро ваша станция. Стоянка две минуты.

Лау поднялся, быстро собрался и стал смотреть в окно, хотя в темноте ничего не было видно, изредко мелькали одинокие фонари на полустанках. Колеса выстукивали: «скоро-скоро ты приедешь, скоро-скоро ты приедешь». Хотя под стук вагонных колес можно было придумать любые слова. Он энергично потер ладонями лицо, прогоняя сонливость. Странный сон приснился ему, очень странный, будто он уже пробыл в этом южно-российском провинциальном городке, в котором по определению ничего не могло плохого случиться, целых три дня, и у него ничего не получилось. Под конец вообще невообразимое случилось, будто был повешен на кресте. Черт, начитался всякой исторической литературы, вот и снится всякая ерунда.

Поезд  сбросил скорость и вполз на привокзальный перрон, скупо освещенный двумя фонарями. Появилось длинное, как такса, здание вокзала, с подсвеченной надписью «Станция «Новорудничная».  Проводница, непрерывно зевая, открыла дверь, и Лау спрыгнул на пустой перрон.  Вот и пункт его командировки – провинциальный городок. По сравнению со столичной холодрыгой было непривычно тепло. Он спросил у дежурного по вокзалу где стоянка такси, Ночной таксист обрадовался пассажиру, и включив фары, повез его по египетской тьме в гостиницу.


После столичной холодрыги было неприлично тепло. Наконец-то он добрался до южной теплой осени, где отогреется от столичной стужи. Лау осмотрелся вокруг.  Ни души. Темное здание вокзала. Ему приходилось бывать в провинциальных вокзалах, где в гулкой пустоте зала ожидания впору удавиться от тоски по Несбывшемуся. Таинственный и чудный олень вечной охоты , как тебя поймать?  Мимо торопливо стучат колесами поезда, везущие пассажиров в неведомые края, а ты провожаешь их завистливыми глазами и отчетливо понимаешь, что тебе не никак стронутся с места, а на робкий вопрос о билете кассирша скучающим голосом отвечает, что счастливые билеты давно проданы. Ему повезло купить счастливым билет и сбежать из провинциальной мути и безнадеги в столичный кипящий водоворот Его разбудила проводница, что коснулась плече и прошептавшая:
- Вставайте, скоро ваша станция. Стоянка две минуты.
В вагоне было темно. Рядом похрапывал сосед.  Он собрался и стал смотреть в окно, хотя в темноте ничего не было видно. Поезд начал тормозить и скоро вполз на привокзальный перрон, скупо освещенный двумя фонарями. Появилось длинное здание вокзала, с подсвеченной надписью «Станция «Новорудничная». 


Die Zweite Variation. Fantasie

Скрип, скрип, скрип. Тишина. И опять: скрип, скрип, скрип. Опять тишина. И вновь: скрип, скрип, скрип.


Лау поднял тяжелую голову. Он слышит этот скрип или это галлюцинации. Лау попытался поднять тяжелые веки. Ему это удалось, и в глаза хлынул яркий солнечный свет, заставивший болезненно зажмурится. Но он услышал такой знакомый голос, заставивший скинуть оцепенение. Голос чичероне:

- Эй, масквач! Тебе не надоело висеть  чучелком и пугать ворон?

Лау попытался голос, но язык, распухший во рту, еле ворочался, и он издал только какое-то сипение, но бомж услышал и закричал:
- Громче. Громче, я тебя не слышу!

Лау кое- как собрался:
- У меня петли на руках.

- Глупости, ты говоришь глупости. Ты себе прикажи, и путы тут же спадут.

- Но я упаду и разобьюсь.

- Не боись, я хоть и калека на коляске, но тебя поймаю. «Открыл нам мир объятья /И ты придешь ко мне» .
Приди, приди в мои объятья,  я мир открою для тебя. Давай, на счет три: раз, два, три!

Лау послушно вслед за бомжем повторил: раз, два, три и представил себе, как петли слетают с его рук, и в тот же миг рухнул с креста. Он рухнул прямо на коляску, и больно отбил бока, а бомж сразу стал растирать ему руки и ноги, а потом сунул в рот фляжку. Лау глотнул. После всех мук висения на кресте простой самогон показался нектаром, собранных с божьих лугов, залитых щедрым южным солнцем. Бомж ловко переворачивал с боку на бок тело Лау, и ему почудилось, что он уже также когда-то лежал на этой коляске, и бомж также хлопотал над его бесчувственным телом. Бож негромко приговаривал:
- Ты прям как малое дитя. Стоило оставить на денек, как тут же вляпался. Но ничо, иичо,  я помогу тебе скрыться, превращу в рыбу, какую холь: хоть в красную, хоть в зеленую, иль в синюю. Если не захочешь, помогу отрастить жабры. Потом спущу тебя в провалец и будешь жить-поживать, меня благодарить, да с местными русалками хороводы водить. Они девки ядреные, а мужиков хороших нет, вот и бесятся, всякие непотребства вытворяют. Твоя жизнь только начинается!

- Но я хочу вернуться…

- Нет, братан, звиняй. Только в провалец. Но, - бомж на минуту перестал массировать ему руки и ноги, - помню, ты все расспрашивал про озеро во дворе дома. Могу тебя туда выпустить, но только рыбкой, слишком еще мелкое. Да и каменица, что вбила в себе дурью башку стать перелетной птицей, еще не снялась с места.

- С-спа-с-с-и-бо, - язык у Лау еще плохо ворочался, и он говорил с трудом. – Н-на-шел это озеро во дворе дома. Будь оно неладно! Только меня оттуда погнали. Сказали, что вода радиоактивная и чуть не пристрелили.

Бомж неожиданно захохотал во все горло:
- Ну, сукины дети, ну, удружили! Это же Васька с Гришкой так развлекаются. Где-то раздобыли химкомплекты, у черных копателей разбитый ППШ за бутылку выменяли, до ума его довели, где-то патроны достали и так пугают, на бутылку сшибают. Ты – что, от них удрал?

- Да.

- Тогда понятно, злые были, не похмелившиеся, да еще ты дёру дал.  Ну ничего, поплещешься еще в своем озере во дворе дома.

- Но я хочу домой вернуться, - упрямо повторил Лау.

Бомж неожиданно разозлился:
- Нет больше твоего дома! Нет, и не будет! Пока ты куковал на кресте, в Moskaubad’е чет-то непонятное творится. Связи с ней нет, тырнет отрубили. Грят, переворот, на улицах резня, Фофан, по слухам, или еле ноги унес, или как с Николашкой поступили. На одного страстотерпца будет больше. Это у нас – аномалия, тишина и покой. Поэтому сюда никто не суется.  Но это – мелочи жизни. Для тебя самая главная новость – после улета каменицы озеро во дворе дома станет настоящим, а не той лужей, что ты видел. Так что наплещешься там!


Die Dritte Variation. Finale

Ночью поезд набрал хороший ход, под колесами ритмично щелкали стыки рельс. Проводница, дремавшая в купе, встрепенулась. Скоро станция. Надо пойти разбудить пассажира на четырнадцатом месте. Ему выходить на этой станции. Она вышла

Его разбудила проводница, что коснулась плече и прошептавшая:
- Вставайте, скоро ваша станция. Стоянка две минуты.
В вагоне было темно. Рядом похрапывал сосед.  Он собрался и стал смотреть в окно, хотя в темноте ничего не было видно. Поезд начал тормозить и скоро вполз на привокзальный перрон, скупо освещенный двумя фонарями. Появилось длинное здание вокзала, с подсвеченной надписью «Станция «Новорудничная».