Отрывок II

отчего проступает нефтяным багрянцем, горько-соленым аккордом – омрачение? то пламенноснежно-белое – такое, что мглисто в глазах – Начало: раскалывается, дробится на пепельно-свинцовые остраконы бытийствующих; отчего прозрачно-совершенный пузырь нирваны покрывается снизу растущими черными сосудами сансары? он вынырнул из секундного, кристально-паутинного, бритвенно-острого забытья – здесь по-прежнему кругом любовный умирающий свет заката, тонкие фаллосы орудий, полуврытых в глинистую землю; по линии циклопически пространного горизонта – двойственная цепь гор: нижняя темная и верхняя отдаленная, призрачно-светлая – и утянут был в повторный омут; полет двух чудовищно далеких колесниц по венозно-сизому небосводу; индийское бугристое небо, холодное и страшное, будто циркумполярная тундра, превосходящее высотой и обширностью обычное небо на порядок, точно сам он резко сократился; двое мужских колесничих, одномерных, проволочно-колючих, схожих со знаком параграфа; они превращаются в двух существ женского рода, во фригийских колпаках; далее, происходит трансформация этих существ в два крыла у него за спиной, тяжелых, наполненных кровью, плотно свитых из сухожилий, как у Дюреровой Меланхолии; еще опускаемся; в сухом зеленовато-гноящемся полумраке – кварталы, прямоугольные матрицы, составленные из огромных домов (вдвое выше обычных, но с тем же числом этажей), безжизненно-симметрично истыканных квадратными прорезями необычайно маленьких окон, обесточенных, мертвенных; исчезновение в этом лабиринте некоего забытого друга; он до сих пор хранит слова своего капитана, командира батареи Псиглавцева: три наслаждения дарованы душе живой – поедание пищи; сон, ткущий воссоединение с будущим Отечеством; извержение семени, которое есть то же, что и порождение мыслей; так пользуйся ими, ибо других нет: ешь, мастурбируй, видь сны