Я знаю, ты жива в былиночке проросшей,
В бегущем по полянке ручейке,
В упавшем яблоке в саду, который брошен,
И в крике птиц, летящих вдалеке…
Мою любимую бабушку звали Ульяна. Когда мне было что-то надо, я кричал: «Баба Уля!». А маленьким я вечно спешил, и у меня получалось: «Бабуля!». Ласково и тепло. И она улыбалась и спрашивала меня: «Чего тебе?». Я смеялся, потому что моей любимой книжкой была «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина. «Чего тебе надобно, старче?» - спрашивала там рыбка, совсем, как моя бабушка.
Ты вынесла войну и смерть детей,
И берегла в душе тепло людское,
А жизнь твоя спешила пролететь,
В сплошном потоке радости и горя.
Мы с мамой приехали к ней, как только поселок лесозавода, где она жила, освободили от немцев. Она сидела на крылечке своего дома и читала письмо, вытирая слезы рукавом. Я подбежал к ней и и закричал; «Ты почему плачешь, бабуля?». Она посмотрела на меня, будто я никуда и не уезжал, и ответила: «Да вот дед Тихон пишет с фронта, как там им тяжело». Тут подошла мама, и строго сказала; «Как будто, мама, тебе здесь легче было». Бабушка обняла нас, поняв, наконец, что мы вернулись к ней после долгой разлуки. Потом сказала: «Мне что? Я – баба».
Мудрей тебя я никого не знал.
И до сих пор, поверь уж мне; не знаю,
В твоих глазах весь мир я узнавал,
Твои слова всегда я повторяю.
«А ты немцев видела? – спрашивал я её. – Какие они?» «Обыкновенные люди, - отвечала она. – Только очень злые. Видно, в детстве их плохо кормили. Я вот когда нашего Шарика не покормлю, он всегда злой становится, как волк зимою». – «Значит, я никогда не буду злым», - радовался я. – «Почему?» - «Потому что ты меня хорошо кормишь». Бабуля гладила меня по головке и утирала слезу: «Коровку бы нам купить, тогда бы ты вообще самым добрым человеком на свете был».
И, окружен твоею добротой,
Я рос, забыв о горестях и муках,
И верен был я истине простой,
Что всё воздастся. Бог тому порукой…
Мама получила пенсию за моего погибшего отца, прислала деньги нам и бабушка купила корову. Теперь я пил молоко, ел сметану и масло. И тайком таскал еду моему другу, беженцу из Белоруссии, у которого порой не было даже хлеба. Бабушка заметила это и сказала: «Ты чего это от меня прячешься, как воришка? Ты думаешь, я жадная и чужого горя не вижу? Я увидела его, когда следом за тобой пошла и в их хату заглянула. А если ты ты сразу мне рассказал, то я бы им давно помогла». Этот упрек, я запомнил навсегда и казню себя за это недоверие к ней до сих пор.
Прости меня, что был порою слеп,
Усталых рук твоих не замечая.
Не видя, как тяжел насущный хлеб,
И забывая о твоих печалях.
В последний раз мы увиделись, когда я приехал к ней со своими двумя сыновьями. Одному из них было тогда десять лет, другому - пять. «Вы чего такие худенькие? – спросила она их.– Неужто мамка плохо кормит?». Я боялся, что она сейчас
расскажет им, почему немцы во время войны были злыми. Но она оказалась умнее меня, лишь приказав мне: «Завтра рано утром разбудишь их и молоком с мёдом напоишь. Потом могут спать, сколько захотят». Задумалась и добавила: «Так, выходит, что вы мои правнуки… А я думала, что не доживу до этого…» Через год она умерла…
Я знаю, ты жива.. Жива во мне,
В моих порою неразумных детях,
Как память о жестокой той войне,
Как память о великой той Победе…