Луна восьмая. Выбор

Ирина Худзинская
                ***

- Рафаэль, обними меня.

Он послушно прижал её к себе, сжав в руке её ладонь.

- Лика, ты как будто боишься чего-то.

- Боюсь. Боюсь потерять тебя.

Ангел прижал её к себе крепче, но чувствовал, что она дрожит всем телом.

- Лика, всё хорошо? У тебя всё хорошо?

«У нас всё хорошо?» - читалось в его интонации, но она предпочла этого не заметить.

- Просто я очень устала.

«Просто я боюсь, что сделала большую ошибку и в шаге от того, чтобы потерять самый дорогой из подарков, данных мне судьбой – тебя» - думала Лика, прижимаясь к нему.

Он обнимал её, желая отдать ей всё свое тепло. И она это чувствовала, чувствовала всю глубину его нежности, всю его любовь. И от этого ощущения хотелось плакать. Слёзы щипали горло, слёзы душили, а она боялась показать их, боялась, что он почувствует. Поймет. Догадается, откуда эти непрошеные слёзы.

Когда готовишься предать того, кто так сильно тебя любит, – он ещё не подозревает об этом, но ты-то точно знаешь. И чувствуешь всю ту боль, что скоро навалится на него. Ты можешь уберечь его от этой боли, можешь сохранить его бедное сердце… Но вот ведь беда: когда речь заходит о чувствах, почти все мы становимся эгоистами. Свои чувства дороже чужих, даже тех, что испытывает очень-очень близкий человек. Мы можем чувствовать его боль, но не готовы отказаться от своих чувств ради того, чтобы освободить его от боли.

И вот, случаются такие дни, как этот.

Она плачет в его руках. Он думает, что у неё был очень тяжелый день. Что кто-то расстроил её, что она просто устала. Напряжена, утомлена, обижена.

А она и правда устала. Устала носить в себе ещё такое хрупкое, но уже такое сильное чувство. Устала от чувства вины за свои, такие яркие, такие невероятные, - и такие приятные сны. Устала прятаться. Устала бояться, что он поймёт… И она разобьёт его сердце всего лишь своими фантазиями.

А если фантазии станут реальностью? Тогда неужели будет проще сделать ему больно?

Помимо нашего эгоизма, у нас есть ещё один недостаток: больше всего на свете мы любим искать оправдание своим поступкам. Сегодня ты знаешь, что поступаешь ужасно. А завтра ты уже находишь своему поведению объяснение, - и оно от этого как будто становится естественным и неизбежным.

Совесть – очень странная штука. Она призвана заставлять нас воздерживаться от нечестных поступков. Но, встречаясь с нашим эгоизмом, заставляет лишь активно заглаживать свою вину. Не убеждает быть честными, но убеждает быть справедливыми.

Чем сильнее мечтаешь о чужих объятиях, тем настойчивее даришь внимание тому, кто рядом. Чем ближе ты к предательству – тем ближе становишься к тому, кого собираешься предать.

Самое странное, что многих это устраивает. И тех, и других.
 
«У него там ничего серьезного, он так меня любит». Любит он огонь в её глазах – и тихие вечера с тобой. А совесть заставляет его по дороге от неё забежать за цветами для тебя.

«Да нет, это всё сплетни завистниц, она не могла… Она же самая нежная жена и лучшая хозяйка». И чем чаще видит другого, тем нежнее становится с тобой.

Мы так рады обманываться, когда вдобавок к обману нам дают вкусную конфету и горсть удовольствия. И, возможно, что это не так уж и неправильно. В отношениях присутствуют два эгоиста, и, хотя один часто вызывает общественное порицание, второй ведь тоже исключительно в своих интересах прощает первому его вольности.
 
Мы часто поступаемся своими принципами ради сохранения своих привычек. И очень грамотно играем на точно таких же качествах тех, кто нас любит.

В этот момент нужно быть честным хотя бы с собой. Любим ли мы при этом? Скорее всего – любим комфорт и очень боимся перемен.


                ***

Сегодня ночью они сидели на ступеньках на набережной, в том самом месте, куда Лика привела его недавно впервые.

Она устала сидеть дома, а ещё – ей казалось, что здесь у них куда больше шансов провести ночь вдвоём, без лишних мыслей в её голове. Это и правда помогало: совсем не хотелось думать ни о ком, кроме обнимающего её ангела, и ни о чём, кроме плещущейся у ног воды.

Он обнимал её крепко и жарко. Он совсем вошёл в роль того-самого-мужчины, быть может, если дать ему такую возможность, он мог бы им стать? Она поймала себя на мысли об этом и улыбнулась. Может быть, весна отступила окончательно, и теперь всё будет по-прежнему? Разве можно подумать о том, чтобы своего дорогого ангела променять на неизвестного, непонятного, недостижимого и отчасти выдуманного мужчину? История может повториться… Если есть хоть крохотный шанс на её повторение, то этого нельзя допускать. Ведь второго ангела у неё уже не будет… А этот – ни за что её не простит.

И сама себя корила за такой циничный потребительский подход. Совесть жгла калёным железом… Забудь она сейчас о том, кто ей снился – сможет ли когда-нибудь сказать об этом ангелу? Конечно, нет, это очевидно. В таком не признаются. Такое оставляют в дневнике, в закрытом на ключ ящике стола. Со временем убеждая себя в том, что этого не было, или было совсем не так. Просто мысли, просто фантазии, просто эйфория – ничего серьёзного, ничего, что стоило бы беспокойства.

Сроки давности есть не только у преступления, но и у всякого нашего поступка, именно поэтому мы, с течением времени, придаём всё меньше и меньше значения тому, что когда-то было самым важным.

А что, если это правда? Каждое событие и поступок ценны только здесь и сейчас. А позже важны уже не они, важно лишь то, как они повлияли на твои последующие решения.

Ангел обнимал Лику так крепко и сладко, что она почти убедила себя: в последний день двенадцатой луны она улетит вместе с ним.


                ***

                Дневник Лики

Подумать только, ещё вчера мне казалось, что я успокоилась... Я убедила себя в том, что всё приснилось мне, что это было мимолётно и вовсе не то. Что ты не будешь больше мне сниться. Что по-настоящему хорошо мне было до встречи с тобой, и я легко смогу вернуться в ту спокойную домашнюю тихость.

Но нет.

Ты снова врываешься в мои мысли.

Короткая смс на экране телефона: «Может быть кофе...?»

Тремя словами, тремя точками – сводишь на нет все усилия. Наполняешь собой все мысли.

Кто ты, зачем ты в моей жизни? Ты здесь, чтобы я наконец узнала, каково это – ждать, бояться и ни на что не надеяться одновременно? Чтобы со временем начать ненавидеть себя за первую встречу с тобой?

Не так давно я была решительной и дерзкой, верящей в исполнение любых желаний, не знающий границ и берегов.... Ты опоздал, я больше не умею так. Я не умею рваться в бой. Я попросту не желаю ни с кем воевать. И уже не хочу никого завоевывать.... Нет, это не руки опустились. Это пустота внутри меня, вроде бы давно заполненная, но иногда напоминающая о себе.

Да, я боюсь. Мне не стыдно признаваться в этом. Не желаю, чтобы кто-то тревожил мою душу и заполнял её чем-то лишним, в очередной раз ломая меня и раня.
Не желаю… Но жажду этого, умираю без этого. Сгораю в ожидании тебя.

Знаешь, что удивительно? За те дни и недели, что ты снишься мне, я почему-то научилась считать тебя своим. Интересно, как это выглядит с твоей стороны: когда среди десятка других людей я именно тебя беру за руку, в любой толпе оказываюсь именно рядом с тобой? Да, я всегда такая. Никто, наверное, не удивлен. Никто попросту не обращает внимания.

Но ты, ты ведь не можешь этого не замечать?

А если замечаешь… Почему молчишь?

Потом, прощаясь со всеми после пары бутылок вина, я целую тебя в губы. Шалость, пьяная выходка, ничего особенного, так? Боже, как я надеюсь, что с твоей стороны это выглядит именно так…

Ты не знаешь. Не должен знать, сколько на самом деле тебя в моих мыслях. Сколько у меня в дневнике писем к тебе, стихов о тебе и снов с тобою. Я не хочу, чтобы ты знал. Боюсь этого. Но потом снова счастье встречи с тобой туманит мне голову… И снова я прокалываюсь. В шпионы бы меня не взяли!

По вечерам я пишу тебе письма. Мне нужно выговориться, вылить на бумагу всё то, что я весь день думала о тебе.

Потом приходит ангел, я закрываю дневник, убираю его подальше – нет, не для того, чтобы он не нашёл, а потому что иначе я вспоминаю о тебе, пока он обнимает меня. Я боюсь назвать его твоим именем. Я боюсь открыть глаза и вздрогнуть, увидев вместо твоих медовых глаз его голубые.

Боюсь, что наша история закончится, так толком и не начавшись, останется лишь на страницах этой тетради, которую я бы очень хотела однажды вложить тебе в руки. Чтобы ты знал… Твоя рука на моей талии – не случайность. Тот поцелуй – не пьяная выходка. Мои стихи… Они все о тебе.

                ***

                Дневник Лики

Изо дня в день я переживаю новые (или забытые старые?) чувства. А может быть из жизни в жизнь, ведь с каждым новым олицетворением «Его» я заново, с нуля, схожу с ума, даже не пытаясь вести себя здраво.

Какой тут может быть здравый смысл: когда бы он был возможен, я бы не знала времен года, не чувствовала весны, дыхания неизбежного нового и ожидания невозможных чудес… Схожу с ума, ожидая пару взглядов, несколько слов, и понимаю, что ожидание это вызвано лишь моими же фантазиями да десятком случайных прикосновений, оговорок, жестов.

Я привыкаю к твоему имени. Боюсь от него отвыкнуть, а потом, увидев тебя, забыть все слова. Когда мне нечего сказать, вакуум заполняет мою голову и не даёт мне сосредоточиться на мыслях, на словах, - я произношу твоё имя. И успеваю подумать, пока ты улыбаешься мне.

Я знаю, я не смогу оторваться от твоих губ, попробовав их однажды. Иначе быть не может, хоть я и не знаю ещё твоего вкуса. Те химические реакции, что вызывает в моей голове твоё появление в поле зрения, не оставляют никаких шансов: ты создан для меня весь, целиком. Оговорок и исключений быть не может.

У тебя глаза цвета каштанового мёда (о, я немножко в этом понимаю). И обещают ту же сладость, то же тепло – в прикосновениях, взглядах и объятиях. Я могу мечтать о тебе бесконечно… Да ты и сам видишь это, не можешь не видеть. Можешь только делать вид, что не заметил. Сам себе внушать, что тебе показалось.

Но у меня есть одно желание, о котором ты не догадываешься. Я скажу тебе: больше всего на свете я хочу в твоих глазах увидеть те же желания, те же фантазии, тот же огонь, что сжигает меня изнутри. Хочу, чтобы ты также тонул во мне.

Я каждый раз, как в первый, схожу с ума, позволяя фантазиям заполнить мой разум, лишать меня рассудка. Иногда – позволяя себе таять в чужих руках, а иногда – как сейчас, - даже не будучи знакомой с теплом этих рук, всё равно мечтаю, таю, схожу с ума, влюбляюсь как девчонка… Наверное, девчонка и есть, но я даже не спорю с этим, потому что быть ею мне привычно, ей многое прощают, то, что не простили бы взрослой.

Но есть одна проблема. Я ощущаю и переживаю это втайне от того, кто считает меня своей. Того, кто любит меня и верит мне. Я пока ещё не предавала его, хоть он и вряд ли согласился бы с моими допущениями в понимании слова «предательство».

Не знаю, виноваты ли в этом мои ощущения, связанные с тобой, но сейчас, глядя на ангела, я начинаю думать о том, что волшебство первых недель нашего знакомства давно исчезло. Я всё реже вижу в нём ангела, всё чаще – человека. Он просто человек, с земными желаниями, земными ошибками, даже иногда – земной жестокостью. Я увидела в нём просто мужчину, когда хотела, чтобы он полюбил меня. Сейчас это же помогает мне его разлюбить.

Со временем становится тесно в мире, сотканном не по моему размеру. Уютном, добром, правильном мире, но в таком, в котором я не могу почувствовать себя свободной, не могу делать то, что я хочу, ходить куда хочу, и общаться с кем хочу. Не могу себе этого позволить, потому что чувствую себя обязанной. Чувствую – вопреки своим желаниям. Это, может, безответственно по отношению к ангелу, но разве не безответственно по отношению к себе самой? Жизнь – всего одна.

Он нужен мне и очень важен. Он – самый близкий мне человек и дорог мне особой ценой: рядом с ним я научилась чувствовать себя нужной. Прежде я часто отдавала себя, не ожидая ничего взамен. А с ним, напротив, я научилась принимать подарки от жизни.

Но он всё же – просто человек. Который на самом деле думает в первую очередь о том, что нужно ему самому. Да, он готов на всё – но ведь не ради меня, а ради себя, чтобы я была рядом с ним, чтобы он не был одинок.

Поэтому мне всё чаще кажется, что мы не должны быть вместе. Я хочу узнать себя – а он хочет знать лишь ту Лику, которая будет с ним.


                ***

Прошло не меньше получаса после прихода Рафаэля, а Лика всё ещё сидела, склонившись над тетрадью и что-то писала. Успешно поборов искушение заглянуть через плечо в текст, ангел всё же начинал незаметно для себя закипать. Это слишком. Что бы она там ни писала – неужели оно важнее, чем он?

Собравшись с силами, он всё же нарушил тишину.

- Снова будешь весь вечер писать?

Лика обернулась, будто только сейчас заметив его присутствие.

- Если тебе это не нравится – ты можешь уйти.

В её голосе ему почудилась издёвка: не в первый раз она это говорит, и лишь однажды он смог.

Она снова склонилась над тетрадью, не желая отрываться от начатого. Недорисованный портрет, незаконченный сон, несбывшаяся фантазия… От них трудно отрываться.

А когда закрыла тетрадь и оглянулась – его не было.

Он сумел. Сумел уйти. Нашёл в себе силы поступить, как нужно, а не как хочется. Конечно, ему никогда не хочется оставлять её. Но разве можно бесконечно терпеть?..

«Ушёл, потому что любимая хозяйка не хочет с ним играться», - раздражённо подумала Лика, глядя на открытую дверь балкона.

Вздохнув, она перелистнула страницу и начала с чистого листа.

«Всё к лучшему. Я сижу одна за письменным столом при тусклом свете лампы и думаю об одиночестве. А мой ангел, наверное, снова сидит на крыше дома напротив, мёрзнет и ёжится от ночной прохлады.

В одиночестве нет ничего плохого, оно лишь помогает нам понять себя, увидеть себя и узнать. Иногда это приводит к неожиданным результатам. И сначала еле сдерживаешь слёзы от того, что никого нет рядом, а потом никого не хочешь видеть, и даже слова вызывают раздражение.

Если завтра он не прилетит, или если я не захочу его позвать, то мы уже не будем вместе. Может, будем по инерции играть свои роли… Но уже не сумеем любить.
Если я даже не зову его, не прошу быть рядом, – разве это любовь? Скорее, самовнушение. Саморазрушение.

Сердце не выносит насилия над собой. Оно не желает чувствовать того, что не вызывает эмоций.

Да, больно. Потом будет больнее. Один подарок мне, правда, судьба гарантировала: я никогда не увижу его в чужих объятиях… Он – ангел, и он будет любить меня вечно.

И эта ночь, и многие последующие – лишь время для раздумий. Как знать, какая из них обернётся счастьем?

Я знаю, счастье не вечно. Его нужно искать, за него нужно бороться. Оно так изменчиво… Сотни эмоций на него так похожи, но оно – ещё впереди. И, что бы ни случилось на пути, надо идти вперед. Искать, ошибаться, спотыкаться… Плакать и проклинать, но при этом – надеяться и ждать.

Сколько бы препятствий жизнь ни расставляла на пути – она не жестока, и если путь выбран верно, то она ведёт к нужной цели. Она приведёт к счастью. Надо только помнить: всё к лучшему, всё, через что мы проходим, ведёт нас к нашей заветной цели.»


Дура ты, Лика. Просто глупая девчонка. Ты даже примерно не представляешь пока, каких усилий стоило ему молча открыть дверь и уйти.

Однажды кто-то такой же сильный, как ты сейчас, научит тебя молчать, закрывать за собой двери, оставаться наедине с тишиной. Однажды кто-то, кто сильнее тебя, встретится тебе на пути, и ты будешь сгорать изнутри, будешь пеплом тлеть на его ладонях, – но не скажешь ни слова, потому что любые слова будут бессильны перед твоими чувствами и желаниями.

Постой-ка, а может ты его уже встретила?


                ***

Он вернулся сам. Едва только солнце нырнуло за горизонт, он уже стоял на пороге, опустив виновато голову, но ожидая первого слова от неё.

А она молчала. Она не говорила ничего – у неё не осталось слов, которыми она могла бы его (или себя) убедить в том, что всё у них также, как всегда.

Она просто подошла к нему, обвила руками его шею, прижалась к груди… Она хотела, чтобы он вернулся. Просто эгоизм. Просто нежелание проводить вечер в одиночестве.

Привычка, только и всего?

Он жадно целовал её, будто за один вечер успел соскучиться. Наверное, так и есть. В ней была вся его жизнь, без неё он просто не представлял ни себя, ни своего существования. Бедный, бедный ангел...

Одежды было мало, а теперь и вовсе не осталось. Ничего лишнего. Ничего, кроме них двоих.

Он и любил её также жадно. Как в первый раз. Или в последний?..

Она отвечала на его горячие ласки, – это природа, да ведь? Природой предопределено, что когда нам дарят удовольствие, то мы его принимаем.

Он так хотел, чтобы она забыла обо всём… Все резкости, все обиды, все трещинки между ними. И у него это получалось. Она закрывала глаза, отдаваясь ощущениям.
 
Была лишь одна проблема: закрывая глаза, она представляла на его месте другого.

И эти чувства, старательно отвергаемые разумом, всё же нашли выход. Через миг после невероятного удовольствия из глаз Лики полились непрошеные слёзы.

- Лика, ты плачешь?

Она поспешно стёрла слёзы и обернулась к Рафаэлю, стараясь улыбнуться.

- Не знаю, что со мной. Наверное, мне слишком хорошо.

Конечно, она знала. Едва ангел улетел, она села за стол – чтобы выговориться, высказать то, что в себе держать было просто немыслимо.

«Мы с моим ангелом вместе, близко-близко, ближе быть не может. Он обнимает меня, он во мне. Я таю в его руках и забываю обо всем.

Так должно это выглядеть со стороны. Так это видит он, хочет видеть – и потому не может подумать об ином. Я – его, а он – мой. Ничего иного быть не может, когда двое вместе. Иначе – они не вместе. Иначе – они напрасно тратят время.

Увы, правила не всегда соблюдаются. Потому что в его руках я думаю о тебе.

Слёзы льются сами, я стараюсь, чтобы он не заметил их, но не могу их сдержать. Меня мучает, убивает тот факт, что природа сильнее меня. Мне не должно быть так хорошо с ним – ведь за час до этого я думала не о нём.

И в этот момент, поймав себя на мысли о тебе, я понимаю отчетливо: это и есть точка невозврата. Сейчас – пока только понимаю, но со временем я это смогу принять. Должна принять, иначе сама себе не прощу того, как поступаю с ним. Любовь – не милосердие, не благотворительность. Пачкать её ложью и жалостью – бессовестно. Хвататься за неё, когда от неё остался лишь дым, - бессмысленно.

Я могла сомневаться, когда ты мне снился; могла быть не уверена, когда начала часто думать о тебе; могла даже ошибаться, когда начала позволять себе вольности с тобой, такие, которых я раньше бы себе не позволила. Но когда он не может заставить меня выкинуть тебя из головы… Шансов нет. Обратного пути нет.

Ангел, милый мой ангел, давай будем честными: если в твоих руках я думаю о нём, это – точно не любовь.»


                ***

                Дневник Лики

В последнее время часто думаю: смогла бы я выбрать из вас двоих? Сама, без подсказки, без необходимости?

Несколько раз в жизни я была на пороге подобных решений, но ни разу не нашла в себе смелости их принять. Даже подтолкнуть, даже просто создать условия. Ни действием, ни бездействием я не помогала судьбе.

К счастью для меня, судьба всё делала правильно, и сейчас я ни об одной из развилок в своей жизни не жалею.

Но это не вполне честно. Сейчас я взрослее, наверное, где-то более ответственна, и понимаю, что не все решения можно давать принимать кому-то за себя, даже если этот кто-то – судьба. Это нечестно по отношению к тем, кто должен повести тебя по той или иной дороге, ведь они стоят и ждут тебя. Признаюсь, это понимание пока слишком эфемерное, теоретическое, что ли. Нет, оно не может стать главным побудительным мотивом к каким-то моим действиям, нарушающим, разрушающим баланс в моей жизни, её привычное течение, пусть даже не самое спокойное и простое.

Есть куда более важное сейчас для меня соображение, и вот оно могло бы сдвинуть меня с мертвой точки, вытолкнуть из режима ожидания. Такое бездействие не честно по отношению к самой себе. Что, если судьба всё-таки окажется немилосердной и выберет за меня неправильно? И даже обвинить в этом будет некого, виновата буду я одна.

Поэтому мне придётся разобраться в себе, придётся понять, кто из вас важнее для меня. Я не хочу обмануть себя и жалеть об этом многие дни и ночи.

Раздумывая над тем, что такое любовь, я сейчас не могу не думать: а не путаем ли мы её с другими чувствами? Когда в твоей жизни один-единственный любимый человек, это, по сути, не важно. Как бы ты ни назвал своё чувство, тебе не с чем сравнивать.

А если не один? Можно ли любить двоих? А если нет – то с чем же тогда мы путаем любовь (неужели её вообще можно с чем-то спутать?)?

Наверное, это один из самых сложных диалогов с собой, - тот, в котором не только не знаешь ответов, но и не хочешь их знать. Ведь полученный ответ может разрушить твое мироощущение, хрупкий баланс морально-этического и эмоционального, который ты себе уже придумал, называя любимыми двух людей одновременно.

Я могу думать над этим вопросом бесконечно, но сразу скажу – я не знаю ответа. Не знаю, потому что мера любви – у каждого своя. Некоторую любовь, которая у кого-то одна, на всю жизнь, я даже не считаю таковой, для меня она – не любовь вовсе. Каждому своё. Ответить бы хотя бы за себя…

Я знаю точно, что, оказываясь в подобной эмоциональной ловушке, я не могу быть одинаково щедра к двум мужчинам. Веря поначалу, что ничего серьезного, и уж это-то пройдет, я сама, сознательно, ограничиваю себя. А потом, когда серьёзность отрицать глупо, когда нахожу в себе силы признать её и принять, я начинаю по кусочкам воровать себя у одного, чтобы отдать другому.

С этого момента всё становится довольно просто. С этого момента я с готовностью признаюсь: я могу любить лишь одного. А кому-то другому я ещё долго могу стараться дарить счастье, быть благодарна, лежать ласковым котёнком у него на коленях… Отдаваться. Отдавать. Но любить – увы.


                ***

Любовь невозможно понять. В неё можно только поверить, её можно только принять – однажды и навсегда. Но это – удел мудрых.

Мы, простые смертные, верим не в любовь, а в тех, кого любим. Слепо, безбоязненно, не слушая сплетен и подчас не замечая очевидного. Мы верим в людей, а ещё больше – в тех, кого придумали мы сами.

Иногда нам обрезают крылья… В такие минуты становится страшно и пусто. Страх – что больше не взлетишь никогда, что веры никому и никогда уже не будет. Пустота – от того, что никто не близок, а идеал, придуманный и взлелеянный, разлетелся осколками, поранив сердце и душу.

Мир вокруг так легко обратить в миллионы никчёмных песчинок, посыпать под ноги и растоптать. Нужно лишь мгновение… Убить веру в любовь одним неловким движением – жестоко? Но это происходит так часто.

Эту долю секунды можно расписывать на десятки страниц – так много того, что в ней заключено.

Это удивление – оттого, что случилось то, что никак не могло произойти.

Это разом навалившаяся пустота – неизменный спутник резкой смены чувств.

Это боль. И здесь ничего не нужно объяснять, это поймет каждый, кто знал в жизни разочарование.

Обида. За что, как, почему я? Что я сделал, чтобы меня так топтали?

И снова – пустота.

Ангелу было неведомо, понимает ли Лика, насколько остро он её чувствует. Быть может его внешнее спокойствие и невозмутимость ввели её в заблуждение о том, что он не ощущает перемен, которые происходят в ней последние недели.

Но он чувствовал всё и даже больше. Больше, чем она сама готова была признать, понять и объяснить.

«Ты не со мной, Лика… рядом со мной, но не моя… что я сделал не так? А ещё важнее – что же сделал тот, о ком ты думаешь, когда я держу тебя в своих руках?» Эти мысли роем кружились в его голове сутками, бесконечно, не давая думать больше ни о чём.

И сегодня, наплевав на все свои правила, он на несколько мгновений перестал быть ангелом и стал просто влюблённым мужчиной. Посмотрел на неё со стороны – и увидел всё, о чём давно догадывался, но не хотел знать.

Сегодня он вспомнил, каково это – быть человеком. Быть бессильным что-то изменить, потому что от тебя просто ничего не зависит. У тебя забирают самое дорогое, а ты можешь только смотреть.

Взгляд в одной точке, нет сил посмотреть в глаза, ведь в них – совсем не то, в них – всё та же теплота. А холод – он заполняет изнутри, он липкий и омерзительный… От него дрожат руки. От него не находится места ничему больше.

Самое парадоксальное, что чаще всего вера оказывается сильнее любых чувств. И то мгновение длиной в вечность – его нам дарит сердце, которое всё понимает лучше нас. А потом оно же, заботливое, подсказывает и тысячу оправданий, и сотни опровержений. Ну а если совсем нечего ответить, то мы пожимаем плечами и говорим себе: не беда. И верим, любим, отдаём себя, ничего не просим…. Впитываем тепло взгляда, нежность улыбки, обаяние фраз.

Мы просто люди. Мы так хотим верить в сказки и так любим их сочинять.


                ***

                Дневник Лики

Едва ли могло быть иначе. Так случилось бы с неизбежностью, хоть я и старалась убедить себя, что это какое-то осознанное решение.

Совсем недавно я бы ни за что не поверила, что предпочту мечтать о недостижимом, отказываясь от осязаемого и, возможно, лучшего, что есть в моей жизни. От того, о чем многие мечтают. От того, о чём я и сама ещё так недавно мечтала.

Я сама в это с трудом верю. Но факт остается фактом: мечтательница во мне так и останется сильнее реалиста. Буду рушить то, что есть, ради того, чего, возможно, и не будет никогда.

Мы ведь люди.
Просто люди.

В половине случаев мы делаем то, о чём потом жалеем. И из них ещё в половине – иначе мы не поступили бы, даже если бы знали, чем всё закончится. Но, даже не видя реальной необходимости, какой-то перспективы в своих действиях, ни одной! – мы делаем шаг, вдох… И идём напролом.

Может быть, это и отличает мечтателей от погасших, побитых жизнью реалистов? Может мы делаем так именно потому, что всё ещё верим чудо?

Зайдя в комнату, я увидела сначала его глаза.

Всё было в них. И даже если бы в его руках не было тетради, той самой тетради, в которой я записывала все свои последние сны, в которой я писала не прочитанные никем письма, - и той, что я оставила утром на столе, - по его глазам я и так поняла бы всё.

Он знает. Он знает, и он уже понимает, что мне нечем оправдаться, потому что оправдания попросту не может быть. Это не просто слова, это не стихи, лирический герой которых может не существовать в реальности. Это – реальный человек, у которого есть имя, вкус, запах, который держал меня за руку, который существует – и существование которого в моей жизни нельзя оправдать. Человек, которому я пишу письма, хоть и не отправляю их.

Но он ждал. Смотрел на меня и ждал, что я скажу что-то, что сделает правду нереальной. Что я смогу всё объяснить. Что обниму его – и всё будет по-прежнему. А назавтра это всё забудется как страшный сон.

Я смотрела в его глаза и даже не чувствовала, как слёзы бегут по моим щекам. Я не могла. Не хотела и не могла сказать ему того, что он ожидает. Я попросту не знала, что сказать, потому что реальность была очевидна и беспощадна.

А ещё – я понимала, что если даже смогу сейчас оправдаться, то это будет лишь на сегодня. Завтра я снова буду думать не о нём. Снова буду засыпать в его руках с чужим именем на губах. Снова буду разрываться между ними, и – что самое ужасное, заставлять сердце моего бедного ангела разрываться на части. Потому что он, конечно, будет знать цену моим оправданиям и объяснениям. Сейчас он очень хочет их услышать, но, когда он приведёт свои чувства в порядок, вернётся здравый смысл – и он поймёт, что это всё неправда. Мы с ним и наша любовь –обман, мы обманываем себя и друг друга.

Я уже почти не видела его лица из-за слёз, все эти мысли вихрем кружили в моей голове, а сердце так безумно стучало в груди, что, казалось, вырвется сейчас наружу. Мне хотелось бы, чтобы произошло именно так. Мне хотелось прервать эту агонию, как угодно, только бы не делать того, что я сделаю, того, что я, увы, обязана сделать.

Я подошла к нему. Взяла тетрадь из его рук и бросила на стол.

Прижалась к нему всем телом; даже не знаю, кого я больше хотела этим успокоить – его или себя? Он не оттолкнул меня. Он просто не мог этого сделать, потому что в его сознании я была его, только его. Он любил меня, и любовь не давала ему осознать, что произошло. Что происходит сейчас между нами.

Я целовала его губы, солёные от моих слёз.

Я знала, что сейчас, вот, очень скоро, он, наконец, соберётся с силами. Он оттолкнёт меня. Но я не знала, как иначе поступить. Я не умела успокаивать его иначе, а ещё – я прощалась с ним, прощалась навсегда с его губами, с его объятиями, с его теплом.

Я обманывала его так долго, так… цинично. Он мог бы простить мне многое… Но не любовь. Не чувства к другому человеку. А может и напротив: он мог бы простить чувства, если бы я справилась с ними, не дала себе воли.

Но я обманула его дважды, отдав себя всю другому мужчине. Отдав всё, что, как он думал, было лишь его.

Могла ли я всё вернуть? Признать, что я виновата, обещать, что я забуду другого, не увижусь больше с ним и не напишу ему ни строчки? Конечно. И он простил бы меня, хоть и не сразу. Его любовь ко мне заставила бы его наступить на собственную гордость, на разбитое сердце.

Я могла сказать что угодно. И он принял бы от меня что угодно, любую ложь во спасение, любые глупые обещания.

Но вот ведь незадача – я ни за что, никогда, не смогла бы этих обещаний выполнить. Мы знаем это оба. Ничего не выйдет из этих обещаний. Не смогу я оторвать от сердца ту часть, что любит другого.



Он ушёл утром. Оставив тетрадь на столе, меня – под одеялом, и своё сердце – разбитым. Он не вернётся прежним, я знаю. Пройдет день, он поймёт всё то же, что поняла я за те несколько минут, глядя ему в глаза. Он не вернётся.
Я плакала как ребенок, прощаясь с тем, кто отдал мне всего себя, а я всю себя у него отняла.


                ***

                Дневник Лики

Вот я и осталась снова наедине со своим дневником. Именно так всё было полгода назад, до зимы, в первый день которой я узнала о существовании ангелов самым простым способом: увидев одного из них перед собой и прикоснувшись рукой к его белоснежным крыльям. Мне не хочется сейчас думать, надолго ли это. Я привыкла. Я умею жить сама с собой, удерживая мысли внутри себя и этой тетради – с ней я прожила всё же во много раз дольше, чем с Рафаэлем.

Я много чего узнала за те месяцы, что провела с ангелом. Того, что не должна была знать, и того, чего знать не хотела. Может я – единственный человек в мире, который видел, как ангел прячет крылья. Как ангел смеётся, улыбается, грустит, кричит, ревнует, ненавидит и любит.

Мы с ним жили все эти месяцы плечом к плечу, рука в руке. Я радовалась жизни – и проклинала её. Училась писать стихи, потом разучилась и научилась заново. Рискнула полюбить ангела (хотя был ли у меня выбор? Был ли шанс противиться своим желаниям?) – и разбить ему сердце.

Я, как и все, оступаюсь и падаю, но умею подниматься и улыбаться, когда другая бы заплакала. Нельзя думать о своем бессилии, потому что каждый силён, нужно только встать, отряхнуться, шагнуть вперед, идти к новой цели.

Смысл жизни придумываем не мы, но в нашей власти ставить её цель. И за своей целью нужно идти хоть на край света, а, достигнув её, ставить новую, чтобы не шататься по миру бесцельно.

Я, кажется, знаю Рафаэля целую жизнь, ведь с появлением его на моем балконе у меня началась совсем другая жизнь, а прошлую я даже и не помню. Я находила утешение в его объятиях – а теперь оставила его безутешным. Но я готова прожить ещё несколько таких жизней. Была боль, было несчастье, была печаль, слёзы и сожаление… Но слёзы – необходимый компонент счастья, не испробовав горечи, не почувствуешь и сладости. Так он говорил мне.

Самый сладкий период нашей жизни вместе с ним пройден. Я не грущу о нём и не жалею, как и о нашей встрече. Он многому научил меня – и я благодарна ему за это. Но надо идти дальше, даже если он не вернётся.

В жизни нет места сожалению, что бы ни произошло, так и должно быть; это – судьба, кусочек моей жизни, и я – часть её. О себе нельзя сожалеть. Всё что нас не убивает… Это известная истина, и сейчас она вдохновляет меня.

Ангел простит меня, рано или поздно.

А я перестану лить слёзы. Я буду счастливой.