Неотложка была серой. Серым было и утро, когда забирали мать. Рита попыталась забраться в машину, но фельдшер замахал руками.
- Нет-нет, девочка! Только попрощаться.
Рита взяла мать за руку.
- Я обязательно к тебе приеду!
Та попыталась улыбнуться.
- Моя карточка у отца, ты, тут, присмотри, ладно?
Уазик зафырчал, и, раскачиваясь на колдобинах, пополз со двора, оставляя за собой длинный шлейф дыма. Он был тоже серым.
Рита подходила к дому. В поселке их было восемь. Двухэтажные, деревянные бараки строились для шахтерских семей, и когда старую шахту закрыли, то многие сразу разъехались, оставив квартиры тем, кому бежать было некуда.
Между сараями, оглядываясь по сторонам, курили соседские пацаны с каким-то новым, длинным парнем. Он выдохнул дым, с прищура оглядел Риту, сплюнул себе под ноги.
- Что за телка?
- Это - Ритка, из восьмого бэ! Пахан - колдырь, мать - в школе уборщица...
- Чо, говно за вами убирает?
Длинный рассмеялся передал бычок следующему. Рита развернулась, подобрала камень с земли.
- Ну-ка повтори!
Длинный попятился назад.
- Эй, эй, ты чо!
- Беги, щас зафигачит! За Риткой не станет!
Длинный рванул за сарай, сразу за ним, вдогон, полетел камень.
У подъезда Рита остановилась. Весь проем двери загораживала внушительная фигура соседки, Екатерины Романовны. Она даже не поздоровалась.
- Иди, отца угомони!
Рита встала на ступеньки. Соседка продолжала перекрывать все пространство.
- Не успел жену в больницу отправить, а уже полный дом алкашей собрал. Допились до чертиков! Где они столько самогона то нашли?
Рита достала из кармана ключ.
- Фокке-Вульф здесь?
Екатерина Романовна закашлялась, схватила Риту за локоть.
- Какой он тебе Фокке-Вульф, пигалица? Франц Викентьевич - уважаемый человек, пенсионер.
- Руки уберите!
Рита выдернула руку, протиснулась между соседкой и перилами, вошла в дом, осторожно открыла комнату. За столом сидели собутыльники отца. Сам он распечатывал очередную бутыль самогона.
- Ритуля... доча!
- Карточка где?
- Тебе зачем?
- Мама велела!
- Тута, я велю... бабки, они не для детей...
- Деньги на лекарства нужны!
- Колек, чо, она тебе по ушам трет?
Моня, наблюдая за разговором, вертел в руке пустой стакан. Второй мужик ковырял вилкой консервы. Отец налил всем до краев, развернулся к Рите.
- Иди, иди...уроки делай!
Рита подошла к столу, встала напротив отца.
- Деньги отдай!
Отец дернулся, обжегся сигаретой.
- Ах, ты сс... ну-ка, пошла отсюда! И чтоб я тебя больше не видел!
Рита резко развернулась, и, опрокинув бутылку, вышла из квартиры.
Франц Викентьевич любил этот день. С утра, в костюме и галстуке, он был на кладбище, на могилах жены и дочери. Придя домой, доставал семейный альбом, и, бережно листая страницы, долго рассматривал дорогие ему, пожелтевшие фотографии. И уже под вечер, выпив рюмку-другую, выносил из шкафа женские и детские платья, раскладывал их на диване и тихо с ними разговаривал.
Сегодня поговорить у него не получилось: за стенкой, три пьяных голоса горланили песни про тяжелую шахтерскую судьбу. Франц Викентьевич долго терпел, затем, решительно открыл входную дверь и остановился: прямо на ступеньках, прислонившись к перилам, закрыв глаза, сидела Рита.
- Совсем все плохо?
Франц Викентьевич похлопал девочку по спине. Рита открыла глаза.
- Ага...
- Пойдем, здесь спать нельзя.
- Куда? Я домой не пойду!
- Понимаю... может, к Екатерине Романовне?
- Зашквар, я с ней поругалась.
Рита зевнула. Франц Викентьевич взял ее за руку.
- Давай, ко мне.
Рита остановилась у стены, где висели фотографии в деревянных рамочках.
- Ух, ты! Вы были летчиком?
- Нет, я обслуживал и ремонтировал самолеты. Раньше, недалеко отсюда, стояла воинская часть.
Рита подошла к дивану, взяла в руки платье.
- Это платье жены. Они с дочкой погибли здесь, давно...
Франц Викентьевич пошел на кухню, вернулся с полной тарелкой бутербродов, поставил ее на стол.
- Садись, поешь.
Он протянул Рите бутерброд.
- Спасибо!
Рита села на стул, принялась за угощение, быстро проглатывая куски.
- Теперь... врубилась... почему... Фокке-Вульф!
Рита поперхнулась.
- Ой, извините...
Франц Викентьевич засмеялся.
- Не только поэтому. Я родом из Латвии.
Рита прекратила жевать.
- Уехать отсюда не думали?
Франц Викентьевич глубоко вздохнул.
- Не смог.
Он собрал платья с дивана, аккуратно сложил, убрал в шкаф.
Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.
- Бери, бери!
Франц Викентьевич пододвинул ей тарелку. Рита выбрала бутерброд. Когда не осталось ни одного, Франц Викентьевич принес ей подушку и одеяло.
- Спокойной ночи!
Под утро он проснулся. Рита всхлипывала. Он зашел в комнату: одеяло было на полу. Рита, свернувшись калачиком, дрожала от холода. Франц Викентьевич поднял одеяло. Накрывая Риту, расправил складки, погладил ее по голове. Уснуть он больше не смог.
- Правильно люди говорят, яблоко от яблоньки...
Екатерина Романовна стояла у подъезда.
- Что такое?
Франц Викентьевич поставил сумку с продуктами на землю.
- Туда, вон, погляди!
Франц Викентьевич обернулся: на скамейке, опустив голову, курила Рита.
- Что стряслось?
Он забрал у Риты сигарету, затушил, бросил в урну. Она резко встала, но Франц Викентьевич поймал ее за руку.
- Дома расскажешь.
Франц Викентьевич поставил чайник на плиту. Рита вздохнула.
- Я у мамы была, в больнице. Ей операцию сделали.
- Удачно?
- Не знаю. Врач говорит, нормально.
- Ну и хорошо.
Франц Викентьевич налил ей чаю. Рита взяла чашку, отхлебнула глоток.
- Лекарства нужны! А этот... короче, отец запил с дружками, а карточка мамина у него.
Рита сжала кулаки.
- Так, не дергайся!
Франц Викентьевич погладил Риту по голове.
- Придумаем что-нибудь, у меня поживешь, пока мать не вернется.
Франц Викентьевич играл на аккордеоне редко и то только для себя, но сегодня у него был слушатель. Рита сидела, не шевелясь, завороженная его мелодией, и встала только тогда, когда он закончил.
- Я пойду...
- Да, да, уже поздно.
Франц Викентьевич ночью снова подошел к Рите. Она спала. Одеяло было на месте, но он, все равно, долго поправлял его и еще дольше не уходил из комнаты.
- Здрасьте!
Екатерина Романовна, с веником в руках, застыла на лестнице. Рита открыла дверь своей квартиры, и Франц Викентьевич вошел внутрь. Сначала ничего не было слышно, затем, звякнуло стекло, грохнулась на пол табуретка, послышались выкрики.
- Ты, воще, кто такой!
- Какие, на хрен, лекарства?
- Какая карточка?
- Ритка?
- Моня, гля, она у этого козла ночует!
- Колек, вмаж ему, чтоб знал!
- Ба-бах!
Дверь открылась, и на пороге появился Франц Викентьевич. Из его разбитого носа стекала кровь.
- Ой, батюшки!
Екатерина Романовна уронила веник. Франц Викентьевич, зажав нос рукой, вошел в свою дверь, Рита — следом, за ним.
- Вроде, все.
Рита вытерла подтеки на щеке, отложила полотенце. Франц Викентьевич, не шевелился.
- Все! Вам плохо?
- Нет, наоборот... спасибо, Рита.
Франц Викентьевич даже не ложился. Он ходил по комнате, пытался смотреть телевизор, заваривал себе чай, и лишь к утру, открыл шкаф, и снял с вешалки красное платье. Рита спала, лежа на боку. Франц Викентьевич присел на диван и поцеловал Риту в щеку. Она открыла глаза.
- Вы...Вы, это, зачем?
Рита, схватив одеяло, вскочила с дивана. Франц Викентьевич протянул ей платье.
- Рита, это не то... это - подарок!
- Зачем?
Рита бросилась в прихожую, и, открыв дверь, выбежала из квартиры.
- Эй, Колек! Зенки открой!
- Моня, это чо, утро, што ли?
- Утро, утро, гля, кто!
- Во, Ритка...
Рита попыталась пройти мимо стола, но отец поймал ее за руку.
- А Фокке-Вульф, чо?
- Чо, чо, не видишь, свалила она от него. Гадом буду, приставал, тварь!
Моня звякнул пустыми бутылками.
- Ах, он козел, убью!
Рита дернулась, но отец больно сжал ее руку. Моня слил в стакан остатки самогона.
- Не кипишуй, Колек! На хрена мочить? Бабки с него струсим, пойло то кончилось!
Отец, с силой, развернул Риту к себе.
- Ну, чо, было, было? Говори!
Рита вырвала руку.
- Пошел, ты!
Телефон зазвонил неожиданно.
- Да, доктор, я, Рита. Плохо? Я сейчас приеду! Нет, лекарства еще не купила... я достану деньги, ну, завтра или после завтра... да, да, я все поняла.
Рита оглянулась по сторонам, зашла за сараи. Пацаны, как всегда, были на месте.
- Откуда такие бабки, Ритка!
Ей подкурили сигарету.
- Совсем голяк?
- Ну, может, у этого, длинного есть, но лучше не просить.
- Почему?
- То еще чмо!
- Жмот?
Не, озабоченный. Сама понимаешь, как отдавать придется.
Рита выбросила окурок.
- Где живет?
Длинного в поселке не оказалось, и Рита постучала в дверь к Екатерине Романовне.
- Мне только на лекарство. Отец всю мамину карточку спустил. Мы сразу все отдадим.
- Да, да, конечно... я знаю, но пойми, девочка, это большие деньги и просто так...
- Без лекарства мама умрет! Вы же на ремонт собирали, я знаю!
Екатерина Романовна обняла Риту за плечи.
- Пойми, дите, в жизни не всегда бывает так, как хочется...
- Вы мне не дадите?
Рита сжалась в комок.
- Дзынь-дзынь! Дзынь-дзынь!
В глубине квартиры зазвонил телефон. Екатерина Романовна поспешила в комнату.
Извини, давай, после поговорим!
Все, трое, за столом, выпучились на Риту. Она молчала.
- Ну, чо, созрела?
Моня встал, потянулся, вышел из-за стола.
- Пошли, Колек, к Фокке-Вульфу, а то уже горло пересохло.
Мужики встали, вышли на площадку. Моня поманил Риту пальцем.
- Сюда, иди!
- Зачем?
Рита не сдвинулась с места.
- Балдой кивать будешь!
Моня позвонил в дверь.
Франц Викентьевич стоял на пороге и видел только Риту.
- Ты чо, козел, на кичу захотел? Щас все устроим!
Моня подтолкнул Риту вперед.
- Ну-ка, крякни, чо он с тобой делал?
Рита молчала.
- Колек, развяжи ей рот!
- Не трогайте ее, вот деньги, здесь всем хватит!
Франц Викентьевич достал из кармана пухлую пачку.
- Рита, я вчера их снял для тебя.
- Ты чо, фуфел, не хрена не понял? Да, тебе пятера за разврат ломится!
Моня протянул руку.
- Бабки сюда!
У Риты зазвонил телефон. Она пришла в себя.
- Да, я. Что?
Телефон выпал из рук, треснул о кафель.
- Мама...
Всю следующую неделю Франц Викентьевич Риту не видел. Он собирал вещи, загружал контейнер, выносил не нужное на помойку. Спал он еще меньше: отец Риты, с дружками устроили нескончаемые поминки, заливаясь самогоном, и, горланя песни на весь поселок.
Франц Викентьевич положил красное платье в чемодан. Как ни странно, сейчас было тихо, и он услышал, как открылась его дверь. На пороге комнаты стояла Рита.
- Возьмите меня с собой!
Рита держала в руках небольшую сумку.
- Как ты это себе представляешь?
Франц Викентьевич закрыл чемодан, поставил его на пол.
- Все равно, я здесь не останусь!
Рита бросила сумку на пол.
- Рита, ты уже большая девочка, ты...
- Да, я уже большая! Вот, смотри, смотри, Фокке-Вульф!
Рита сняла кофту, швырнула ее на пол.
Франц Викентьевич, вздохнул, поднял кофту, прикрыл ей грудь.
- У тебя есть отец.
- Уже нет.
Рита раскрыла ладонь и показала пустой пакетик от крысиного яда.