В следующий раз удалось увидеться краем глаза Мише с Семёном только в день присяги, ровно через две недели. Правда, за эту пару недель прошла целая череда событий.
Самое главное из них, это переезд в кубрик роты охраны. Опять-же, если можно назвать стандартную двухэтажную казарму, стоящую на самом высоком месте сопки и обдуваемую всеми северными ветрами, кубриком. Можно также добавить, что несмотря на внешнюю схожесть формы, морская авиация к самому морю дело имеет довольно отдалённое.
Это как разница между белым и бурым медведем. Или можно сравнить ещё чайку с бакланом. Кстати, так морскую авиацию и кличут-бакланы. И не важно, одеты ли вы в офицерскую или матросскую форму, если у вас на плечах голубые погоны, поздравляю, вы баклан.
Существуют ещё целое множество всяческих подразделений на флоте, также экипированных в морскую форму и которые, как и флотская авиация, служат только два года. Погранотряд, мино-торпедная часть, склады обслуживания, пожарные службы, батальон химзащиты и ещё многие другие представители Северного флота наверно считают себя более элитными войсками.Не хотелось-бы указывать пальцем, но именно эта братва и смотрит на морскую авиацию так снисходительно.
Это как в анекдоте про моряка-подводника, который попросил маму по приезду домой после дембеля, поставить у его кровати на ночь корыто с водой. Вы говорит, мама, когда я усну, пожалуйста, поплещите рукой в корыте, а то мне теперь без шума моря за переборкой(стенкой) не уснуть никак.
Мама, конечно, рада стараться, в угоду сыну начинает имитировать плеск волны за бортом, но то-ли закимарила, то-ли рука занемела и в результате пару брызг из корыта попадают сыну на лицо.
Сынок во сне нахмурился и забормотал:» тпру окаянная, опять тебя в лужу занесло».
Одним словом, подводник от слова подвода. Но это так, информация к размышлению.
Кубрик роты охраны находился в левом крыле здания, на втором этаже, над аэродромной ротой и хозвзводом. Правое крыло занимали связисты и ещё непонятно какие секретные службы. Крутая лестница на второй этаж проходила мимо смотрового окна дежурного по части и проникнуть в роту незаметно было практически невозможно.
Всех прибывших в роту новобранцев определили в первый взвод. Второй взвод состоял только из старослужащих, но в Мишином взводе их тоже было достаточно.
Первое общее построение отдельной роты охраны состоялось на главной палубе, (длинный коридор) начинающийся с входной двери и заканчивающийся входом в курилку. С правой стороны от входной двери находилась учебная комната, далее следовали две комнаты для просушки обмундирования и большое помещение кубрика.
Спальное помещение было разделено на две части, соответственно для первого и второго взвода.
На нейтральной территории, как-бы охраняя границы между взводами, стоял обтянутый ярко-зелёным сукном новый бильярдный стол.
На малой палубе (короткий коридор) перед кубриком вмещались также бытовка-гладилка и турник.
По левую сторону главной палубы находились помещение баталерки (каптёрка), кабинет командира роты, тумбочка дневального с телефоном и ленкомната.
В кубрик, как ягнят на заклание, привёл старшина роты охраны прапорщик Кальянов, здоровенный детина, косая сажень в плечах, выпускник спортивного техникума.
Далее старшина отобрал и упрятал всё имущество новоприбывших в баталерку и было объявлено общее построение.
Когда Миша увидел своего командира роты, у него неприятно засосало под ложечкой. Уже с первого взгляда было понятно, что капитан Емельников, это вам не просто так, и даже не фунт прованского масла.
Выше среднего роста коренастый мужчина, обладатель шикарных усов, был одет в идеальную, с иголочки подогнанную на него морскую офицерскую форму.
Этим капитаном пугали новобранцев ещё на карантине. Ходили упорные слухи, что более сурового офицера в гарнизоне не сыскать. Правда, эти-же злые языки поговаривали, что с матросaми он был справедлив.
В любом случае, на первом построении была такая тишина в строю, что можно было услышать писк пролетающего мимо комара.
Командир Мишиного взвода прапорщик Пунчук, родился и вырос в Белоруссии, что было видно и явно слышно из его разговора. На вид ему можно было дать не более двадцати лет, хотя на самом деле уже давно перевалило за сорок. Он был из породы людей, которые почти всю жизнь выглядят моложавыми, но с наступлением солидного возраста очень быстро увядают.
Его коллега, командир второго взвода прапорщик Куратаев, был человеком довольно солидного возраста. На лице его читалось одно единственное желание: не трогайте меня и я вас трогать не буду.
Заканчивался список командиров замполитом, старшим лейтенантом Антошкиным. Высокий как восклицательный знак, вечно подпрыгивающий на месте, он щурился близорукими глазами, глядя сквозь очки-пенснэ а-ля Джон Леннон, на рядовой состав роты сверху вниз.
Вот, вкратце и всё, что можно сказать о положении дел на том самом первом построении.
Рядовому составу, от командования ротой было донесено к сведению, что все трудности ещё только впереди, напомнили снова, что родина в опасности и сообщили, что на гауптвахту не отводят, а наказывают прямо в роте, потому что там, на гауптвахте, по сравнению с ротой, как в отпуске.
В том как умеют наказывать по уставу «на месте», Миша убедился вскоре на своей собственной шкуре. Ну и отныне, все передвижения новоприбывшего подкрепления до принятия присяги проходили только бегом.
Побежали уже с утра. Команда» рота подъём», разбудившая в шесть тридцать всё подразделение, была выкрикнута таким истерическим голосом, что у Миши спросонок чуть не остановилось сердце.
Это –же какие надо иметь голосовые связки и лёгкие, что-бы так громко орать?«Человек с таким командирским голосом, наверное, далеко пойдёт по службе», подумал Миша.
Ну и побежали, с голым торсом, как это принято летом, толпой почти в сотню человек, наматывать три круга вокруг гарнизона.
По возвращению в роту следовали короткие водные процедуры.
Процесс тоже занимательный, по-скольку первый раз Миша с друзьями столкнулись с «уставщиной», именно в умывальнике.
Уставщина, это синоним слова дедовщина, которое нашим читателем наверно более знакомо.
Не будем вдаваться в давнюю полемику хорошо это или плохо, просто констатируем тот факт, что в Советской Армии и Флоте она присутствует практически везде.
Уставщина-же отличается от дедовщины лишь ещё более изысканной формой издевательств над личностью человека. И если в подразделениях, где властвовала дедовщина, новобранец мог запросто в виде шутки получить в «хобот» или табуреткой по заднице, только потому, что он на год младше, то в роте охраны, тот-же эффект достигался более садистским способом и при этом не нарушался устав.
Так вот, после утренней пробежки длиной в пять километров, в туалет и в умывальное помещение с пятью жестяными раковинами, выстроилась огромная очередь из всех желающих.
Субординацию в армии и на флоте пока еще никто не отменял и для того, чтобы просто пройти в туалет или умывальник мимо старослужащих, необходимо было по уставу отдать честь.
В итоге, прохождение в туалет и умывальник сквозь курилку, становилось первым препятствием и выглядело примерно так: сначала нужно было обратиться к первому встречному, поперечному старшему по званию со словами, разрешите обратиться товарищ старший матрос.
После утвердительного кивка головой, следует следующий запрос: разрешите проследовать в умывальное помещение.
После второго подтверждения от старшего матроса, путь в умывальник и туалет теперь преграждал уже младший сержант. И прежде чем обратиться к младшему сержанту, надо было вновь взять разрешение у старшего матроса.
Опять следовал вопрос к старшему матросу: товарищ старший матрос, разрешите обратиться к младшему сержанту.
Теперь, после очередного кивка головой, со следующей просьбой пройти в сортир, можно было уже обращаться к высшему по званию товарищу младшему сержанту.
Далее следовал товарищ сержант, потом товарищ старший сержант и в конечном итоге из десяти минут отведённых на проведение водных процедур, оставалась минута или две.
Если учесть, что на утреннем построении весь личный состав подразделения уже должен был быть помыт, побрит и приведён в надлежащий вид, то появлялась прямая угроза, не только опоздать в строй, но и просто не успеть в туалет.
Это, так-сказать, лёгкая форма дискриминации по возрасту службы, несмотря на то, что устав при этом не нарушен.
Потом вся рота перемещалась на завтрак.
На завтрак потчевали кашей дробь шестнадцать или кирзянкой, слабеньким чёрным кофеём, слегка сдобренным сгущённым молоком, двумя кусочками белого хлеба и порцией масла.
Рассказывали, что в ротах, где процветает годковщина, старослужащие отдают свою порцию масла молодым. В роте охраны за этим лично следил старшина роты или кто-то из офицеров. Так-что каждый из военнослужащих в роте охраны получал свою, положенную ему государством, порцию килокалорий. Чувствовалась, конечно, нехватка витаминов, но кому до этого было тогда дело.
Ну а потом начинались «полёты» морской авиации.
Миша попал в отделение сержанта Атембаева.
Паренёк из забитого узбекского аула, имеющий объём словарного запаса Эллочки Людоедки из «двенадцати стульев» Ильфа и Петрова и получивший теперь, как ему показалось, полную власть над подчинёнными, тренировал прибывшее пополнение с особой жестокостью.
Он был немногословен. На протяжении трёх часов Миша с коллегами по несчастью, услышали от него только два слова:отбой! и через несколько секунд-подъём!
Насколько Миша понял, сержант Атембаев решил побить рекорд книги Гинесса по скоростному раздеванию и одеванию личного состава.
После обеда все приступили к разучиванию текста присяги и устава караульной службы, а заодно уже и обязанности часового.
Если Миша с друзьями хоть сразу и не запомнили всё содержимое наизусть, то хоть понимали смысл напечатанных слов во всех этих умных военных книжках и уставах всевозможных служб.
Судя по расстроенному выражению лиц его юго-восточных сослуживцев, дела у тех были плохи. Но среди представителей всех национальностей, всегда существуют талантливые люди.
Анзори Шания был призван в ряды военно-морского флота из небольшого грузинского села. Скромный на вид высокого роста юноша, смотрел на мир широко раскрытыми прозрачно-серыми глазами с невероятно длинными белыми ресницами.
За всё время совместной службы сослуживцы не слышали от него ни единого слова. А тут у Анзори открылся талант.
Абсолютно не понимая смысла написанного, он заучивал текст присяги на манер молитвы.
И если нормальный человек делает вдох и выдох при разговоре или переводит дыхание при беседе обычно между словами или в конце предложения, при этом не обращая на это внимание и делая это всё автоматически, то матрос Шания, нарушая все законы логики и русского языка, брал паузы в середине слов.
Как муэдзин с минарета он пел тексты уставов. Только ему было ясно, в каком месте его песни или припева нужно схватить глоток кислорода и неважно, что этот момент мог приходиться, например, на слово конституция.
Он заканчивал куплет словом «кон», потом делал глубокий вздох и не торопясь начинал припев со слова «ституция».
Таким образом Анзори абсолютно не понимая смысла прочтённого, выучил все эти уставы, хочеться сказать наизусть, но правильнее, наверное, будет-нараспев. Это был человек-уникум.
А в принципе всё это обучение оказалось никому не нужным, потому, что на следующий день, торжественную клятву дикторским голосом прочитал за всех один единственный матросик.
Миша, как и все виновники торжества лишь вышел из строя и сказал только короткое слово- клянусь!
После этого он расписался в ведомости и вернулся в строй, превратившись с этого момента в полноценного защитника своей родины.
Под командованием капитана Емельникова и под звуки военного духового оркестра, отдельная рота охраны промаршировала по плацу мимо командования гарнизона и Миша с Сеней получили ещё одну возможность встретиться, правда, на этот раз только взглядами.