За соседним столиком хрупкая молоденькая блондинка, эмоционально и не стеснялись в выражениях, обсуждает с кем-то по телефону свой недавний поход к дорогому гинекологу. Ее высокий девичьи голос звенит как колокольчик.
Судя по их разговору, собеседница хрупкой блондинки определенно глуховата и непонятлива. Особенно в их разговоре меня восхитила фраза: «Сука, но она даже в такой атмосфере размножается! Ну, это ты хоть поняла, надеюсь?»». Собеседница тоже, наверное, голубоглаза....
— Кладбище ночью — это единственное место на земле, где пьяного мужика с монтировкой испугаешься меньше, чем одинокую миленькую девочку с косичками, — комментирует эту полную огня телефонную беседу кукла Лена. Хотя мы не на кладбище, а в ресторане. И ресторане этот вызывающе респектабелен...
В городе Москве живет и ударно трудится один чиновник. Которому я, от лица гендира нашей компании и от себя лично, периодически, в интимной обстановке этого пафосного очага общественного питания, вручаю некую сумму денег (ассигнациями в конверте).
В полицейских сводках причину этого моего, кажущегося странным, поступка, назвали бы: «Плата за общее покровительство». На этом снимке (см. картинку над текстом) запечатлён я, вместе с его супругой (гражданской, но боевой). «В Израиле существуют около 270-ти кибуцев и мошавов», — шепчу я ей на ушко. Но она преисполнена ощущениями особой миссии России и старается перевести разговор на эту тему.
А чиновник нас тем временем нас фотографирует. При этом он вспоминает дни своей комсомольской юности: «Советская говядина мой молодости была плохой — одни кости. А вот в этом ресторане бефстроганов всегда изысканный, надо отдать ему должное».
Сидящая рядом с ним кукла Лена, надо прямо сказать, одета, как всегда в таких случаях, крайне смело. Дерзко и вызывающее она одета. Если бы она была совсем раздета — думаю, это выглядела бы менее вызывающе. И на это мы не можем закрывать глаза. Да и никто не может. Этот старый ресторан в центре Москвы за годы своего существования видел всякое. Но чтобы вот так...
На то, что я, находящемуся в часы досуга в процессе культурного отдыха чиновнику, передал конверт, вряд ли кто-то обратил внимание. Хотя на нас смотрит, не отрываясь, весь ресторан. Включая отражения в зеркалах. Наверное потому, что в этот момент кукла Лена пьет белое вино и зажигательно хохочет...
— Играешь моими эмоциями и чувствами, кукла Лена? — не выдерживая говорю я.
— Набросился тут на меня с лживой демагогической речью, — не соглашается со мной кукла Лена, — Я даже испугалась! Значит, доводы морального характера тебя уже не волнуют? А вот это досадно. Смотри, напорешься ты у меня на нюансы и окажешься в непонятках, христопродавец. Говорю тебе это не в обиду, а исключительно для твоего правильного понимания...
— Сударыня, не изволите ли расстегаи? — в этом ресторане официанты блюдут традиции дореволюционных половых, — наш шеф готовит их восхитительно. А сегодня он просто в ударе. Он мельком увидел Вас, когда Вы входили.... Как истинный половой старой купеческой Москвы, обслуживающий куклу Лену официант хам, конечно, но полон обаяния...
— Пожалуй, голубчик, — небрежно прерывает официанта кукла Лена, и продолжает, образуясь к чиновнику, — Вы же знаете мое особо щепетильное отношение к чистоте рядов. Наверное, это потому, что свой трудовой путь я начинала в деревне под Рузой в качестве животновода-телятницы...
Кукла Лена, конечно, права. А я был недостаточно сфокусирован на главном и поэтому совершила ошибку, за что и был поставлен на место. Она одета именно так, как этого требуют ее должностные обязанности. На этом приеме основана вся работа фокусников столько времени, сколько существует высокое искусство цирка. Ловкость рук и полуголая красавица-ассистента.
Этот чиновник мне как-то рассказывал, что нашу встречу однажды, во рамках оперативно-следственных мероприятий, даже снимали на камеру. Но оперативники и тогда так ничего предосудительного не заметили.