Гена ходил вокруг да около нашей с бабушкой "хижины" и все норовил заглянуть во внутрь, всё выспрашивал то у меня, то у бабушки, не холодно ли нам ночью, не заедают ли комары, не слышно ли, когда бегают дикие собаки, а может быть и волки? Кстати, они тут есть? Я покосился на домик дяди Саши, который в детстве мне казался великаном, вспоминая, как меня бабушка маленького пугала разбитым стеклом в окне его круглого жилища: "Дывы, ось вовк вскочив и нэслухняного мальчика, що тут жыв, утягнув".
Тем временем Гена все допытывался про тёмные ночи на берегу Донца :
- А там за дверью хижины, не стучаться ли к вам по ночам непрошенные гости. Не шкребуться ли дикие звери? На что бабушка отвечала:
- Да кОму мы на бЭрэзи нужны, хиба шо жабам, кои в вэчэри крычать свий жабъячый концерт. Ни, у нас тут тыша! А вот комары бувають злющи, як вовкы, но вид ных у нас е тройный одиколон и засов на двэри, - и бабушка, улыбаясь, показала, как работает замок.
- Как здорово, - отозвался Гена, - я бы тоже с вами ночью послушал этот концерт, если разрешите, конечно.
И бабушка поняла, что Гена просится переночевать у нас.
- А родители тэбэ пустять?
- Пустять, - закивал довольный Гена уже в предвкушении романтики.
Позже, когда Гена отпросился к нам с ночёвкой, прогуливаясь с ним по берегу, он предложил.
- Ну что, можно сегодня, когда бабушка уснёт, рвануть на ту сторону реки пройти сквозь лес и дальше за лагерь, чтобы узнать, что же там в глубине!
Помня, что ночью все таки не так романтично тут, я ухмыляясь спросил.
- А не побоишься, всё таки ночь?
- Не-а, не побоюсь, я и фонарик из дома взял, - и Гена показал маленький ручной фонарик, именуемый "жучок". Что-бы он хорошо светил его нужно было часто-часто нажимать на подобии эспанера. В это время раздавался жужжащий звук и лампочка горела тусклым светом.
- Ну, хорошо, - согласился я, - сегодня же пойдём.
Когда солнце утонуло в густой шевелюре старого леса и тьма нависла над местом нашей стоянки, скрипнув металлической дверью и загнав нас как курчат, бабушка скомандовала:
- Досыть дня, нэхай ночь погуляе, а вы спать, - и она указала на кровать. - Да смотрить, в ничь носа нэ суньтэ, а то видхватэ!
- Кто, бабушка Рая, видхватэ? - насторожился Гена
- Кто, кто - ничь! Ховайтэсь скорэнько пид одияло, шоб нэ побачила вас.
Мы радостные и счастливые нырнули под одеяло.
- Бабушка, расскажи что нибудь из своего детства.
Бабушка помолчала минутку, потом начала:
- Хиба интэрэсни вам мои мытарства?
- Да, бабушка, интересны! - И мы в два голоса потянули:
- Пожааааалуста!
- Ось, дывлюсь на вас и вспоминаю, как маты нас зымою, когда холодно на пичь загонэ и мы там шисть душ дитэй полягаем наче спичкы в коробку и так там гарнесэнько, так тыплэсэнько. А витэр вие, прямо гудыть за викном. Снига навалэ по саму трубу в хати. Батько откроет двери, а там сниг, одын сниг, и давай копать до сарая, дэ скотына. Еи то кормить трэба. В школу в таки дни нэ ходылы, вси гуртом дома сыдымо, матэри помогаемо.
- А летом отдыхали где нибудь?
- Литом? Ни, жизнь сурова була в тридцать трэтьему роци, наступило гонение, с Богом войювать сталы, а батько в колхози був. Прийшов якось додому, вынис иконы з дому, а воны у нас здорови булы с рост чоловика. Да и порубав йих сокырой на дровытни. Бабушка помолчала, потом продолжила:
- Как же матэ тужила за нымы. А потом настав голод. В колхози коны сталы дохнуть, йих закопають, а мы чэрэз врэмья в ночи, прыйдэмо, откопайемо, гробакив отбэрэм, мати мйясо отварэ, и йимо.
- А что такое гробакы? —переспросил я.
- Гробакы цэ чэрвы таки з палэць зобишки.
- Так оно вонючее же, мясо то! - Воскликнул Гена.
- А шо робыть! Голод, йисты хочыться, люды с голоду пухлы тоди, да при дорози вмыралы. Идёшь, там труп, там, только и выдвэртаешься, шоб очи нэ бачилы. Страх одын, страх да и тикэ. Ось такэ наказание було за гонение на Бога. Но мати тайно молылась и вси выжилы. У Бога милости много, открые нэбэсни хляби да изолье на кожного, только вирь!
Бабушка замолчала, мы тоже молчали, было страшно даже представить это, не то чтобы пережить.
Под одеялом Гена зажужжал фонариком, а через минуту звук исчез. Рука от такого фонарика устаёт быстро и требует отдыха. Ночь для Гены пролетела не успев начаться. Так как он уснул сразу с фонариком в руке, а я ещё долго представлял мёртвых коней, русскую печку и детей, худеющих как спички.
Скрипнула дверь и бабушка впустила в хижину ласковое утро, которое облизало её старенькие натруженные ножки туманом, как хозяйке верная дворняга. Оно единственное знало, через что бабушка Рая прошла, по этому дарило ей всего себя в знак любви и большого уважения. На лице заблестел первый утренний лучик. Бабушка улыбнулась ему.