Загадка тёмно-синей планеты

Артур Кулаков
    - Они улетают, - грустно произнесла Магда, глядя на экран: на тёмно-синем фоне трепетал красноватый огонёк. Вот он превратился в беспомощную искру, а вот и совсем погас. Магда повернулась к Томасу, стоящему в трёх шагах от неё. На её глазах сверкнули две слезинки.

     - Да, они улетели. - Томас вздохнул, подошёл к жене и обнял её за плечи. - Не плачь. Они скоро вернутся.

     - Через пять лет, - возразила она. - Это же целая вечность! Пять долгих лет вдвоём на огромной планете, где никого, кроме нас! Мне страшно, Том!

     Магда уткнулась лицом в грудь мужа, такая маленькая и щуплая, в такую большую, сильную грудь. Он гладил её по голове и тихо говорил:

     - Мы с тобой вместе уже шесть лет. Разве нам было так уж плохо? И ещё пять, зато теперь только ты и я. И никто не будет нам мешать. Представляешь, какая романтика! Я всегда мечтал оказаться с тобой на необитаемом острове, и вот моя мечта осуществилась. Мне тоже немного не по себе, это ведь для нас нечто новое. И всё же я так рад...

     - Но ты ведь знаешь, Том, что это не одно и то же - быть вдвоём среди людей, среди знакомых и близких, или остаться в полной пустоте, на планете, где лишь ящерицы да жвачные черепахи. Это как тюрьма, Том. Наши отношения могут не пережить подобного испытания.

     - Но ты же сама согласилась, Мэг, и меня уговорила. И так умело давила на моё честолюбие: мол, такое обширное поле для исследований, такие головокружительные возможности...

     - Я была дурой, Том, я не подумала об одиночестве, которое нас ждёт здесь.

     - Хватит об одиночестве! Терпеть не могу этого слова. Я не один, и ты не одна. Одумайся, Мэг, что ты такое говоришь! - Томас слегка встряхнул жену за плечи, отошёл от неё и стал ходить по кабине, нервно щёлкая пальцами.

     - Перестань, Том, ты же знаешь, меня раздражает это твоё щёлканье.

     - Прости. Это выходит само собой, когда я волнуюсь.

     - А ты следи за собой.

     - Постараюсь.

     Он бросил на неё неуверенный взгляд, открыл дверь и вышел в жилую комнату, довольно уютно обставленную и похожую на гостиничный номер. Он взял со стола предварительный план исследований, сел в кресло и попытался сосредоточиться на столбцах слов и чисел. Но досада его не улеглась. Тогда он встал и, бросив на стол папку, спустился в люк, находящийся в полу. И ступил на влажную почву планеты Леонардо.

     Какое смешное название!
 
     Вообще Томаса удивляло, как легко и бездумно даются имена планетам и звёздам. И кто только занимается этим? Какая-нибудь скучающая комиссия, обложенная энциклопедиями? Ну, какое отношение великий художник имеет к этому шарику, затерянному в дебрях галактики? Даже цветовая гамма совсем не соответствует той же Джоконде, да и с «Тайной вечерей» не имеет ничего общего. Тёмно-зелёные кустарники и трава, синие и фиолетовые цветы, а над всем этим однообразием - тёмно-синее небо. Не голубое, как на земле, а какое-то мрачное, почти ночное. И раскалённое добела солнце, похожее на земную луну, только ярче. Какой уж тут Леонардо! Скорее, Ван Гог. А по настроению, создаваемому всеми этими пейзажами, по постоянной тревоге и неясным предчувствиям, не покидающим Томаса с момента приземления, это какая-то дикая смесь Куинджи и Айвазовского.

     И всё же, несмотря на пугающую необычность планеты, выйдя на свежий воздух, Томас почувствовал себя легче.

     Успокоившись, он стал размышлять более трезво.

     Увы, такая она, Магда: чуть что - замыкается в своих страхах, в своём неудовольствии и напрочь забывает о том, что она всё-таки не одна, что с нею он, Томас, и что его обижает и часто приводит в отчаяние её эгоизм. Сама сделает выбор, а потом сожалеет об этом и своё раздражение выплёскивает на мужа, как будто он виноват в её детских капризах и необдуманных решениях.

     - Надо что-то делать, - сказал он вслух. - Надо немедленно спасать положение. А иначе нас обоих ждут пять лет настоящего ада. Вот я осёл! Опять поддался её мимолётным желаниям и вынужден нести бремя ответственности, а она снова будет смотреть на меня осуждающими глазами. Вот влип! Но надо как-то выкручиваться... Ага, придумал!

     Он поднялся в жилой модуль, вынул из шкафа мягкое одеяло и, выйдя наружу, расстелил его на тёмно-зелёной траве. Затем вернулся в кабину управления, где Магда всё ещё стояла, глядя на синий экран. Томас обнял её и прошептал:

     - Пойдём, любимая.

     - Куда? - Она взглянула на него заплаканными глазами.

     - На улицу, на природу, к вольному ветру. Познакомимся с планетой поближе и себя ей покажем. И успокоимся.

     Магда послушно пошла с ним. Он подвёл её к одеялу и поспешно снял с себя одежду. Она смотрела на его лицо, налитое страстью, слышала его частое дыхание, и её взгляд не выражал ничего, кроме страха. А он стал раздевать её.

     - Зачем это? Как можно? Прямо здесь? Ты с ума сошёл!
 
     - Я давно об этом мечтал. Целая планета - только для нас двоих. Это будет так...

     - Перестань! - Она грубо оттолкнула его и вернулась в модуль. А он остался один, голый мужчина, отвергнутый капризной женщиной.

     Сев на одеяло, он охватил ладонями голову и горько застонал.

     Нечто подобное раньше уже происходило. Сколько раз Магда вот так же неожиданно отталкивала его от себя. А ведь он хотел только спасти их отношения, поддержать гаснущий огонёк, который почти уже не грел.

     И что оставалось непонятому мужчине, остановленному в полушаге от радости? Обычно в таких случаях он громко хлопал дверью и шёл к друзьям, где находил понимание и успокоение в спиртном. Или в похотливых глазах неразборчивых женщин, которые всегда оказывались более понятливыми и душевными, чем его Магда. Через несколько дней он возвращался к ней, и всё вроде бы восстанавливалось и текло по своему руслу. До нового срыва. До очередного разрыва.

     Но это было там, среди людей. А здесь, на этой пустой планете, ни дверью не хлопнешь, ни уедешь на дачу к Матиасу, чья жена Бригитта была так ласкова к ним обоим...

     - Но кто сказал, что эта планета пуста? - Томас лёг и долго глядел на синий цветок, похожий на аляповатый гибрид колокольчика с орхидеей. Лепестки цветка шевелились - в его чашечке копошилось какое-то многоногое насекомое. - Я же учёный, чёрт возьми! Для меня не должно быть пустоты. Вот, например, этот червячок. Он живой, он дышит, питается и, как и я, ищет себе подругу... Правда, ему с подругой, скорее всего, повезёт больше, чем мне... К чёрту эту Магду! Пусть сама копается в своём безумии, а я больше не буду тратить на неё время. Это был последний раз, когда я пытался вернуть прошлое. Да, отныне я просто учёный Томас Розенблат, биолог и коллекционер растений и членистоногих. А она... Пусть занимается своей химией. И оплакивает неудавшуюся жизнь. Я ей больше не помощник. Я здесь не для того, чтобы вытирать ей сопли. Никогда не прощу ей сегодняшнего унижения. Даже если будет ползать передо мной на коленях. Вот так, отрезал и забыл! И ночевать буду под открытым небом, в палатке. И питаться черепахами и моллюсками. Сиди в своей башне, стареющая принцесса. Никому ты больше не нужна... О, как же ноет сердце!

     Он вскочил на ноги, оделся и, схватив с земли одеяло, поднялся по трапу.

     Рюкзак с исследовательским оборудованием ждал его под столом жилой комнаты. Когда он надевал его на плечи и застёгивал ремни, двери в кабину управления раздвинулись, и он увидел Магду и её виноватый взор. Вот так всегда! Сначала всё испортит, а потом подлизывается. Как же ему всё это надоело!

     - Ты куда? - В её голосе дрожат слёзы.

     - Работать, - сухо отозвался он.

     - Пойдёшь один?

     - Тебе же без меня лучше. Ждёшь, небось, своего Бориса. Жди. Через пять лет он заберёт тебя отсюда, если не найдёт кого помоложе.

     - Зачем ты так?

     - А ты зачем? Что я тебе такого сделал? Неужели я такой противный, что заняться со мной любовью - это для тебя пытка?

     - Но мы только позавчера занимались этим...

     - И что? Я и сегодня хотел... Разве можно делать это по инструкции? Сколько раз тебе говорил, что любовь не расписание звездолётов и не меню в ресторане. Она живая и плевать хотела на все правила... А ты опять всё испортила. Ты жизнь мне испортила, отравила своими выходками. Сиди теперь здесь одна. А мне некогда.

     - Не говори так, Том, ведь я пока ещё твоя жена. И я тоже страдаю...

     - Отчего? Оттого, что мне нужна твоя нежность, твоя безусловная любовь?

     - Мне нужно, чтобы ты сообразовывал свои порывы с моими желаниями...

     - А ты не должна этого делать? Когда ты заводишься, я же не сопротивляюсь тебе, хотя ты обычно такая ненасытная. Бывает, мне уже ничего не хочется, но я не отказываюсь и иду навстречу твоим хотелкам.

     - А у меня так не получается... И всё же я люблю тебя, Том.

     - Когда докажешь это, я тебе поверю. А пока я пойду работать... И вспоминать прошлое. И ты займись тем же. И подумай хорошенько: может быть, то, что ты называешь любовью, всего лишь прихоть? Разберись наконец-то в себе, так нам обоим будет легче.

     Он покинул модуль и отправился на восток.

     Ещё вчера, когда их корабль только что сел на Леонардо, приборы отметили в той стороне сильное биополе, и теперь Томасу не терпелось выяснить, какова его причина. Он не опасался встретить здесь крупного хищника - предыдущие экспедиции не обнаружили на планете зверей крупнее обычной земной лисицы. Возможно, поле исходило от большого скопления животных, действующих, так сказать, в унисон, более упорядоченно, чем муравьи или пчёлы.

     Томас когда-то увлекался философией и читал странного русского мыслителя Фёдорова, учителя Циолковского и Вернадского. Фёдоров утверждал, что, если все люди на земле будут мыслить в унисон, то силой мысли они способны будут творить чудеса и даже воскрешать своих предков.

     Просмотрев запись обнаруженного биополя, Томас вспомнил об этой фантастической теории, и она показалась ему не такой уж сказочной. Слишком уж стройными и как будто разумными были и линии покоя, и вибрации.

     Он поделился этими предположениями с Магдой, но она лишь пожала плечами. Судя по всему, в последнее время её перестали интересовать не только чувства мужа, но и научные загадки. Она словно увяла, как комнатный цветок, который давно забыли поливать. Изредка, правда, Магду охватывало волнение, ею овладевала страсть, но лишь на день-два, а то и на пару часов, после чего она снова впадала в полусонное состояние, а иногда и вовсе не реагировала на происходящее вокруг.

     - Прошу прощения, я задумалась, - отвечала она всякий раз, когда её удавалось растормошить.

     Что такое происходит с Магдой? Всем кажется, что она ведёт себя как учёный, находящийся на пороге великого открытия. И, действительно, не раз такое её странное поведение кончалось небывалым прорывом в науке, за что её и ценили и старались лишний раз не беспокоить, ожидая от неё решения очередной задачи. Но Томас-то знает, нет, скорее, интуитивно уверен в том, что никаких задач Магда не решает, а просто упёрлась в стену, выросшую перед нею, и, чувствуя себя в ловушке, не в силах больше бороться. И дело вовсе не в науке, а в жизненном тупике. Что привело её в этот лабиринт, семейные ли неурядицы, угасание ли её любви к мужу, чувство ли вины перед ним или перед кем-то другим - кто знает? Сколько ни пытался Томас дознаться причины её закрытости, перемежающейся с приступами лихорадочной страсти, - всё напрасно. Магда либо молчит, либо отвечает уклончиво. Как он ни пытался ей помочь, вывести её из тени к свету - все эти попытки кончались взаимными обидами и размолвками.

     До источника поля было не более трёх километров, и Томас решил пройти их пешком. Миникоптер донёс бы его до места за несколько минут, но тогда он не смог бы собрать с полсотни живых тварей, что кишели у него под ногами. То и дело ему приходилось махать сачком или поднимать с земли какую-нибудь удивительное членистоногое, и вскоре все его коробочки и пакеты были заполнены. И тогда он пошёл быстрее. Хотя торопиться ему было некуда - до вечера оставалось часов десять, да и после захода солнца обязательно покажется луна, почти такая же яркая, как и местное солнце, пугающе странное солнце, белая звезда Фернандель, царящая на небе целых шестнадцать часов. Вот, кстати, ещё одно нелепое имя. Назвать звезду Фернанделем! Что в этом больше, комичного или раздражающего?

     Наконец прибор показал, что поле совсем близко. Томас огляделся по сторонам. Вокруг него из земли торчали остроконечные скалы, похожие на зубы гигантского ящера. И только одна из них имела правильную округлую форму. Огромный тёмно-серый шар радиусом метров шесть, не меньше, наполовину погрузившийся в почву. К нему-то, этому шару, Томас и приблизился. Всё верно, поле исходит от него.

     Детектор не обнаружил опасных микроорганизмов, радиация тоже в норме. Зато биополе! Томас ощутил его и без приборов. По спине побежали мурашки, а волоски на руках встали дыбом.

     Преодолев страх, он приложил к шару ухо: полная тишина. Тогда он включил фоноскоп, но и тот не показал ничего. Он провёл ладонью по шероховатой поверхности шара, постучал по нему костяшками пальцев: явно не камень, но и не металл. Не мягкий, но и не твёрдый. Неужели он живой? Или это гнездо каких-нибудь высокоразвитых ос? Тогда где же вход?

     Томас пошёл вокруг шара и вдруг увидел круглое отверстие у самой земли, достаточное для того, чтобы в нём поместился человек, лишь немного согнувшись. Круглая дверь, сделанная из того же необычного вещества, что и шар, была распахнута настежь и висела всего на одной металлической петле, ярко сверкающей под белыми лучами солнца.

     - Нет, это не осиное гнездо, - сказал Томас. После охлаждения к нему Магды он всё чаще говорил сам с собою вслух. Раньше эта привычка его смущала, но теперь он относился к ней совершенно спокойно и нередко уединялся только для того, чтобы поговорить с кем-то или с чем-то, что было в нём, но что он не мог с уверенностью назвать частью себя. «Я раздваиваюсь, - частенько шутил он, размышляя о себе. - Но кто знает, возможно, я, напротив, объединяюсь».

     - Нет, это не осиное гнездо, это жилище человека. Или другого разумного создания. Вот так открытие!

     Уже более пятисот лет земляне изучали космос, на многих планетах обнаружили биологическую жизнь, но ни разу ещё не встретили мыслящих существ. Вот почему Томас обрадовался. Он так разволновался, что у него задрожали руки и ноги.

     Сев на плоский камень, он закурил. Ему не терпелось войти в шар, но и риск был велик - он же не знал, что или кто ждёт его внутри. Скорее всего, судя по биополю, «кто», а не «что».

     Никогда в жизни Томас так не боялся. Даже когда он, восторженный юноша, совершал свой первый межзвёздный полёт и корабль едва не разбился, опускаясь на безжизненную планету, названную почему-то именем Моцарта. Да, в те минуты было страшно, однако с ним были товарищи, а среди них - та, в которую он влюбился с первого взгляда, - молоденькая, хрупкая, но ужасно умная биохимик и геолог Магда Ольховская. Тогда они все боялись, но поддерживали друг друга, и каждый делил свой страх с остальными товарищами.

     Теперь же, сидя перед распахнутой дверью в шар, Томас был совсем один. Он даже забыл, что не так уж далеко, в жилом модуле, его ждёт жена. Он знал, что должен проникнуть в тёмное чрево тайны. Должен, несмотря на сомнения одиночки, ниоткуда не ждущего помощи. Вот почему так плохо быть одному, - подумал он, - не на кого переложить свой страх и некого защищать от него.

     Окурок давно был брошен на землю и успел погаснуть, солнце стояло в зените, а Томас, словно заворожённый, не мог двинуться с места, но и отвести взгляда от двери не мог. И тут ему в голову пришла ужасная и всё же ободряющая мысль:

     - Допустим, войду я туда и погибну. И что? На целых пять лет Магда останется одна на планете. Как хорошо! Это будет для неё полезным уроком. Она поймет, наконец, кого потеряла. Так и надо поступить!

     Он решительно встал и, не обращая больше внимания на страх, вошёл в темноту шара.

     Надев на лоб фонарик, он огляделся. Какие-то приборные панели, кресла, диваны, столы. Всё как у людей. Но - никого. Нет, постой, что это там, за столом, на полу?

     Он подошёл ближе. Четыре мумифицированных трупа лежали вповалку. Их почерневшая, ссохшаяся кожа и жуткие грязно-жёлтые оскалы заставили его содрогнуться. Одеты они были в лёгкие костюмы. Ткань напоминала шёлк. Явно все четверо - мужчины. Он пригляделся. У одного на лбу дыра, у другого пробит висок, третий прижал ладонь к груди, - вероятно, туда попала пуля. Или вонзился нож. У четвёртого была оторвана кисть правой руки. Они погибли, борясь друг с другом или защищаясь от общего врага.

     Но кто они? Все корабли, направленные на Леонардо с земли, возвращались в целости и сохранности. Значит, это не земляне? 

     Томас стал искать книги, хотя бы какую-нибудь тетрадку или листок бумаги, чтобы убедиться, что погибшие были с его родной планеты. Обойдя помещение кругом, он нашёл книжку карманного формата. Она лежала под креслом и была покрыта толстым слоем пыли, поэтому сразу не бросилась ему в глаза. Он поднял её, стряхнул с обложки пыль и разочарованно пожал плечами, увидев арабскую вязь. Но вдруг его осенило:

     - Но постой! Магда ведь знает арабский и фарси. Отлично! Необходимо привести её сюда. Пусть сделает химические и генетические анализы и определит, когда погибли эти несчастные и кто они такие.
 
     Сунув книжку в карман брюк, он покинул странный шар, который, после того что он здесь увидел, стал называть кораблём.


     ***

     Томас исполнил своё намерение: в трёхстах метрах от модуля поставил палатку, развёл перед нею костёр и положил на угли крупную черепаху. Всё время, пока он занимался этими приготовлениями, он чувствовал, что Магда следит за ним из иллюминатора или видит его на экране.

     - Смотри, смотри, - бурчал он, раскладывая в палатке матрас. - Сегодня я вернусь наконец к простым удовольствиям холостого бродяги. Мне от тебя ничего не нужно!

     Вернувшись из похода, он так хотел рассказать Магде о шаре и показать ей книгу, но, увидев её недовольное лицо, решил вовсе с нею не общаться. Раз она не сделала шага навстречу, почему он должен делать его? Почему он всегда что-то ей должен? Надоело ходить в виноватых!

     Подцепив палкой черепаху, Томас сдвинул её с углей и ножом раскрыл панцирь. От горячего мяса поднимался ароматный пар.

     Поев и выпив банку пива, он встал, медленно разделся, так, чтобы в вечерних сумерках жена хорошенько рассмотрела его наготу, ласкаемую отблесками костра, сходил к ручью помыться, выкурил сигарету и, бросив окурок в догорающий огонь, забрался в палатку.

     После жаркого дня воздух был теплым, даже душноватым, и он не стал закрывать вход. Благо местные комары не питаются кровью, а Магда, судя по всему, не горит желанием тревожить его. Хотя, если бы он застегнул клапан, это было бы ей знаком, что он не хочет видеть её. Да, он хорошо изучил свою жену.

     - Что ж, посмотрим, дорогая. Ход за тобой. А пока спокойной ночи.

     Он нарочно выбрал прозрачную палатку: пусть она видит, что он делает там. Он докажет ей, что она не очень-то ему и нужна.

     Глядя на яркие звёзды, Томас начал неспешно ласкать себя. Даже не ласкать, а делать вид, что ласкает. Он был перед Магдой как на ладони. Она могла увеличить изображение на экране до такой степени, что ясно видела бы на его теле каждый волосок.

     Он надеялся, что она не выдержит и придёт - ведь он пытается изменить ей с самим собой! Но всё равно её голос прозвучал, как неожиданный удар грома:

     - Том, можно к тебе?

     О, каким сладким был этот виноватый голос, дробящийся дрожью страстного желания!

     - Конечно, Мэг. Ты ещё спрашиваешь!

     В эту ночь Магда была бесподобна! Да и Томас не оплошал, она сама ему об этом сказала, когда они, застегнув клапан палатки, лежали, тесно прижавшись друг к другу, видимые отовсюду и даже из космоса. И она больше не стыдилась и не боялась, что кто-то из глубин вселенной увидит их любовь, она доверилась мужу и спокойно засыпала в его объятиях. Да, опять разрыв склеился, рана сшилась. Надолго ли? Кто знает? Всякий раз после таких ночей Томас надеялся, что это навсегда. А что ещё ему оставалось?

     Утром, когда солнце стояло уже высоко, они выбрались из палатки, Томас принёс из ракеты пакет с мылом и прочими туалетными принадлежностями, и они, голые, взявшись за руки, пошли к ручью. Магда намылилась и плескалась в воде, а Томас став ниже по течению, стал мочиться прямо в ручей.

     - Что ты делаешь, бесстыдник! - воскликнула она.

     - А что такого? Разве, кроме нас, здесь есть ещё кто-нибудь, кто мог бы нечаянно хлебнуть моей мочи?

     - Всё равно так нехорошо поступать, - назидательно отрезала она.

     «Вот опять, - подумал он. - Опять я сделал нечто, что ей не нравится. Новый разрыв начинается, как обычно, с мелочи, но обязательно с недовольства мною... Хотя... Как я мог забыть! Люди, другие люди... А вдруг мы здесь и в самом деле не одни!»

     - Послушай, Мэг, я хочу кое-что тебе рассказать. - Он тоже стал мыться. - Я вчера такое видел - не поверишь!

     - Поверю, но только после завтрака, - перебила его Магда, мило ему улыбнувшись.

     «Хорошо бы дождаться этого завтрака без внезапных ссор. Попытаюсь хотя бы на этот раз не обижаться на неё».

     Завтрак прошёл, а они ещё не начали дуться друг на друга. Томас был удивлён и обрадован. И начал свой рассказ о вчерашней находке. Закончив его, он протянул жене найденную в шаре книжку.

     Взяв её дрожащими от волнения руками, Магда молча прочитала то, что было написано на обложке, пролистала книжку и сказала:

     - Это дневник, Том. Дневник владельца корабля.

     - Что? - Он вскочил на ноги. - Какого корабля?

     - Я пока не знаю. Надо прочитать...

     - Хорошо, читай, а я пока займусь флорой и фауной. А завтра сходим туда, и ты возьмёшь кое-какие пробы. Согласна?

     Она благодарно взглянула на него:

     - Согласна. Кажется, пропасть между нами начинает сужаться. Как я рада!

     - А я как рад, если б ты только знала!

     Она легла на диван, включила диктофон и начала переводить текст.

     После обеда Магда показала Томасу полный перевод дневника.

     Привожу его краткий пересказ.

     Речь в дневнике шла о подготовке и осуществлении самостоятельного, неофициального полёта в космос. Двое братьев из Ирана, Рашид и Салман, с детства мечтали о полной свободе. Вероятно, потому что в их жилах текла цыганская кровь. Оба были вундеркиндами, причём смелыми и предприимчивыми. Но когда Рашиду исполнилось двадцать (Салман был на год младше), они поссорились из-за девушки, и жизнь не преминула разбросать их по разным концам земли.

     Снова встретились они сорокалетними, маститыми учёными и писателями, очень богатыми, тем боле что каждый из них после смерти отца получил огромное наследство. Но оба были одиноки и несчастны. Тогда Салман предложил брату идею: построить космический корабль, взять с собой лишь одну женщину и, покинув землю, найти безлюдную планету, где, независимо от человечества и его глупых законов, можно было бы основать новое общество, подчинённое самым справедливым принципам, и где не было бы места деньгам, неравенству и неразумию. То есть начать историю заново, с чистого листа, с незамутнённого истока.

     Идея казалась утопической даже им, романтически настроенным мечтателям, но им так надоело видеть вокруг себя жадность, глупость, трусость и ложь, что они поклялись друг другу: либо мы умрём вместе, либо начнём новую жизнь на новой земле.

     Их не страшила даже грандиозность проекта и его явная, с точки зрения здравого смысла, техническая неосуществимость. В одной горе, купленной ими в Африке, специальные машины выдолбили огромную пещеру, где и началось строительство. И после нескольких лет напряжённой работы сравнительно небольшой корабль, простой в управлении, но самый быстрый и юркий из всех известных космических суден, был готов.

     И братья принялись искать женщину. Но почему только одну, раз их было двое? На эти вопросы в дневнике нет ответа. Но Томас предположил (и я с ним полностью согласен), что этим двум Адамам нельзя было взять себе каждому по Еве, чтобы избежать возможных искушений супружеской неверности и не повторять ошибок молодости. Женщина должна была согласиться стать женой им обоим и матерью их детей и связать их ещё крепче. Причём никто из братьев не знал бы наверняка, от кого из них какой ребёнок родился.

     Женщину они искали умную, физически и духовно развитую и при этом очень молодую, чтобы она успела произвести на свет как можно больше детей. И они нашли такую, некую Джессику Олден, цыганку из Америки, по характеру своему авантюристку, согласную совершить опасное путешествие и жить сразу с двумя немолодыми мужчинами.

     И вот незаконный корабль космических бродяг вонзился в чёрную плоть Вселенной, уверенный в том, что никто его не догонит и не накажет за своеволие. Ведь корабли галактической полиции были слишком медлительны и неповоротливы по сравнению с ловким малышом, названным братьями громким, символичным именем «Эдем».

     Во время полёта всё шло хорошо. Джессика была им послушна и одинаково нежна с каждым. Она научилась управлять кораблём, а на третий год полёта родила им уже второго ребёнка: теперь у них были дочь и сын, и отцы были счастливы и полны безоблачных надежд.

     Но когда их корабль сел на Леонардо, они поняли, что, готовясь к путешествию, учли не всё. В то время как они бродили по тёмно-зелёным лугам, покрытым синими цветами, рассуждая о том, где какой овощ будет у них расти, «Эдем» внезапно поднялся в небо и быстро исчез в густой синеве, оставив Рашида и Салмана одних на пустой планете.

     Вот так. Оказалось, что хитрая Джессика обвела мудрых учёных вокруг пальца и, завладев их кораблём и увезя с собой их детей, одна отправилась искать себе лучшего места под каким-нибудь другим солнцем с нелепым названием. Видимо, не очень-то хотелось ей ублажать двух стареющих чудаков, и не в союзе с ними видела она своё светлое будущее.

     Дальше в дневнике записи ведутся нерегулярно и всё больше представляют собой короткие замечания или сбивчивые мысли. Очень часто это лишь проклятия Джессике и всему женскому роду и мольбы к разным богам и святым образумить воровку и вернуть её вместе с кораблём и детьми.

     Достойными нашего внимания можно считать лишь несколько отрывков, рассказывающих об обнаружении Салманом «дьявольского камня с дверью в адскую тьму», куда братья долго не решались войти. Но они были учёными и не могли пройти мимо неразгаданной тайны. И бросили жребий. Первым проникнуть внутрь должен был старший брат. Он зажёг факел и вошёл.

     Хотя дневник на этом не кончается, он полон лишь отдельных слов, ничего не говорящих фраз, сокрушённых междометий и вопросительных знаков. Но ни дат, ни каких-либо намёков на события. Однако среди всей этой неразберихи часто встречается одно слово: «зеркало».

     - Зеркало, - размышлял Томас, расхаживая по комнате. - Зеркало, зеркало... Не зря они столько раз его упоминают. Но я не видел в шаре никакого зеркала. Хотя, если честно, не особо и приглядывался...

     - Но, может быть, они просто сошли с ума, - возразила Магда. - Или сошёл с ума Рашид, ведь это он вёл дневник...

     - Всё возможно. Завтра пойдём туда и будем искать зеркало... Послушай, Мэг, ты сможешь определить, кто из тех трупов Рашид, кто Салман? И кто остальные два?

     - Не знаю... А может быть, это не их тела? Может, они, как и ты, наткнулись на мертвецов, а потом ушли?

     - И это возможно. Тогда кто же эти четверо?


     ***

     Рано утром Томас и Магда взвалили на плечи по рюкзаку и отправились в путь. Пешком - потому что миникоптер мог поднять в воздух лишь одного человека, а Магда не хотела лететь одна. Узнав о шаре и мертвецах, она опасалась отдаляться от мужа больше, чем на три шага и всю дорогу крепко держала его за руку.

     «Что же с нею стало? - думал Томас, сжимая такую желанную ладонь жены. Раньше она не была трусихой. По сравнению с ней я казался себе тряпкой, трепещущей на сквозняке. Странно всё это... Но какая она милая, когда боится!»

     И ему захотелось прямо здесь, на тёмно-зелёных просторах, обнять Магду, приласкать её и заставить кричать от наслаждения. И чтобы этот крик слышали все, кто наблюдает за ними. А в том, что за каждым их шагом кто-то следит, он уже не сомневался. Он сам не знал, что толкает его обнажиться перед этим кем-то и показать ему, как они с Магдой счастливы. Вероятно, ему уже не хватало жены, ему давно нужен был кто-то третий, некий свидетель, если не участник, их любовных игр. Это странное желание навалилось на него, как грозовая туча со всем своим тяжёлым электричеством в тысячи вольт, и он уже не в состоянии был сопротивляться. Словно кто-то парализовал его волю. Но как объяснить эту прихоть Магде? Она его точно не поймёт, и они опять рассорятся.

     - Мэг, я хочу тебя, прямо сейчас.

     - А подождать до вечера никак нельзя?

     - Нельзя.

     - Том, ты напоминаешь мне быка. Увидел корову - прыг на неё. А ещё романтиком себя называет. Какая же это романтика?

     - Я так и думал, что ты опять поймёшь меня превратно. А я только хотел... Послушай, у тебя нет ощущения, что за нами наблюдают?

     Она остановилась и произнесла неуверенно и испуганно:

     - Кто наблюдает?

     - Не знаю. Кто-то, кто сильнее и умнее нас.

     - Не придумывай, Том. Нет здесь никого. - И всё же голос её дрогнул.

     - Ты точно это знаешь?

     - Послушай, в этом мире возможно всё, но нельзя же доверять всяким предчувствиям и суеверным страхам.

     - Хотел бы я быть таким же материалистом, как ты, Мэг.

     - Так стань им. Кто тебе мешает?

     - Тот, кто наблюдает за нами.

     - Ну, перестань, Том, пожалуйста, а то я тоже испугаюсь. Я и так вся на нервах от этой истории с шаром и его трупами.

     - Вот я и предлагаю тебе расслабиться. Ведь секс так чудесно успокаивает нервы.

     - Том, что-то я тебя не пойму. Если за нами следят, как ты утверждаешь, то как ты можешь при них заниматься со мной любовью? Или именно это присутствие тебя возбуждает?
 
     - Да, - еле слышно ответил Томас.

     - Пойдём дальше, - решительно сказала Магда. - Хватит дурить!

     И она потянула его за собой, как непослушного ребёнка.

     Томаса так и подмывало снова взбрыкнуть, показать независимость и твёрдый характер, но он подавил в себе голос оскорблённого самолюбия, ему не хотелось ссориться с женой на пороге страшной тайны.


     ***

     Пока Магда в тени отвесной скалы изучала кусочки мумий, Томас ходил по круглому помещению внутри шара в поисках чего-нибудь необычного. Но ничего не нашёл, кроме полдюжины пистолетных гильз, а также кольта и револьвера какой-то древней конструкции. Всё найденное он сложил в пластиковый пакет и, выйдя из шара, столкнулся с Магдой, спешившей к нему с недоумением на лице.

     - Ничего не понимаю, - сказала она. - Трижды перепроверила образцы. Все они родные братья.

     - Все четверо?

     - Да. И самое странное во всём этом то, что... Пойдём внутрь, я тебе объясню.

     Когда они вошли, Магда достала из кармана лист бумаги, разорвала его на четыре части и на каждой написала по цифре: 1, 2, 3, 4. И положила на каждый труп по одному клочку.

     - Итак, - сказала она, - первый и второй номера являются братьями третьего и четвёртого. Но при этом первый ничем не отличается от второго, а третий полностью идентичен четвёртому.

     - Близнецы?

     - Если бы они были близнецами, это меня, может, и удивило бы, но уж точно не испугало... Нет, они не близнецы - они полностью идентичны друг другу. Копии, понимаешь, полные копии.

     - Как такое возможно?

     - Ты у меня спрашиваешь? Я всего лишь химик. Биолог здесь ты, Том.

     - А национальность их ты выяснила?

     - Азиаты. Почти наполовину иранцы, но в них есть и много цыганской крови, и чуть-чуть африканской.

     - Значит, два Рашида и два Салмана?

     - Именно так.

     - Нелепица какая-то. Судя по дневнику, их было двое. Не могли же они клонироваться, да так, что братья и их клоны на момент смерти были одного и того же возраста... И почему поубивали друг друга? Послушай, а где зеркало?

     - Что тебе никак не даёт покоя это зеркало? - сказала Магда, и всё же сама пошла вокруг, внимательно разглядывая стены.

     Когда Томас хотел уже выходить из шара, Магда вдруг нажала на едва заметную круглую кнопку на стене, и перед нею раскрылась дверь, узкая, высотой метра два.

     - А вот и зеркало! - воскликнула она.

     Томас подскочил к ней и стал у неё за спиной.

     - Никогда не видел ничего подобного, - сказал он, прижимая к себе испуганную жену. - На вид вроде и зеркало, но в нём нет наших отражений, даже свет налобных фонариков будто проваливается, тонет в нём.

     И действительно, гладкая поверхность зеркала светилась изнутри и совершенно ничего не отражала.

     - Жутко как-то глядеть на него, - прошептал Томас. - Может, ну его, уйдём от греха подальше... - И он собрался уходить и потянул жену за собой.

     - Смотри! - внезапно прошептала Магда. - Что это?

     Томас в недоумении уставился в загадочный проём. Из металлических его глубин медленно проступали две расплывчатые человеческие фигуры, высокая и низкая. Через несколько мгновений они стали настолько чёткими, что Томас и Магда узнали в них себя, это были их отражения. Казалось, спящее зеркало просыпается у них на глазах, чтобы делать то, для чего было создано. Это не было медленное включение электронного прибора, из тех, что выпускались несколько веков назад, это было именно пробуждение, оживление. Томас не мог бы точно ответить, почему так считает, но был уверен в этом. Магда же думала не об этом, она размышляла о том, из какого вещества сделано зеркало. Уж точно не из стекла. Это больше похоже на некую водянистую, но твёрдую субстанцию. Указательным пальцем она прикоснулась к зеркалу - и тут же в страхе одёрнула руку. Но снова тронула его и улыбнулась.

     - О, как это здорово, - прошептала она. - Как будто током бьёт, но так приятно... Послушай, Том, давай останемся здесь!

     Повернувшись к нему, она поднялась на цыпочки и стала горячо его целовать.

     - Здесь, - говорила она, - прямо здесь!

     - Нет уж, - возразил ей Томас, - где угодно, но только не в этом склепе. Что это с тобой? Очнись!

     Он взял её за руки и насильно вывел из колдовского сумрака.

     - Оно живое, Том, - возбуждённо говорила Магда, пока Томас собирал её приборы. - Ты был прав! Зеркало - вот кто наблюдает за нами! - Её глаза страстно, но как-то болезненно сверкали.

    - Возможно, Мэг. Но ты должна успокоиться. Надевай рюкзак, мы отправляемся домой.

    - Нет, милый, только здесь! Давай прямо здесь! - Она вцепилась в мужа, как безумная.

     «Какие же мы с нею странные, - думал он, прилаживая к её плечам рюкзак, который она всё время пыталась сбросить. - То мне хочется, чтобы кто-нибудь третий увидел наши игры, то теперь ей не терпится заняться сексом среди мертвецов. Что-то здесь не чисто».

     - Пойдём скорее, Мэг, мы сделаем это у ручья, там почище и не пахнет смертью.

     - Смертью? - Магда уставилась на него непонимающими глазами. - Мы же с тобою живы. Всё здесь такое живое... Смерти нет и быть не может...

     Боясь, что она и в самом деле лишилась рассудка, Томас дал ей пощёчину. Никогда раньше он не поднимал на неё руку, но другого средства образумить её он не видел.
 
     И она очнулась. Потирая ушибленную щёку, она виновато поглядела на него и сказала своим обычным голосом:

     - Чего мы ждём? Пора домой.


     ***

     Они вернулись в ракету и сели ужинать. Ни ему, ни ей не хотелось вспоминать о том, что они видели в шаре. И всё же нечистая совесть заставила Томаса заговорить об этом.
     - Прости меня, Мэг.

     - За что?

     - За то, что я тебя ударил.

     - Ударил? Когда?

     Томас беспомощно пожал плечами:

     - Наверное, это было во сне.

     - Да, во сне я тоже иногда совершаю всякие нехорошие поступки.

     - И всё же что там было, в том корабле?

     - В каком корабле?

     - Ну, в шаре.

     - Почему ты решил, что это корабль?

     - Сам не знаю... А что это, если не корабль?

     - Не будем сегодня ломать голову, оставим загадки на завтра. - Магда встала. Она ещё не оправилась от увиденного, но старалась говорить бодрым голосом. - А сегодня спать. Принимаем душ и...

     - И я буду тебя любить. - Томас тоже поднялся с кресла и обнял жену.

     - Только ты будешь? А я?

     - И ты тоже.

     - Послушай, Том, а тебе не кажется, что мы разучились произносить слово «мы»? Почему? Это же неправильно. Как будто каждый из нас - сам по себе.


     ***
 
     Эта ночь была даже более бурной, чем та, проведённая в палатке. Впервые за всю их совместную жизнь Томас услышал, как Магда, дрожа, повторяла:

     - Я сейчас умру! Том, любимый мой, я сейчас умру от счастья!

     А потом всё стихло.

     И вдруг в этом тёмном безмолвии послышались какие-то  шевеления и стоны. Они доносились с пола. Испуганный Томас вскочил с постели и включил свет. И остолбенел: на полу, подстелив под себя то самое мягкое одеяло, на котором Магда не захотела предаваться страсти в тот первый их день, лежали двое: его жена и он, Томас.

     - Что, хотите посмотреть? - беззаботно произнёс Томас номер два, взглянув на Томаса номер один, а женщина, лежащая рядом с ним, блаженно улыбалась, переводя взор то на одного, то на другого мужчину. - А впрочем, смотрите, если есть охота, мы не против. Правда, Мэг?

     - Нет, мы не против. Даже наоборот, - ответила Магда номер два. И голос её ничем не отличался от голоса настоящей его жены, но был более уверенным и каким-то неприятно развязным.

     Томас опустился на диван. Магда обхватила его похолодевшими руками и прижалась лицом к его бедру.

     - Что это, Том? - пролепетала она. - Кто это такие?

     - Наши клоны, - потухшим голосом ответил Томас.

     - Мы не клоны, - спокойно возразил лежащий на полу мужчина. – Мы - то же самое, что вы, мы ваше второе я, лучшее и более честное.

     - Не отвлекайся, Том, прошу, - перебила его женщина. - Потом поговорите.

     И они продолжили ласкать друг друга.

     Но ни Томасу, ни Магде совсем не хотелось смотреть, как люди, ничем не отличающиеся от них, оскверняют то, что они сами считают священным. Ведь их любовь принадлежит им, и только они, настоящие Томас и Магда, могут делать это, а не жалкие их подражатели, как бы похожи ни были они на них! К тому же присутствие двойников пугало их, казалось им противоестественным. Поэтому они встали и спустились под ночное небо Леонардо. Палатка всё ещё стояла недалеко от модуля, и они забрались в неё.

     - Как же так? - сокрушённо произнесла Магда. - Что теперь нам делать?

     - Не знаю, - ответил Томас. Ему очень хотелось, чтобы жена видела в нём сильного и уверенного в себе человека, но после пережитого прошлым днём и этой ночью он никак не мог взять себя в руки. Дрожа всем телом, он прижимался к тёплой коже Магды, а разум его лихорадочно стремился собрать воедино всё, что преподнесли им последние три дня.

     - Не знаю, - повторил он. - Но, кажется, начинаю понимать, что здесь происходит. Биополе... Оно явно порождено именно тем зеркалом. Ты права, зеркало живо, это некая неизвестная нам форма жизни, способная точно воспроизводить любое существо, что отражается в нём. Думаю, шар - это всё-таки космический корабль, по какой-то причине застрявший на этой планете. Возможно, его создатели нашли удобный способ размножения. Достаточно остаться в живых одному - и через некоторое время вокруг него соберётся множество помощников. Ни тебе долгой беременности, ни опасных родов, ни мучительного воспитания детей. Быстро и удобно: постоял у зеркала - и вуаля, готов твой друг и товарищ.

     - Но куда же тогда делись эти инопланетяне?

     - Умерли от старости, Мэг.

     - Что-то я тебя не пойму.

     - Дело в том, что этот способ воспроизводства хорош не всегда. Например, он великолепен во время долгого путешествия или войны. Но он не заменит естественного размножения. Ведь человек, глядящий в зеркало, постепенно стареет, а значит, и последующие клоны становятся всё старше. Какое бы количество ты их ни воспроизвёл, тебе не избежать смерти от старости, а также смерти всех постаревших клонов. Понимаешь?

     - Да. Но я одного не могу понять: почему Рашид и Салман и их клоны убили друг друга? Чего они не поделили?

     - Вот это загадка так загадка! Наши отражения, те, что блаженствуют сейчас в модуле, вроде бы не кажутся особенно агрессивными.

     - Нет, они довольно милы, если отбросить страх и привыкнуть к ним.

     - Тут ты права, Мэг, нам придётся привыкать к этим двоим.

     - А сможем ли мы?

     - Не знаю. Если мы с тобой не будем ссориться, наверное, сможем.
 

     ***

     Утром, умывшись в ручье, они вернулись в модуль. Их клоны ещё спали, там же, на полу, где ночью бесстыдно предавались страсти. Они выглядели так мило. Голова женщины покоилась на плече мужа, а его ладонь лежала на её лобке так, что пальцы тонули у неё между ног, словно и во сне он продолжал искать место, самое сладкое во всей Вселенной.

     - Что ж, - со вздохом прошептала Магда, улыбнувшись. - Действительно, нам стоит всего лишь привыкнуть к ним. И потом, мне кажется, вчетвером нам будет намного веселее на пустой планете.

     - Думаю, ты права, - ответил Томас, вынимая из холодильника пачку масла и пакет молока.

     Они сели за стол, налили себе кофе, намазали бутербродов и стали есть, задумчиво глядя на спящих людей.

     - Как же всё-таки они похожи на нас! - сказала Магда. - Если бы меня обнял этот... клон, я бы не отличила его от тебя.

     - Нам придётся смириться с тем, что они такие же, как мы, люди, и у них те же права, к тому же свои предпочтения, странности и капризы. Теперь нам с тобой будет вдвойне труднее.

     - Или наоборот, легче? - Магда вопросительно посмотрела на мужа.

     - Не думаю, Мэг, не думаю...

     Наконец Томас номер два проснулся, взглянул на сидящих за столом, буркнул «С добрым утром» и, вскочив на ноги, вбежал в туалетную комнату.

     - Ты заметил, - сказала Магда, - он совсем нас не стесняется.

     - А мы разве стесняемся их? - с ухмылкой произнёс Томас. И тут Магда заметила, что и они с Томасом совсем голые. Раньше она никогда не позволяла себе садиться за стол, не нарядившись.

     Потом проснулась и женщина. И вот две пары молча завтракают, настороженно следя друг за другом.

     - Итак, друзья, - нарушил молчание Томас-клон, - давайте договоримся: у каждого из нас должно быть своё имя, чтобы не путаться. Вы двое останетесь Мэг и Томом, а мы будем Мэгги и Томми. Согласны?

     - Согласны, - почти одновременно ответили хозяева.

     - Тогда позвольте предложить ещё одно правило, - продолжал клон Томми. - Отныне в нашей семье все должны говорить только правду. Никакой больше лжи, никакого притворства.

     - А кто ты такой? - неожиданно взвилась Магда, - Кто ты такой, чтобы устанавливать здесь свои правила? Это наш монастырь, так что засунь свой устав сам знаешь куда!

     - Ну, Мэг, не кипятись, - попытался успокоить её муж.

     - А ты что, согласен жить по законам, установленным какими-то копиями? - Она глядела на него почти с ненавистью.

     - Ну, вот, - растерянно проговорил он, - опять началось. Что на тебя постоянно находит? Почему хотя бы один день мы не можем провести спокойно, без твоих дурацких взбрыкиваний?

     - Дурацких? - Было очевидно, что Магда завелась не на шутку. - А ты, значит, не дурак? Что ты так на меня таращишься, словно я... словно я не человек, а какая-то паршивая собака?

     - Прости, Мэг, - вмешался в разговор Томми, - но ты действительно ведёшь себя как злая собака.

     - Это одно из твоих правдивых высказываний? - напустилась на него Магда. - А повежливей быть нельзя? Ведь мой муж твою Мэгги ещё ни разу не оскорбил. И потом, почему я должна терпеть в своём доме каких-то самозванцев? Я и так вся на нервах. А тут ещё... - Но слёзы помешали ей продолжать.

     Томми с сожалением взглянул на Тома и сказал:

     - Она ведёт себя так, потому что ты мягкотелый и лживый ублюдок.

     - Полегче! - в свою очередь огрызнулся Томас. - Что это за манера оскорблять людей! Ты что, садист?

     - Нет, ежели ты не садист. Я же точно такой, как и ты.

     - Тогда почему ты решил, что вправе обижать нас?

     - Я вас не обижаю, а хочу исцелить вас правдой.

     - Исцелить, говоришь? Но мы вроде бы не вызывали врача. К тому же, если уж мы хотим говорить неправду, так и будем делать это. Может, нам нравится лгать - тебе-то какое до этого дело?

     - Мы ваши отражения, Том, не забывай об этом, - Голос клона оставался спокойным, а в глазах его не было ни капли раздражения или неудовольствия. - Ты же слышал поговорку, что зеркало не врёт. Вот почему нам свойственно говорить только правду.

     - Ну, и говорите эту свою правду друг другу, - сквозь слёзы проговорила Магда. - Мы-то тут при чём?

     - А при том, дорогая Мэг, что вы сами вызвали нас из небытия. Вы стали как бы нашими отцами, а наша мать - зеркало, в которое вы так неосторожно погляделись. - Томми погладил Магду по голове. Лицо Мэгги никак при этом не изменилось, если не считать промелькнувшей по нему едва заметной улыбки.

     - Значит, мы во всём виноваты? - резко заявил раздражённый до предела Томас.

     - Вы. - Клон беспечно пожал плечами и погладил Магду по щеке.

     - Что ты всё лапаешь мою жену? - крикнул возмущённый Томас. - Тебе что, своей мало?

     - А тебе? - переспросил его клон.

     - А при чём здесь я? Я к твоей ни разу не прикоснулся.

     - А к Бригитте? - Томми победно ухмыльнулся. - Тебе напомнить, как она ласкала вас вдвоём с Матиасом?
 
     - Ну, уж это, знаешь! - Томас поднялся на ноги, упираясь ладонями в стол, но клон примирительно похлопал его по локтю.

     - Садись, дружище, что вскочил, как ужаленный? Я же обещал вам, что отныне в этом доме будет царить только правда.

     Томас тяжело опустился на стул. Магда пристально смотрела на мужа:

     - Бригитта? Вас обоих? То-то ты всё о ком-то третьем мечтал. Ах ты, извращенец!

     - Но он не только с Бригиттой тебе изменял, - продолжал Томми сыпать разоблачениями. - Сколько женщин перебывало в его объятиях, если б ты знала! И не перечесть. Среди них попадались и довольно неожиданные экземпляры, - например, привокзальные проститутки.

     - Это правда? - Магда встала, не спуская с мужа чугунного взгляда разъярённой женщины, обманутой мужем-ничтожеством, которого она считала пусть не идеалом, но, по крайней мере, достойным уважения.

     - Правда, Мэг, - смиренно промямлил загнанный в угол Томас.

     Она размахнулась и влепила ему такую пощёчину, что у него зазвенело в ушах.

     - Что ты бьёшь его? - обратилась к ней Мэгги. - Сама-то ты как будто лучше! Вспомни Бориса. Томас подозревал, что у вас с ним шашни, но он не знал, сколько раз ты переспала со своим любовником. Так что, прежде чем бить человека, взгляни на себя. Тоже мне мать Тереза.

     Магда закрыла лицо руками и бросилась вон из комнаты, из ракеты, подальше от тех, кто так подло, исподтишка вывалил на обеденный стол её прошлые прегрешения. И ведь эта проклятая клониха знает, что именно любовь Магды к Борису была и остаётся главной причиной её душевных терзаний, неуравновешенности и вспышек раздражения. И вместо того чтобы посочувствовать ей, эта ведьма бьёт в самое больное место.

     - Том, - сказала Мэгги, - тебе лучше не оставлять её одну. Я её знаю, она может навредить себе.

     - А вам лучше оставить нас в покое! - злобно ответил ей Томас и выбежал вслед за женой.

     Магду он нашёл у ручья. Она сидела, опустив ноги в воду, и громко рыдала. Сердце Томаса сжалось от сострадания к маленькой, беспомощной женщине, которую больно ранила правда, вдруг вырвавшаяся из дьявольского зеркала. Он подбежал к ней, сел рядом, крепко обнял её, и из его глаз полились слёзы жалости. Что бы кто ни говорил, но вот уже шесть лет она была его женой, и он ничего не мог ей предложить, кроме своей искалеченной, но всё ещё тёплой любви.

     Успокоившись, они встали, умылись и снова сели на берегу.

     - Они хотят нас уничтожить, - сказала Магда.

     - Нет, я в это не верю! - возразил Томас. - Просто они сквозь свою чёртову правдивость не могут разглядеть живых людей.

     - Какая разница, что они могут и чего не могут, Том. Факт остаётся фактом. Они пытаются разрушить наш союз. Ты видел, как этот... Томми глядел на нас? Он же упивался своим превосходством! Он знает, что долго мы так не выдержим.

     - Но какова их цель, Мэг?

     - Не знаю. Пока я вижу, что они хотят отравить нас чувством вины.

     - А ты не допускаешь мысли, что раскрытие карт нам только на пользу? Ведь наши грехи...

     - Я не спорю. - Она крепко сжала ему руку. - Но ты же знаешь, грехи, подлые поступки, да и просто ошибки, порождённые легкомыслием, страшны не сами по себе. И даже их последствия не так болезненны, как осознание греха, вины. Лев, убивая ягнёнка, не задумывается над тем, что он делает. Если же ему в голову вбить мысль, что есть ягнят плохо, он ведь всё равно не перестанет на них охотиться - просто после каждого обеда его будет грызть сознание своей греховности, низости, несовершенства. Чувство вины превратит его в несчастное, жёлчное существо. И где, по-твоему, он будет искать убежища от этого ада? Всё в той же лжи, в самообманах, сказках...

     - Мэг, ты хочешь сказать, что всем нам суждено ходить по замкнутому кругу? Правда порождает ложь - так что ли получается?

     - Не об этом я говорю, миленький Том, а о страданиях. Как бы ты ни поступил, правильно или неверно, в итоге получишь боль. По крайней мере, ложь может отсрочить её, а то и смягчить. Ведь мы как-то жили, не зная о взаимных своих изменах...

     - Но если бы мы не изменяли друг другу, - сказал Томас, - нам не нужно было бы лгать. Это же так просто. Я думаю, как раз это и хочет объяснить нам Томми.

     - Ты так считаешь? Но к измене лично меня толкала моя любовь к Борису. Не встречайся я с ним, я страдала бы ещё больше. Думаешь, я не пыталась задушить это чувство? Но я была бессильна... А измены смягчали мою боль. Правда, они и чувство вины порождали, и неопределённость, и страх и, в конце концов, отравляли наши с тобой отношения, причиняя тебе страдания, от которых ты в свою очередь прятался в объятиях других женщин. При этом я знала точно, что, если я скажу тебе правду о любви к Борису, ты будешь страдать неизмеримо сильнее. Понимаешь, о чём я хочу сказать?

     - Может, тебе стоило уйти от меня?

     - Нет, Том, я не могла. Ведь я так тебя любила! И продолжаю любить. Да и жалко мне тебя... Расставшись, мы оба погрузились бы в такой ад... Что же нам делать? Как честностью излечить подобную болезнь? Да и болезнью ли является наш с тобой брак? А если он сам - всего лишь горькое лекарство, отказавшись от которого, мы терзались бы теперь болями намного страшнее, от которых нет исцеления?

     - И всё же хорошо, что я знаю правду о тебе, - сказал Томас, обняв Магду за плечи.

     - Хорошо - потому что эта правда стала нашим прошлым. - Магда поцеловала его в шею. - Я и согласилась пожить на этой планете только для того, чтобы забыть Бориса... А ты представляешь себе, что было бы, узнай мы обо всём этом в то время, когда наши боли и притупляющие их измены были настоящим - живым, режущим, убивающим?

     - Стало быть, правда - это яд, который может как исцелить, так и погубить? - Томас прижал её мокрую голову к своей щеке.

     - Точно, - ответила она, глядя на искрящуюся воду ручья.

     - Так давай объясним это тем двоим.

     - Ты думаешь, эти праведники поймут нас?

     - Судя по тому, как они ведут себя, не такие уж они и праведники. Не вижу я святости в их глазах. Знаешь что, Мэг, ты должна подружиться с ними.

     - Для чего?

     - Чтобы выведать, что им от нас нужно. А нам с тобой стоит быть сдержаннее и научиться глотать обиды непережёванными. Будем глядеть в оба и думать, как быть дальше. Нам ведь жить с ними пять лет.

     - Чтоб ни сдохли! - с горечью воскликнула Магда, ещё теснее прижимаясь к мужу.

     - И об этом тоже подумаем в своё время, - спокойно ответил Томас. По нему было заметно, что он принял какое-то важное решение и больше не отступится от него. - Нам объявили войну - примем же вызов. Но не будем ходить в атаки, а спрячемся под масками благопристойности. А пока те двое могут быть нам очень полезны. Пойдём домой, Мэг.

     - Домой? - Она испуганно уставилась на него. - Но у нас больше нет дома!

     - Зато у нас есть палатка, где так тепло.


     ***

     Когда они подошли к модулю, их клоны уже вышли. Они надели на себя рубахи, а на плечах несли рюкзаки, зато ниже пояса были голые.

     - Мы идём работать, - деловито объявил Томми. - Дел по горло, а мы всё лясы точим. Вы тоже приступайте к исполнению взятых на себя обязанностей.

     - Но вы же уносите наше оборудование, - возразила ему Магда.

     - Тогда идёмте вместе. Мужчины на юг, женщины - на север. Кстати, на севере виднеются весьма любопытные скальные образования.

     - Подождите, мы только оденемся, - сказал Томас.

     Его клон рассмеялся:

     - Осознав свою греховность, Адам с Евой поспешили прикрыть наготу!

     Мэгги тоже захихикала, но, глянув на сердитое лицо Магды, смущённо от неё отвернулась.

     - При чём здесь греховность, правдоруб ты тупой! - укоризненно произнёс Томас. - Просто мы не хотим обгореть на солнце.

     - Вот это по мне! - воскликнул Томми. - Наконец я слышу от тебя истинную правду.

     - А что, разве она бывает ещё и неистинная? - поддела его Магда.

     - А ты не придирайся к словам, дорогая, - ответил ей Томми, - а лучше иди, оденься. Пора браться за работу.

     До самого вечера Томас и его клон бродили по тёмно-зелёным лугам, собирая растения и ловя насекомых. Они больше не спорили и не доказывали друг другу, кто из них лучше, а увлечённо обсуждали методы классификации местной флоры и фауны, особенности той или иной козявки или отличие фиолетового цветка от точно такого же, но синего.

     Возвращаясь к ракете, Томми хвалился своими загоревшими за день ногами.

     - Правда, красивые? - говорил он, выставляя вперёд то одну, то другую ногу. - Думаю, Мэгги понравится. Зачем ты надел штаны? Тоже загорел бы.

     «Странные люди, - думал Томас, слушая болтовню Томми. И они ещё называют себя такими же, как мы. Да я никогда в жизни не стал бы беспокоиться о загаре ног... Хотя, и вправду, неплохо они у него выглядят... Чёрт возьми, какая всё это чепуха!»

     Магда и Мэгги вернулись раньше мужчин и, весело болтая, хлопотали на кухне. Будто и не было между ними утренней размолвки.

     «Неужели всё идёт на лад? - удивлялся Томас. - Что-то не верится. Долго ли продержится взрывная Мэг? А та, другая? Может, она похлеще моей жены?»

     Но в тот вечер не произошло никаких бурных споров и ссор. Все были вежливы. А Томми, как ни странно, вёл себя с прямо-таки светской предупредительностью и не уставал делать комплименты то Магде, то её удивлённому мужу.

     Когда они собрались уходить в палатку, клоны долго уговаривали их ночевать в модуле, и Томас было согласился на их предложение, но тут вмешалась его жена.

     - Простите, - смущённо произнесла она, - но нам нужно ещё привыкнуть к вашему обществу. Особенно мне. Я такая стыдливая и вообще трусиха. И туго схожусь с людьми.

     - Они что-то задумали, - шепнул ей на ухо Томас, когда они лежали в палатке. - Тебе так не кажется?

     - Кажется, - едва слышно ответила она. - Они в десять раз лживее нас. Они коварны. Мне страшно, Том.

     - Продолжай следить за Мэгги, а я буду прощупывать её туповатого супруга.


     ***

     Однако следующие несколько дней ничего нового им не принесли. Зато на пятый день, прогулявшись по берегу ручья и собираясь лечь спать, они с удивлением обнаружили, что палатка занята: в ней лежали Мэгги и Томми, страстно лаская друг друга.

     И им пришлось вновь перебраться в жилой модуль.

     - Не могу я понять этих людей, - сказал Томас.
 
     - А я понимаю, - ответила Магда. - Всё очень просто. Видя, что мы не хотим жить с ними в одном доме, они сделали очень хитрый ход. Теперь мы будем мучиться чувством вины оттого, что вынудили их, совестливых людей, поселиться на улице, предоставив нам наше жилище. Теперь нам, хочешь, не хочешь, а придётся попросить их ночевать здесь. Вот так. В этом вся их правдивость. Им бы Макиавелли изучать, змеям этим.

     Утром, за завтраком, решено было устроить три дня выходных, а заодно прибраться в помещениях, выстирать скопившуюся кучу белья и починить в ванной электропроводку. Каждый получил задание и, справившись с ним, мог отдыхать вволю.

     Освободившись раньше жены, Томас сказал ей, что идёт купаться в ручье и загорать.

     Лёжа на берегу, он уже задремал, когда услышал голос Магды:

     - Нам надо поговорить, Том.

     - Ложись рядом, поговорим. - Он перевернулся на живот, подставив спину колючим лучам белого солнца.

     Магда легла ничком. Она была обнажённой, что очень  удивило Томаса - не в её это стиле. Но она сразу же объяснила причину:

     - Я постирала всю свою одежду, так что приходится подражать этой Мэгги. Никогда, наверное, не привыкну ходить в чём мать родила. Но я не об этом хотела поговорить.

     - О чём же? Ты сегодня такая загадочная.

     - Тебе не кажется, что мы легко можем перепутать друг друга?

     - Я уже думал об этом.

     - А я придумала, как нам быть. Надо сделать татуировки, в таких местах, где обнаружить их было бы очень трудно, и по ним ты будешь отличать меня от этой змеи, а я тебя - от Тома.

     - Что?! - Он рывком приподнялся на руках и стоял перед нею на коленях, глядя на её загорелую спину. - Как ты назвала его?

     Она повернула к нему удивлённое лицо.

     - Кого я назвала?

     - Ты назвала моего клона не Томми, а Томом, как и меня.

     Она тоже села и обняла его за шею.

     - Ой, прости меня, Том... Что-то со мной происходит в последнее время. Я начала путать имена. Вчера, например, я сказала Мэгги: «А вот мой Томми», - и она на меня так зыркнула, что я даже испугалась. Нет, миленький мой, нам нельзя больше откладывать, прямо сейчас сделаем эти татуировки, а то я боюсь, как бы нам обоим совсем не запутаться... Может, те двое как раз этого и добиваются?

     - Хорошо, давай сделаем. - Успокоившись, Томас снова лёг.

     - А что для этого нужно?

     - Швейную иголку, желательно, потоньше. Обмотаю её ниткой, чтобы остался только кончик, буду макать её в тушь и колоть.

     - А это больно?

     - Колоть иголкой всегда больно, Мэг.

     - Ну, ничего потерплю. Схожу за иглой и тушью.

     Место для татуировки Томас выбрал в самом низу лобка, ближе к правой ноге. Волоски должны были скрывать этот знак солнца - маленький кружок с точкой в центре.

     - Вот теперь мы меченые, радостно произнесла Магда, обмываясь в ручье. - Теперь мы друг друга не спутаем с теми умниками. Пойду отнесу тушь и иглу, а заодно узнаю, что там у них намечается.

     И она ушла. А Томас, ещё раз искупавшись, решил побродить по лужайке, покато лежащей между ручьём и ракетой.

     «Что-то назревает, - думал он, нагнувшись над неизвестным ему цветком, тёмно-синим в голубую полоску. - Недаром на сердце у меня такая тяжесть. Надо быть готовым ко всему. И ни на минуту не расставаться с оружием. - Он сунул руку в карман брюк и с облегчением нащупал пистолет, нагретый теплом его тела. - Теперь нам можно надеяться лишь на хитрость и, если придётся снять предохранитель, - на меткий выстрел. Ничего, не промахнусь, стрелять я умею. А может быть, войти сейчас в модуль, да и уложить этих проклятых клонов? И вздохнуть наконец-то свободно... Нет, пока подождём. Томми, наверное, убью я легко, а вот Мэгги... Это всё равно что стрелять в Магду. Да и перепутать их немудрено. Нет, надо ждать. И морально готовиться».

     Вдалеке показалась жена. Она что-то кричала ему, размахивая руками. И Томас с удивлением обнаружил, что незаметно успел отойти довольно далеко от модуля. И быстрым шагом направился к Магде.

     Она стояла у палатки, нагая, соблазнительная, поблёскивая на солнце загорелой кожей. И, хитро улыбаясь, показывала на то место, где была спрятана татуировка, их условный знак. Знак их любви. Знак солнца.

     Когда он подошёл к ней, она пролепетала тихим, смущённым голосом:

     - Давай прямо здесь, Том, в нашей палатке... Прямо сейчас... Я умираю от желания!

     «Опять эти её капризы. - Том обнял жену и прижал к себе. - Нет, никогда не смогу привыкнуть к этой женщине. Может, как раз в непредсказуемости вся её прелесть, сила её притяжения? Она ведь знает, что те двое будут подглядывать за нами, однако идёт на это...»

     Они легли. Она согнула ноги в коленях и, и он увидел татуировку, припухший кружок, спрятавшийся в чёрных волосках...

     Это было долгое путешествие по мягким, нежно изогнутым линиям любви, но на этот раз Томасу не суждено было ввести жену в страну блаженства, так как внезапно послышался голос Мэгги:

     - Я убью этих змей!

     Сквозь прозрачную крышу палатки Томас увидел женщину, бегущую к ним от ракеты. В руке она держала пистолет. Следом за ней нёсся Томми с явным намерением остановить её.

     - Что ты делаешь? - кричал он. - Одумайся!

     Времени на размышления не было. Одежда лежала у входа в палатку. Томас метнулся к брюкам, но, пока вынимал из кармана оружие, Мэгги успела выстрелить в Магду. Краем глаза он заметил, что она промахнулась. Но, прежде чем Томми догнал её, она снова прицелилась, теперь уже в него, Томаса...

    Они нажали на курок одновременно. Пуля, выпущенная из пистолета Томаса, пробила ей грудь, а она прострелила ему шею. Однако она ещё стояла. Её губы произносили какие-то слова, но он их не слышал. Он почувствовал головокружение и, теряя сознание, упал ничком перед палаткой. И в то же мгновение упала она.

     Над нею стоял мужчина, а над ним склонилась женщина.

     - Она мертва, - сказал встревоженный мужчина.

     - Он мёртв, - простонала женщина.
      

     ***      
 
     - Томми, посмотри, пожалуйста, там в самом низу моего лобка, справа, есть ли там татуировка, знак солнца?

     Он нежно пригладил её чёрные волоски и, разворошив их пальцами, сказал:

     - Вот она. Знак солнца. Это ты придумала, умница моя.

     - Жаль. Я надеялась, что этой метки смерти там нет. В последнее время у меня было такое чувство, что я всё-таки не я, а та, настоящая, Магда, не запятнавшая себя невинной кровью...

     - Что за чепуху ты несёшь?

     - Я говорю правду, Томми.

     - А может быть, не всегда стоит говорить правду?

     - Что ты сказал?! - Она резко села и испуганно взглянула на него.

     - Ничего, кроме того, что ты слышала.

     - Томми, мне страшно. Тебе не кажется, что, начав войну против тех... двоих, мы изменили своей честности и, в конце концов, превратились в таких же скользких амёб, как и они?

     Он встал с дивана и принялся вышагивать по комнате, нервно пощёлкивая пальцами.

     - Перестань, Томми, меня раздражает это твоё щёлканье.

     Он остановился и беспомощно уставился на неё. Помолчав с минуту, он мрачно произнёс:

     - Не знаю, как я, а ты точно становишься той Магдой.
 
     - Но не я предложила замалчивать правду, а ты, Томми. Я полностью честна перед тобой.

     - Честна? - Он снова начал шагать туда-сюда. - А не ты ли вчера, да и позавчера, ходила к могилам Томаса и его жены? Я был там и видел, как ты положила цветы на его могилу. Почему же Магда не удостоилась цветов? И почему ты ничего мне об этом не сказала? А ещё о правдивости говоришь!

     - Ты становишься невыносим, Томми...

     - А ты? Посмотри на себя!

     - Нет, говори, что хочешь, но ты уже не тот, кого я так беззаветно любила... Тот был честным, справедливым...

     - Тогда ищи себе другого! А мне некогда выслушивать твои попрёки. Меня ждёт работа. Да и тебе пора взяться, наконец, за дело.

     Она заплакала.

     - Ты знаешь, Томми, мы оба были не правы. Всё было напрасно. Ради спасения любви, ради защиты её от лживых наших двойников мы с тобой готовы были пойти на всё, даже стали убийцами. А в итоге вернулись к тому, с чего начинали те двое...

     - Кого мы убили? О чём ты? Опомнись, Мэгги! Они сами прикончили друг друга.

     - Но мы их вынудили, мы подстроили всё так, чтобы...

     - Перестань! Как можно свободного человека вынудить стрелять в себе подобного? Это был их выбор...

     - Ты лжёшь, Томми! - Она вскочила и подошла к нему. - Неужели тебе не противно лгать? Мы хотели полной, абсолютной правды, мы верили в то, что она приведёт нас в рай, а сами погрязли во лжи. Знаешь, с чего началась наша ложь?

     - Наверное, когда мы с тобой вышли из зеркала.

     - Нет, Томми, тогда мы были чисты и невинны, как новорождённые Адам и Ева. Ложь началась, когда ты уговорил меня войти в их ракету и немного подшутить над ними. Мы ворвались в чужую жизнь, ухватились за чужие отношения, и тогда нами овладело желание стать истинными Томасом и Магдой и избавить мир хотя бы от двух изолгавшихся существ.

     - Но, Мэгги, именно ты убедила меня в том, что убить их не будет злом, ведь мы - это они, и после их устранения, в сущности, ничего не изменится...

     - Да, я так говорила, каюсь, я была уже заражена вирусом зла... Но ты-то, сильный мужчина, куда ты смотрел? Почему не остановил меня? Даже когда я подмешала в чашку кофе снотворного и протянула её Магде, чтобы, пока она спит, сделать татуировки и спутать Томасу все карты, было ещё не поздно остановиться. А когда она проснулась, не ты ли притворился её мужем? Не ты ли сказал ей, что ночью мы собираемся убить их? Ты даже положил рядом с собой пистолет, зная, что нервная, несдержанная Магда, видя твою нерешительность, сама обязательно схватит его и побежит спасать себя, своего мужа и драгоценную свою любовь. Даже тогда ещё не поздно было всё повернуть назад. Но ты не прекратил комедии.

     - Не прекратил. На меня тоже нашло какое-то помрачение. Я считал, что только мы с тобой, новые и более здоровые и разумные, не отравленные ядом извращённой цивилизации, должны остаться на свете, а не те двое.

     Она взяла его за руку и взглянула ему в глаза:

     - Но оказалось, что у нас не было иммунитета от этого яда. Те двое худо-бедно умели противостоять его влиянию, а мы с тобой оказались бессильны. Мы больны, Томми. Вирус гордыни поразил наши души. Мы разлагаемся. Не успев осмотреться в новом мире, мы тут же стали чудовищами и опустились до грязных интриг и убийства... И пусть мы сами не нажимали на курок, но поступили трусливо и подло!

     Он отошёл от неё, сел на диван и устало откинулся на спинку.

     - И что ты предлагаешь? Опускаться ещё ниже или выбираться из ямы?

     - Ниже уже некуда. - Она села рядом с ним и прижалась к нему. - А выбираться... Сумеем ли мы стать лучше? Сомневаюсь. Можешь ли ты простить себя после всего, что мы сделали?

     - Я могу простить тебя, Мэг.

     - Я тоже тебя прощаю. Но не об этом речь. Сам-то себя ты простишь? Попробуй убедить свою совесть в том, что ты изменишься... Да нет же, сначала убеди себя в том, что не совершал преступления!

     - Не совершал.

     - Ты опять лжёшь!

     - А ты опять хочешь выставить меня виновным во всех своих грехах! - Он вскочил на ноги, быстро оделся, взял рюкзак и отправился исследовать планету, ругая в душе Магду и её бредовые идеи.

     Но когда он вернулся в модуль, нашёл жену растянувшейся на диване. Она была мертва. На полу, под столом, лежали три упаковки снотворного и посмертная записка:

     «Я прощаю тебя, но гнить во зле больше не смогу. Мы все прокляты, Томми. Если ты мужчина, и притом любящий меня мужчина, ты последуешь за мной в страну теней, где нет ни лжи, ни этой невыносимой правды. Твоя бедная Мэгги».

     «Она назвала себя Мэгги... Она так и не стала настоящей Магдой», - мелькнула в его голове мысль, но тут же и погасла, как холодная искра, бессильная разжечь костёр. Он лёг на диван, обнял труп жены и заплакал.


     ***

     Прошло пять лет.

     Космический корабль «Тур Хейердал», доставивший на планету Леонардо учёных Томаса Розенблата и Магду Ольховскую, сел в километре от их жилого модуля. Корабль представлял собой громадное сооружение, напоминающее купол «Святого Петра» в Ватикане.

     Опустились трапы, и на почву, покрытую песком, мелкой галькой и тёмно-зелёной травой, ступили капитан Джеймс Верник, лейтенант Пауль Хайнеке и врач Хосе Негрито.

     Джеймс Верник был уже в летах, седовласый, высокий и очень худой, но жилистый. Даже не зная, кто есть кто из них троих, любой уверенно назвал бы именно его капитаном.

     Паулю Хайнеке было всего тридцать. Этот спокойный, всегда сдержанный и доброжелательный храбрец при встрече с опасностями не терял хладнокровия, и вывести его из себя способна была лишь его жена Эстрелья, шеф-повар корабля.

     Тщедушному Хосе Негрито, брату шеф-повара Эстрельи, не исполнилось ещё и двадцати пяти, но он был отличным врачом: и хирургом, и терапевтом, и неврологом, а если требовалось, то мог проявить и свои знания в венерологии. Чего только он не умел! Но был очень впечатлительным и робким и сам удивлялся, как его угораздило отправиться в космос.

     - Странно, почему они нас не встречают? - сказал лейтенант.

     - Что-то здесь не так, - недовольно буркнул Джеймс Верник и вынул из кобуры пистолет. Другие последовали его примеру.

     Им нередко приходилось сталкиваться с опасностями, в изобилии ждавшими их на неизвестных планетах, и они знали, как себя вести. И всегда доверяли безошибочному чутью капитана.

     Не успели они дойти до модуля, как увидели на земле мертвеца. Это был голый мужчина, лежащий ничком. Его череп был проломлен в затылочной части. Он был сплошь покрыт какими-то неуклюжими насекомыми с коротенькими лапками. Но они не питались его плотью, так как его кожа оставалась нетронутой. Вероятно, их просто привлёк трупный запах. Рядом лежал серый округлый камень, покрытый блестящими чёрными пятнами.

     - Вероятно, этим камнем его и прикончили, - задумчиво произнёс лейтенант Хайнеке.

     Они перевернули тело.

     - О боже! - воскликнул Хосе. - Это же Томас!

     - Да, это он, - мрачно взглянув на врача, сказал капитан. - Как вы думаете, док, когда он погиб?

     - Судя по всему, не менее трёх дней назад. Точнее не могу сказать, не зная всех условий на этой планете. Будь мы на Земле, я дал бы вам более чёткие сведения.

     - Кто его так, капитан? - Пауль Хайнеке поднял камень с чёрными пятнами и повертел его в руках.

     - Постараемся выяснить. А теперь надо найти Магду. Если она жива.

     - Это явно сделало разумное существо. - Лейтенант осторожно положил камень на землю.

     Они дошли до ракеты. Люк был заперт.

     - Запереть его можно лишь изнутри, - сказал Джеймс Верник. - Там кто-то есть.

     - Лишь бы он был жив, - добавил доктор.

     - Не он, а она, - поправил его Хайнеке. - Кроме них двоих...

     - Отоприте люк! - командным голосом произнёс капитан.
 
     Они подождали несколько минут.

     - Слышит ли она? - шепнул Негрито.

     - Если жива, должна слышать, - сказал лейтенант. - Видите эту жёлтую лампочку? Микрофон работает.

     Никто не отзывался. Изнутри не доносилось никаких звуков. В глазах капитана дрогнуло беспокойство.

     - Что за чёрт! - нетерпеливо воскликнул он и несколько раз ударил кулаком в днище. - Придётся срезать замки. Не хотелось бы...

     Внезапно люк пошевелился и стал медленно опускаться. Наконец он повис на петлях, а из чрева модуля выполз трап.

     Джеймс Верник вошёл первым, за ним последовали лейтенант и доктор. Последний опасливо поглядывал по сторонам, готовый при малейшей опасности юркнуть вниз.

     В жилой комнате царил беспорядок. Тяжёлый запах грязного белья и испорченной еды резал нос и вызывал на глазах слёзы. Пауль Хайнеке нажал кнопку вентиляции, и свежий воздух быстро наполнил помещение. Но в комнате никого не было. Тогда они прошли в кабину управления и остановились, поражённые увиденным: посреди кабины возвышалось нелепое сооружение, связанное из кресел и стульев так, что образовалось нечто вроде высокого трона, на котором восседал Томас Розенблат, живой и здоровый, и надменно оглядывал вошедших.

     - Здорово, кэп, - развязно проговорил он. - Привет, Пауль. Как жизнь, дружище? А ты как, док? Давно вас не видел. Рад, очень рад встрече.

     - Послушайте, а там кто лежит с пробитой головой... - начал было Джеймс Верник, но Томас резко перебил его:

     - Как ты смеешь, кэп, обращаться так неучтиво к королю и властителю планеты Леонардо?

     Пришедшие переглянулись. Хосе едва заметно кивнул капитану: мол, всё ясно, человек сошёл с ума. И капитан решил подыграть несчастному.

     - Ваше величество, - обратился он к нему, стараясь выглядеть подобострастным, - простите неразумных людишек, впредь мы постараемся с почтением относиться к владыке планеты.

     - Ты мне нравишься, кэп. - Томас улыбнулся и стал спускаться с трона.

     Джеймс Верник подмигнул лейтенанту, и как только стопы его величества коснулись пола, капитан с помощником набросились на него и, несмотря на отчаянное сопротивление, скрутили ему руки и связали их за спиной.
Хосе сделал ему успокоительный укол, и они повели его в корабль. Безразличный ко всему, Томас больше не сопротивлялся.
     Его хорошенько вымыли, надели на него больничный халат и стали лечить, одновременно сканируя его повреждённый мозг. Восстановитель нейронов, присосавшийся к бритой голове больного, жужжал в течение недели, до тех пор пока Томас полностью не пришёл в себя.

     За это время команде удалось поймать ещё двоих Томасов. Их тоже привели в порядок и вылечили. Видели и других, но срок пребывания корабля на Леонардо был ограничен, и поэтому остальных (невозможно было сказать, сколько их бегало по планете) решили оставить в покое: пускай их судьбой занимается следующая экспедиция.


     ***

     Накануне отлёта Хосе Негрито вошёл с докладом в каюту капитана. Он положил ему на стол папку с документами и, растерянно разведя руки в стороны, сказал:

     - Сканирование мозга троих задержанных и их показания свидетельствуют о том, что никто из них не является настоящим Томасом Розенблатом. Это его клоны, вышедшие из какого-то загадочного зеркала, что спрятано в древнем, уже вросшем в землю шарообразном космическом корабле инопланетян. Как мы выяснили, настоящие Томас и Магда, обнаружив корабль, поглядели в это зеркало, чем спровоцировали появление своих двойников. Между ними четырьмя произошла ссора, и настоящий Томас случайно убил свою жену, а она застрелила его, тоже случайно. Затем Магда номер два, не выдержав угрызений совести, наложила на себя руки, а её муж, клон Томаса, лишился рассудка, возомнил себя королём и, каждый день по нескольку раз глядя в зеркало, стал воспроизводить двойников, своих подданных. Но они оказались такими же сумасшедшими, как и он, и в конце концов стали охотиться друг на друга. Тогда король Томас, защищая свою жизнь и камнем убив одного из них, того, которого мы видели первым, заперся в ракете, где мы его и нашли. Вот и всё, что мы пока что знаем. В этой папке - все данные исследований.

     Джеймс Верник поднялся из-за стола, подошёл к доктору, и его мрачный взгляд заставил того съёжиться.

     - Моей карьере, кажется, пришёл конец, - сказал он. - Я потерял двоих блестящих учёных, а вместо них везу на землю троих безумных клонов...

     - Но они уже не безумны, капитан. По своим способностям и знаниям они ничем не отличаются от настоящего Розенблата. Мы потеряли только Магду, зато приобрели двух талантливых биологов.

     - Не думаю, что начальство будет разбираться в этих тонкостях. Меня ждёт суд и отстранение от должности. Учитывая мой возраст, меня отправят на заслуженный отдых. А я ведь начинал на этом корабле обычным пилотом. Как мне жить без космоса? Ладно, Хосе, ступайте. Вы хорошо поработали. Кстати, вы ведь изучали психологию?

     - Да, капитан.

     - Не могли бы вы поглубже покопаться в этом деле? Выясните, что подвигло Розенблата с женой вести себя так странно.

     - Я уже сделал кое-какие выводы, капитан.

     - И что вы выяснили?

     - Они пытались защищаться от абсолютной правды.

     - От чего? - Лицо Джеймса Верника вытянулось.

     - От совершенной честности, правдивости, от обнажённой, беспощадной истины.

     - Значит, они решили побороться с самим Богом? Что за глупцы! И где они нашли эту истину? Не в том ли дьявольском зеркале?

     - В нём. Вернее, в его отражениях, в своих клонах.

     - Стало быть, эти три Томаса...

     - Не думаю, капитан. Они такие же, как и мы, так же ловко умеют лгать и изворачиваться.

     - Тогда я ничего не понимаю. - Джеймс подошёл к столу, открыл папку, принесённую врачом, и стал машинально перелистывать документы.

     - Мне кажется, капитан, как только новые отражения, и в самом деле чистые и правдивые, покидают зеркало, они тут же и заражаются.

     - Чем? - Джеймс Верник поднял на Хосе тревожный взгляд.

     - Позвольте мне выразиться не на языке науки... Я уверен в том, что заражаются они первородным грехом.

     Капитан пожал плечами и больше ничего не сказал. Лишь кивком головы дал понять врачу, что тот может идти.

     Оставшуюся часть полёта он провёл в почти полном молчании и избегал посиделок в кают-компании, а по возвращении на Землю, не дожидаясь разбирательства, пустил себе пулю в лоб. Но перед тем отправил прощальные письма всем своим друзьям и родственникам. Однако причины самоубийства так и не назвал.

     Что касается трёх Томасов, то они после тщательного расследования и новостного бума вокруг их таинственных персон были предоставлены самим себе. Тот, что был королём планеты, постригся в монахи и стал смиренным францисканцем, а двое других сменили имена. Один зовётся теперь Вольфгангом, а другой - Вильгельмом. Они сдружились так крепко, что поселились в одном доме, работают в одном исследовательском институте, изучают образцы флоры и фауны, доставляемые с других планет, и участвуют в составлении Межзвёздной Энциклопедии.

     Однажды, путешествуя по Чехии, они встретили двух сестёр-близняшек Марту и Наталью, женились на них и живут одной семьёй, чувствуя себя вполне счастливыми. Но есть два слова, вызывающие у обоих нервную дрожь: «честность» и «Леонардо», поэтому они стараются не произносить их ни при каких обстоятельствах.