Презумпция абсурда

             

              Душно… Сквозь распахнутые окна - ни ветерка, ни лёгкого дуновения. Это что же днём-то будет, Господи Иисусе Христе?

              Его честь, мировой судья господин Борисоглебский аккуратно наколол пером страдающую в чернильнице муху и брезгливо стряхнул её на пол. Душно и… мушно. Хе-хе, прям-таки стих получился.

              - Ну что же, братец, излагай. – наконец обратился он к стряпчему и приготовился работать.

              Невзрачный человечек за дальним столом оживился, быстренько оказался перед Правосудием и зачастил:

              - Так что, осмелюсь доложить, Ваша Честь…

              «И почему они всегда такие мелкие и невзрачные?» - отрешенно глядел на докладчика судья.

              Стряпчий меж тем продолжал:

              - Поймали супостата в угодьях помещика Недоплюева за незаконной порубкой леса крестьянами оного же помещика. Свалена оказалась одна сосна да вторая наполовину…

              - Супостат-то здесь ли? – прервал обвинительные речи господин судья. Всё было ясно и обыденно до скукоты.

              - А как же! Здесь, родимый. У помещика Недоплюева крестьяне порядки знают. Они…

              В этом месте стряпчий был досадливо прерван нетерпеливым судейским жестом.

              - Так и давайте его сюда, да не вяльте ухо, любезный, поторапливайтесь уже.

              Порубщиком оказался известный в округе Федька Бездомный, поротый – перепоротый, обеззубевший значительно в процессе внесудебных разбирательств и частично окривевший, но не сломленный и по сию пору. Он и сейчас отчаянно сверкал одиноким глазом и всё норовил заплевать и без того нечистый пол присутственного места.

              Его Честь уже собирался вынести свой вердикт, как в процесс осуществления правосудия всунулся стряпчий:

              - Вот и инструментец его преступный: топор, стало быть, и пила.

              Это меняло дело.

              - Твои? – сурово взыскал судья.

              - Никак не можно, барин! Разе ж у меня может быть какой инструмент? Где мне, бездомному, держать-то его?

              - Чей же тогда?

              - Да вот, Феофана Щербатого. Вот и знак его на топорище. Зарубка вот, видите?

              - А ну, глянь! – кивнул судья своему помощнику.

              - Верно, есть зарубка! – доложил с готовностью подбежавший к вещдокам стряпчий. – Только что она значит, никак не понять, Ваша честь! А у Федьки и впрямь отродясь ничего своего не бывало.

              Судья задумался. Вот оно, значит, как! Но он не был бы примерным служителем Фемиды, если бы не нашёл мудрого решения.

              - А доставьте-ка сюда этого Феофана Щербатого. Завтра к утру чтобы был. А этого, - он кивнул на одноглазого, - в холодную. Ишь, как зыркает, подлец!


              И вот стоит уже перед Правосудием недоумевающий Феофан Щербатый, которого в народе за простоту свою чаще прозывают фофаном: и созвучно, и природу человека отражает.

              - Твои? – грозно вопрошает мировой судья, указывая на пилу и топор в руках стряпчего.

              - Мои, как есть мои… - Феофан не успевает закончить признание.

              - Вот и славно! – удовлетворяется судья. – Стало быть, пятьдесят!

              - Ваша Честь, батюшка родимый, за что? – бухается в ноги мужик. – Ведь ни сном, ни духом! Да чтобы я что-нибудь… Да как же так-то?

              - Инструмент твой? – недовольно переспрашивает судья. И, не дожидаясь ответа, заключает. – Значит и кару нести тебе. Чего тут непонятного? Не будешь хорохориться, получишь послабление, двадцать пять с половиной ударов по пяткам. Ну, половину-то удара я тебе так и быть прощу – бонус это такой будет. А вздумаешь ерепениться – пени пойдут.

              Как у него сегодня ловко получается: пени – ерепениться, душно – мушно, думает господин судья, а вслух продолжает:

              - Так-то вот. Правосудие – оно для слабых умом штука может и непонятная, но справедливая.

              - Ваша Честь, а что со вчерашним-то делать? - беспокоится стряпчий. - Так ведь и сидит в холодной! 

              Судья недолго размышляет то ли над вопросом, то ли о жизни вообще.

              - Да гоните его взашей! Не слышали разве, что я про правосудие-то сказал? Вот и следуйте…

              Он не договаривает начатую фразу и заканчивает уже по-другому:

              - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

              ***

              Борис Глебович открыл глаза и не сразу сообразил, кто он и где он. Сон всё ещё отражался на внутренней стороне век, как живой. Казалось даже, что в воздухе по-прежнему витает кислый запах присутственного места и чесночные флюиды стряпчего. Это ведь надо же, что привиделось! А судья-то будто бы он сам и есть. Однако, не дай бог в реальности до такого правосудия дожить, чтобы безвинного – да по пяткам...

              Борису Глебовичу очень хотелось запомнить сновидение, будет что коллегам рассказать для хохмы, но стоило ему нечаянно подумать о чём-то другом и выпустить сон из фокуса своего внимания, как тот предательски растворился, оставив в голове туманный намёк на что-то странное и вроде как неправильное, а потом и вовсе истаял, освободив место для предстоящих дневных хлопот.

              А хлопот было много. Борис Глебович занимал небольшой, но весьма ответственный, по его собственному мнению, пост. Он был инспектором по исполнению административного законодательства центра видеофиксации нарушений правил дорожного движения. Каждый день через его руки проходили многие тысячи таких вот событий…  Впрочем, нет, не так. Через руки ничего не проходило уже давно. Вся процедура вершилась внутри электронных мозгов, и его присутствие в этом деле было совершенно излишним. Главная его задача заключалась в другом: он олицетворял иллюзию принятия решений уполномоченным на то лицом, то есть живым человеком, а не бездушной машиной.

              Придя в тот день на работу, Борис Глебович попробовал восстановить своё сновидение, но как ни старался, в том не преуспел. Несколько раздосадованный, он погрузился в привычную рутину, но не успел проработать и часа, как вдруг…

              В жизни бывает так иногда: промелькнёт что-нибудь случайно за окном или на экране, на который вроде бы и не смотришь, а тебе в башку какое-то воспоминание совершенно неуместное – раз, и заскочит. Вот и с Борисом Глебовичем сейчас – вдруг ни с того, ни с сего вылезла из ниоткуда фамилия Феофанов. Вроде бы никаких у него знакомых с такой фамилией, а вот поди ж ты, крутится в мозгах, и ни туда, ни сюда, только работать мешает. Не в силах отвязаться от наваждения, Борис Глебович сделал то, что первым пришло на ум – набрал надоедливую фамилию в базе нарушителей ПДД, и она тут же вылезла на экран, а следом и мозги прочистились, восстановив некоторые недавние события.

              История эта началась с того, что одного полуслепого старичка не выпустили на лечение в Китай. На границе сказали, дескать, слишком лихо, дед, на автомобиле гоняешь. На тебе штрафов за превышение скорости столько, что Мара Багдасарян от зависти удавится.

              Дед-то не понял поначалу:

              - Какая шмара? Один как есть живу. Соседка заходит иной раз по хозяйству помочь, так как есть я инвалид первой группы по зрению. Какие уж тут шмары да гонки?

              Однако вскоре разобрались, не дураки, чай, работают. Оказалось, племянничек удружил. Так-то он к старику годами не заглядывал, а тут зачастил. А как немного приучил к себе, тут и говорит: а давай я на тебя свой автомобиль запишу. Ну, чтобы там транспортный налог не платить, да и мало ли что, а ты инвалид, послабление будет, как-никак. А как дело сделал, снова пропал.

              Ну, а коли разобрались, дед и успокоился: раз не виноват – пропустите в Китай на лечение. Но не тут-то было. Тебе, говорят ему, обжаловать эти нарушения надо. Куда? - Да вот в суд хотя бы. Он – да как же так? Разве ж я на своего племяша – в суд? Он хоть и прохвост, но ведь родственник все-таки! Да и не успею я сегодня! А ему в ответ – да ты, дед, в уме ли - сегодня разобраться? Тебе тут пара месяцев потребуется, не меньше. Быстрей заплатить получится.

              Прикинул старик: не заплатит – не выпустят, а заплатит – незачем ехать будет, деньги закончатся. Вот такая загогулина получилась, панимаиш-ш-шь!

              Казалось бы, мало ли таких историй по свету. И что, их все Борис Глебович знать должен? А дело тут простое: так карта легла, что именно ему довелось отвечать на претензии старика Феофанова, который в суд-то обращаться так и не рискнул. И занятная у них переписка получилась. Пишет, допустим, старик про справедливость, про презумпцию невиновности, на статью 1.5. КоАП ссылается. А Борис Глебович в ответ: эта статья как раз про то, что нет для тебя никакой презумпции.

              Скажете, не может быть, чтобы в статье про презумпцию невиновности говорилось про её отсутствие? А вы сами почитайте.

              Феофанов в другой раз пишет: да как же так? Ведь ежу понятно, что не может он, почти слепой, на машине ездить. Вот ведь и на фотофиксации не его физиономия торчит. Борис Глебович – человек добросовестный, мог бы и сразу отфутболить: уже, дескать, всё вам разъяснено в прошлый раз и нечего тут больше добавить, но он терпеливо пишет, что ежу-то, может, и понятно, но машина ваша, значит вам и ответ держать. Так-то вот.

              И вот на этих воспоминаниях почувствовал Борис Глебович, будто бы мешает ему что-то, мысль какая-то посторонняя. Он поднапрягся и вдруг (чудеса, да и только) вспомнил свой ночной сон во всей его полноте и яркости. И стало ему казаться, что эта история про старика Феофанова и сон его сеночный таинственным образом коррелируют между собой и потихоньку подталкивают к каким-то совсем уж запретным умозаключениям.

              Надо сказать, что и раньше в редкие минуты случавшегося крамольного просветления чувствовал Борис Глебович какое-то душевное смущение. Как будто неправильно что. Вот ничего предосудительного человек не совершил, а отвечать должен. А другому прохвосту, сколько ни нарушает – всё как с гуся вода. Но думалось так недолго, как только работой своей начнёт заниматься, мигом наваждение проходит и опять всё становится ясно и понятно.

              А тут, поди ж ты, ночной сон, однажды проявившись в памяти, больше уже не пропадал. Борис Глебович вспомнил, что, проснувшись утром, чётко понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Что сечь по пяткам безвинного совсем не комильфо для приличного общества. Неужто сон этот пресловутый не просто так приключился? Уж не назидание ли это ему какое?

              Мозги от этих размышлений у Бориса Глебовича совсем растревожились, и сам собой родился нелицеприятный вопрос: каким образом сотня штрафов, наложенная на слепого старика, который и за рулём-то никогда не сидел, может способствовать наведению порядка на дорогах?

              И настолько отчётливым тут же явился ответ, что Борис Глебович всё понял. А поняв, устыдился и воспылал.  Устыдился за себя прошлого и воспылал готовностью к гражданскому подвигу. Он сейчас покажет всем, как надо! Ведь и делов-то: delete – и всё стариковы нарушения – в корзину к чёртовой матери! Так, и только так!

              И тут взгляд Бориса Глебовича упал на приколотую к стене бумажку:

              «Конституционный Суд Российской Федерации.
              Определение от 25 января 2012г. № 64-О-О
              Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ерёменко….»

              Выписка из текста была совсем короткой:

              «Конституционный суд… в составе… установил… уполномоченные органы не обязаны доказывать вину собственников (владельцев) транспортных средств при вынесении в отношении них постановлений по делам об административных правонарушениях».

              Как это он мог забыть, ведь сам же сюда и приколол её недавно для обретения твердости духа в схватках с жалобщиками. Всего три строчки, но зато какие! Они освобождали от сомнений, от здравого смысла, от необходимости поиска истины, от необходимости быть Человеком.

              Недавняя решимость инспектора со свистом улетучилась, как сжатый воздух из дырявого шарика. Борис Глебович утёр проступившую на лбу влагу и недоуменно огляделся: чего это я? Ведь ясно же сказано: допускается наказывать невиновного. И в ту же минуту кто-то громко скомандовал в его голове:

              - Пятьдесят палок по пяткам! Следующий!
              - Пятьдесят палок… Следующий!
              - Пятьдесят…

              ***

              Вот и всё. Кому-то из прочитавших эту сказочку, возможно, захочется думать, что главный Бяка в этой истории тот самый Борис Глебович и есть. Так я скажу: упаси вас Боже от такой наивной ошибки.