не казалось… Боже, что мне казалось…
Как бездумно доверяла я чувству.
А теперь, когда его не осталось,
Как же грустно на душе… как же пусто…
Наталья Спасина
– Завтра… да, непременно завтра. обязательно буду счастливой. Обязательно-о-о-о буду-у-у! Назло всем буду. И ему тоже. Генке паразиту назло, Марату, Валентине Петровне, мамке – всем-всем-всем, – с протяжным завыванием скулила про себя Ниночка Шпякина, неловко семеня на высоченных каблуках вдоль автостоянки магазина низких цен с двумя пакетами красного вина неизвестного происхождения и кусочком дешёвого сыра, с помощью чего она собиралась лечить душевную боль.
– Намою вагон ассигнаций, открою агентство в центре города, найму холёный, вымуштрованный офисный планктон – пусть таскают лично для меня горячие каштаны из обжигающего пламени капитализма. А я… я буду гонять их, как сидоровых коз, и требовать, требовать, требовать. Пусть трудятся, пусть уважают.
А Генку возьму в свою фирму рядовым курьером. Нет, лучше охранником. Буду ходить перед его носом в эксклюзивном наряде от Армани, в коллекционных колготах… от Вулфорд, в дорогущих как шикарная жизнь лабутенах… пусть глаза у паразита на лоб повылазят, пусть до конца жалких дней страдает, что упустил из рук настоящую мечту, жар-птицу.
Я в себя такого мальчика влюблю, такого, такого… закачаешься.
Ну, за что одной мне столько несчастий!
Ниночка жила в современном городе, агрессивно наполненном характерными маркерами процветания и благополучия; в городе, вздрагивающим от вибраций кричащей, показной роскоши; в городе, сосредоточенном на избыточном потреблении с чрезмерно напряжённым ритмом жизни, где нет, и не может быть места старым, бедным, больным, убогим и несчастным людям.
Девушка вон из кожи лезла, пытаясь добиться в жизни хоть чего-нибудь, но таких как она неудачников, бездарных авантюристов, несостоявшихся миллионеров и озлобленных унизительной несправедливостью проходимцев здесь было большинство, что рождало немыслимую конкуренцию, доминировать в которой могли лишь свирепые кровожадные хищники, беспринципные приспособленцы, и паразиты с всесильной протекцией из властных коридоров.
В серой толпе вечно спешащих прохожих разглядеть проигравших последнюю ставку в казино капризных судеб было довольно сложно, но если присмотреться, они повсюду – в каждого второго пальцем ткни – не ошибёшься.
Ниночка выглядела по современным молодёжным меркам не шикарно, но вполне респектабельно, тем более что фигурка у неё была скульптурная, точёная, удачно декорированная природными достоинствами и цветущей молодостью, добавляющими облику очарования и соблазнительно-чувственной, можно сказать штучной женственности.
Броский наряд конечно был приобретён не в престижном бутике, как и фирменная косметика, а в подземном переходе, причёску и маникюр делала на дому подружка, но разглядеть фальшивые признаки принадлежности к преуспевающему классу, не зная истинного происхождения магических символов, могли разве что знатоки. Всё одетое на ней кричало – я исключительная, я лучшая!
Работала девушка офисным менеджером в заштатной торговой кампании, где мало кто мог укорениться по непонятным причинам.
Выпускники колледжей приходили, соглашались на сложные конкурсные условия, месяца два без выходных корпели в тесных кабинетах, после чего без объяснения, чем именно спровоцировано решение, увольнялись, так и не завершив победно испытательный срок, без утешительного приза, даже зачастую без выходного пособия.
Ниночка не была исключением.
До заветного зачисления в штат оставались считанные дни, но претендентов на “волшебную вакансию” было больше, чем мух на приклеенных к потолку и на стены липучках.
Основным соперником в этой гонке был Марат Батурин, имеющий талант любые, даже самые казалось бы проигрышные обстоятельства, оборачивать себе на пользу, мимоходом обнуляя заслуги более трудолюбивых и способных конкурентов.
Марат удивительно удачно оказывался в нужное время в нужном месте. Более того, ему благоволила находящаяся в процессе перманентного романтического поиска руководительница отдела, Валентина Петровна – гремучая смесь выдающихся профессиональных качеств разведчика, надзирателя и капризной стервы.
Ниночке категорически не везло по жизни, начиная с родителей – хронических неудачников, заканчивая друзьями-предателями и коварно изменяющими кавалерами, не говоря уже о клиническом, инфекционном каком-то, даже мистическом проклятии в поисках нормального рабочего места с приличным заработком.
В объявлениях о поиске сотрудников и в разговорах счастливчиков деньги были, причём безразмерные, бешеные, а стоило к ним приблизиться, как заветные купюры как шагреневая кожа сжимались в размере, превращаясь в прожиточный минимум, а то и вовсе исчезали из зоны доступной видимости.
Только что, буквально сегодня, девушка рассталась с Генкой, который романтическими уловками и циничной хитростью добился, паразит, той степени взаимности, после которой у девушки для него не осталось тайн.
И ведь обманул!
Ниночка поверила в его искренность, даже не предохранялась, а он, – мы, – говорит, – разные с тобой, не судьба нам жить вместе, не судьба любить друг друга. Ага, можно подумать до постели одинаковые были. Замуж звал, скотина, а сам после романтических свиданий к Люське Прониной бегал, пока не соблазнил меня окончательно!
Было бы с кем меня сравнивать – у Люськи-то ни кожи, ни рожи. Всех и достоинств – даёт всем подряд, без разбора. Впрочем, я тоже не ангел. Разлеглась, ноги вверх. Тьфу! Знала бы раньше, кто он такой, за кого меня принимает, ни за что не уступила бы! Я… я ведь любила его, любила! Потому и отказать не смогла. Ничего-ничего, я ему ещё докажу. Да-да, докажу! Пусть только зачислят в штат. Заработаю на машину, на квартиру, на дачу, по три раза в год буду на Бали и в Эмираты летать. Сам прибежит, в ногах валяться будет. Не прощу, ни за что не прощу! И ведь не раскаивается ни грамма, подлец, считает, что дегустировать девственность на вкус – законное право любого самца. Так ведь я не любая!
Наперерез траектории Ниночкиного следования тяжело катил наполненную тележку шикарно одетый мужчина, почти ровесник.
Не обратить на него внимания было попросту невозможно: выражение лица, фигура, походка, внешность – всё изобличало баловня капризной Фортуны.
Девушка невольно залюбовалась способностью Апполона грациозно, легко нести совершенное тело, несмотря на вполне обыденное, совсем не брутальное действо. Ведь мог нанять кого-нибудь, а он сам. В каждом движении – достоинство и лёгкость.
Сверху в тележке лежал огромный букет необычной расцветки и формы экзотических цветов.
Направлялся мужчина к сверкающему новизной внедорожнику с эмблемой из разъярённого быка и надписью “Lamborghini”. Через стекло лимузина ему загадочно улыбалась заурядная, ничем не примечательная блондинка, поленившаяся даже макияж приличный нанести.
Аполлон тем не менее расцвёл, увидев как лыбится эта невыразительная курица, принялся посылать ей воздушные поцелуи двумя руками, что-то ритмичное, с романтическим подтекстом станцевал, раскланялся, словно выпрашивая аплодисменты.
Немаловажный факт, что девушка в салоне с виду проста как три копейки, с нескрываемым торжеством и отметила Ниночка, явно выигрывающая у пассажирки дорогого авто по всем видимым параметрам таинственной женской гравитации, которая должна притягивать всех подряд, даже таких шикарных мужиков.
Ей-то есть, что предъявить, чем вдохновить настоящего ценителя современной женской красоты. Одни ножки чего стоят, не говоря уже о груди и ягодицах, которые она подкачивает по новомодной системе, напрягая непослушные мышцы в фитнес клубе четыре раза в неделю с персональным тренером. Каждый день кто-нибудь из респектабельных клиентов просит с ней сфотографироваться.
Как было не примерить на себя место в престижной машине и роль пассажирки, явно недостойную такого видного мужчины?
В изысканном салоне должна была сидеть не она, а Ниночка. Как несправедлива жизнь: одним всё, другим совсем ничего.
Ниночка сосредоточилась, выпрямила спинку, поставила в выгодную позицию грудь, как учили на одном престижном тренинге, вжала животик, наклеила на лицо самую выразительную, на какую была способна, многообещающую улыбку, – ну же, обрати внимание на меня. Не для той танцуешь, парень. Я твоя судьба.
Лимончика бы этой слащаво-улыбчивой простушке, чтобы скулы свело от избытка кислого.
Ниночка вытащила смартфон с желанием незаметно сделать снимок, чтобы дома с помощью фотошопа сделать из улыбающейся пассажирки вульгарное чучело, которому можно предъявить заслуженные претензии.
Унизив её хотя бы в собственных глазах, можно попытаться поднять личную самооценку.
Возмущённая несправедливыми обстоятельствами, девушка была озлоблена на весь мир, а личную обиду странным образом переносила теперь на незнакомую девушку, о которой ничего не знала и знать не желала, кроме того, что ей просто так, совсем ни за что, улыбнулось счастье.
Хозяин лимузина остановился в паре шагов от автомобиля, манерно достал букет, с достоинством опустился на колено и приложил свободную руку к груди.
Лицо его сияло неподдельной радостью.
Женщина в окне зарделась, молитвенно приложила руки к лицу, посылая один за другим воздушные поцелуи.
При иных обстоятельствах подобная сцена могла вызвать в душе у Ниночки умиление, чувственное сопереживание, если не сентиментальный восторг. Пожалуй, она могла бы даже всплакнуть, увидев схожую сцену в модной мелодраме, но только не здесь и не сейчас. Вопиющее противоречие момента, когда невзрачная особа обласкана судьбой, а она – девушка с изысканным вкусом, с желанием понравиться, со справедливым стремлением занять достойное место под солнцем, не может вырваться из цепких когтей неблагополучных обстоятельств, взывало к немедленному отмщению.
Дама в окне блестящего лаком авто была неприятна ей самим фактом наглого торжества, избыточным, нарочито демонстративным богатством автомобиля, и счастьем, которое излучала, которое получала даром, не прилагая усилий, что было обидно вдвойне.
Мужчина выгружал содержимое тележки в багажник, умело подражая незабываемому исполнителю хита Боббу Макферрину, напевая знакомую Ниночке мелодию "Don't Worry, Be Happy", не переставая улыбаться, словно умалишённый, глядя с восторгом на девчонку из салона своей машины.
Она любила эту жизнеутверждающую мелодию. Именно так как в ней поётся, – не волнуйся, будь счастлив, – Ниночка и представляла будущую жизнь. Как же иначе!
– И буду, буду, обязательно буду! Что он нашёл в этой невзрачной особе, похожей на полинялую бабочку? Оглянись, посмотри, я гораздо лучше! Меня… меня сделай счастливой.
Затворив багажный отсек Апполон забрал букет и широко раскрыл пассажирскую дверь.
Ниночка заворожено смотрела на странную парочку, не в силах оторваться от впечатлившего её зрелища, странным образом вызывающего весьма противоречивые эмоции.
Бабочка неловко наклонилась, как-то неправильно, неуклюже что ли, обхватила ладонями лицо мужчины, и слилась с ним в долгом, весьма продолжительном поцелуе.
Что-то в этой сцене было неправильно, не так. Не так, как должно быть. Девчонка не сидела – лежала что ли.
Ноги. Ниночка никак не могла рассмотреть ног женщины, хотя должна была их видеть.
Кажется, их не было. Да-да, именно так… но где они!
Нацеловавшись вволю, мужчина тихонечко захлопнул дверцу, обернулся, заметил Ниночку с испуганным выражением на лице.
– Вам плохо… вам необходима помощь!
– Нет-нет… извиниться… я хотела бы извиниться…
– Но за что!
– Просто так, просто так. Нет, не просто… за то, что я гадкая. Я самая настоящая дрянь! Я ей … я ей позавидовала.
– Ах, это… Верочка не всегда была такой. Спортивная травма. Художественная гимнастика. Трагическое падение, безуспешное лечение и жестокая врачебная ошибка. Жена ужасно не любит, когда её жалеют. Кстати, это не мой – её автомобиль.
Пассажирское окно медленно опустилось. Девушка протянула Ниночке цветок, – не расстраивайтесь, жизнь прекрасна даже когда кажется безнадёжно испорченной. Самое лучшее лекарство, не то, что вы пытаетесь всеми силами удержать в руках, а вера в себя. И конечно любовь…
– И любовь, – задумчиво повторила вслух Ниночка, когда внедорожник растаял вдали. Да, конечно любовь. Любовь, а не то, чем кормил меня Генка. И лабутены эти чёртовы, как в них ходить, непонятно. Ноги враскоряку. А всё-таки странно… у них что, и правда любовь!