Глава 7. Фифти-фифти

Светлана Подзорова
                Глава 7.   Фифти-фифти.


       Хорошо, что начали с мальчишки.  В тот день прямо с утра всё не заладилось. Первой посетительницей  оказалась женщина лет шестидесяти.  Больная насквозь.  Едва войдя в кабинет,  окинула стены неприязненным взглядом маленьких, заплывших жиром глаз.  Неизвестно, что она хотела  увидеть в обители чудесного лекаря, но точно не то, что увидела.
 
       Несколько обычных,  застеклённых шкафов с книгами и стопками  тетрадей.  Стол с компьютером,  удобное зелёное кожаное кресло да диван-кушетка возле окна.  Ясное дело – антураж впечатления не произвёл.  Тётка презрительно поджала  тонкие губы и втиснула  свои необъятные телеса в  просторное  кресло.   Теперь она беззастенчиво разглядывала хозяина кабинета.

       Тот  стоял возле одного из шкафов. На звук открывшейся двери повернулся к вошедшей и улыбнулся.    Та половина его лица, что не была  покрыта глубокими красноватыми шрамами  от виска до шеи сделала это нормально. А вот  изуродованная часть не позволила уголкам губ приподняться  и от этого вместо улыбки  клиентка увидела  лишь кривую ухмылку.  Она приготовилась обороняться и ругаться. Как всегда, впрочем.

       От Виссариона ничего не укрылось.  Он сразу понял, что имеет дело с высококонцентрированной злобой.  Что душа у этой обиженной на весь мир тётки чернее чёрного.   И ведь,  дурочка, искренне не понимает, отчего  все её напасти. И семью изводит.
 
       Подойдя к окну он  сдвинул планки жалюзи и увидел понуро сидящих на  скамейке просторной веранды двух мужчин,  пожилого и лет тридцати, и двух женщин.  И не надо быть  опытным физиономистом, чтобы понять – муж,  сын с женой и дочь.  Все обречённо  ждали приговора.  Видно, Виссарион был далеко не первым, кого дама  удостоила  визитом.
 
       Лекарь взял с подоконника чистую тетрадь и прошёл к столу.
 
       - Ещё и  хромой, и урод.  -  Пронеслось в голове клиентки. – Сам себя вылечить не может, а за людей берётся. Только деньжищи грести.  Шарлатан. Ничего не дам.  Обойдётся. И так, вон домина какая. Не на честные же деньги такие хоромы отгрохал.  Ну, мошенник,  я тебе покажу сейчас, как больных  людей обирать.

       Примерно через час Виссарион сам вывел  улыбающуюся в обе  свои вставные челюсти    тётку на крыльцо.  Удовлетворённо  отметил донельзя растерянные взгляды её родных.  Да и остальные посетители,  с которыми  склочная дама в ожидании приёма успела переругаться, выглядели недоумёнными.

       Тетка принялась первой,  хотя приехала позже всех.  Но люди рады были уступить ей очередь, лишь бы  она поскорее  испарилась.
 
       Виссарион  извинился и попросил  полчаса отдыха  у ожидающих.  Ввалился в горницу уже умытым, упал на диван.

       - Что, батюшка,  тяжёлая?

       - Не то слово, Стюша. Просто монстр в человеческом облике. Сходи почисть кабинет , пожалуйста. А я отдохну  немного.  Представляю, как родным  с ней живётся.
 
       - Ты справился?

       - Конечно. Но ещё пару-тройку раз она  почтит нас своим присутствием.
 
       - Полежи, полежи немного. – Пистимея подбила подушку  под его головой. Легонько поцеловала и  зачесала    рукой   назад длинные влажные волосы, обнажив высокий  лоб с густыми бровями. – Я быстренько.

       Привычно обойдя кабинет  с  трещащей  и искрящей свечкой,  она подержала над огнём  конверт с деньгами,  полученными от  тётки,  протёрла солёной водой  мебель  и распахнула окна.  Вся негативная энергия, десятилетиями не дававшая  жизни и самой клиентке и её семье,  улетучилась, полностью   обезвредившись огнём и утренним солнцем  и растворившись в душистом воздухе  летнего леса.

       - Да, вот это сила ему дана! – С нежностью подумала женщина.  Вернулась в горницу и присела возле  спящего лекаря. Она смотрела в это мужественное лицо и по её телу разливалась теплота.  Она любила его. Без страсти.  Спокойно и трепетно. Ещё до того, как стала ему любовницей.

       В ту ночь,  когда она снова обрела дочь и смысл жизни, уложив Вареньку сама пришла к нему.  Он не обидел её тогда,   деликатно отказавшись от единственной благодарности, которую она могла ему дать ( и деньги его не интересовали). Сидя на  разных  концах его узкой деревянной  кровати,  они проговорили всю ночь.
 
       С этого дня она и стала  матушкой Пистимеей.  Они потом часто смеялись над этим выбором имени, вспоминая давнишнее советское кино.   Но, для простых людей,  истово ударившихся в религию,  как когда-то и от неё, надо было создать понятный  им образ.

       Окончательно сблизились они немного позже.  И любовницей она себя не считала, скорее, не венчанной женой. Да   ради чего двое одиноких людей  должны отказываться от простых человеческих радостей жизни?  А ещё друг, соратник, ассистент.
   
       Она не ревновала его к прошлому, потому, что ничего о нём не знала.  И не стремилась, и не  желала знать.   Того, что видела и чувствовала, было вполне достаточно. 

       Она не меньше  хотела разбудить (другого слова они не употребляли)  его сына.  Сына, которого ему пришлось убить,  чтобы потом вернуть к жизни.
Она желала этого  не только как человек преисполненный благодарности, не только как любящая женщина.  Её, как медика,  которые тоже бывшими не бывают, интересовал сам процесс.  Вспомнилась авантюрная молодость, когда наивно хотелось помочь  всему свету.
 
       Виссарион,  будто имевший внутренний будильник открыл глаза.  Усталости как не бывало.

       - Всё, Стюша, я пошёл.  Сходи  к пациентам одна, хорошо?

       За хлопотами  незаметно пролетел день.  Освободились только к четырём часам пополудни.  Попив чаю с мёдом, обедать не стали – слишком велико было возбуждение, спустились в бункер.
 
       Утром следующего дня мальчик спокойно спал  медикаментозным сном, а вот женщину  пришлось срочно утилизировать.

                03.04.2021    


http://proza.ru/2021/04/30/1061