Не всегда слышен сердца крик
Белые «Жигули» тихо, словно задумавшись, катили по заснеженному городу. Широкие проспекты и улицы утопали в разноцветном море огней. Цепочки голубых фонарей новогодней гирляндой пробегали мимо. Перемигиваясь, призывно сияли вывески магазинов, кафе, ресторанов.
«Пожалуй, здесь жизнь будет побогаче, чем на станции «Завалиха», да и надеюсь дураков, да простофиль побольше», – подумала Милентина. Она чувствовала, как отогреваются её душа и тело. В голове зашевелились мысли.
– Город у вас красивый, – начала она разговор.
– Обыкновенный, – буркнул водитель и снова «ушёл» в себя.
Молчать было нельзя, надо брать быка за рога. Там, у него дома, неизвестно какая обстановка.
Вспомнился куст белой розы на вокзале родного города, его острые, словно бритва, шипы. Захотелось погладить оцарапанную руку. Такой маленький и такой агрессор. Прикоснуться нельзя, сразу шипы в ход пускает.
– У нас ещё розы цветут, – еле сдерживая желание передернуть плечами, снова заговорила пассажирка, нащупывая слабое место в броне человека, – а здесь такие морозы. Просто восхитительно.
– Сибирь.
Никакого контакта, будто в машине никого кроме водителя нет. Ни любопытства, ни простой вежливости, ни …
Вспомнилась реакция на детей.
Горестно вздохнула.
– У меня тоже двое детей было.
– Почему было?
Водитель мельком глянул в её сторону, словно впервые увидел.
– Я ведь почему сломя голову уехала из дома? Бросила всё: и дом, и работу. У меня недавно муж с детьми погибли… в автокатастрофе. Вот схоронила их и не смогла дома одна оставаться.
Мужик посмотрел уже сочувственно.
– Соболезную. Потерять семью – это большое горе.
– А вас как зовут?
– Иван.
– Хорошее имя, поэтичное, как у истинных русских царей: Иван Калита, Иван Грозный.
– Не думал об этом, – недовольно фыркнул водитель.
– А деток у вас как зовут?
Иван распрямился, удовольствие пробежало по его лицу.
– У нас их четверо: три сына и дочка – Николай, Сергей, Сёмушка, ну вообще-то Семён, и Мария.
– Машенька, дочка, – нараспев произнесла Милентина. – Мы с мужем всегда хотели иметь дочку и тоже мечтали назвать её Машенькой, как мою маму. Но все мальчики получались. Сыновья у нас хорошие были, помощники, всё с отцом: и на дачу, и в гараже с машиной возятся. А потом…
Из глаз её потёк ручей слез. Она трясла головой, снова веря в своё несуществующее горе, всхлипывала, зажимала руками виски.
Водитель сочувственно кивал головой, но не пытался утешать пассажирку.
– А тут ещё и в поезде меня обокрал какой-то военный. Унёс всё, а в чемодане было самое дорогое для меня: фотографии мужа и детей. И вот осталась я совсем одна. То хоть на фото посмотрю да поговорю с ними, как с живыми.
– Всё образумится, – утешительно сказал водитель, – найдёте вы своих родных. Время лечит.
Машина свернула с центральной улицы, очень медленно въехала во двор и остановилась.
– А вот и мои архаровцы, – светлея, сказал Иван, – домой не идут, меня ждут.
Во дворе стояли высокий парень и девушка. Они беседовали о чём-то своём. Девушка кокетничала. На ней вязаная шапочка и коротенькая куртка, из-под которой была едва видна юбка. Ноги наряжены в тонюсенькие чулки да модельные сапожки. И, похоже, мороз ей был не помехой. Милентину передёрнуло.
Выходить на улицу не было желания, и она слегка поотстала, чтобы не мёрзнуть, да и со стороны легче разобраться, кто чей.
Водительская дверь хлопнула, впустив в салон холод. Высокий парень, махнув рукой побежавшей в подъезд подружке, обернулся к Ивану.
«Какой сладкий мальчик», – подумала Милентина, в её груди загорелся огонь желания, он опустился в низ живота и там растаял, словно первый осенний снег в её тёплом городе.
«Ничего, приберём мы его к рукам», – отметила она себе.
Откуда-то сбоку выкатился маленький мальчишка. Он прыгнул на плечи отцу. Было похоже, что Иван забыл о существовании пассажирки.
«Свинство», – разозлилась женщина. Она открыла дверцу машину и рывком выпрыгнула в лютую сибирскую зиму.
– Здравствуйте, – счастливо улыбаясь, проворковала она.
– Тётю никто не встретил, – пояснил детям отец, – и она переночует у нас.
У Милентины каблуки провалились в рыхлую дорожку. Снег, попавший на ступни, тут же начал таять. Ноги леденели. Но женщина подавила в себе дрожь, присела и протянула руки к малышу.
– Как тебя зовут? Иди ко мне…
Паренек дёрнулся и спрятался за старшего брата.
– Его зовут Семён, – неустоявшимся баском сказал его брат.
– Сёмушка, ты чего испугался? – удивленно произнёс отец. – Это просто тётя, она хорошая.
– Плохая! – выкрикнул мальчик.
«Ну, гадёныш, подожди, я тебе покажу, кто плохой», – зло подумала Милентина, приглушая волну бешенства.
– Ладно, пойдёмте домой, – примирительно сказал отец, – вы, верно, проголодались, да и замёрзли уже. Давно гуляете?
– Недавно, – опять выкрикнул Сёмушка. – Я ещё не нагулялся. Папа, пойдём, с горки покатаешь меня.
– Сёмушка, не капризничай, мама за нас переживает, как мы тут без неё.
И семейство двинулось к пятиэтажному дому. Шестым чувством Милентина почуяла, куда движутся мужики. Обогнав их, буквально влетела в подъезд. Казалось, что стук её зубов слышен на всю промороженную Сибирь, пропади она пропадом.
За перекосившейся входной дверью холод чувствовался меньше, но, похоже, что лестничные клетки не отапливались вовсе.
Отец с сыновьями не спешили входить, было слышно, как они беседуют, как младшенький уговаривает брата покататься с горки.
Милентина уже не чувствовала ни ноги, ни руки и контролировать себя она не могла. Рванула с плеча сумочку…
С протяжным скрипом входная дверь впустила хозяев. Высокий, с ещё не сформировавшейся фигурой парень шёл первым, за ним прятался Сёмушка, затравленно выглядывая из-за спины брата.
Босоножки звонко цокали по ступенькам, потому что идти легко и непринуждённо у Милентины не было сил. Она, как ищейка, которая идёт по следу, чувствовала: если пройти мимо квартиры, про неё не вспомнят.
На третьем этаже всего две двери, в семье четверо детей… Здесь!
Как только Иван повернул ключ в скважине, как только щелкнул замок, Милентина занеслась в квартиру. На неё пахнуло теплом, уютом и сытостью.
Просторный коридор обнял входящих мягким светом стильного бра. Шкафы прихожей фасонисто блистали полировкой. Дорогой длинноворсовый палас звал ноги пройтись по нему, почувствовать тепло и ласку.
Сбросив ненавистные босоножки, плащ и свитер, Милентина секунду стояла без движения. Показалось, что она всю жизнь искала именно это место: всё дорого, красиво – всё приготовлено именно для неё.
– Раздевайтесь, – прокомандовала она хозяевам, – сейчас будем ужинать.
Краем глаза выхватила недовольный взгляд Ивана. Но он промолчал. Значит, вежливый. Это хорошо, вежливых легче брать.
– Меня зовут тетя Тина. Я у вас немного поживу, так ведь, Ваня? – широко улыбаясь, произнесла чужачка и хотела раздеть Сёмушку. Но тот ловко вывернулся из-под её рук и снова спрятался за брата.
– А почему вас тиной зовут? Вы что, на болоте росли?
Синие глаза малыша смотрели не по-детски серьёзно и очень дерзко.
«Подожди, змеёныш, я выбью из тебя дурь, будешь мне руки облизывать», – подумала Милентина, а вслух сказала:
– Царевна-лягушка тоже на болоте живёт. Разве она стала от этого хуже?
– Так она царевна, а ты болотная трава у неё под лапками.
Малыш явно грубил незнакомке, в его взгляде светилась сила. От этого взгляда у Милентины вновь заболела оцарапанная шипами рука, будто она опять наткнулась на тот подлый розовый куст.
Снова возникло неодолимое желание погладить пораненное место, хотя оно давно зажило, только память осталась.
Сжала в себе тайфун гнева. Мальчишка раздражал её с первой секунды, и очень не хотелось всё испортить. Собственно, сделано было уже всё, оставалось только удалить лишние фигуры из игры. Первая – вот этот щенок. «Что-нибудь придумаем», – успокоила себя захватчица. Присела так, что оказалась прямо перед коленями старшего. Заглянула туда, где прятался Сёмушка.
– Моё полное имя Милентина, – снова расплылась она в улыбке, – тётя Милентина, а родилась и выросла я на теплом юге. Вот поедем ко мне в гости…
– Ты не тётя, ты Тина-Болотина, – выкрикнул мальчишка и бросился в боковую комнату.
Всё произошло так быстро, что мужчины оторопело молчали. Они никогда не видели Сёмушку в таком состоянии.
– Я с ним поговорю, – произнёс отец и пошёл вслед за сыном.
«Змеёныш, испортил мне всё дело, теперь придётся труднее», – злилась Тина, входя в ванную комнату. Хотелось забраться в горячую воду, чтобы согреться. На крючке обнаружила женский халат из мягкой ткани. Сбросила с себя юбку и блузку, натянула халат. Он был явно мал. Объём бюста никак не хотел прятаться под халатом и упрямо выбирался оттуда.
«Так даже пикантнее», – решила она и вдёрнула ноги в тёплые шлепанцы. По всему было видно, что в этом доме хороший достаток.
В коридоре она столкнулась с Иваном, который, несмотря на природную вежливость, возмутился её бесцеремонности.
Бросив ему несколько слов про то, что у неё всё украли, Милентина ушла в кухню. «Путь к сердцу дурака идёт через желудок, – хохотала она про себя. – Ты у меня на коленях ползать будешь, а утром забудешь, как зовут твою жену».
Милентина превзошла себя. Такие борщи варила её мать, а вот у дочери они редко получались наваристыми. Уже через некоторое время по всей квартире разливался аромат, жаркое тоже поспело в срок.
Захватчица была готова принять ключи от души, сердца и от квартиры.
За столом она всё время притиралась к Ивану, полы халата услужливо раскрывались, когда она протягивала руку, чтобы поставить новое блюдо на стол. Хотелось прижаться к мужику всем телом, чтобы тот и ворохнуться не посмел.
Раздражал младший. Он грыз корку хлеба, не притрагивался к еде и, не мигая, смотрел Милентине под халат. От этого взгляда хотелось надеть паранджу. Колкие и злые замечания ребенка пробивали брешь в вожделении женщины. Она не могла понять: как этот змеёныш парализует её и её замыслы. Чувствовала, что именно от колючего щенка зависит всё, и теряла чувство превосходства.
С любым мужиком и бабой она могла справиться легко. Способов – миллион. А вот поди ж ты, второй раз в жизни ребёнок встает на ее пути.
…В тот год Милентина опрометчиво разрешила своему брату Егору жениться. Конечно, он не был капитаном дальнего плавания, а только лишь механиком, но в загранки ходил, а потому содержал родных в советском достатке.
Но Тине было этого мало. Ей хотелось роскоши: много денег и непременно, чтобы была машина. Причем «Москвич» или «Лада» её не устраивали. Она жаждала приобрести «Волгу».
С большим трудом собрала деньги. Три раза гоняла Егорищу в загранку: без передышки и без берега. Ужала свой бюджет до одного посещения ресторана в неделю. Трудно было привыкнуть бродить по улицам или лежать дома на диване, когда все нормальные люди сидят за столиками, пьют вино, слушают музыку, знакомятся с богатыми мужчинами.
Машина грезилась ей днем и ночью, потому и пошла Тина на невозможные жертвы. Все складывалось замечательно: пенсия матери немного прибавляла к уже имеющейся сумме, но всё-таки…
Милентину познакомили с усатым джигитом. Он пригнал на продажу новёхонькую «Волгу». Подогнал машину прямо к порогу.
Черное блестящее авто, словно каравелла, нежно покачивала потенциальную покупательницу на выбоинах дороги.
– Сколько хочешь за машину? – скрывая восторг, небрежно поинтересовалась Тина.
Хозяин «Волги» назвал такую цену, что у девушки слова застряли в горле. Она знала рыночную стоимость металлической красавицы, но такую… она и не предполагала. У неё недоставало три тысячи. Это целое состояние. Где их взять?
Виду не подала, начала торговаться, но джигит первые же попытки пресёк, сказав, что у него и без неё покупатели есть.
Тряхнула головой в знак согласия, огляделась: они ехали по какой-то пустынной окраине. Вокруг ни домов, ни людей.
– Душно-то как, – сказала Милентина и стала расстегивать верхние пуговицы узкого платья. Развязала поясок, тихо намотала его на руки... Чувственно потянулась к джигиту.
– Останови, пожалуйста. Что-то у меня голова закружилась.
– Э-э-э, потыше, мы нэ на тэлэге.
– А ты останови, отдохнём немного.
– Мине это нэ зачэм.
– Ну, как хочешь, – отпрянула от него пассажирка, – позволь мне тогда самой повести машину. Переходи на мою сторону, а я здесь переберусь.
– Дэнги отдашь, ездий сколко хочешь, – пробормотал джигит и прибавил газу. Через некоторое время они уже катили по оживлённой улице.
– Завтра пириноси дэнги и пэрэпишем машину.
– Но завтра воскресенье! – воскликнула Тина, – где мы её перепишем?
– Харашо, – согласился джигит, – нэси в понэдэлник. Жидать буду на пляже.
Вдоль по улице удалялась черная жемчужина… Тина в ярости рвала поясок и смотрела, как тает за поворотом её мечта. В голове безумствовал шквал гнева: мужик, а не клюнул на такую девушку. Как она могла не уговорить остановиться, может, надо было просто лечь грудью на руль?
Куда бы он делся, остановился бы как миленький! Все остальное – дело техники… Поясок у неё крепкий, проверенный, а накинуть его на шею пара пустяков.
Пришлось перетрясти все заначки и сберкнижки, что мать отложила себе на смерть. Посчитала, получилось, что ещё много недостаёт. Пробежалась по знакомым. Кто просто виновато отвел глаза: «Не было ещё получки. Сами живём с копейки на копейку». Кто в открытую не дал: «Я деньги зарабатываю, семью кормлю, а тебе всё равно, что на дорогу получку выбросить. Ты же не отдашь!».
Утром собралась и пошла к родной бабке, которую не видела сто лет и знать не хотела ещё двести, потому что ненавидела лютой ненавистью.
…С детства всё началось. Бабка вечно ворчала на сына: «Петро, ты почему девке столько воли даёшь? Видишь, что она кручёная. Прищучь хвост, а не то потом она вас колотить станет». Милентина в отместку подкараулила бабку, когда та пошла в погреб, да и столкнула её в творило.
Думала – насмерть. Нет, выжила старая, только охромела. Сильно Милентина злилась на неё за это, а теперь вот пригодилась. Деньги у неё водились всегда, да и теперь никуда не подевались.
Добротная металлическая калитка была закрыта на щеколду. Пришлось перепрыгивать через забор. Для Милентины дело привычное: поставила ногу на лавочку, вторую – на перекладину, и вот уже на той стороне.
Сгорбившись, бабка срезала грозди винограда. Потихоньку складывала их в корзину. «На тот свет смотрит, а все по базарам шастает, значит, деньги есть», – обрадованно подумала внучка.
– Бабулечка, – кинулась она на шею старой женщине, – как я по тебе соскучилась. Давай помогу. Ты только говори, какие срезать. Я мигом.
Подслеповато прищурившись, старушка оглядела неожиданную помощницу, но не обрадовалась. Положила ножницы в корзину и, опираясь на костыль, похромала к лавочке под яблоней. Она ковыляла как подбитая утка. Милентина чуть не расхохоталась, так ей захотелось передразнить, но стерпела.
Хозяйка села. Опершись на костыль, смурно посмотрела на внучку.
– Чего прискакала?
– Помочь тебе хочу. В доме прибрать.
– Прошлый раз прибрала, только я пенсии не досчиталась.
– Какой пенсии? Бабулечка, я в жизни чужого не брала.
– Но и мимо не проходила. Говорила я Петру, что из тебя проку не будет. Драть тебя надо было три раза в сутки да работать заставлять. Ишь, тунеядка выросла. Села на Егоркину шею – не скинешь. Мать замордовала. Ко мне прискакала.
– Не ворчи, бабулечка, давай я тебе полы помою.
– Есть у меня кому полы мыть. Не тебе чета.
Старушка подняла костыль и показала на ворота.
– А теперь иди отсюда подобру-поздорову. Пока я тебя палкой вот не пригладила.
– Нужно мне эти полы мыть, старая ведьма, – ощетинилась внучка. – Всю жизнь мне поперёк горла стоишь. За копейку удавишься. Пенсию пожалела, да она мне нужнее. А ты ещё наторгуешь.
– Я краденым, как ты, не торгую, своё вырастила. А людям от этого добро.
– Старая дура! Вот я пошла в дом, и что ты мне сделаешь? Лучше скажи, где деньги, а то я всё переверну, за год не разберёшь.
Милентина захохотала и стала подниматься на высокое крыльцо. Она знала, где в этом доме лежат деньги, потому уже мысленно гладила рукой свою машину.
Пожилая женщина горестно покачала головой, по морщинистой щеке потекла слеза.
– Эх, сынок, сынок, хорошо, что ты не видишь дочь свою, а то бы со стыда умер.
Вытерла слезу. Постучала костылем по лавке и позвала: «Мухтар, чужие…»
В раскрытых по-летнему дверях появился громадный чёрный пес. Он посмотрел на хозяйку, потом на поднимающуюся по ступенькам девушку, показал зубы. Но не рыкнул.
«Ерунда, не собака», – подумала Милентина и махнула рукой на пса.
– А ну, блохастик, пошёл вон.
Пёс не двинулся с места, оскалился.
Под руку попалась швабра. Милентина замахнулась в бешенстве. Она не любила, когда ей перечат.
– Ах ты, выро…
Договорить не успела. Собачара вдруг прыгнула, сшибла с ног и лениво встала на грудь поверженной внучки, заглянула в глаза и, наконец-то, рыкнула. Сквозь нависающие белые, словно точёные клыки в лицо било сильное дыхание животного. Милентина испугалась так, что внутри всё закаменело.
– Мухтар, фу, – услышала она мужской голос.
В ворота с пустыми корзинами входили двое: мужчина и женщина. Их Тина не знала совсем.
– Вы кто такие? – взорвалась она, освободившись от собачьих лап. – Что вы делаете у моей бабушки? Обобрать решили? Я вам не позволю…
Мухтар, пристроившись у ног хозяйки, вновь зарычал и приподнялся на передних лапах. Пришлось убавить голос.
– А ты не больно-то кричи, надсадишься, – проговорила старушка, – это не на мать орать.
Внутри Милентины рождался смертоносный тайфун. Она пошла к лавочке, и было всё равно, что дорога идёт через пса. «Порвать чёртову старуху», – билось у неё в голове.
– Жалко, что тогда я тебя совсем не прибила в этом погребе, – хрипела в припадке внучка, – дурак отец помешал. Уже давно бы всё это было моим. Не ходила бы, у тебя копейки не клянчила.
Она замахнулась… Рука наткнулась на препятствие. Незнакомец отбил удар. Потом небрежно сгрёб гостью за шиворот, как нашкодившую кошку, и выбросил за ворота.
– Не ходи сюда больше! – сказал он.
– Ты кто такой? – опомнившись, в ярости заорала Милентина. – Я в милицию пойду. Бабка уже из ума выжила, а ты пристроился? Не выйдет. Я родная внучка и имею право на наследство. Я своих найму, тебе глотку перережут.
Мужчина вытер руки платочком, брезгливо бросил помятую ткань на дорогу.
– Я тоже родной внук. Если помнишь Кирилла, то это я. Мало я тебя лупил за Егорку!
– Наследства твоего здесь нет, – вышла за калитку бабушка, опираясь на клюку, – я всё на него переписала. Так что рот-то широко не разевай.
Кирилл взял старушку под руку и повёл в дом, что-то вспомнив, повернулся: «Не ходи сюда больше, не советую».
…Вот так и получилось, что покупка машины срывалась. Надо было договариваться об отсрочке. В понедельник она побежала на встречу с продавцом.
Пляж, несмотря на раннее утро, был забит людьми так, что свободного места не было. Выбросив чьи-то вещи, Тина постелила своё полотенце, сняла тунику и стала высматривать джигита.
День не задался, встреча не состоялась.
Искупавшись, Милентина шла домой, усталая от пережитого, гневная на весь мир. Завернув за угол ближайшего дома, открыла дамскую сумку, которую прихватила на пляже: трамвайный билет, мятый и потёртый рубль, губная помада, стёртая до основания, под подкладкой немного мелочи.
«Гадина, денег и тех нет, губнушку новую купить не могла, - разозлилась она на хозяйку сумки. - Вот попадись ты мне сейчас, прямо бы сумкой и отлупила».
Вытащила рубль и мелочь, остальное кинула через чей-то забор.
Уже подходя к дому, почуяла неладное. Калитка не закрыта. Мать в саду на стол накрывает. Что бы это значило? Неужто Кирилл пришёл? Как не вовремя!
В саду около стола суетилась незнакомая женщина. Невдалеке стояла коляска с младенцем.
– Егорушка приехал, – виновато доложила мать. Обернулась к молодайке и пояснила:
– А это его невеста.
– Чья невеста?
– Егорушки.
– Что, в лесу палки не нашёл? – рявкнула Милентина, села за стол и начала есть, никого не ожидая.
Вдруг вечно молчащая мать стукнула её по руке.
–Подожди всех!
В голосе зазвучали всё те же начальствующие нотки, как при отце. Сухонькая, невысокая, она вдруг распрямилась и, как в детстве, строго посмотрела дочери в глаза. От этого взгляда по спине строем прошлись колкие мурашки. Захотелось стать маленькой, спрятаться под столом.
Милентина положила недоеденный кусок мяса и выбралась из-за стола. Потянулась было помочь накрывать на стол, но опомнилась и шлёпнулась в гамак. Прикрыла веки и вприщурку стала наблюдать за тем, что происходило в саду.
Неказистая, полноватая бабёнка работала быстро и аккуратно. Сновала от стола в летнюю кухню, как челнок. На любое замечание молча кивала головой и вновь бежала с очередным блюдом.
«Рабыня, да ещё и с «довеском». Такой всё за милость будет, да и по дому работы много. Мать уже плохо справляется. Не мне же полы мыть?» – подумала Милентина и согласилась с выбором брата.
В этот вечер семья сидела за столом тихо, без обычных ссор. Говорили о разных пустяках и политике. Даже Милентина не устраивала разнос за трату денег на продукты. Она, чувствуя, что брат из плавания пришёл непустой, боялась его спугнуть.
– Где собираетесь свадьбу гулять? – спросила она у молодых.
Егор, как обычно, пожал плечами и уткнулся в свою тарелку.
– Давайте, откупим ресторан, – вновь заговорила Тина. – Там такой оркестр… заслушаешься.
Молчание было ответом. Но не на ту нарвались молодые, надо было обязательно выяснить: сколько денег у брата, да ещё придумать, под каким предлогом их получить в руки, ведь впереди маячила машина.
– Ладно, братик, беру организацию свадьбы в свои руки. Завтра схожу в ресторан, обговорю меню, – радостно говорила Милентина, хотя ей очень хотелось просто выпотрошить карманы механика.
Кожей она чувствовала, что делать этого пока не следует. В воздухе витало какое-то сопротивление. Понять и нейтрализовать сопротивление – было сейчас главным, чтобы властвовать по-прежнему.
– Вы уже подали заявление в ЗАГС?
Любезность Милентины, её забота звучали почти искренне. Мать, похоже, поверила и заулыбалась:
– Егорушка с Зоей завтра пойдут заявление подавать.
– Я с вами, – встрепенулась сестра, – у меня там знакомая. Мигом вас поженит. Хоть завтра же и распишут, а вечером в ресторане погуляем.
Мать с сыном переглянулись, словно посоветовались и снова уткнулись в чашки. Заплакал ребёнок, и молодайка ушла с ним в дом.
– Что-то я вас не пойму, – удивлённо пожала плечами Тина, – ты хочешь жениться или нет? Будем мы на твоей свадьбе плясать или просто дома посидим своей семьёй?
– Зоины родители ещё не приехали, – ответила за Егора мать. – Как приедут, так и свадьбу сделаем.
– Приехали, не приехали – какая разница? Приедут, значит, ещё раз погуляем.
– Не по-людски это.
– Раз не по-людски, то говорите, на какое число заказывать ресторан? – Милентина скроила обиженное лицо. – Давай, Егорище, деньги, завтра всё сделаю. Думаю, понадобится тысячи три. Гостей-то будет много. Весь твой экипаж сбежится на дармовщину.
Как-то странно крутнув головой, Егорище скосил глаза на мать. От этого у Милентины засосало под ложечкой: что-то здесь не так.
– Свадьбу они делать не будут, – снова ответила за сына мать.
– Как это не будут? – ошарашено спросила Тина. – Единственный сын…
Деньги, похоже, уплывали из рук. А может даже и правильно. Зачем нужен пир горой, потом объясняться, почему не оплачен счёт в ресторане? Надо просто сходить в дом без них да и забрать всё, что Егорище привёз.
– Ну, и как хотите, – буркнула она, – мне меньше хлопот.
– Молодые решили купить дом на берегу, – задумчиво произнесла мать, – и уже приглядели один. Задаток дали. Купят, тогда и поженятся. И я с ними перееду. Не буду тебе мешать.
Удар пришёлся на вздохе. Воздух застрял в горле и не давал возможности что-то сказать. Тина захрипела, вскочила, снова упала на стул.
Сидела, выпучив глаза, нижняя челюсть непроизвольно двигалась вверх-вниз.
Ломалась вся жизнь: собирался иссякнуть источник, приносящий достаток, позволяющий не работать и не заботиться ни о чём; мать, видно, уже и чемоданы сложила. А кто будет готовить обеды, прибирать в доме? А, главное, как быть с машиной? «Волга» утекала, как летний дождь.
В голове проскочили картинки её печального существования. Но тут же в голову прибежала замечательная мысль: «Прекрасно. Хату продам, куплю машину и получше, чем «Волга», а потом перееду жить к Егорищу. Куда он денется?»
Стало весело.
– Ладно, – сказала она вслух, – делайте, как хотите. Пойду спать.
И отправилась в дом. Входя, столкнулась с Зоей. Та, усыпив ребёнка, шла в сад.
На цыпочках Милентина проскользнула в комнату к брату. Мягкий свет ночника был в помощь. Видно всё, как на ладони. Вот сумка… Пусто.
В карманах пиджака… Пусто. Огляделась. Около коляски лежало толстое портмоне.
«Кретин, правильно положил, ко мне поближе», – усмехнулась Тина и протянула руку.
Вдруг почувствовала, что на неё кто-то пристально смотрит, будто рентгеном просвечивает. Мгновенно тело покрылось холодным потом, руки затряслись. Оглянулась – вокруг никого. Что за ерунда?
Снова потянулась за портмоне… Из коляски за ней наблюдал ребёнок. Не мигая, дитя следило за движениями взрослого человека и, как показалось Милентине, осуждало.
Рука отдёрнулась сама собой. «Прокурор, пропади ты пропадом», зашипела Тина, схватила тяжёлый кошель, рывком его открыла. Купюры лежали ровно и смирно. Пересчитывать не стала. Зачем? И так видно, что вполне достаточно для всего на свете.
Сделала из них веер, помахала ребенку: «Вот так-то. Что ты мне сделаешь?»
– Положи на место! – грянул за спиной голос.
В дверях стояли Кирилл и Егор.
– Тебе какое дело! – вскинулась Милентина, – проходу не даёшь. В своём доме – я хозяйка!
– Своего у тебя нет ничего.
Так некстати появившийся сродный брат сделал шаг к Милентине. Та в панике метнулась вправо, влево… Отступать было некуда, и деньги отдать не могла, они намертво «приросли» к рукам. Перед глазами мелькнула гипсовая статуэтка. Изящная горянка несла кувшин на плече, одна рука была давно отбита, но мать не позволяла выбросить этот пережиток мещанства, как память об отце.
Сейчас горянка пригодилась. Тина схватила статуэтку, замахнулась над коляской:
– Только подойди, убью щенка!
В замешательстве Кирилл остановился. Егор вжался в стену, в глазах детский страх.
Раздувая ноздри, Милентина подтолкнула коляску к выходу. Её рука от напряжения побелела, казалось, ещё секунда, и шея горянки хрустнет.
– Пошли вон, чтобы духу не было, – орала в бешенстве сестра, – убью выродка!
– Успокойся, успокойся, – поднял примирительно руки Кирилл, -– никто тебя не тронет. Пропади они пропадом, эти деньги. Ребёнка оставь!
– Выйди из дома, – чуть потишала Тина. Она слегка ослабила руку, но коляску держала около себя. Поняла, что теперь никто на «её» деньги уже не претендует.
– Хорошо, уже выхожу, – сказал Кирилл и медленно стал пятиться к двери.
«Гады, будете плясать под мою дудку», – зло подумала она, усмиряя внутреннюю дрожь и ярость. Сунула деньги в карман. Облегченно вздохнула, но глаз со сродного брата не сводила. Егор был не в счёт…
Тряхнула головой, чтобы снять напряжение, волосы, связанные в «конский хвост», зацепились за крючок на двери. Остановилась, чтобы высвободиться. Неожиданно Егор с силой толкнул в бок. Не удержалась на ногах, стала падать. Махнула неловко рукой, и горянка ухнула ей в лоб. Горячий ручеёк заструился по лицу.
Хотела вскочить, не смогла. Подняла глаза. Егорище ногой наступил ей на волосы. Не поверилось, что это робкий и пугливый брат... Этого быть не могло. Извернулась змеёй, чтобы пнуть, но Кирилл придавил её, схватил руки, заломил за спину. Вдвоём они связали бесновавшуюся сестру.
Разбрызгивая кровь, Тина крутилась на полу, но нигде не могла увидеть детской коляски. Кто и когда вынес ребёнка из комнаты, она не видела, а потому приходила в ещё большую ярость.
– Развяжите, иначе я вашего щенка живьём сварю и съем, – орала она, – а тебя, гадёныш, загрызу. В детстве ещё надо было тебя в яр сбросить или на груше удавить.
– Может, развязать, – робко проговорил Егор, – она же бесноватая, нам жизни не даст.
– А зачем вам с ней жить? – прикладывал к расцарапанной щеке платок Кирилл. – Мало она с тебя соки тянула? Собирайте вещи, да айда к нам. Хата большая, всем места хватит.
Он наклонился к Милентине, вынул из кармана деньги, передал брату.
– Ты из-за них горбатишься, а эта шушера по кабакам проматывает. Не надоело?
– Мать жалко, как её оставить?
– Так с собой забирай. Бабушка будет рада. А там и своим жильём обзаведётесь.
Вышли. В саду послышались возбуждённые голоса. Тина притихла, чтобы слышать, о чём разговор. Заплакал ребёнок и заглушил всех. Попробовала развязать веревки, не смогла. Чёртов морячок, хорошо узлы вяжет. Огляделась в поисках чего-нибудь острого. Ничего, кроме разбитой горянки. Подкатилась к ней, попробовала перетереть путы. Быстро не получилось.
Послышались голоса и топот ног.
Милентина закрыла глаза и замерла.
Вспыхнул свет. Кто-то осторожно стал ходить по комнате. Шаги лёгкие, незнакомые. Скорее всего – Зоя. Вещи собирает. Появился Егор. У него шаги тяжёлые, с пришаркиванием.
– Тина, – тихонько позвал он.
Сестра не пошевелилась, даже дыхание старалась задержать.
– Кирилл, Тина не дышит.
– Дышит, – отозвался Кирилл.
Тина чувствовала, как он наклонился и рассматривал её. Эх, сейчас хотя бы одну ногу свободную. Долго бы помнил! Но не шевельнулась, ни одна ресничка не дрогнула.
– У неё лоб рассечен, надо бы перевязать, – снова послышался голос Егора.
–Кровь уже запеклась. Так что ничего страшного. Зато памятно будет.
Милентина машинально потрогала давно заросший шрам на лбу. Огляделась и словно впервые увидела тех, кто сидел рядом с ней. Глава семьи внимательно наблюдал за младшим сыном.
Продолжение http://proza.ru/2021/04/06/1319