Социальная личность и социальное государство: размышления по прочтении Л.П.Карсавина
Рассуждения о социальной справедливости неотделимы от рассуждений о социальном государстве. Однако последние требуют рассуждений о соотношении личного и социального начал в человеке. На некоторые размышления нас навело прочтение работы Л.П. Карсавина «О личности». В этом труде Карсавин оперировал понятиями «симфонической личности» и «социальной личности», которые в целом можно рассматривать (применительно к этой работе, но не к позднейшим сочинениям) как тождественные.
Если позволить себе несколько упростить карсавинскую терминологию, чрезвычайно усложнённую и многозначную, то выяснится, что под «социальными личностями» он понимает человеческие общности различного порядка – и мистического и экономического и общественно-политического, которые находятся в иерархическом отношении. При этом и сам по себе человек рассматривается им, поскольку его личность раскрывается, в том числе и через взаимодействия с этими общностями, как «социальная личность» низшего порядка. Карсавинский идеал коллективизма всегда теоретически ставил человека в его социальном измерении ниже любой из высших социальных личностей. Отчасти его позиция была близка к гегелевской, где высшей мерой личного самоутверждения являлось жертвование частицей индивидуального «я» в пользу социальных институтов: семьи, гражданского общества и государства. Но одновременно, Карсавин не решался признать полного уничтожения индивидуального начала в пользу социального, а все жертвы, которых он требовал от личности в отношении сообществ, были, очевидно, жертвой не абстрактным «социальным личностям», но в рассмотрении их, как составленных из единичных личностей. При этом «осуществителем и носителем социального «я» всегда является «я» индивидуальное» . Таким образом, его идеал, как нам представляется, всё же позволяет проецировать его взгляды на проблематику сохранения обществом индивида – как в физическом, так и в индивидуальном плане. Прим этом возможно вести речь об осуществлении такого сохранения в любых наличных формах, и в том числе в форме социального государства (хотя сам этот термин Карсавин и не употреблял).
Нам представляется несомненным, что любые рассуждения о социальном государстве требуют предварительных рассуждений о социальной справедливости. При этом мы с необходимостью приходим к проблеме диалектического порядка. Дело в том, что требование индивидом от общества социальной справедливости требует самосознания личности. Без надлежащего уровня самосознания и самопознания личность просто не в состоянии ни сформулировать надлежащим образом, ни своих интересов, ни связанных с их реализацией проблем, ни вытекающих из этого требований к обществу. То есть, в основе любого социального требования, и в том числе требования социальной справедливости должно лежать разумное самоутверждение индивида. Но это формулирование социальных притязаний и представлений о социальной справедливости требует от индивида чувства собственной недостаточности. И здесь совершенно неприменим аристотелевский идеал автаркии, как и все последующие философские вариации на его тему.
Проблема усложняется тем, что социальная справедливость в ее отношении к проблематике социального государства необходимо рассматривается через призму права и личных прав. Однако в сфере права мы имеем дело с «персоной», а не с «личностью». В наиболее распространенном понимании персона если не противостоит личности, то затрагивает только очень узкий круг ее аспектов. Поэтому два индивида, почти совершенно несхожие в личностном плане могут быть идентичны как персоны. Когда утонченный интеллектуал и спившийся бродяга покупают килограмм картофеля, они одинаковы, как «покупатели», с точки зрения договора купли-продажи. Карсавин рассматривал эту проблему несколько иначе. По его терминологии противоречие наблюдается не между «персоной» и «личностью», а между «личностью» и «ликом». «Персона» противостоит «лику», как совершенной личности: «Именно лику, а не личности противостоит личина…, как извне налагающее «об-личье», как закрывающая лицо, неподвижная и мёртвая, безобразная «харя», или «маска»… Большое несчастие для западного метафизика, что ему приходится строить учение о личности, исходя их понятия «хари» . Основная задача рассуждений о социальном государстве и социальной справедливости состоит как раз в том, чтобы не впасть ни в одну из возможных крайностей. Есть опасность слишком увлечься понятием персоны и свести социальную справедливость исключительно к юридической справедливости. Но можно и, наоборот, со всей основательностью ставя личность, а, тем более – лик неизмеримо выше персоны, уничтожить саму возможность рассуждений о юридической справедливости, или чрезмерно расширить ее понимание.
Эта общая проблема особенно важна, когда мы говорим о нашем народе и нашей национальной государственности. Применительно к ним любые рассуждения о социальной справедливости и социальном государстве приобретают особый оттенок. Нашему народу всегда была присуща жертвенность, способность во имя Отечества, будущих поколений, великой идеи – жертвовать всем, и в том числе – социальными запросами низшего порядка. Эта драгоценная особенность не раз спасала Россию от гибели. То есть, для нашего народа социальная справедливость, как бы она ни была ему важна, всегда была ценностью второго плана. Беда в том, что это замечательное свойство народа власть зачастую предпочитала рассматривать как обязанность. Многие военные и экономические стратегемы государства именно на это и опирались. Получалось всегда как раз почти по Карсавину: «Онтическое первенство саморазъединения, или умирания, получает в социальной личности смысл первенства жертвенного умирания для других или самоотдачи, т.е. смысл любви. Напротив, определяющая несовершенство личности вольная недостаточность ее саморазъединения является неполнотою ее жертвы и потому неполнотою ее утверждения… <Самоутверждение> возникает только на основе самоотдачи, так как личность есть чрез самоотдачу» .
Перед нами возникает генеральная проблема, и философская и юридическая. Каким образом мы можем построить в России социальное государство, не утратив при этом драгоценной способности народа к самопожертвованию? И как, сохраняя эту способность, не дать государству возможности злоупотреблять ей и бесконечно ее эксплуатировать? Как обеспечив защиту социальных притязаний всех и каждого, не построить общества индивидуалистов, подобного тому, которое было построено на Западе? Как защитить в социальном плане персону, не дав персоне восторжествовать ни над личностью, ни над ликом. Как не допустить триумфа хари над ликом? Важен, на наш взгляд, и аспект, который не рассматривался Карсавиным: как, оберегая и персону и личность индивида, не уничтожить лик народа и личность государства?
Здесь мы принципиально не пытаемся дать ответов, которые требуют долгих размышлений, и могут быть самыми разными. Важно, как нам кажется, поставить вопросы, и призвать к их обсуждению наших коллег – и юристов и политологов и философов и социологов и теологов.