Научная истина. Будь она неладна! Порой неуловима как дикий зверек. Гонишься-гонишься за ним, думаешь, вот-вот настигнешь, а он - тю-тю, опять куда-то исчез. Иногда поймаешь, а как посмотришь – не того, оказывается. И, когда это замечают другие, наступает ужасное чувство неловкости! Это как назвал человека Петей, а он: «Нет, меня Васей зовут». Вот мы, врачи, и бегаем за этим зверьком, бегаем и бегаем, без устали, с самой студенческой скамьи, всю жизнь. А выхода-то нет! Не поймав его, не сможешь вылечить больного. Вот и тренируем свои органы чувств, натаскиваем их. Но, увы, получается не всегда. Об одной такой неудаче и пойдет сегодня речь.
Далекие восьмидесятые. Мы на занятии по детской хирургии. Проходили они в одном из корпусов «Дубков» - больничного городка на окраине Нальчика. Добирались мы туда на автобусе или троллейбусе. Те, кто побогаче раскошеливались на двадцать копеек и ехали с комфортом на маршрутке.
Помнится, был прекрасный солнечный день, май. Сидим, значит, группой в аудитории и ждем Сигизмунда Моисеевича, преподавателя. Это был стройный мужчина под сорок, ростом чуть выше среднего. Холеный, ухоженный (любил себя, родимого), с гладко выбритым лицом и модельной прической. Одевался очень аккуратно и со вкусом. Любил носить клетчатые рубашки, верхние пуговицы которых всегда были расстегнуты, оголяя под собой часть волосатой груди. Волосы русые, глаза голубые (несмотря на то, что Сигизмунд), ямочка на подбородке. Брови тоже светлые, располагались по самому краю надбровья, оттеняя под собой спокойный и уравновешенный взгляд… Ну, истинный Голливуд!
А теперь пару слов о том предмете, который он нам преподавал. Учебник по этой дисциплине был объемом около трёхсот страниц, а на изучение его нам давалось, если не ошибаюсь, около недели. Поэтому, естественно, мы буксовали. Да еще как! До сих пор не понимаю, на что рассчитывали те, кто планировал наше обучение. Видимо, надеялись, что имеют дело с роботами. И так многие предметы. Наше положение было настолько хрупким и неустойчивым, что при желании на экзаменах можно было без труда потопить любого.
Так вот, темой того злополучного занятия была «хирургические заболевания тонкого кишечника у детей». Пожалуй, наиболее сложная из всех, поскольку в связи с особенностями анатомии и физиологии детского организма, кишечник детей является весьма уязвимым для множества острых патологий, лечить которые можно только хирургическим путем. Ситуация усугублялась тем, что описание этих состояний сопровождалось десятками симптомов и синдромов, которые мы должны были знать назубок, дабы вести успешный поиск упомянутой выше истины.
К счастью, Сигизмунд Моисеевич относился к нашему положению с пониманием. На нашем невежестве особо не зацикливался, задавал наводящие вопросы, улыбаясь, давал подсказки, иногда даже прямые ответы. Поэтому занятие проходило в спокойной обстановке, в связи с чем наше напряжение растаяло и, как типичные студенты, которых жизнь научила ловко приспосабливаться к меняющейся обстановке, мы расслабились, даже слишком. А зря.
Все изменилось, когда мы стали обсуждать инвагинацию кишечника. Это когда вышележащий, более тонкий, отдел кишечника, натягивает на себя нижележащий, то есть внедряется в него. У данной патологии свои симптомы, которые мы перечисляли шаг за шагом и при плотном содействии Сигизмунда Моисеевича. И вдруг он спрашивает:
- А что вы должны сделать обязательно и в первую очередь?
Мы начали думать и гадать, наперебой называя одно, второе, третье, но угадать так и не смогли.
- Подсказываю, - говорит Сигизмунд Моисеевич, - надо провести пальцевое исследование прямой кишки ребенка. А теперь вопрос: что вы ожидаете там найти при инвагинации?
Ася предположила, что найдет локальное повышение температуры, Амина выступила за спазм сфинктера, Марина – наоборот, снижение его тонуса, Лина выразила уверенность, что обнаружит кал, Русико – то же самое, но жидкий, Индира была сторонницей газов, Джуля заявила, что если постарается, то найдет сигмовидную кишку, а то и ободочную… Мы с Сережей молча анализировали ситуацию. Не угадал никто.
- Запомните, пальцевое исследование при этой патологии выявит кровь, - прервал наши гадания на кофейной гуще Сигизмунд Моисеевич.
- Ах, да! – зашевелились мы, цокая языками и качая не обремененными знаниями головами, - Точно, кровь! Как же мы могли забыть!
Думаю, уважаемый читатель догадывается, что, извиняюсь за выражение, ни хрена мы не знали. Это был чистой воды театр, в который нас научила мастерски играть сама жизнь.
Однако одна личность в том представлении участия не принимала. Она сидела тихо и неподвижно, упершись взглядом в потолок. Это была Заретта. Она была самой скромной девушкой нашей группы, тихой, неинициативной. И постоянно ходила с заплетенной, перекинутой через плечо кокетливой косой, которую теребила в сложных ситуациях, а в безвыходных жевала. Наверное, в каждом студенте есть что-то от бога и сатаны одновременно (жизнь заставляет), а вот в Заретте воспитанность и честность присутствовали в избытке, поэтому, в отличие от нас, хитрость ей давалась тяжело. Именно поэтому нередко ей приходилось несладко, хотя студенткой она была аккуратной и старательной.
- А Вы о чем задумались? – ее мысли прервал голос Сигизмунда Моисеевича.
Заретта как-то встрепенулась, затем, застенчиво опустив глаза, тихо произнесла:
- Мне, вот, непонятно, как можно увидеть кровь, если наш палец там?
- Где там?
- Ну, это…, как его…, в прямой кишке…, - она зарделась от смущения.
«Ай, да Заретта! Ай, да умница! – восхитились мы ее гениальной догадкой, - А ведь никто из нас даже не подумал, что этого не может быть, потому что палец в попе ребенка!». Признаюсь, мне даже стало завидно, что об этом догадалась именно она, а не я.
- Надо же! А ведь так и есть! Мы это точно никак не можем увидеть? – тут же поддержала ее Марина.
- У нас ведь глаза, а не рентгеновские аппараты! – добавила Ася.
- И кто это пишет такие глупые книги? – возмутилась Русико, открыв книгу и читая имя автора, - Доктор медицинских наук Чайников Вольдемар Дармидонтович. Ну, фамилия уже говорит сама за себя!
- Не говорите! Ужас какой-то! – присоединилась Индира.
- На кол автора! – предложение Джули казалось излишне радикальным.
- Да нет, лучше пусть он объяснит нам, как он собирается увидеть кровь, если палец в заднице, - предложила Тамара.
- Во-первых, не в заднице, а в прямой кишке. Предупреждаю, выражайтесь подобающе! – нас неожиданно и на повышенных тонах прервал Сигизмунд Моисеевич. – А, во-вторых, что вам не нравится? Повторяю, что вам не нравится?! – чеканно и строго спросил он.
- Извините, Сигизмунд Моисеевич, но нам совершенно не понять, как автор предлагает увидеть кровь, если палец погружен в прямую кишку и совершенно скрыт от наших глаз? – повторила наше возмущение фактом научного противоречия Лариса.
Сигизмунд Моисеевич откинулся на спинку стула, до предела запрокинул назад голову и прикрыл ладонями лицо. Сделав глубокий вдох, он, после длинной паузы с фырканьем выдохнул из легких воздух, уже с высоким содержанием углекислого газа. Затем резко вскочил и мы вдруг увидели его, сверкающие безумием глаза.
- Боже, я не верю своим ушам! Вы что, издеваетесь надо мной?! Олухи царя небесного! Где вы растеряли свои мозги?! А, может, их у вас и не было?!
Сигизмунд Моисеевич буквально давился от возмущения. На углах его рта появились следы пены, а между губами – перемычка из тягучей слюны. От резкой жестикуляции и кивков головой волосы растрепались и мы увидели на его темени формирующуюся лысину. И образ голливудского персонажа растаял на глазах. А он все продолжал:
- Надеюсь, хоть спинной мозг у вас функционирует? Неужели это так трудно?! Неужели логика окончательно покинула вас?! Нет, я в это не могу поверить! Ну, скажите мне что-нибудь, обнадежьте! Дайте мне шанс поверить, что вы на что-то способны! Я жду!
И замолчал, смотря поверх наших голов злющим-презлющим взглядом.
- Сигизмунд Моисеевич, - вдруг Ася прерывает тишину, чем вызвала восхищение своей смелостью, - мы допускаем, что решение этой головоломки существует, но, с другой стороны, та же логика подсказывает: «Палец скрыт от наших глаз и мы бессильны что-либо увидеть».
- Так вытащите и взгляните на него! – голос Сигизмунда Моисеевича дрогнул, одновременно с этим на лице появилась гримаса печали и он, бледный и состарившийся лет на двадцать, качаясь, тихо покинул аудиторию.
Фото взято из интернета