Все, кто интересуется миром Шерлока Холмса, знают, что прототипом его противника - профессора математики Джеймса (Джакомо) Мориарти стал бухгалтер немецкий еврей Адам Уорт, прославившийся как координатор деятельности преступных групп, организованных им по всей Европе. Уорт известен как заказчик громких убийств, налётчик и фальсификатор шедевров, долгие годы, скрывавшийся под множеством псевдонимов и подложных личностей, среди которых были и «австрийский циркач» и «бельгийский барон».
Но почему профессор Мориарти (дословно: «смертоносный») был именно итальянским математиком, а не, к примеру, французским мошенником? Ведь это, учитывая многовековую англо-французскую вражду, выглядело бы куда логичнее, не правда ли?
Ответ, возможно, следует искать среди увлечений самого сэра Артура Конан Дойла. Являясь поклонником холодной логики Юма («если исключить всё невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть правда» - утверждение, достойное в своей строгости всей философии Нового времени) Конан Дойл противопоставлял ей системы итальянцев Фибоначчи и Тальоне. Они описывали принцип разумного замысла, лежащий в основе многообразной вселенной. И хотя логика итальянцев тоже шла от частного к общему, в своей образности и «отвлечённости», несмотря на свою красоту, в сравнении с прагматичной дедукцией Холмса она выглядела абсолютно иррациональной и бесполезной.
Прибавим к этому, не вяжущийся с холодным рассудком искренний интерес сэра Артура к масонству, оккультному мистицизму и спиритизму. Конан Дойл был активным членом «Братства монахов винта» и «Северной ложи Прозерпины». Кроме того, его интерес к «тайнам мироздания» выражен в переводах трудов итальянского мистика, мага и архитектора XVIII века, Великого магистра Раймондо де Сангро герцога Сан-Северо, сделанных создателем Мориарти и Холмса.
В этом контексте образ гениального преступника, многоликого злодея-профессора становится ещё более таинственным и полным.
Кстати, о многоликости. Если вспомнить любовь Холмса к переодеванию, причудливым маскам, сложному гриму и розыгрышам, то окажется, что многоликость является чертой, объединяющей великого сыщика и его вечного врага. Стоит задуматься, и эта черта окажется далеко не единственной. Оба героя «Записок о Шерлоке Холмсе» занимаются сложными опытами в области химии (Мориарти – искусный отравитель). Холмс имеет зависимость от морфия, но его противник, произносящий поэтичную декадентскую оду гашишу тоже не чужд экспериментам с наркотиками. Спутником Холмса является скрипка, а профессор, виртуозно владеющий органом и роялем, восхищается гением Баха и Шуберта. Наконец, Холмса приводят в восторг интересные, запутанные дела, а Мориарти совершает преступления не столько во имя личной славы и выгоды, сколько ради изысканности и причудливости многоходовых комбинаций, в которых он упивается коварным торжеством собственного разума. Но если Шерлок воспевает индивидуализм, стараясь держаться подальше от дел короны, которым он предпочитает камерные частные расследования, то Джеймс – типичный харизматичный вождь, умело владеющий энергией толпы и умеющий мыслить имперскими категориями, в которых права на власть и даже мировое господство достоин блестящий трикстер и мифотворец, умный изворотливый и жестокий. Именно таков характер Мориарти с присущими ему неуёмными амбициями и эстетизацией власти и насилия. Когда Мориарти поднимает ложь, власть и насилие до высот искусства, лично я ощущаю, что он, в некоторой степени, является литературным предвестником итальянского фашизма.
Если ради сравнения мы попробуем рассмотреть другую известную пару друзей-недругов: Моцарт и Сальери, то в паре Шерлок Холмс – Джеймс Мориарти чертами Моцарта такими, как беззаботность, вдохновенная спонтанность и кажущаяся инфантильность, окажется, наделён, как ни странно, именно профессор, тогда, как выдающимся практическим навыком и плохо скрытой завистью к своему vis a vis Конан Дойлом награждён Сальери-Холмс. Следует заметить, что здесь мы встречаем тот редкий нынче случай, когда детская мстительность и безответственность являются признаком отрицательного персонажа. Ведь в современной европейской парадигме травмированные и инфантильные герои, как правило, воплощают добро, в то время как неимпульсивные, рассудочные и отвечающие за свои слова и поступки – всё чаще находятся на службе зла. Возьмите хотя бы вселенную «Гарри Поттера» или марвеловских «Мстителей».
В сверхпопулярном сериале BBC «Шерлок» враг Холмса изображён открытым геем, мстящим за обиды «правильному» обществу. Если мы забудем о том, как восхитительно неполиткорректен этот ход, то окажется, что даже он мало что меняет в расстановке сил. Будучи изображён представителем какой угодно виктимной группы и любого меньшинства, классический злодей Конан Дойла остаётся собой: воплощением викторианских представлений о неуловимом дьяволе, сумевшем убедить мир в том, что его не существует.
Так или иначе, Джеймс Мориарти и Шерлок Холмс как классические антагонисты героической саги – своего рода архетипические братья-близнецы, воплощающие бессознательное друг друга, две стороны одной монеты, чье существование обусловлено бесконечной борьбой между ними, древним противостоянием индивидуального и всеобщего, хаотического и гармонического начала природы и рациональности.