"Нам всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши.
А не догадываемся, что любят нас оттого,
что хороши те, кто нас любит"
Л. Толстой.
После того, как я уехал в Ленинград, нам суждено было встретиться с Ниной всего два раза. Свой первый отпуск после окончания первого курса академии я провел в Майкопе. Год я мечтал об этом. Меня встречало мое кубанское лето, мой родной воздух, мать с сестрами, улицы самого красивого города в мире. Были многочисленные встречи с одноклассниками и бывшими детдомовцами. С Ниной мы виделись почти каждый день. Ее поведение изменилось. Она стала как-то строже, сдержаннее. Во взгляде появилась мягкая тоска и легкий налет отчужденности, но в наших отношениях Нина была неизменно мягка и доброжелательна. Она с интересом слушала о моей учебе в военной академии и много расспрашивала о новой для меня жизни. О себе говорила мало и сдержанно. Часто я ловил на себе ее пристальный и долгий взгляд, под которым мне хотелось съежиться. Казалось, что она запоминала мое лицо. Потом я понял и то, что Нина весь период наших встреч в то благословенное кубанское лето, которое мы провели вместе, навсегда прощалась со мной и с нашей юностью. Только этого я тогда не понимал и не ценил божественную силу притягательности этих последних встреч. Потом, постепенно и все настойчивее мною овладевало ощущение, что при возрастном равенстве она была мудрее и взрослее меня. И только по прошествии многих лет я понял, как глуповато и легкомысленно я выглядел в ее глазах. Но еще дольше я не мог понять, что притягивало, что влекло ее ко мне. Это постепенно прояснилось только тогда, когда я стал получать ее послания из невообразимо далекой, иной реальности, о которой я ранее не имел ни малейшего представления. Но об это речь впереди.
С родственниками я простился дома. Провожала меня только Нина. Когда объявили посадку, она подошла вплотную, положила руки мне на плечи, приблизила лицо и замерла. Если бы я не был участником встречи, то подумал бы, что дальше возник кинематографический трюк: на неподвижном лице из глаз Нины выплеснулись два ручья. Я почувствовал, что за внешней сдержанностью она скрывала невидимую душевную боль. Нина отпустила меня и, не оглядываясь, быстро ушла. Так состоялась предпоследняя встреча.
Через год пришло письмо, в котором Нина кратко сообщала, что вышла замуж. Последняя фраза, как иголка под ноготь, как надпись на надгробии: «В этой жизни наши пути разошлись. Но вопреки неумолимой судьбе наше прошлое остается со мной».
Следующая и последняя встреча произошла много лет спустя. Мне позвонила младшая сестра и сказала, что мама тяжело заболела. Командование разрешило мне краткосрочный отпуск. Шло лето восьмидесятых годов. Мой город встретил меня знакомым воздухом, солнцем и привычным для меня уличным шумом. Мы отвезли маму в клинику Краснодара, и вскоре она пошла на поправку.
С Ниной никаких встреч не намечалось. И тем неожиданней для меня прозвучали слова моей старшей сестры, с которой Нина давно дружила, о том, что та хочет со мной встретиться на «нашем» месте. В Майкопе есть своеобразная улица Широкая, (которую потом переименовали в улицу Зюзина), первый квартал которой, упирающийся в улицу Победы, представляет собой небольшую площадь. Эта площадь больше похожа на большой сквер. Посредине - десяток лавочек, по краям - небольшие цветочные клумбы. Прелесть этого сквера заключается в том, что через него нет автомобильного движения, кругом одноэтажные домики, тихо, чисто и малолюдно. Это было неизменное место наших далеких, окутанных мягкой романтикой встреч. Здесь находилась отправная точка наших прогулок по Майкопу и его окрестностям; такие долгие походы по городу и его окраинам мы совершали еще только с двумя самыми близкими мне одноклассниками. Я благодарен Богу за то, что этот уютный сквер, одно из немногих мест в городе, сохранился почти в неизменном виде. Там прочно, на века поселилась наша с Ниной духовная энергетика. Именно здесь я в последний раз увидел ее, свидетеля моей юности, память о которой озаряется чистым светом и окутана теплом наших душ.
Я пришел раньше и присел на скамейку около клумбы с моими любимыми с детства гвоздиками. Не махровыми, а обычными, которые не сразу заметны своей неброской элегантностью, скромной красотой миниатюрных соцветий и тонким ароматом. В самом раннем детстве старшая сестра каждый год разбивала во дворе клумбу и старательно высаживала цветы. Я ей усердно помогал. Цветов было много и разные, но гвоздики запали мне в душу на всю жизнь. Они ассоциировались с южным летом, детской беззаботностью и добротой сестры, которая много вложила в мое воспитание.
Нину я увидел издалека. За все время наших отношений я никогда не думал о том, красива она или нет. Это был бесконечно близкий мне образ, который не требует эстетической оценки. И сейчас в ней не было той броской внешности, которая обычно привлекает взгляды мужчин. Для меня привлекательным в ней было другое: гордая посадка головы, белокурые волосы и легкая походка. И даже, наверное, не столько это, сколько таинство детских и юношеских встреч, которые навсегда сделали наши души родственными, несмотря на печаль расставания. Объединяющим было то, что выше и сильнее нас, что неощутимо, но прочно роднит души, мысли и сердца - воля свыше.
Я поцеловал протянутую для пожатия руку. Она улыбнулась:
- Непривычно, немного смешно, но приятно. В морской форме, которая тебе идет, ты для меня совсем чужой, из другой жизни.
Без манерности и кокетства она положила руки мне на плечи и пристально посмотрела в глаза.
- Все в тебе изменилось, кроме глаз, а значит для меня ты не изменился.
Мне всегда претила банальность первых слов при встречах: «Как дела? Как здоровье? Ты хорошо выглядишь!», и мы оба обошли эти ненужные слова. Мне показалось, что Нина как будто шла одна. И вот подплывает к нам белокурое воздушное создание лет пяти-шести, в белоснежном платьице с прозрачным бантиком в волосах. Нина подтолкнула ее ко мне:
- Познакомься с дядей.
Девочка кокетливо наклонила голову к плечу и подала мне руку:
- Я Марья. А я знаю, как тебя зовут. Ты дядя Игорь. Мне мама о тебе все уши прожужжала.
Нина без улыбки посмотрела на меня:
- А с кем я еще могла говорить о тебе? Но ты посмотри, какой язык в ее годы!
Я повернулся к Марье:
- Ну и какое впечатление от разговоров обо мне?
- Я не знаю про впечатления, но знаю, что ты хороший.
- Это тебе мама сказала?
- Нет, я сама знаю.
Нина сказала, что Марья у нее второй ребенок, а первый погиб три года назад, попав под машину. Ему было восемь лет.
- Его звали Игорем,- вмешалась Марья.
- Да, сначала ушел один Игорь, а потом я потеряла и второго. Вот теперь Марья для меня солнечный лучик.
Она попросила девочку погулять по скверу. Марья, перед тем, как отойти, сказала:
- А я знаю, о чем ты будешь говорить с дядей Игорем. Вы будете говорить обо мне.
- И о тебе тоже,- спокойно ответила Нина.
Когда девочка отошла, мы расположились на скамейке и долго молча с улыбкой рассматривали друг друга. Нам было легко. Мы расстались, но так и не стали чужими. Прочные невидимые духовные узы юношеских лет не поддавались разрушительному действию времени.