Просто стал он не таким как люди,
Он открыл другой… астральный путь…
Где иная жизнь… иная мудрость,
Где иная соль… иная суть (Е.Громцева)
Вот и всё! Нет больше Старика, похоронили. Тихо в полном сознании ушёл, ни единой жалобы от него не было, понимал что уходит его время.
И накануне ухода молчал. Тогда более получаса врачи Скорой пытались сделать ему спасительное переливание. Иголкой раз за разом прокалывались нитевидные вены, а он молчал.
После, уже ближе к ночи, мы с ним разговаривали. Я спросила Старика:
- А было ли тебе тогда больно?
- Конечно, было. Очень было больно, - ответил он мне.
- А почему ты не сказал об этом? – удивилась я.
- Ну, врачи же не виноваты, что вены мои такими стали. Они старались и я не хотел их обеспокоить, им мешать.
Старик улыбнулся.
- Они молодцы. В конце концов, нашли вену, воткнули иглу, через капельницу влили спасение. Сейчас мне лучше. Мы с тобой разговариваем.
Он поднял глаза к потолочному окну. Днём, именно к ручке этого окна молоденькая девушка-врач, поднявшись на табуретку, прикрутила бинт. Бинтом этим она подвесила бутылочку для капельницы. Затем, ожидая конца процедуры, врачи следили за состоянием Старика, поглядывали на капельницу, беседовали со Старухой. Старуха – сама бывшая медсестра - просто сидела в сторонке и с надеждой следила за всеми врачебными манипуляциями. Силы её были на исходе.
Я ещё тогда спросила врача: «Обедали ли вы? Время ведь обеденное»
- Нет, - ответила врач, - вместо обеда вот у вас сидим, ждём. Потом пообедаем.
- Ну да, конечно, - засмеялась другая, - вчера тоже так пообедали. Потом. Дома.
- Милый! – позвала я внука, - Скорее чайник ставь. Я бутерброды сделаю. Врачей покормим, они без обеда сегодня, вместо обеда нашего Старика спасают.
Чайник вскипел быстро. Поставив на поднос приготовленные бутерброды, банку с кофе, сахар, чашки, я понесла всё это наверх.
- Подкрепитесь. Выпейте кофе пожалуйста.
Девушки, смущаясь и отнекиваясь словами вроде «…ну что вы, зачем..», поочерёдно поели. И было видно, что они рады вниманию.
А мы со Старухой смотрели то на них, то на стекающие из бутылочки капельки, то на Старика, с щёк которого постепенно уходила бледность. Казалось - именно эти капельки возвращали Старику силы жить.
Старик снова заговорил:
- Скучно лежать. У меня к тебе просьба: закончи мои чертежи. Видишь, я начал, но не успел закончить. Дорисуй для меня на стекле (Старик показал глазами на потолочное окно) треугольники, многоугольники, в общем, геометрические фигуры. Длины сторон обязательно подпиши. Я буду тут лежать и размышлять. Хочется мозги размять, устно решаю задачи:
- найти площадь треугольника;
- найти радиусы описанных и вписанных окружностей;
- новые фигуры можно составить из вычерченных. И прочие.
- Хорошо, – сказала я, - завтра сделаю. Сегодня уже поздно. Сегодня понаблюдай за звёздным небом с облаками. Замечательное у тебя это окно на потолке. Картинка на нём всегда разная, есть на что глянуть, чем полюбоваться.
Мы поулыбались друг другу и я осмелилась задать следующий вопрос:
- Я вот всё раздумываю о тебе. Радио ты перестал слушать, политика тебе уже неинтересна, родителей мы с тобой вспомнили. О чём ты всё время думаешь? Что интересного вспоминаешь?
Старик, не задумываясь, ответил мне:
- В мыслях своих молитвы читаю. Читаю утренние, вечерние, те что на литургии тоже вспоминаю. Заупокойные за родственников, заздравные за вас тоже читаю.
- Вот оно как, оказывается. - Раздумчиво протянула я. – Ну, спать.
И мы снова поулыбались друг другу.
А назавтра, после обеда, когда, я под присмотром Старухи взгромоздилась на табурет и начала фломастером чертить по стеклу первый чертёж, Старик вдруг отвернулся. Я глянула – дыхания не было видно, грудь не вздымалась. Старуха, проследив за моим взглядом, кинулась к мужу. Она опытными руками медсестры искала пульс, которого уж не было и всё твердила, поясняя мне:
- Вот он пульс! Есть пульс... бьётся. Сама посмотри.
Я вместе с нею тоже смотрела, но пульса не было, дыхания тоже не было. Наконец, приехала Скорая, потом с работы приехала их дочка. Старуха рассказывала и рассказывала как тихо и незаметно для нас, сидящих рядышком, Старик ушёл.
Одобрительно поглаживая новенькую оградку, Старуха поглядывала то на портрет Старика на кованом кресте, то оглядывала новые места, то смотрела на стоящий неподалёку храм… Видно было, что она о чём-то напряжённо думала. О чём она думала, о чём размышляла? О прошедшей жизни или о том как же ей теперь одной, без Старика, предстоит дальше жить… Не знаю.
Мы стояли молча, отдавая дань своей печали.
Я поискала глазами Счастье. Его нигде не было видно. Счастья не было! Ушло оно, вместе со Стариком ушло! Навсегда ушло Счастье, ушёл Старик. А с ним ушла-пропала из моей жизни огромная её часть. Во всякий мой приезд Старик спешил меня встретить, смеялся при наших встречах и радовался, заранее предвкушая наслаждение от вечерних, частенько продолжающихся далеко за полночь, посиделок с разговорами о жизни, детях, книгах, политике.
Надо было уходить, дома нас ожидал поминальный обед. Старуха, опираясь на руку дочери, повернулась и они медленно пошли прочь, к ожидавшей машине.
Я обомлела! Перед ними упругими, уверенными шагами шагало Счастье - молодое, сильное дочкино Счастье! Оно время от времени оглядываясь на Старуху, как бы удостовериваясь, что всё в порядке, что не нужно задерживаться и можно шагать дальше.
Нееет, не пропало, оказывается, Счастье. Живо оно! Просто Старик передал его любимой дочке.