I
В детстве наше поколение видело иностранцев лишь в кино. А на экране эти мерзкие типы – капиталисты, думали лишь о наживе, угнетали рабочих, издевались над темнокожими и пытались делать нашей лучшей на свете стране разные пакости и гадости. Конечно же, безуспешно. Так что мое восприятие «другого» мира формировалось в полном соответствии с тем, что нам внушалось.
Наяву человека из-за границы увидел я в 57-м. Это был канадский журналист, побывавший на прошедшем фестивале молодежи и студентов в Москве, и получивший разрешение на посещение одной из республик СССР. Московская подруга матери, приходившаяся ему родственницей, посоветовала слетать в Грузию.
Прилетев, он позвонил, представился по-русски, и мать пригласила его в гости. До прихода канадца я испытывал к нему какую-то неприязнь, мне казалось, что перед нами предстанет жирный самодовольный и малоприятный тип с сигарой, каким обычно выглядели люди «того» мира в шаржах журнала «Крокодил». Но когда он позвонил в дверь, кланяясь, поздоровался с моими родителями, а увидев меня произнес: «О! Привет, молодой джентльмен», – неприязнь моя вмиг улетучилась. Высокий и статный светловолосый человек с улыбкой на лице, никак не сочетался с образом жившего во мне стереотипа иностранца.
Имя у него было Стивен, и фамилия «не наша», хотя, когда он рассказывал о себе, то удивил меня еще раз, сказав, что родители его были русскими и эмигрировали в Канаду после революции, когда ему было три года. Служил он корреспондентом журнала «Maclean’s», а привело Стивена к нам то обстоятельство, что московская его родственница поведала ему историю моих родителей, проведших полжизни в Гулаге, она его и интересовала.
Два дня с перерывами на полдник и обед он их слушал. А рассказать им было о чем.
Отец мой был русским, родился в Саратове, в семье врача. В 1917 его, студента-второкурсника, призвали в армию Временного правительства, а после Октября оставили в «красной», направив воевать с «белой». Демобилизовали в 1922-м, и он продолжил учебу. К тому времени его отца и двух братьев как членов повстанческого движения Приволжья большевики расстреляли. Окончив саратовский вуз, отец подался в Омск, где занимался проблемами сельского хозяйства и до своего ареста в 1933 году стал довольно известным ученым, заведовал отделом экономики Сибирского НИИ зернового хозяйства и кафедрой омского СХИ. Инкриминировали ему участие в известном Ярославском мятеже 15-летней давности, в котором часть «красных» перешла на сторону «белых». Отец в число перебежчиков не входил, продолжая служить в Красной Армии еще четыре года. Объяснял это на суде, («троек» НКВД до 1937 года не вводили) хотя кто его слушал… Повезло еще, что не расстреляли, но по статье 58.1а – «контрреволюционный элемент», отправили в Гулаг на 10 лет. Были у отца жена с малолетним сыном. Жена, чтобы не усложнять жизнь ребенку, отреклась от мужа и забрала дитя подальше к родственникам в Краснодар, переведя его на свою девичью фамилию. Забегая вперед, скажу, что Сергей, так звали моего брата, получая в 16 лет паспорт, вновь вернул себе фамилию отца. Да и с бывшей супругой у отца впоследствии отношения были теплыми, он ведь понимал, зачем она это сделала.
Этапировали его в Ангренский ИТЛ (Узбекская ССР), где он отсидел пять лет, а в 1939-м перевели в Карагандинский ИТЛ (Казахская ССР). В Карлаге огромная территория была отведена под ведение сельского хозяйства и мой отец-зэк, стал «по совместительству» еще и агрономом совхоза «Кок-сун». В Карлаге мои родители и познакомились. В 1943-м они получили условно-досрочное освобождение, и стали жить вместе уже вне зоны, в бараке, хотя продолжали работать в карлаговском совхозе, как и раньше. Через год у них родился и я.
Мать моя была грузинкой, дочерью небогатых дворян, которые в начале прошлого века, учась в Петербурге, встали на путь борьбы с имперским режимом. После революции отец ее, а мой дед Мамия Орахелашвили, стал первым председателем Ревкома Грузии, в дальнейшем возглавлял Совнарком Закавказской Федерации, до 1932 года являлся 1-м секретарем Закавказского крайкома партии; моя бабушка - Мария Орахелашвили, занимала должность народного комиссара просвещения Грузии. Муж матери Евгений Микеладзе, один из талантливейших музыкантов своего времени, состоял художественным руководителем тбилисского оперного театра и главным дирижером симфонического оркестра Грузии. У них было двое детей – трехлетняя Тина и годом младше Вахтанг. В 1937-м родителей и мужа матери как «врагов народа» арестовали и постановлением «тройки НКВД» расстреляли.
23-летнюю мать мою осудили как ЧСИР (член семьи изменников родины) и отправили на пять лет в Гулаг. Сначала в Мордовию (Темниковский ИТЛ), откуда перевели в АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников родины). Малолетних Тину и Вахтанга спасли от детдома две женщины – Тамара Микеладзе, сестра Евгения Микеладзе и няня детей – Анастасия Зарубина, добившись в суде права на опекунство. Но в 1951-ом, когда подросшие сестра с братом получили паспорта, бдительные чекисты тотчас же депортировали их в тот же Казахстан, но не к матери, а в какой-то южный аул. Мать моя атаковала Генпрокуратуру письмами, прося разрешения на совместное проживание с детьми и, в конце концов, его получила. Тина с Вахтангом присоединились к нам в деревне Зеренда, где отбывшие свои сроки в Карлаге, мои родители жили на предписанном поселении. Брат с сестрой, учившиеся в грузинской школе, заканчивали учебу уже в русской.
А когда «великий вождь» наконец то отправился на тот свет, апостолы его надумали вернуть домой всех невинных «врагов народа». В 1954-м получили «индульгенцию» Тина и Вахтанг, в следующем году реабилитировали и моих родителей. Они решили продолжить жизнь в Грузии. Отец вернулся к науке.
Стивен два дня внимательно их слушал, что-то записывая в блокнот. Сказал в конце: Да, интересно, как строится социализм по Марксу. Капитализм – тоже не подарок, однако… Надо, чтобы и в Канаде об этом знали. Сделал снимки всей семьи вместе и каждого в отдельности, переснял уцелевшие старые фотографии семейного архива. Обещал, что вышлет журнал со статьей о нас, как только ее опубликует. Мне же подарил на память монету в один канадский доллар с изображением королевы и надписью на латыни Elizabeth II Dei Gratia Regina.
На следующий после отъезда канадца день, мать с отцом вызвали в «органы». Рассадили по разным комнатам и велели писать объяснительные. Ну, у родителей был опыт общения с этими людьми, посему они написали то, что последующих вопросов не вызывало. Канадец интересовался сталинскими репрессиями, в том числе и в отношении нашей семьи. Но он «прогрессивный», ибо считает, что восстановление законности и справедливости в стране дает право гражданам СССР любить и гордиться нынешней властью. И что лично он рад этому.
А журнал со статьей Стивена до нас так и не дошел. Скорее всего, по причине того, что «органы», перлюстрирующие всё, что приходило из-за рубежа, сочли статью совсем не «прогрессивной» и отправили журнал пылиться в свои архивы.
Продолжение: http://proza.ru/2021/10/27/949