(1952 – 1964)
Поскольку вплоть до середины шестидесятых жизнь протекала в контексте коммуналок, эпоха 1952 – 1964 годов для меня неразрывно связана с образом коммунальной кухни по адресу: 1-й Новокузнецкий переулок, дом 11, кв.5.
Это было просторное помещение квадратной формы с одним окном, выходящим на юг с великолепным видом на церковь Спаса Преображения на Болванах, священником которой в 1911 году и был построен этот самый четырехэтажный дом, в две комнаты коммунальной квартиры которого в 1952 году в результате обмена въехала наша семья, – дед, отец, мать, сестра, и ваш покорный слуга.
Кухня сообщалась с жилыми комнатами посредством узкого коридора, в одной из широких стен которого находилась дверь в самую большую комнату; ее занимали Щепетовы: муж, жена, и дочь - студентка. Вдоль остальной части стены стоял принадлежавший им сундук, над которым громоздилась щепетовская вешалка для верхней одежды, однако, часть ее крючьев были выделены для общего пользования. Дальняя торцевая стена коридора была занята дверью в большую из двух комнат, принадлежавших нашей семье; с нею сообщались две комнаты меньшего размера; одна из них была нашей, в другой жили Лев Татарский и его гражданская жена Маргарита Семеновна (то есть они ходили через нашу большую комнату). На второй широкой стене коридора располагались две двери: в ванную и уборную и глубокий проем, соединявший коридор с кухней. Ближнюю торцевую стену коридора занимала дверь, выводившая на парадную лестницу.
Вкратце ознакомившись с планировкой квартиры, можно перейти к описанию ее средоточия – кухни. Сразу по входе в нее, - по правую руку, находилась дверь на черную лестницу. Однако, поскольку парадная лестница жителями дома с давних пор использовалась, как сарай (все ее площадки были заставлены ненужной мебелью, грудами ящиков, футляров и коробок, покрытых слоем многолетней пыли, а парадный вход был забит гвоздями), для попадания на свою жилплощадь население пользовалось лестницей черной. Поэтому получалось, что с точки зрения входящего квартира начиналась с кухни, что подчеркивало ее значение.
Сразу при входе, - направо - располагалась газовая плита. Пожалуй, это было единственное место, использовавшееся сообща, то есть четыре конфорки плиты между обитателями квартиры не были поделены; - в пользовании ими хозяйки, избегая конфликтов, как-то меж собою договаривались. Зато места расположения кухонных столов были распределены и закреплены исторически; самую удобную часть кухни – правый угол - занимал Татарский, видимо, еще с 1918 года, когда «уплотнили» семью его отца. В правом углу располагался старый, но очень удобный, кухонный стол, над которым возвышался навесной буфет, имевший множество полок и отделений, где в идеальном порядке была расставлена кухонная утварь. Вместе со стулом, приставленным спинкой к стене, стол и буфет составляли уютный уголок.
Однажды мне довелось в нем посидеть. Дело было так. Вернувшись из школы (я тогда учился в пятом классе), я неожиданно обнаружил, что мамы нет дома, и мне не оставлено никакой записки. С опрокинутым взглядом я застыл на кухне, когда там в домашнем виде – в пижаме и в чепце, который он носил для приглаживания прически, появился Татарский – солидный мужчина, похожий на голливудского актера Дугласа Фербенкса. От него не укрылось смятение, отразившееся на моем лице, и он решил меня успокоить.
- Слушай-ка, тут у меня есть суп, он не очень важный, но все же поешь! Татарский налил полную тарелку, отрезал кусок черного хлеба, и усадил меня за кухонный стол.
Суп оказался вкусным, но мне особенно запомнился процесс еды в непривычном месте, да еще деревянной ложкой, так как в нашей семье пользовались исключительно металлическими ложками.
Рядом со столом Татарского, вплотную к подоконнику, стоял наш зеленый кухонный стол. На этом месте, некогда тоже принадлежавшем Татарскому, он встал по праву, так как наша семья въехала по обмену в те комнаты, которые по суду - в результате развода - отошли его бывшей жене. Значит, часть кухонной площади тоже подлежала передаче в наше пользование.
Я любил постоять у нашего кухонного стола, глядя в окно. Мне нравилась церковь, находившаяся на первом плане пейзажа. Состояние крайнего запустения, в котором она пребывала, ее вида не портило, но даже облагораживало пейзаж, внося в его настроение трагическую нотку. На дальнем же плане – примерно на километровом расстоянии возвышались несколько высоких домов сталинской постройки; когда в их окнах отражалось закатное солнце, они создавали впечатление катастрофического пожара, охватившего город, и это зрелище меня прельщало своею адской красотой.
В левой стене, если стоять лицом к окну, находилась дверь в бывшее помещение для прислуги. Здесь жила старая дева пенсионерка Наталья Павловна, женщина с постным и унылым лицом. В ее комнатке хватало места только для односпальной кровати, маленького столика, и венского стула. Большую часть времени Наталья Павловна пребывала дома, и когда кто-нибудь появлялся на кухне, она, приоткрыв дверь, выглядывала, таким образом, находясь в курсе всего происходящего. Частенько она делала мне замечания самого разного свойства: от рекомендаций потеплее одеваться зимой до упреков в неуважении к отцу.
У Натальи Павловны жизнь сложилась непросто; поповна, - она носила клеймо изгойства, однако, благодаря скромности и большому усердию, сделала по тем временам неплохую карьеру: - была секретаршей у Мехлиса ( Л.З. Мехлис (1889 – 1953) – советский государственный и военно-политический деятель). Один из организаторов массовых репрессий в РККА.. Жизнь научила Наталью Павловну осторожности; так, когда после мытья кухонного пола, его застилала газетами, она следила, чтобы газетный лист, невзначай, не лег вверх тою стороною, на которой оказался портрет одного из вождей, и в этом случае его переворачивала на другую сторону.
Далее я мысленно перевожу взгляд левее двери Натальи Павловны, но обнаруживаю, что дальше стену закрывает слепое пятно: оказывается, что я совершенно забыл, что там находилось. Напрягая внимание до предела, я все же не в силах там обнаружить хоть что-нибудь. По самой элементарной логике около этой стены должен был бы находиться кухонный стол Щепетовых. Я прекрасно помню Валентину Николаевну Щепетову, маленькую и худенькую женщину, которую сзади можно было принять за ребенка, но в картинах, сохранившихся в моей памяти, она либо очень быстро перемещается по коридору, либо энергично хлопочет около плиты, но спроецировать ее образ на левую стену мне никак удается. Неужели у Щепетовых не было своего кухонного места? Они что, - поменяли его на площадку под сундук в коридоре, или же их стол был втиснут между плитою и дверью на лестницу? Но что тогда размещалось вдоль стены левее двери Натальи Павловны? Как такое могло произойти, что две трети целой кухонной стены, как корова языком слизнула из моей памяти?
Поразмыслив, я начал постепенно догадываться, где зарыта собака. После того, как Василий Иванович Щепетов, - благообразный полный седовласый мужчина, - руководитель крупной строительной организации, получил отдельную квартиру, и Щепетовы съехали, в их комнату из каких-то трущоб переселили семью Симаковых. Она состояла из Митрофановны – вдовы старообразного вида с изможденным и уродливым лицом (хотя ей не было и пятидесяти), и трех ее детей: восемнадцатилетней Люси, шестнадцатилетнего дебила Сережи, и тринадцатилетнего Саши – ученика ремесленного училища. Это коренным образом изменило обстановку в квартире. Раньше все ее обитатели относились к одному и тому же кругу – к московской интеллигенции. Разделяя одинаковые взгляды, ценности и интересы, они постоянно общались, и даже ходили друг к другу в гости. Теперь же между «старожилами» и «новоселами» пролегла пропасть, разделившая две культуры, между которыми, казалось, не было никаких точек соприкосновения, как если бы они прибыли с разных планет. Например, Саша, предварительно истерзав наши уши процессом музыкального самообразования, водил за собой по нашему переулку компанию сверстников, оглашая окрестности чудовищно фальшивой игрой на гармошке. Или вот такой случай. Однажды войдя на кухню, я обнаружил что Люся, сидя на раковине на корточках, подмывается водой, льющейся из крана. Увидев меня, она соскочила на пол, и быстро, как ни в чем ни бывало, вышла.
С появлением Симаковых былая кухонная жизнь разрушилась полностью. Возможно, что и слепое пятно в моей памяти образовалось в том месте, где после отъезда Щепетовых разместилась Митрофановна. Я упорно «не видел» того, что там находилось, и в результате оно стерлось без следа.
История квартиры номер пять в указанных пределах дальше разворачивалась так: Татарский, работавший снабженцем на оборонном заводе в Томилино, получил там отдельную квартиру. Когда они Маргаритой Семеновной съехали, то их комната, как запроходная, отошла к нашей семье. Так вот: как я ни старался, но все же не смог вспомнить, кому отошел уютный уголок, который Татарский занимал на кухне!
А причина беспамятства, по-видимому, заключалась в том, что эпоха коммуналок уже заканчивалась – наступал новый эон.
Ноябрь 2020 г.