Сергей, Петька, Егор и Ванька были закадычными друзьями. Учились в одном классе, и в Армию их в один год призвали. Всем ребятам повестки пришли.
-Ну вот уж и служить, - протянул Петька, - а я и водки-то не попробовал, да и бабу настоящую не щупал.
-Да хорош врать-то, - оборвал Егор, - весь десятый класс с Наташкой обжимался.
-И все на этом, - парировал Петька, - я тебе говорю с ба-бой, - по слогам произнёс Петька, - а ты мне Наташку поминаешь. Тьфу, малявка.
Сергей и Ванька, улыбаясь, слушали перепалку своих друзей.
И тут Сергей выпалил:
-Знаю, где самогоном разжиться можно. Я у тетки Анисьи выпрошу, у неё есть, я видел, что ж зря я ей дрова колю сызмальства? - хохотнул Серый.
Ребята заинтересованно сгрудились вокруг него и стали спрашивать наперебой:
-А даст она тебе? А мамке не растрезвонит? А сколько даст? А когда спросишь?
-Да сейчас и пойду.
Пацаны одобрительно загудели.
Через минут пятнадцать Сергей стоял во дворе тетки Анисьи. Впрочем не такой уж и тетки. Была это ладно сложенная, сбитая, крепкая баба, с длинной толстой русой косой, лет эдак сорока, не более. Семьи у неё не было. Как-то не сложилось. За ровесника не хотелось, а парней постарше на войне поубивало. Ибо аккурат в 1945 году было Анисье восемнадцать годов. Взрослым бабам мужика не было, а уж таким как Аниська и подавно.
Серега канючил самогонки, Анисья артачилась.
-Ну, тетка Анисья, ну дай выпить-то нам. В Армию нас забирают. На той неделе уж. А мы ещё и нюхом не нюхали. Охота выпить. Ну дай хоть немного.
Анисья, подбоченясь, глядела на парня:
-Ишь чего удумали! Если не нюхали, с чего охота? Сказала, не дам, не проси. Как мне Римке-то в глаза потом смотреть. Нет и нет. Уходи. Малины хошь? Вот ее дам, - загоготала Анисья.
-Да не узнаёт мама ничего. Ты немножко дай. Я что тебе зря гору дров за всю жизнь переколол?
-Ах ты ирод, - Анисья сняла фартук с веревки и огрела парня по спине, - ты что ж забыл, сколько я тебе за те дрова яиц переносила да сметанки? Забыл, как за обе щеки уплетал-то? Вот я тебе сейчас, - и Анисья снова замахнулась на Серегу. Но тот, увернувшись, улизнул со двора.
Ребята , завидев друга с пустыми руками, расстроились.
-Эх ты, недотепа! Даст, даст! - передразнили они его!
Сергею было очень обидно. Не столько от Аниськиного отказа, сколько от насмешек ребят.
-Будет вам самогон!
Ребята покатились со смеху.
-Опять! Да хватит уж, Серый. Не смеши.
-Сказал будет, значит будет. Знаю я, где она его хранит. Ложится рано, спит как убитая. Залезем и возьмём.
Парни посмотрели на него как на полоумного.
-Э, ты че? Сбрендил?
-А ни хрена! Своё возьму. Я ей че за сметану штоль всю жизнь хрячу. «Серенька, помоги! Серенька, подсоби!»- передразнил он Аниську писклявым голосом.
Ребята так и покатились со смеху.
-Пойдёте со мной? - спросил он друзей.
-А то как же! - ответил за всех Егор.
В девять часов вечера ребята, крадучись, подошли к Аниськиному дому. Сережка впереди.
Ванька и Егор выдавили стекло в сенях, легко влезли в образовавшийся лаз. В правом углу под столом стояла огромная бутыль.
В тот вечер Анисья легла позже обычного, дочитывала книгу. Страсть как любила читать, а тут книжка подвернулась по случаю. Морис Дрюон. Ох и интересно ж там , в той Франции, короли жили. Но полдевятого Анисью стал рубить сон. Шутка ли, в полпятого встала. Хозяйство требует трудолюбия и усердия. Только до подушки коснулась и захрапела тоненько.
И снится ей сон, будто пришёл к ней в дом домовой, и ну все крушить. Проснулась Анисья от грохота, который раздался в сенях. Вскочила, сердце бешено колотится. Вроде все стихло. Нет, опять завозились в сенях.
Ни жива, ни мертва баба на цыпочках свет идёт включать, а нет света. Воры-то предусмотрительно выкрутили пробки. Схватила Анисья фонарик и тихонько дверь в сени приоткрыла. А там банда орудует. Всех узнала. Ванька, Петька, Егор. И что обиднее всего , во главе с Сережкой. Заорала Анисья:
-Ах вы ироды, чего уду..., - да только застряло слово в горле, ибо Петька, самый здоровый, подскочил и рот ей закрыл, повалил Анисью на пол.
Она мычит, брыкается, отбивается. Ночная сорочка в кучу сбилась, и увидели парни все ее добро женское, ибо привыкла Анисья без белья спать.
Выпили они уже к тому времени изрядную порцию из бутыля, сразу как нашли, свежий хмель в голову ударил.
Вспомнил Петька, как только сегодня жаловался ребятам, что бабы не было у него. Вот она баба-то лежит, готовая к употреблению.
Наклонился он к ней и в ухо шепчет:
-А что, тетка Анисья, давно ли у тебя мужика не было, да такого молодого как я? Да ладного такого. Смотри, какой ладный-то у меня!
Анисья замычала истошно, вырываться стала. Только Ванька и Егор вмиг все поняли. Не слепые, все увидели. Фонарь Аниськин тоже горит.
Схватили они ее за ноги и громким шёпотом орут:
-Петька, давай, давай, вот тебе и баба.
Серега обомлел, слёзы хлынули из глаз вмиг, все детство пронеслось перед глазами. Как Анисья нянчит его, как малиной подкармливает, а вот заболел он, так она доктора из города привезла. Отец на уборочной был.
-Не надо, ребята, - заорал, - оставьте ее, - Не за этим же пришли.
Но Петька уде делал своё дело. А Егор вскочил и как двинет Сергею в глаз.
-Молчи. Сам не можешь, нам не мешай.
Следующий был Ванька. Анисья извивается. Кляп ей какой-то в рот вставили. Грязную, вонючую тряпку. Двое держат, третий насилует. Сережка в истерике бьется.
-Как же так, ребята, как же так? Я виноват. Я виноват. Прости, тетка Анисья. Прости.
Когда дело было сделано, стали они над Сергеем смеяться :
-Ты что ж не мужик? А ну, давай покажи. Да у тебя там не выросло поди ещё ничего.
Анисья лежала на полу, почти без сознания. Уже никто не держал ее, а сил встать и кричать совсем не было.
В голове стучало: «Как же так? Как же так? Сережка. Сереженька. Как же ты, а?»
Ребята выпили ещё из бутыля. Петька склонился над Анисьей.
-Смотри, сука. Скажешь кому - приду и убью тебя ночью.
—————
Римма встала, как обычно, в пять утра. Корову подоить, на огороде дел много, да и вообще многолетняя привычка - подниматься чуть свет. Даже в выходные не позволяла себе поваляться подольше.
Вышла во двор и сразу же подскочила от неожиданности. А неожиданность в виде сына Сережки лежала на лавке. В страхе подошла поближе. «Господи, спаси и сохрани! Слава Богу, живой, а то уж Бог весть что подумала», - искренне поблагодарила Бога Римма.
-Сережка, оболтус, ты чего тут развалился? Я же слышала, как ты пришёл. Не поздно вроде. Чего на лавке-то уснул? Фу-у-у, - Римма принюхалась к сыну.
Вчерашние возлияния отвратительным запахом доползти до Риминого носа.
-Мам, - Сережка кинулся к матери в объятия, - мам, что делать-то теперь, мамочка!
И он, опуская самые отвратительные подробности, рассказал матери о событиях вчерашнего вечера.
Сердце матери замирало все сильнее с каждым сказанным словом. Но и родительский гнев нарастал. Когда Сергей закончил, мать схватила первое, что попалось под руку, и огрела сына по спине. Разрыдалась.
-Да что ж вы натворили-то, ироды? Как же вам в голову-то такое пришло! Сережка, ведь ничего-то ты не знаешь. Нянчила она тебя, любила как своего. Знаешь же нет у неё ни ребят, ни мужа. Что ж делать-то? Когда папка помер, только она мне и помогала с тобой. Что ж наделал ты, окаянный?
Мать тяжело поднялась со скамейки, заплетающимся шагом зашла в курятник, потом слазила в погреб. И с огромной нагруженной корзиной отправилась ближе к полудню к Анисье.
Увидев Римму, Анисья почувствовала, как больно сжалось ее сердце. Рано утром, придя в себя, она поняла, что до сих пор лежит в сенях на полу. Медленно встала, корову-то доить надо.
Потихоньку в дневных заботах она передумала много всяких мыслей. Сначала у неё не было никаких чувств, только пустота внутри. Потом пустота стала заполняться ужасом от того, что ее попользовали дети.
Анисья после второго насильника впала в забытьё и не помнила, все ли побывали на ней. Неужели и Сережка- ее любимец тоже? Она вспомнила, как он плакал и просил у неё прощения. Неужели и он тоже?
На глаза Анисьи снова навернулись слёзы. Нет, не может этого быть.
Ближе к полудню она увидела Римму, вяло плетущуюся к ее дому, нагруженную корзиной. У Анисьи сердце неприятно кольнуло. Римма зашла во двор, остановилась, расплакалась. Поставила корзину на траву и встала рядом на колени.
-Анисья, прости ты моего! Не знаю, что на него нашло. Не трогал он тебя, сама знаешь. Не оправдываю. Ребят он навёл на твою самогонку, будь она неладна. Возьми и не серчай, - Римма подвинула корзину к Анисье.
Анисья аж задохнулась от обиды. Понятно , Римма - мать, но как пришло ей в голову откупаться жратвой, которой у Анисьи немеряно?
Все израненное нутро стало ныть ещё больнее у Анисьи. Да что же это, люди добрые?
-Уйди Анисья, - просто сказала она соседке, теперь уж бывшей подруге, - вчера сына твоего отходила по спиняке. Да видать мало. Не искушай, уходи. Не хотела я придавать огласке, а теперь пойду к участковому. Ты че удумала, когда это, - она показала на корзину, - ко мне перла? Какого же ты обо мне мнения? Эх ты, подруга, - Анисья горько расплакалась и пошла в дом.
Римма, подхватив корзину, понеслась к Вале. Память услужливо поднесла недавний случай с утоплеником.
Валя была дома, занималась по хозяйству. Мать уехала в город, много поручений оставила.
Увидев Римму, она инстинктивно схватилась за бусы, а они ответили, легонько и приятно укололи ее за подушечки пальцев. «Какой-то знак подают», - подумала Валя.
-Валя, к тебе я. Здравствуй. И тебе Гордей не хворать, - Валин отец тоже вышел во двор, - поговорить хочу с Валей, по-нашему , по-женскому. Не серчай, Гордей.
-Да я и не собирался разговоры ваши бабские слушать, делов полно, - и он скрылся в сараюшке, где стоял у него верстак.
Римма изложила своё горе Вале.
-Да что же ты от меня-то хочешь, тетка Римма?
-Помоги, умоляю. Не трогал мой Серёжа ее.
-Ну не трогал, и хорошо. Чего от меня надо-то, не пойму?
-В милицию она пойдёт, чую. Посадят сына моего, - и Римма завыла горько и больно как раненый зверь, который умрет не сейчас, так завтра.
-Иди, тетка Римма домой. На все воля божья. Если смогу помочь - дам знать.
А тем временем Анисья отправилась к участковому и написала заявление на всех пацанов. Вечером участковый их под стражу взял, посадив в небольшое помещение, пристроенное к сельсовету.
Вечером Валя ложилась спать в смятении. Придёт ли к ней Онюшка? Даст ли ответ для Риммы? Вале конечно было жалко эту женщину. Муж рано ушёл у неё, Сережку одна поднимала. Вот Анисья как раз таки помогла. Охохохо. А как вот и откроется, что снасильничал он? Как жить-то потом?
Ночью пришла Онюшка. Ни слова не говоря, показала всю картину от начала и до конца. А после сказала:
-Вор он, но не насильник. Пусть отвечает, но за своё. Иди к ней завтра. Сила у тебя будет. Не удивляйся ничему.
Утром, как было велено, отправилась к Анисье. Та ее безрадостно встретила.
-Чего надо? - спросила.
-Сядь, тетка Анисья, - попросила Валя.
Взмахнула Валя рукой, сама того не ожидая. Как будто рука чужая была, а не ее собственная. Анисья глаза закрыла. Через минуту слёзы покатились у неё из глаз. Метаться она стала. Кричать. «Нет, нет, нет», - повторяла.
Потом все стихло. В себя пришла женщина, и на Валю смотрит.
-Валь, все так и было, я все вспомнила. Трое насильников. Серёжа не трогал меня. Плакал сильно. Убивался. Он уже наказан. Переживает он сильно, чувствую я это.
Валя поднялась в изнеможении, как-будто она все это тоже пережила вместе с Анисьей. Взрослее она стала лет на десять сразу.
-Пойди к участковому сегодня, перепиши заявление, тетка Анисья. Сергей вор, но не насильник. Самогон он твой украл, пособником был, но не более того.
-Да Бог с ней с самогонкой этой треклятой! Я, Валя, с утра на задний двор вылила гадость эту и бутыль разбила на мелкие кусочки.
И Анисья громко протяжно завыла.
Валя вышла потихоньку и побрела домой.
Сергей пришёл домой вечером. Мать кинулась к нему, исцеловала всего. Парень встал на колени уткнулся лбом в живот матери:
-Прости, мать.
Поднялся, дошёл до дому тетки Анисьи.
Она на крыльцо вышла. Встал и там Сергей на колени.
-Прости, тётка Анисья, никогда мне не смыть с себя этого мерзкого пятна. В страшном неоплатном долгу я перед тобой. Прости, если можешь.
Ничего Анисья не сказала, зашла тихонько в избу свою.
Петьку, Ваньку и Егора осудили за групповое изнасилование. Получили они по полной.
Сергей получил условный срок за наводку и пособничество насильникам.
А к уборочной почувствовала Анисья неладное, побежала к врачу, так и есть.
Как мечтала она о ребёночке. Да все как-то и мужчин не было, а потом и думать забыла. Годы уж не те.
Не спала Анисья всю ночь. Ребёнок - счастье, но не такой же ценой. Кто-то же из насильников отец.
Утром подвязала платок и к Вале пришла.
-Теперь ты и мне помоги, Валентина.
Валя привычным жестом прикоснулась к бусам. Пальцы вмиг ощутили покалывание.
-Скажи и мне, что делать-то. Понесла я. От насильников понесла.
-Ничего я тебе не могу сказать, Анисья. Только тебе решать. Иди с Богом.
А ночью Онюшка пришла.
-Иди к Анисье завтра. Пусть родит этого мальчонку. Но в деревне ей жить не дадут. Пусть уходит тихонько, и никогда больше здесь не появляется. Мальчонка большим человеком станет. Подмога и опора Анисье в старости.
Утром направилась Валя к Анисье. А та на выходе уж стоит.
-В город я Валя. Как ты и сказала, решила я. Сама знаешь, что.
-Нет. Не ходи. Нельзя. Роди этого мальчонки. Тяжело он на свет пробивается. Но надо ему видимо так, а не иначе. И тебе так надо, только уходи отсюда. Заколоти дом и уходи. Завтра же. Чтобы никто не видел. Родишь ты его или избавишься, не будет тебе здесь житья. Уходи с Богом. Вам место уж готово.
-Да как же это? - вскрикнула Анисья, - я родилась здесь, всю жизнь живу. Могилы предков моих здесь. А хозяйство? Как бросить все? Да куды ж я пойду? Никого нет у меня, сама знаешь. На что и где жить буду?
-Не знаю. Уходи, так надо, - молвила Валя и ушла восвояси.
А утром деревенские увидели заколоченные ставни в Аниськином доме. А ее саму и след простыл.