Десять часов вечера католико-лютеранской страстной пятницы. На небе взошла кровавая луна. Тяжёлые, свинцовые тучи нависли над хутором. Тени невинно убиенных дней вылезли из своих укрытий, под гниющей листвой зашевелись так и не увидевшие свет грандиозные планы, угрожающе поднялись втоптанные в дорожную грязь нереализованные колоссальные проекты. Сейчас самое раздолье для нечисти: ещё нельзя спрятаться в своих снах, но уже нет сил для того, чтобы отгонять меланхоличные мысли.
Вдруг раздаётся ужасный, дребезжащий, бьющий по черепу звук. Это одновременно жуткое вибрирование и такой гадкий, мерзопакостный звон битого хрусталя.
— У меня же нет хрусталя, показалось,— пытаюсь я себя успокоить и гоню неприятные мысли, но ужасный звук повторяется. Приходится взять в руки трубу и ответить.
Так и есть, это звонит сосед, который работает в Финляндии. В детстве у него была кличка Киргиз. Из-за специфического прищура. А как можно быть не прищуренным, скажите мне, если он наполовину хохол? Хитрейшей души человек! Гибрид эстонца и хохла — это убийственная смесь. Он бы сам себя продал и перепродал, если бы нашёлся покупатель.
— Привет, сосед, — говорит он мне слащавым голосом, но я уже заподозрил какую-то подлянку в его словах.
— И тебе не хворать, — бросаю я в ответ весьма актуальную в наше болезненное время фразу.
Сначала всё по протоколу: обзор важнейших международных событий, потом в стране, и только после этого переходим к ситуации в посёлке и в окрестностях наших хуторов в частности.
— Так всё спокойно? — завершает он вводную часть.
— Тихо всё. Дом твой не сгорел, его не унесло ураганом. Следов взлома не видно: окна целы, двери закрыты. Замки на сараях висят.
Я как бы присматриваю за его хутором, пока он финнам дома строит (по его уверениям), хотя подозреваю, что он там порно актёром работает, а не строителем. Что-то мозолей на его руках не видно.
— У меня к тебе одна просьба..., — ну прямо как чувствовал, что неспроста он звонит.
— Я завтра приезжаю. Не мог бы ты сходить и включить мне отопление, а-то я вечером приеду, если сразу включу, то всё равно дом прогреться не успеет. Спать холодно будет, однако, — после чего начинает мне объяснять, как включить тепловой воздушный насос. короче: кондиционер наоборот.
Мне это объяснять надо, ага. Я ведь сам в щите ему автомат для этого насоса установил, а неделю назад по его же просьбе после звонка, в котором он жаловался, что счета за электричество неподъёмные, вырубил. Вместо того, чтобы поставить туда Сим-карту, чтобы управлять отоплением дистанционно, он завалил весь посёлок деревянными изваяниями своего деда (целых две штуки) - последнего начальника нашей железнодорожной станции. Один памятник в полный рост возле своего дома, а другой — сидящий на автобусной остановке. Теперь все проезжающие автобусы останавливаются, чтобы подобрать пожилого пассажира, вот только он даже после уговоров не идёт в автобус. Местные автовладельцы тоже порой забывают о том, что это скульптура и притормаживают, чтобы подбросить земляка.
— Ладно, схожу, включу.
— Огромное тебе спасибо, сосед!
— Ничего, сочтёмся, — уже про себя думаю я.
Хорошо сказать: «Пойду и включу», когда на улице темно, а ты живёшь на глухом хуторе. Ещё ведь не стёрлись из памяти рассказы о волках, выискивающих своих жертв в самом центре посёлка.
— Слово надо держать! — настраиваю я себя, — Всего каких-то 200 метров пройти с фонариком — это же пустяк! Я же во время службы в глухой тайге в карауле стоял, когда вокруг медведи рыскали, а тут Европа, цивилизация.
— В карауле он стоял, ага, — вмешивается в монолог внутренний голос, — Спал ты в кочегарке на трубах, подложив автомат под голову.
— Заткнись, пока я о тебе кое-что не рассказал...
В конце концов набираюсь смелости, завожу внедорожник и еду к соседу включать тепловой насос.