ГУБЕРНАТОР СЕНТ-КИТСА
Когда череда великих войн за испанское наследство завершилась Утрехтским миром, многие капитаны каперских судов, нанятых враждующими сторонами, стали искать средства к существованию. Кто-то стал обыкновенным мирным торговцем, иные сбились в рыболовецкие флотилии, а самые отпетые подняли на мачтах кровавый Весёлый Роджер, опрометчиво объявив войну всему роду человеческому. С командами из разноплемённого сброда скитались они по морям, время от времени прячась в укромных бухточках для починки своих парусников, или закатывали буйные попойки в каком-нибудь отдалённом порту, поражая обывателей своей расточительностью и зверскими выходками.
На Коромандельском берегу, близ Мадагаскара и в африканских водах, а больше всего в Вест-Индии и Америке пираты всегда были источником опасности. Особой доблестью среди них считался выбор жертв в зависимости от времени года: летом они совершали набеги на Новую Англию, а зимой устремлялись на юг к тропическим островам.
Они были ужасны в своей разнузданности, в отличие от своих предшественников — буканьеров, которые хотя и были грозными, но заслуживали уважения. Эти же морские изгои ничего не боялись, со своими пленниками они обходились как им заблагорассудится в пьяном угаре. Вспышки показного благородства сменялись приступами немыслимой жестокости; так какой-нибудь капитан торгового судна, попавшийся им в руки, лишался своего груза и после участия собутыльником в жуткой пьянке оказывался вздёрнутым на рее. В те времена выйти в Карибский залив мог только отчаянный смельчак.
Таковым являлся капитан парусника «Утренняя звезда» Джон Скарроу. Однако и он с облегчением вздохнул, когда услышал всплеск падающего якоря и ощутил небольшую качку, причаливая в сотне ярдов от пушек крепости Бастер. Сент-Китс — это была его последняя стоянка, и рано поутру бушприт уже будет направлен на старую добрую Англию. Не хватало ему только морских разбойников с их постоянными набегами! С тех пор как он отчалил из Маракайбо с полным трюмом сахара и красного перца, вид белого паруса на тёмно-лиловом горизонте заставлял его содрогаться от противного чувства. В любом порту Наветренных островов его преследовали страшные рассказы о злодеяниях и бесчинствах пиратов.
Капитан Шарки на своём двадцатипушечном барке «Счастливое избавление» курсировал вдоль побережья и оставлял после себя разбросанные обломки разграбленных кораблей и останки погибших людей. Ужасные истории о зверских развлечениях и неумолимой жестокости капитана распространялись повсюду. От Багамских островов до самого материка его угольно-чёрный барк с намекающим названием был снаряжен смертью и ещё чем-то, что хуже смерти. Так сильно был обеспокоен капитан Скарроу за свой новый, оснащённый всем необходимым парусник с ценным грузом, что свернул на запад до самого острова Берда, подальше от оживлённых торговых путей.
И даже в этих малообитаемых водах ему не удалось избежать зловещего духа капитана Шарки.
Однажды утром команда подобрала одинокую шлюпку, дрейфовавшую по морским волнам. В ней лежал в бреду человек, который хрипло закричал, когда его начали поднимать, при этом во рту его был виден чёрный сморщенный язык, похожий на гриб. Благодаря пресной воде и хорошему уходу он вскоре превратился в самого сильного и смышлёного матроса на корабле. По его словам, он был родом из Марблхеда в Новой Англии, и оказался единственным выжившим на шхуне, затопленной ужасным Шарки. Целую неделю Хайрем Эвансон, так его звали, болтался по волнам под жгучим тропическим солнцем. Шарки приказал бросить к нему в шлюпку истерзанное тело капитана шхуны «как провиант на время путешествия», но моряк тут же отправил его ко дну не в силах вынести такого соседства.
Он держался за жизнь благодаря крепкому сложенью, пока «Утренняя звезда» не обнаружила его в том состоянии помрачения, которое обычно бывает перед смертью. Капитан Скарроу посчитал его удачной находкой, заполучив такого здоровяка при нехватке матросов, и готов был поклясться, что является единственным человеком, в котором Шарки вызывал хоть каплю признательности.
Теперь, под защитой пушек Бастера, мысли о страшных пиратах исчезли, лишь одна лежала тяжестью на душе капитана, когда он увидел, как лодка таможенного агента живо отчалила от пирса.
— Держу пари, Морган, — сказал он своему помощнику, — агент заведёт речь о Шарки в первой же сотне слов, что сорвутся с его губ.
— Ну что ж, капитан, у меня есть серебряный доллар, я, пожалуй, им рискну, — ответил стоявший рядом с капитаном пожилой грубоватый бристолец.
Чернокожие гребцы стремительно причалили к борту, и сидевший на руле человек, одетый в полотняный костюм, взобрался по трапу.
— Приветствую вас, капитан Скарроу! — выкрикнул он. — Вы уже наслышаны о Шарки?
Капитан ухмыльнулся, глядя на помощника.
— Что опять натворил этот дьявол? — спросил капитан.
— Натворил! Значит, вы ничего не знаете! Он пойман, и сидит под замком, здесь, в Бастере. В прошлую среду был суд, и завтра утром его повесят.
Капитан и помощник изумлённо вскрикнули, и этот крик радости тотчас же был подхвачен всей командой. Матросы, забыв про порядок, толпой протискивались c палубы на корму, чтобы услышать новость. Уроженец Новой Англии был впереди всех, он обратил сияющий взор к небу, как и подобает истинному пуританину.
— Шарки повесят! — бурно радовался он. — Скажите, мистер, — обратился он к агенту, — а палач там не требуется?
— Все назад! — рявкнул помощник капитана. Его возмущение беспорядком пересилило радость от услышанного. — Я охотно дам вам этот доллар, капитан. Поверьте, никогда в жизни я с таким удовольствием не проигрывал пари. Как же всё-таки поймали этого мерзавца?
— Шарки стал совсем невыносим, и терпение его подельников лопнуло. Он внушал им такой ужас, что они были больше не в силах находиться с ним на одном корабле. Они высадили его на острове Литтл Манглс к югу от банки Мистерьоса. Там его обнаружило одно торговое судно из Портобелло и доставило сюда. Сначала хотели отправить его на Ямайку, чтобы там судить, но наш добряк губернатор, сэр Чарльз Ивэн и слышать об этом не пожелал. «Это мой трофей» — сказал он. — «Я сам доведу его до готовности.» Если вы останетесь здесь до десяти часов завтрашнего утра, то увидите, как этот негодяй болтается на виселице.
— Мне бы очень хотелось, — с сожалением сказал капитан, — но я и так весьма задержался. Сегодня с вечерним отливом мы уходим.
— Вы этого не сделаете! — решительно заявил агент. — Вам придётся взять на борт губернатора.
— Губернатора?
— Вот именно. Он получил донесение от правительства с приказом немедленно возвращаться в Англию. Курьерское судно, доставившее депешу, ушло в Вирджинию. Так что сэр Чарльз ждёт вас с того момента, как я сказал ему, что вы прибудете сюда до сезона дождей.
— Ладно, хорошо, — произнёс капитан с некоторой долей растерянности. — Я простой моряк и никогда не имел дела с губернаторами и баронетами. Но если мне даётся возможность послужить королю Георгу, и губернатор просит доставить его на «Утренней звезде» в Лондон, то я сделаю всё, что смогу. Правда, разносолов у нас нет, только матросское рагу и пиратский винегрет. Но он может взять с собой личного повара, если наша стряпня ему не по нраву.
— Не стоит беспокоится, капитан Скарроу, — сказал агент. — Сэру Чарльзу сильно нездоровится после приступа малярии, и он скорее всего большую часть путешествия проведёт в своей каюте. Доктор Ларусс сказал, что губернатор, наверное, уже бы помер, если бы не предстоящее повешение Шарки, оно придало ему свежих сил. Надо заметить — наш губернатор человек крутого нрава и бывает несдержан в выражениях, но вы не должны обращать на это внимания.
— Пускай говорит всё, что ему заблагорассудится, — заметил капитан, — только пусть не вмешивается в мои дела. Он губернатор Сент-Китса, а я губернатор «Утренней звезды» и с его позволения я подниму якорь с первым же отливом. У меня свои обязательства перед хозяином, точно такие же, как у него перед королём Георгом.
— Он сегодня вечером вряд ли будет готов к отплытию: надо привести в порядок все дела.
— Тогда выйдем завтра рано утром с отливом.
— Прекрасно! Вечером я пришлю на борт его поклажу, а завтра ранним утром он прибудет сам, если я смогу уговорить его покинуть Сент-Китс до того, как Шарки запляшет с верёвкой на шее. Губернатор привык, чтобы его приказания выполнялись незамедлительно, поэтому он, может случится, прибудет на борт прямо сейчас. Возможно, доктор Ларусс будет сопровождать его всю дорогу.
После того, как агент отбыл на берег, капитан с помощником постарались сделать всё, чтобы достойно принять почётного пассажира. Самая лучшая каюта была приведена в порядок, были отданы распоряжения доставить на борт несколько бочек с фруктами и ящиков с вином для разнообразия скудного рациона обычного торгового судна.
Вечером начали доставлять багаж губернатора — огромные обитые железом, без единой щели сундуки, жестяные ящики для государственных бумаг, а также футляры необычной формы, видимо для шпаг и треуголок. Затем прибыло письмо с большой красной гербовой печатью, в котором говорилось, что сэр Чарльз Ивэн выражает своё почтение капитану Скарроу и надеется прибыть на его судно утром, как только ему позволят обстоятельства и неокрепшее здоровье.
Губернатор сдержал слово. Как только серые предрассветные сумерки начали розоветь, его доставили к борту и с трудом помогли подняться по трапу. Капитан, конечно, был наслышан о чудаковатости губернатора, но и он был весьма удивлён, когда увидел странную фигуру, которая, прихрамывая передвигалась по квартердеку и опиралась при этом на толстую бамбуковую трость.
На нём был парик «рамилье», завитый в мелкие косички словно на пуделе, — так низко сидевший на лбу, что казалось, будто большие зелёные очки, прятавшие глаза, были нацеплены прямо на парик. Нос, похожий на клюв, длинный и тонкий, рассекал воздух как корабль волны. Перенесённая лихорадка заставила его закутать горло до подбородка широким полотняным шарфом. Одет он был в широкий узорчатый халат со шнурком вокруг пояса.
При ходьбе он медленно водил из стороны в сторону своим высоко задранным носом, как это обычно делает подслеповатый человек. Высоким капризным голосом он спросил капитана:
— Вам доставили мои вещи?
— Да, сэр Чарльз.
— Вино на борту есть?
— Пять ящиков, я распорядился.
— А табак?
— Бочонок тринидадского.
— В пикет играете?
— Весьма недурно, сэр.
— Тогда снимайтесь с якоря!
Задул свежий западный ветер и, когда солнце пробилось сквозь утренний туман, корабль почти исчез из видимости с острова. Немощный губернатор всё ещё ковылял по палубе, хватаясь одной рукой за леерное ограждение.
— Теперь вы на службе у правительства, капитан, — проскрипел он. — В Вестминстере считают дни до моего прибытия, уверяю вас. Вы идёте на всех парусах?
— Не осталось ни одного свободного дюйма, сэр.
— Так держать, пока их ветер не посрывает. Боюсь, капитан Скарроу, я буду вам плохим попутчиком в этом плавании: болезнь и слепота совсем подкосили меня.
— Почту за честь быть в приятном обществе вашего превосходительства, — ответил капитан. — Жаль, конечно, что ваши глаза поразила болезнь.
— Да, это так. Проклятое слепящее солнце на белых улицах Бастера выжгло мне все глаза.
— Я слышал, вас изрядно потрепала малярия.
— Да, у меня была лихорадка, я после неё совсем ослаб.
— Мы приготовили каюту для вашего врача.
— А, этот мошенник! Да он с места не сдвинется, лечит там за хорошие деньги местных торгашей. Вы слышите?
Он поднял вверх унизанную перстнями руку. Вдалеке, за кормой, гулко громыхнул пушечный выстрел.
— Это с острова! — изумлённо воскликнул капитан. — Неужели это нам сигнал вернуться?
— Вы слышали, что этого пирата Шарки сегодня утром должны были повесить? Я приказал дать залп, когда эта каналья дрыгнет ногой последний раз, чтобы я узнал об этом в открытом море. С Шарки покончено!
— С Шарки покончено! — закричал капитан, и вся команда подхватила этот крик, собираясь небольшими кучками на палубе, чтобы посмотреть на тонкую багровую полоску исчезающей за кормой земли.
Это было добрым знаком для моряков, пустившихся в плаванье через северную Атлантику. Больной губернатор стал своим человеком на судне, поскольку все понимали, что если бы он не потребовал скорого суда, то негодяй пират смог бы подкупить какого-нибудь судью и избежать справедливого наказания. В тот день за обедом сэр Чарльз рассказал много историй о казнённом пирате. Он умел на равных вести беседу с людьми, стоявшими ниже его по рангу, и конце обеда все трое — капитан, помощник и губернатор закурили свои длинные трубки и потягивали кларет, как добрые приятели.
— А как вёл себя Шарки на суде? — поинтересовался капитан.
— Изображал благородство, — ответил губернатор.
— Как я понимаю — он мерзкий, глумливый негодяй, сущий дьявол, — заметил помощник.
— Да, пожалуй. Бывало, он вёл себя безобразно.
— Один китобой из Нью-Бедфорда рассказывал мне, что забыть не мог его глаз, — сказал капитан Скарроу. — Они у него мутно-голубые, светлые, а веки с красным ободком. Не правда ли, сэр Чарльз?
— Увы, мои глаза не дают мне видеть глаза других. Однако я припоминаю, как генерал-адъютант говорил, будто они у него именно такие, и добавил, что эти тупицы присяжные заметно вздрогнули, когда Шарки уставился на них. Пусть радуются, что он мёртв, он ведь никогда не забывал обид; иначе, попадись ему в руки кто-нибудь из них, висеть ему набитым соломой под бушпритом вместо украшенья.
Эта сентенция, казалось, сильно позабавила губернатора. Он резко разразился скрипучим, похожим на ржанье смехом, и оба моряка тоже засмеялись, хотя не так прямодушно, поскольку знали, что Шарки был не последним пиратом, рыскающим в поисках добычи по морям Вест-Индии, и что их самих может ожидать такая же нелепая судьба. Была откупорена ещё одна бутылка, выпили за приятное путешествие; губернатор пожелал выпить ещё одну; в результате моряки вышли из каюты, сильно качаясь — один на вахту, другой на койку. Но когда после четырёхчасовой вахты помощник капитана снова спустился вниз, то с удивлением обнаружил, что губернатор в своём «рамилье», в очках и халате невозмутимо сидит за столом с шестью бутылками вина, и курит трубку.
«Я пил с больным губернатором Сент-Китса», — подумал он, но упаси меня Господь соревноваться с ним в выпивке, когда он здоров.»
Плаванье «Утренней звезды» прошло без приключений, и уже через три недели она входила в Ла-Манш. Уже с первого дня больной губернатор пошёл на поправку. На полпути через Атлантику он был вполне здоров, если не считать болезни глаз.
Тот, кто уверяет всех в целебных свойствах вина, мог бы, торжествуя, привести в пример губернатора, поскольку тот еженощно повторял содеянное в первую ночь плавания. Однако ранним утром, выходя на палубу, он был бодр и свеж, при этом крутил головой, подслеповато рассматривая паруса и такелаж, и живо интересовался устройством парусника, объясняя это тем, что хочет выучиться морскому делу.
По причине слабого зрения, он испросил позволения капитана, чтобы матрос из Новой Англии, которого подобрали в лодке, повсюду следовал за ним, и в первую очередь сидел рядом при игре в карты, ввиду того что он сам не может отличить короля от валета.
Эвансон охотно дал согласие прислуживать, ведь он был жертвой негодяя Шарки, и рассматривал свою миссию как некую месть. Было заметно, что здоровяку американцу приятно протягивать руку помощи инвалиду; по вечерам он почтительно стоял за спинкой кресла губернатора и указательным пальцем с обломанным ногтем показывал на карту, с которой следует ходить. К тому времени, как на горизонте показался мыс Лизард, у капитана и помощника денег в кошельках заметно поубавилось.
А незадолго до этого они убедились, что слухи о необузданном нраве сэра Чарльза Ивэна были даже слегка приукрашены. Стоило с ним в чём-то не согласиться, как его подбородок вылезал из шарфа, хищный нос надменно задирался, а бамбуковая трость со свистом взлетала вверх.
Как-то раз он треснул ею по голове плотника, когда тот случайно столкнулся с ним на палубе. А однажды, когда команда зароптала по поводу негодного провианта, и поползли слухи об открытом выступлении, он высказался, что нет резона ждать, когда эти скоты подымут мятеж, а заранее вышибить у них из мозгов эту блажь.
— Дайте мне тесак! — вопил он, сопровождая крики страшными ругательствами, и его едва удержали от расправы с переговорщиком.
Капитан Скарроу напомнил губернатору, что, возможно, он на Сент-Китсе отвечает лишь перед самим собою, но лишение жизни в открытом море без суда является убийством. Что касается политики, то он, как и подобает в его положении, всячески поддерживал Ганноверскую династию, и, будучи в изрядном подпитии, клялся, что при встрече с любым якобитом сразу же расстреливал его на месте. И, всё же, несмотря на бахвальство и склонность к насилию, он был неплохим компаньоном в путешествии с таким неимоверным количеством забавных случаев и воспоминаний, что Скарроу и Морган посчитали, что никогда ещё так приятно не проводили время в плавании.
Наконец, наступил последний день плавания и «Утренняя звезда», миновав остров, направилась к берегу у высоких белых скал мыса Бичи-Хэд. Вечером ветер стих и судно покачивалось в плотном тумане примерно в трёх милях от Уинчелси. На следующее утро в Форленде на борт поднимется лоцман и сэр Чарльз сможет встретиться с королевскими министрами.
Боцман стоял на вахте в то время, как три приятеля собрались в каюте сыграть напоследок в карты. Верный американец, как всегда, был у губернатора вместо глаз. Ставка была крупная, поскольку моряки в этот последний вечер намеревались отыграться у пассажира. Вдруг он бросил карты на стол и сгрёб все деньги в карман своего длиннополого шёлкового камзола.
— Всё, игра моя! — заявил он.
— Э-э, сэр Чарльз, постойте, партия не сделана, мы не проиграли!
— Чтоб ты сдох! — сказал губернатор. — Говорю вам: я сделал партию, а вы проиграли! С этими словами, он сорвал с себя парик и очки, и все увидели высокий лоб с залысинами и пару бегающих голубых глаз с красными ободками на веках, как у бультерьера.
— О, Боже! — воскликнул помощник капитана. — Да ведь это же Шарки!
Оба моряка вскочили со своих мест, однако огромный американец заслонил дверь каюты широченной спиной, держа в каждой руке по пистолету. Пассажир тоже выложил пистолет на разбросанные на столе карты и залился визгливым, похожим на ржание смехом.
— Капитан Шарки — моё имя, джентльмены. — сказал он. — А это Буян Нэд Гэллоуэй, квотермастер со «Счастливого избавления». Мы им здорово наподдали, и они бросили нас умирать: меня на песчаную банку Тортуги, а его в лодку без вёсел. А вы — собаки, жалкие наивные щенки с водицей в жилах, которых мы держим на мушке.
— Стреляй, не стреляй — как хочешь! — воскликнул Скарроу, стуча себя кулаком в грудь, закрытую грубошёрстной курткой. — Пусть это будет последний мой вздох, Шарки, но я тебе скажу: будь ты проклят, негодяй и злодей, болтаться тебе в петле и гореть в аду!
— Вы посмотрите на этого храбреца! Чем-то напоминает меня, значит суждена ему красивая смерть. На корме никого нет, кроме рулевого; побереги силы, они тебе скоро понадобятся. Нэд, шлюпка на корме?
— Да, капитан!
— Остальные продырявил?
— Просверлил каждую в трёх местах.
— Мы вынуждены вас покинуть, капитан Скарроу. Что-то вы неважно выглядите. Вижу, у вас есть вопрос ко мне.
— Ты — сущий дьявол! — вскричал капитан. — Где губернатор?
— Когда я видел его в последний раз, его превосходительство лежал в кровати с перерезанным горлом. Когда я удрал из тюрьмы, я узнал от друзей, — а у капитана Шарки в каждом порту есть доверенные люди, — что губернатор отплывает в Европу с капитаном, который его ни разу не видел. Я влез в дом губернатора через веранду, и отдал ему небольшой должок. Затем я прибыл к тебе на борт с нужными вещами и нацепил очки, чтобы скрыть мои предательские глаза. Я вёл себя высокомерно, как и положено губернатору. А теперь, Нэд, займись ими.
— На помощь! Помогите! Эй, на вахте! — заорал помощник капитана, но рукоятка пиратского пистолета проломила ему череп, и он рухнул как бык на бойне. Скарроу бросился к двери, но страж зажал ему рот одной рукой, а другой обхватил вокруг пояса.
— Не стоит, капитан Скарроу. — сказал Шарки, — А ну-ка посмотрим, как ты стоишь на коленях и умоляешь о пощаде.
— Увидимся в … — закричал Скарроу, пытаясь убрать ладонь со рта.
— Выкрути ему руку, Нэд. А теперь? Проткни его ножом на дюйм.
— Хоть на все шесть, всё равно не буду.
— Чтоб я сдох, вот это характер! Спрячь нож, Нэд. Твоя шкура спасена, Скарроу, и мне жаль, что такой смельчак, как ты нашёл себе неподходящее дело; ты бы мог иметь всё, что захочешь. Должно быть, ты родился, чтобы умереть особым образом, поэтому я тебя помиловал, чтобы ты рассказал всем эту историю. Нэд, привяжи-ка его!
— К печке, капитан?
— Ну вот ещё! В печке же огонь. Брось свои пиратские замашки, Нэд Гэллоуэй, пока я тебе не приказал, а то я быстро напомню, кто из нас капитан, а кто рулевой. Привяжи его к столу, да покрепче.
— Нет-нет, я подумал, вы собираетесь его поджарить, — сказал квотермастер, — неужели вы позволите ему смыться?
— Хотя нас обоих высадили на багамской банке, Нэд Гэллоуэй, командую здесь я, а ты подчиняешься. Чтоб ты утоп, мерзавец, если будешь мне перечить!
— Нет-нет, капитан Шарки, не горячитесь так, сэр! — сказал Гэллоуэй, и, подняв Скарроу как ребёнка, положил его на стол. С ловкостью моряка он связал его руки и ноги одной верёвкой и привязал распластанную жертву к столу; затем плотно вставил кляп из шарфа, который когда-то украшал подбородок губернатора Сент-Китса.
— Ну а теперь, капитан Скарроу, нам придётся вас оставить, — сказал пират. — Ах, если бы здесь была хотя бы полудюжина моих шустрых ребят, я бы заграбастал твоё корыто со всем его содержимым. Но Буян Нэд не смог найти ни одного годного парня, у всех мышиная душонка. Я видел неподалёку несколько судёнышек, мы захватим одно из них. Если у капитана Шарки есть шлюпка, он захватит смэк; если будет смэк, он захватит бриг; если будет бриг, он захватит барк; ну а если у него будет барк, то считай, что у него в руках боевой фрегат. Так что вам следует поторопиться в Лондон, иначе я надумаю вернуться за вашей «Утренней звездой».
Капитан услышал, как в замке повернулся ключ, когда пираты вышли из каюты. Немного погодя он попытался избавиться от своих пут, то растягивая их, то ослабляя. В это время послышались шаги по трапу, ведущему на ют, затем кто-то прошагал на корму. Извиваясь и кряхтя, он услышал скрип фала и всплеск от упавшей шлюпки. В ярости он растягивал верёвки и рвал узлы, и, наконец, с ободранными запястьями и лодыжками скатился со стола, перешагнул через мёртвого помощника, ударом ноги вышиб дверь и, забыв про шляпу, рванулся на палубу.
— Эй, вы там! Питерсон, Армитэдж, Уилсон! — закричал он. — Хватайте сабли и пистолеты! Гичку на воду! Вон в том ялике — Шарки! Боцман, свистать всех на левый борт, гони всех в шлюпки!
Быстро спустили на воду сначала баркас, затем гичку, но вскоре вся шлюпочная команда взбиралась по фалам обратно на палубу.
— Шлюпки дырявые, как сито! — послышался крик.
Капитан отчаянно выругался. Его обошли по всем статьям. Над головой было безоблачное звёздное небо и стоял полный штиль. Паруса вяло висели в отсветах луны. Вдали виднелся смэк с рыбаками, тянущими сети.
К ним быстро приближался маленький ялик, ныряя и снова подымая нос в подсвеченных луной волнах.
— Всё! Они покойники! — вскрикнул капитан. — Ребята, крикнем погромче, может спасутся…
Но было слишком поздно.
Ялик метнулся в тень от рыбацкого судёнышка. Прозвучали два подряд пистолетных выстрела, потом ещё один, и стало тихо. Кучка рыбаков исчезла. Вдруг налетел порыв ветра со стороны Суссекса, гик качнулся, грот раздулся, и посудина медленно развернулась в Атлантику.
Примечания:
Квотермастер (англ. Quartermaster) — второе лицо на пиратском корабле после капитана. Отвечает за quarterdeck — кормовую часть верхней палубы, где находится рулевое устройство. Следит за дисциплиной, соблюдает интересы команды. На военном корабле квотермастер это старшина-рулевой.
Смэк — малый маневренный быстроходный парусник. Использовался для рыбной ловли и служебных целей.