Тиур - вестник Рарога. Часть тридцать седьмая

Наталья Самошкина
Перстень с опалом покатился по столешнице и ударился о край разлапистой керамической хлебницы, в которой лежал ломоть, давно сменивший природную мягкость на окаменелость одиночества. В доме пахло сыростью и неутолимой горечью. А как же иначе - хозяйка, ласковая ведьма Кральграда, сгинула в бездне, подчиняясь закону "жизнь за жизнь".
- Да, - с характерным тягучим выговором протянул купеческий старшина, толкая пальцем перстень. - Ещё чуток, и будем встречать Новогодье. За три месяца городишко-то маленько очухался от потрясений, взбодрился, словно пёс, которого вновь взяли на охоту. Каменщики вовсю на стенах орудуют, заделывают дыры. И правильно! А то любой-каждый шастал туда-сюда, не спросившись. А это для казны прямой урон, не говоря уж о безопасности жителей и приезжих. Даже ворота починили и стражников сменили. Позавчера с караваном прибыл, так пришлось битый час у офицера документы оформлять. Понаставил печатей, будто мы на приём к герцогу собираемся! Хотел было ему "барашка в бумажке" незаметно от всех подсунуть, чтобы ускорить бесконечную канцелярщину. Что тут началось:!!!! Развопился на всю округу, меня едва в порошок не стёр - как это я посмел его унизить взяткой! Вот, сижу, теперь думаю: "Может, половины гроера маловато при новых порядках? И офицеришка бучу поднял от этой обиды?". Как ты считаешь, господин ведьмак?
Тиур, разрезавший пирог с тремя начинками, остановился и слабо улыбнулся:
- Вряд ли. После того, как Кральград побывал на границе с Пустотой, он стал... Как бы поточнее объяснить! Представь человека, который ходил в одежде изнанкой наружу - то ли по глупости, то ли от жадности. И вот его однажды вытряхнули из привычного, оставив нагишом посреди снежного поля, а потом вновь подобрали и одели не так, как ему взбредётся, а правильно. Понятно?
Купец зарылся пальцами в густую бороду, потеребил её и удивлённо сказал:
- Что ж, теперь и все жители города наизнанку вывернутые?
- Скорее, наоборот, их "нутро" встало на место. Походишь по площадям, с людьми пообщаешься и увидишь сам, насколько они изменились за три месяца. Конечно, Кральград не стал похож на прибежище святых с горы Айнафон, да это никому и не нужно. Зачем живому городу терзания тех, кто существует на осьмушку возможностей?
Входная дверь скрипнула и отворилась. Зяблик в малиновом плаще и с новенькой лютней за плечами принёс с улицы запах приближающегося дождя и изрядной порции красного гоэльского вина. Он был чисто выбрит и нечем не напоминал менестреля, тоскливо вспоминающего среди чащобы достоинства намыленного помазка и бритвы цирюльника. Он плюхнулся на скамью, смяв бархат плаща, и с упоением втянул в себя аромат пирога:
- Однако, я вовремя зашёл!
Купец укоризненно покачал головой:
- Воспитанные люди сперва здороваются, мой юный друг, а уж потом деликатно узнают, насколько высоки у них шансы получить хоть что-то.
Зяблик нахально ухмыльнулся и быстро ухватил кусок пирога с блюда.
- Умммммммм, - довольно промычал он. - Пища Богов!!! Заячье мясо, чуть горчащее от коры дерева одоли. Рябчик, клевавший ягоды можжевельника. И... что же ещё? Адзорский сыр сбивает меня со следа, как крерское зелье отшибает нюх у гончего пса.
- Самая обычная деревенская утка, - ответил ведьмак, раскладывая по тарелкам овощное рагу и говяжью печёнку под сметаной.
- Утка? Жирная, глупая утка рядом со свободными обитателями Йенского бора? Какой же варвар состряпал такую ересь от кулинарии?
Тиур отодвинул от приятеля блюдо и мрачно сказал:
- Пирог сготовил я. А ежели всяким балаганным певунам он не по вкусу, то они могут проваливать не солоно хлебавши. Ишь, гурман сыскался - откормленная утка ему поперёк горла встаёт!
Менестрель шустро перебрался за стол и вытащил из кармана стеклянную фляжку:
- Не сопи, а то будешь смахивать на нурского чагоеда. Лучше подставляй стаканы! Я нынче ночевал у жены бургомистра, и она наградила меня отменным винцом. Гляньте, какой рубиновый цвет!
- Видать, тебе пришлось изрядно потрудиться на перинах госпожи Милоны, - хохотнул ведьмак. - У неё внешность аббатисы, а похоть, как у десяти монахов, столующихся в борделе. Не натёр мозоль на своём "половнике"?
- Господа, господа, - возмутился старшина, - нельзя же так фривольно обсуждать замужнюю даму! Приличия...
- Фуф, приличия! - гоготнул Зяблик. - Приличия - это голое гузно на фарфоровом ночном горшке. Хоть облепи судно сапфирами, оно всё-равно предназначено для дерьма. Признаю, сравнение грубое, но точное. И так во всём! Чего же проще, называть вещи своим именами, а не прикрывать их стыдливым лексиконом мамушек, умилённо восхваляющих очередного пастыря. Нельва никогда не туркала меня за мои откровения, ибо была тем естеством, от которого загораются глаза у мужчины и желание поднимает... Как ты сказал, дружище? Половник?
Он вздохнул:
- Я так и не спел ей балладу, которую сочинил для неё. Мечтал об этой женщине, как о рукописи со стихами Эргара Слайского, затерявшейся в глубинах веков. Балагурил, потешал и знал, что ласковая ведьма никогда не будет моей. Такие, как Нельва, выбирают для себя страсть, похожую на лезвие меча, - надёжную, пока Сила переполняет, и мгновенно убивающую нищих духом. Поэтому она и предпочла тебя, ведьмак! Её нет, а я продолжаю завидовать тебе! Да, за - ви - до - вать, как байстрюк, рождённый от венценосного папаши и с малолетства осведомлённый, что никогда не станет королём. Выпьем за Чудо, которое звалось хозяйкой Кральграда и было ЖЕНЩИНОЙ!
Зяблик плеснул в рот вино и зажмурился, стараясь скрыть слёзы. Старшина отпил пару глотков из стакана и стал поглощать остывшее рагу. Тиур же отодвинул вино в сторону. Он не мог представить Нельву умершей, Тенью, лишённую упругой плоти и жгучего азарта. Струны лютни ожили под пальцами менестреля, и его бархатный голос заполнил собой опустевший дом с кривой трубой.

- Я бродил по холмам, где трава зелена,
Где от вереска пьян знойный ветер долин,
И тебя вспоминал, золотая Луна,
Ведьма с терпкой душою рубиновых вин.

Я себя разжигал, как полночный костёр,
Добавляя желаньям щепы-остроты,
Но холодный туман - лжец, бродяга и вор -
Умыкнул с твоим именем страсть и мечты.

Я остался стоять посреди пустоты,
Подменяя любовь, словно гроер на грош.
Вместо кружев заплёл из терновья жгуты,
Чтоб не выжила в сердце приятная ложь.

Зяблик замолчал и потёрся лбом о золотистое "тело" лютни. Купец вздыхал, размышляя о том, что теперь некому будет подсказывать мудрые решения. А Тиур оказался во власти видения, внезапно накрывшего его с головой. Лебедь, с опалёнными солнцем крыльями, прорастал гортанным криком в эхо, поднимающим его над бездной. Ведение исчезло, но ведьмак уже уцепился мыслью за узел, сотканный милосердной судьбой.
- Любовь нельзя подменить, - хрипло проговорил он, понимая, что ласковая ведьма Кральграда ждёт его. Но где?