При встречах со старшей сестрой Анастасий невольно вспоминаем язык нашей мамы Василисы Степановны.
Она, конечно, знала современные слова и названия, но как мне казалось, намеренно употребляла старые слова поморской говори.
Ей словно не хотелось расставаться с ними.
И эти слова – жемчужинки оживляли и украшали её речь о чём-то простом и обыденном.
Таким образом и нам с сестрой не хотелось забывать мамины словечки, неожиданно возникавшие в нашей памяти.
Мы переглядываемся, улыбаемся друг другу…
И нам понятно без слов – мы вспомнили нашу маму.
Моя дочка, будучи ещё школьницей, записывала бабушкины слова в отдельную тетрадь, озаглавленную
«Словарь бабушки Василисы».
(Я не смогу сейчас заглянуть в него, так как он хранится в Колежме, как и все семейные «исторические документы».
Но могу вспомнить некоторые записи, сделанные Лидой.)
Поредили – рассудили, обсудили и решили.
Полохала – несдержанная, суматошная.
Порато – очень.
Пошто – почему, зачем.
Разматерела – окрепла, выросла.
Могутный – могучий, сильный.
Сумёт – снежный сугроб.
Розна – порванная одежда.
Рипаки – старые вещи.
Вёхоть – тряпка
Выть – еда в норме завтрака, обеда или ужина.
Обредня – домашние дела, уборка
Поморские женщины (поколение нашей мамы) никогда не сквернословили. Может, это незыблемое правило сохранилось от староверов, которые не могли осквернять свой язык бранным словом.
Вот почему, когда я в 16 лет пришла на завод и услышала матерщину из уст женщин, меня это потрясло.
Ведь наши мамы тоже изведали трудную жизнь и тяжёлый труд. Во время войны женщины-поморки заменили мужей и отцов в море. Это был жестокий труд, который мог бы ожесточить женское сердце. Но этого не произошло.
Более позднее поколение женщин не столь щепетильно было в выборе «выражений». Моя мама не любила таких женщин.
Самым бранным словом было «налембуй».
До сих пор не знаю, что оно обозначает, каково его происхождение, морфемный состав…
А самым красивым для меня было слово «Андели!»
Оно выражало широкий спектр чувств: это восторг и радость, удивление и негодование… Оно заменяло такие междометия, как: ох! ах! ура! и другие.
- Андели! Да кто к нам пожаловал-то?
Или
- Андели! Да ты что такое говоришь-то?!
В своем ли ты уме-то?!
Поморы мужчины никогда не называли женщин «бабой».
«Баба», - это обращение ребенка к бабушке: баба Аня, баба Маня… Муж о жене мог сказать: - Моя жонка.
Когда я впервые прочитала у Пушкина в его письмах к жене обращение – «моя жонка», то была очень удивлена. Я считала, что только поморы так называют свою жену, супругу.
Обращение к чужой женщине – чаще по имени и отчеству, иногда только по отчеству. К нашей маме обычно обращались: «Степановна».
А вот отца всегда называли: «Алексей Григорьевич». Такое уважительное отношение было издавна. А ведь это были люди простого звания.
Интересно всегда было послушать, когда она разговаривала с подругами.
В последние годы жизни у неё остались только две подруги – соседки.
Все другие умерли. С 1906 года рождения она осталась одна. Её старшие сёстры тоже покинули сей мир, когда им было уже за 80.
Последние десятилетия её вдохновлял тот факт, что Л.И. Брежнев был её ровесником. Она могла сказать: «Да какие-такие мои годы… Вот мой годок еще страной правит!» И когда он умер, она искренне горевала.
Мама всегда что-то читала. Местную газету «Беломорская трибуна» она всегда ждала и прочитывала все страницы. Сорванный календарный листок не выбрасывался непрочитанным. Всегда сама писала всем детям письма и внукам в армию. Зрение у неё было до старости зорким.
Да, о подругах… Их осталось две.
Одна из них – немая женщина. В селе её за глаза называли Олька-немка.
У неё не было семьи, не было и никакого хозяйства. Её содержали всем миром, точнее – всем селом. Привозили дрова, устраняли всякие неполадки в доме. Помню, как однажды, приехав в отпуск, мы узнали, что у неё нет электричества. Мой муж на другой же день, найдя в своём доме проводку, розетки, лампочки и пр., с инструментами пошел к ней и в тот же день провёл в её домике освещение.
Ей приносили рыбаки рыбу, хозяйки делились овощами и продуктами.
Приносили небольшие деньги с просьбой помолиться «за упокой» родственников. Уж как там она молилась, никто не знал, но эти небольшие подаяния поддерживали её.
К маме она приходила каждый день. Не обременённая домашними заботами, она с утра обходила всё село и к нам приходила с новостями.
Мама ставила самовар. И за кипящим чаем они «беседовали». Немка «сообщала» все новости села.
«Рассказывая», она жестикулировала, громко смеялась или гримасничала, отображая настроение того или иного героя, о ком рассказывала. Огорчалась, печалилась, радовалась… Рассказывая о мужчинах, она «подкручивала усы» или «раскуривала папироску». Женщин она показывала по прическам, нередко вставала из-за стола и показывала их походку.
Словом, приходи – смотри… Спектакль!
Мама слушала её с одобрением, иногда задавала вопросы, и та на них «отвечала».
Мама её понимала. Однажды я спросила её:
- О чём она тебе рассказывала?
И мама пересказала мне все Олины новости, называя имена и фамилии, о ком та говорила.
Другой подругой была Анна Ивановна Отавина. Она всегда приходила «с делом»: вязала на спицах носки, варежки и другие тёплые вещи своим детям и внукам.
Мама часто садилась за прялку или колесо, накручивая на веретено тонкую шерстяную нить.
Их беседа текла так же спокойно, как и руки в рукоделии. Она была взаимно интересной.
У Анны Ивановны много детей и внуков, были уже и правнуки. Одна дочка жила в Москве, оба её сына были актерами московских театров.
Старший сын Анны Ивановны и его жена были ветеранами войны и после войны они были образованными и успешными людьми. Жили они вроде в Саратове и изредка приезжали на родину. Бабушка Анна, как мы её звали, очень гордилась своим потомством. Жила с младшим сыном, заслуженным работником культуры, руководителем фольклорного ансамбля. Невестка была педагогом, образованные внуки любили свою бабушку.
Сама же Анна Ивановна, по-моему, всю свою жизнь прожила в Колежме.
Нашей же маме пришлось пожить в Петрозаводске, Териберке, бывать в Мурманске. Приезжала она ко мне в Ярославль, позже в Хвойный.
Словом, мама считала себя бывалым человеком.
Обе прожили сложную, трудную жизнь, насыщенную историческими событиями, которые отразились и в их судьбе. Революция, интервенция, гражданская война, коллективизация, госотработки на лесозаготовках, война, госпоставки – всё прошло через их судьбы.
«Всё в прошлом,»- как считали они сейчас, - что они заслужили спокойную старость и внимательное, заботливое отношение детей и внуков.
Их разговоры были душевными, речь ярка и образна с жемчужинками поморской говори, которую они сберегли, несмотря на все перипетии жизни. Приходи и слушай!
Продолжение следует.
На фото Золотовская Василиса Степановна в возрасте 80 лет в своем доме.