Что читатели должны думать об администрации сайта, которая удаляет вот такие мои стихотворения.
Резолюция о борьбе с героизацией нацизма была одобрена на заседании 69-й сессии Генеральной ассамблеи ООН 21 ноября 2014 года. «За» проголосовали 115 стран из 193. Среди противников документа оказались США, Канада и Украина, а страны Евросоюза вошли в число 55 воздержавшихся от голосования. Отныне для меня США, Канада, Украина и и эти 55 воздержавшихся, среди которых почти все европейские страны — наследники нацизма. И неважно, что это сделали политики. Но они уполномочены совершить это преступление своими народами. В конце концов, и Гитлер был всенародно избранным рейхсканцлером.
Неонацизм: Политики и народы
Я перечислю поимённо
Членистоногих блох и вшей,
Так зародившихся законно
На демократии своей.
Вот впереди ползёт Обама,
Беспозвоночных кукловод.
Как он витийствует упрямо
И миру лжёт всё наперёд.
Ещё один, чьё имя стёрто,
Канадой клёново рулит
(Нет, вспомнил-таки: Харпер Стёпа),
Обаме в рот, скуля, глядит.
Об Украине умолкаю,
На каждом там стоит печать
«Бандера, хайль!» — и точно знаю,
Кому-то с ними воевать.
Для них, что лях, москаль иль Jude,
Что грек, что немец иль француз:
«Украйна выше всех пребудет!» —
У них лишь с Гитлером союз.
А из Британии педрастой
(Прости, Оскар Уайльд, поэт!)
Бежит и бойко и брыкасто
Без скотланд-шерсти — гол и гнед,
Их Кэмерон, болтун превратный:
За гонор, выданный в аванс,
Он исполняет аккуратно
Команды «пиль», «ату» и «фас».
В каком колене от нацизма
Проснулась в Меркель эта муть?
От бошей взятая харизма
Играет злую шутку... Жуть!
С остекленевшими мозгами
Шуршит бульварами Олланд,
Играет, как мячом, словами,
А нос — по ветру... Коммерсант!
А скандинавы... вас так много,
И королев и королей:
Когда забыли вы про Бога,
Воруя педикам детей?
Где времена, как все датчане
Вшивали в сердце жёлтых звёзд,
А ныне же: в каком дурмане
Вы замолчали Холокост?
А вот с забытыми грехами
Антисемиты чередой
Своими тощими задами
К нам повернулися, как в стой-
ле: Польша, чехи и прибалты,
(Орущие в парадах «Хайль!»)
Румыны, венгры и болгары...
И ох как павших наших жаль!
Не немцы — ваши батальоны
Евреев били наповал,
Не немцы, а вполне «законно»
Ваш обыватель их сдавал.
Кто жил под властью оккупантов,
Тот помнит: злее нет румын,
В мундирах чёрных, в белых кантах,
Убийц людей на свой аршин.
Я не забыл, как под сурдину
Бомбили «братья» т о т Белград,
Теперь — Донбасс: наполовину
И х бомбы на детей летят.
Нацизм шагает по Европе,
Под ним распластанный Брюссель,
И превращаясь в мизантропа,
Мозгами движет еле-ель.
За океаном же — народом
Создали рейх на тыщи лет,
Сбылась мечта былых уродов:
О н и — цари, для н и х — весь свет.
11-12.01.2015
Закат Европы
Под улюлюканье чертей
И аплодирующих бесов
Европа мчится всё быстрей
Дорогой дел и интересов,
Мостя последние км
Пред преисподними вратами,
Блюдя свой шик и реномэ
Под человечьими правами.
Закон от Бога позабыт.
Над всеми — лишь закон брюссельский.
Христос? Избит, распят, убит,
Как неудачник иудейский.
Вот нынешние — о-го-го!
Язык усопший возродили,
На нём в своей Синаго-го
Христову жертву отменили.
Европа им кричит «Ура!»
И каяться Европе не в чем:
Пришла прекрасная пора,
Жить стало веселей и легче.
И можно всё: грабёж, обман,
Убийства именем Брюсселя,
И содомит от счастья пьян,
И сатанисты осмелели.
Как двух гарантов след простыл:
Ну, вероломство, но — законно!
И чернозём в «немецкий тыл»
Везут лихие эшелоны...
Бомбить Белград, Донбасс — распять,
Вживую Косово оттяпать...
И убивать, и убивать
В себе же совесть, честь и память.
25-26.02.2018
Англосаксы
«Умом» бодрея и гордясь,
От радости в зобу немея,
Живут заботой, не стыдясь,
Как сделать мир вокруг подлее.
Канадец, англичанин — в раж,
Американосы — туда же:
Забыта совесть, как багаж,
И с каждым днём все люди гаже.
Все. Кроме них. Они — причём?
Их подлость списана в архивы.
Узнают? — Это всё потом.
Пока же — англосаксы живы,
Чтоб каждый день наполнить злом
По наглому или втихую:
Клянутся «богом» как козлом,
Столбя дорогу в ад лихую.
А в арьергарде — Евро-сад,
И клоуны, и кукловоды, —
Христа распяли на парад,
Грехом содомским хороводя.
25.02.2018
Народная история (Кому на Руси жить хорошо)
I
Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.
Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрою бьёт по мозгам.
Сколько было их! Лысый, с прищуром,
Всё отняв, поделил на своих,
Кто страну покорёжили сдуру,
Чтоб народ наконец-то притих.
Чтоб шагали, вождям в глаза глядя,
Прикрываясь от них кумачом,
А усатый грузин на параде
На трибуне стоял с палачом.
Поделили на чистых-нечистых
Слишком умный советский народ:
Коммунисты казнят коммунистов,
Ну, и прочих, как щепок — в расход.
А другие — те, что уцелели,
Положили себя за страну,
Чтобы дальше идти мимо цели,
Но с Победой, одной на кону.
Но не понял Победы усатый,
И народ ему — пыль и песок,
Сам не жил, и других виноватил,
Власть тащил, как их лагерный срок.
Чтоб её подхватил оттепельный
С бородавкою лысый дурак,
Всех наук корифей беспредельный,
Кукурузно-ракетный мастак.
Обещал языком, как метлою
(Что у всех болтунов — без костей):
Мы за партией — как за спиною,
Будем жить веселей и бодрей.
Не успел. Только всё перепортил
И заставил народ голодать —
Бровеносец уже телепортил:
Сам живу, и другим дам пожрать.
Нефтяные доходы затычкой
Прикрывают партийных хапуг,
И летит под откос электричка
В коммунизм, как железный утюг.
Перестройкой отмеченный бредит,
Где бы вожжи ещё отпустить,
Вот беда: с ним никто же не едет,
И времён обрывается нить.
Впереди уже Ельцин маячит,
Горизонты собой заслоня...
Братцы, братцы, да что ж это значит:
Всех провёл, и тебя и меня.
Продал всё. И народ без работы
На обочинах жизни лежит,
Чтобы кучка воров без заботы
Упражнялась с трибуны во лжи.
А ведь клялся Аника, как воин:
Потерпите, мол, годик иль два,
И о завтрашнем дне, будь спокоен,
Да не будет болеть голова.
Обещают, кругом обещают,
А чиновник, как был, так он — есть,
Власти делают вид, что не знают:
Он — один, а народу — не счесть.
Ну, не выпасть никак из обоймы,
А колонна его — номер пять,
И ему, наконец-то, на кой мы:
Не мешайте работать, как спать.
Вот опять: обновили кабмины
Наверху, в голове, на местах,
А чиновник расставит в них мины:
Только сунься, народ — тарарах!
Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.
Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрой забьёт по мозгам.
II
И настал наконец день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.
Президент наш хорош... Ну так что же,
Когда рядом маячит другой,
Сытый, наглый, с лоснящейся рожей,
По всем пунктам — и вор и герой.
Он любую идею подпортит
Нужной ссылкой на тот же закон,
Схлопотать без боязни по морде:
Сам себе — генерал без погон.
Н у, н е в ы п а с т ь н и к а к и з о б о й м ы,
А к о л о н н а е г о — н о м е р п я т ь,
И е м у, н а к о н е ц - т о, н а к о й м ы:
Н е м е ш а й т е р а б о т а т ь, к а к с п а т ь.
Он живёт без боязни быть сбитым,
Как наш новый ракетный Сармат:
Что хочу, то творю, у корыта
Своей власти — и чёрт ему брат.
И вопросы, что за год копились —
Наш народ терпелив до поры —
В ожиданьи ответа прокисли,
Как в рожках молоко от жары.
Наша Дума никак не созреет
До признанья: в стране — саботаж,
И что нужен закон, чтоб умерить
Через меру чиновничий раж.
По другому назвать, что творится,
Не могу: ведь который уж год,
Невзирая на ранги и лица,
Все они презирают народ.
Не освоят никак миллиарды:
Это сколько же лишних забот! —
И живут старики как бастарды
В аварийных халупах в расход.
Половине страны не добраться
До обещанных свыше доплат,
Ну, а кто вдруг захочет ругаться...
Нахамят и уволят под зад.
Мне плевать, что везде ещё хуже,
Пусть грызутся, и Бог им судья,
Но валяться в чиновничьей луже:
Это — жизнь и твоя и моя.
И прошёл он, раз в год день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.
Прозвучали вопросы, похоже,
Но не те, что волнуют народ:
Он и здесь постарался, тот, с рожей,
Отобрал. И так каждый «раз в год».
23.01.2020, 17.12.2020
Плач по Украине
Я молился ночами, и Бог мне судья
И всем людям последний заступник на свете,
И светлела на небо мольбами стезя,
И что я ещё здесь — в ожиданьи Ответа.
Я молитвой страдал, не хватало мне слов,
О любимой земле, где родился и вырос,
О солдатах живых и за будущих вдов,
И в душе возводил свой амвон и свой клирос.
Как случилось, что рядом взошёл сатана
В ореоле, как факел, языческих свастик:
Разделилась когда-то единая наша страна
Под хапок либерало-нацистов во власти.
И росли поколенья вроссЫпь и поврозь,
Только тех, кто пожиже, приманивал Запад,
Да и нам донесло его приторный запах
(Для украинцев русский стал в горле как кость).
Как забыли Христа? Да и был ли он там,
В провонявшей вовсю католической луже?
И кресты на их флагах — НЕ от Христа.
Протестанты? По мне, так они ещё хуже.
Да — увы! — там давно сатана правит бал,
Его шёпот народам так сладостно манок,
Вслед за ними украинец тоже пропал
Под нацистские гимны с утра спозаранок.
И пошла Украина детей убивать
По указке по западной, подлой и низкой,
Бабий Яр позабыв, и где Родина-мать,
Душу высмердив за поцелуй сатанинский.
И балдеют хохлы от бесовской игры,
Направляя орудия в нашу Россию,
И без Бога живут у заветной дыры
Прямо в ад, где их ждут — ох, как ждут! — черти злые.
Боже, Боже! — молился я вновь, —
Окропи Украину святою водою,
Ведь в их жилах и наших течёт одна кровь,
И сильны мы лишь вместе, и всюду — с Тобою.
12.11-25.12.2022
Вероятность того, что нацистская и пятоколонная администрация сайта удалит мои материалы, велика, поэтому заранее приглашаю читателей на мою страницу на фабула точка ру, где размещены все мои произведения и материалы проекта «Москва и москвичи Александра Тимофеичева (Александрова)».
Стихи о русской поэзии
Поэма
1. Дерзость (Державин)
Дерзай, дерзи царям и небу,
Императрицы не спросясь,
И где бы ты, Державин, не был,
Ты будешь помнить всем про грязь
Солдатской жизни поневоле
Из-за бумажки, не шутя
В преображенском ореоле
Екатерину возводя.
Но десять лет в одном мундире
В строю прошли коту под хвост...
Есть справедливость в этом мире?
Есть! Жизни путь совсем непрост.
Лишь в сорок лет стихи узнали
Императрица и семья,
И чтобы не было печали,
Служил в олонецких краях.
Дерзай, дерзи в стихах, как можешь,
Как буря, гром и водопад,
И что с того, что ты вельможа —
Державин, осень для осад.
Долой карьерные успехи,
Ты для России был Поэт,
Поэт совсем не для потехи:
Таких не знал наш русский свет.
2. Высь (Пушкин)
Земля и море, и народы,
Столетия вперёд и вспять,
И человеческие годы,
Любовь и смерть, и жизнь опять —
Ты видишь всё единым разом,
Подобно гению орла
С его непостижимым глазом —
И что тебе толпы хула.
А начинал лицейским утром,
Бродя по паркам и садам,
И муза поступала мудро,
Тебе являясь по пятам.
Ты был земной и — поднебесный:
Пирушки, женщины, друзья —
Свободен был в России тесной:
В границах и мундирах вся.
Свободен, как в полёте птица,
И всё на свете видел, знал:
Что там, за русскою границей,
Хоть никогда и не бывал.
Носил царю потехи ради
Свой камер-юнкерский мундир,
И всё равно был не внакладе:
Перед тобой лежал весь мир.
По человеческой природе
Несовершенен был скорей,
Но знал, что говорят в народе
При коронации царей.
И грянул час — погиб поэтом,
России защищая честь —
Теперь на свете том и этом
Поэт в небесной выси весь.
3. Любовь и скука (Лермонтов)
Со скуки женщин ты бесчестил,
Гусарской удалью гордясь,
Был хулиган в стихах без лести,
Где втаптывал их имя в грязь.
Побрезговал императрицей,
Влюблённой по уши — скандал! —
А мог бы, мог бы, чтоб гордиться,
Как Николай рогатым стал.
И лишь в одной — как мог? — ошибся,
Любившей, и не напоказ.
Как грустно! Ведь ты сам влюбился,
Спустя и годы и Кавказ.
Где белый парус одинокий?
Но он лежит на самом дне.
Где Пушкин, как Монблан, высокий?
И он в посмертной стороне.
О грусть, тоска, и скука, скука,
И никому не нужен ты,
И, Боже мой, какая мука
Вдруг вспомнить милые черты!
И шепчут вслед: он — кривоногий,
Зачем таких в гусары брать, —
И глаз, расставленных широко,
Тяжёл и неприятен взгляд.
Он горечь, злость и гнев без маски
Готов им выплеснуть в лицо,
В их шёпот сзади без опаски
Швырнуть, как тухлое яйцо.
Но в чёрной глубине бездонной,
Где скука дремлет, притаясь,
Пульсирует, как мир, огромна,
Любовь к России, не спросясь.
Она проложит путь кремнистый
Под шёпот будущих светил,
Чтоб на планете дуб тенистый
Поэта сон берёг и чтил.
4. Одиночество (Баратынский)
Когда судьбой играть приспичит,
Мальчишку — не остановить.
Пусть трус прощения прохнычет,
Ему же лучше битым быть.
Исторгнут, вывернут, унижен
И ненавистен стал царю,
Другой сказал бы: «ах, обижен
Судьбой» — а он: «Благодарю.
В пажи не вышел, так солдатом
Карьеру новую начну,
Пусть финн теперь мне станет братом,
Я буду петь его страну...»
Он вдаль глядел, себя предвидя,
Свой стих по праву утвердя,
Молчал с невозмутимым видом,
Друзей вокруг не находя.
О, одиночество поэта!
Ты — восходящая звезда,
Но кто на всём на белом свете
Тебя увидит? Никогда!
Ты скромно кланялся прохожим,
Забытым нынче навсегда,
И даже Пушкин, непохожий,
Тебя ценил недолго, да!
Фигурой странной, непривычной
Стал забываться и бледнел,
Ещё при жизни — как обычно —
Лишь для себя писал и пел.
Игра с судьбой была жестока,
Но выигрыш — спустя века.
Нам вместе плыть с тобой далёко,
Куда несёт времён Река.
5. Слог (Тютчев)
Откуда в кофре дипломата,
Где почта иностранных дел,
Листок поэзии пернатый
Вдруг несказанно уцелел,
Как мог найти поэт изрядный
Из глубины сердечный слог,
Поэт, чей стиль совсем нарядный
Был всем знаком — лишь только Бог!
Такого не было, поверьте,
У всех великих до сих пор:
Продолжило письмо в конверте
Тот задушевный разговор.
Пусть с полуслова и случайно
Мне кто-то пишет о любви,
И в этом слоге словно тайна:
Живи, зови, благослови.
Навеки тютчевской строкою
Пленён был весь российский свет:
Я в с т р е т и л в а с — и нет покоя,
Ты композитор иль поэт.
Всё просто, и насквозь родное —
Ни написать, ни повторить, —
И жизнь объемлет в с ё б ы л о е,
И звуки песни — слога нить.
И осень возраста прекрасна,
И на тропе шуршит листва,
Как опадающе-согласна
Моя седая голова.
6. Свет (Фет)
Пронизан воздухом и светом,
Ещё так чист бумаги лист,
А за спиной полуодета
Вся жизнь — во мраке, как сюрприз.
И дышит ночь сияньем лунным,
А впереди — заре гореть,
О как тревожно и так трудно
Стихами это всё воспеть!
И ни в полслова, ни в полвзгляда
Не показать, что жизнь пуста
Без светлого её наряда,
В огне сгоревшем неспроста.
В какие страшные глубины
И мысленно не дать взглянуть —
Но светлый образ из пучины
Поэту озаряет путь
Неиссякаемою мукой,
В ней всё: весна, любовь и свет, —
И перед вечною разлукой
В поэзию вернулся Фет.
Уже не утром, а под вечер
Он зажигал свои огни...
Но в воске утонули свечи,
И ночь опять, и вновь — одни.
А ночь сияла как и прежде,
И где-то брезжила заря...
Фет умирал с одной надеждой:
Писал — горя, и жил — не зря.
7. Мастерство (Анненский)
Как неуютно в этом мире,
И всё не так, и всё не впрок,
В служебной холодно квартире,
И сердце бьётся в левый бок.
Как снисходительна и зыбка
Ещё кого-то похвала,
И критик щерится улыбкой:
Как мило... словно пахлава.
И ведь не скажешь им в запале:
Вам не расслышать тихий стон,
Мои постылые печали,
И колокольный перезвон.
Без зрения и слуха пишут
Вперекосяк и вразнобой:
Стихов глухие не расслышат,
И не увидит их слепой.
О, быть поэтом для немногих
Непозволительно смешно
В глазах решительно-убогих...
Как я устал... Мне всё равно.
О, ты поймёшь, потомок поздний,
Какой жил Мастер и Поэт
Средь революционных розней,
Несущих людям тлен и вред.
Какая сложная фактура,
И сколько планов в глубине!
Как близко всё любой натуре,
Где мир — вовнутрь, и мир — вовне!
Среди согласных звуков гаснут
Все гласные в конце строки,
И паузы играть согласны
Средь звуков музыки с руки.
И всё как будто так стыдливо
И недосказано чуть-чуть,
Движение неторопливо
В н е д о у м е л о с т и в ы й путь.
...И умирая на вокзале
На чьих-то жалобных руках,
Он вдруг подумал: чтобы знали
О скорых будущих смертях.
8. Мечта (Блок)
Мечте туманной и далёкой
Служил как рыцарь и поэт,
Искал, томился, плакал, охал:
Её как не было — и нет!
...Когда мечты сгорают крылья,
И в землю падает Икар,
То губы сохнут от бессилья
В надежде отвести удар.
...Какая горечь и досада,
Когда сбывается мечта!
Какая грубая отрада,
Какая жизни суета!
Ещё полжизни до ревкомов:
У губ — трагический излом,
Как будто всё увидел Сомов,
Что Блок предвидел всё, потом...
А ждал, пылал, и даже деньги
На что-то там передавал,
Жалел в уезде деревеньки,
И по Шахматову скучал.
И грянул гром! Октябрь матросом
Ворвался в жизни бурелом.
Всё сжечь! — И нет вопросов,
Ведь с к и ф ы — м ы. И степь кругом.
И шляпу сняв, надел фуражку:
Вперёд, локтями, на трамвай!
И чья-то с-под забора ряшка:
— А ты ж буржуй и барин, чай!
Наслушался, и написал — такое!
«Двенадцать». И сломался враз.
И больше не было покоя,
И муза — только под заказ.
9. Лель (Есенин)
Лель, мой Лель, поэт весенний
И крестьянский блудный сын,
Позови меня, Есенин,
В небеси воздушных синь.
В ушках девичьих серёжки
Будут бирюзой сиять,
Где невестились берёзки,
Голос твой кого-то звать.
Не откликнется: лишь эхо
Будет песни повторять,
А тебе, Есенин, лиха
Уж теперь не избежать.
Вместе с верой всё сломалось,
И ты больше не поэт:
Хулиган — такая малость,
Где страны берёзок нет.
Как опавший лист, уносит
Буря века за моря,
Где никто тебя не просит
Петь про небо октября.
Был весенний — стал осенний,
Добрый пьяненький поэт —
Лель, мой Лель ты, мой Есенин,
Вот тебя уже и нет.
Ты растаял в небе синем
Над отелем «Англетэр»,
И накрыл берёзки иней
По-над всем СССР.
10. Космос (Хлебников)
Прилетала ворона
И стучала в окно,
Что в ладье у Харона
Прохудилося дно.
И поплыли с поэтом
Там, где дна не достать,
По народным приметам:
Чтоб мне мёртвым не стать.
А вода прибывает,
И, как сито, ладья —
Человек умирает
Просто так, за себя.
Он расчислил все точки
До последних времён,
Но в бумагах ни строчки
О дне похорон.
Засмеялся и — умер.
Или наоборот,
На небритой зауми
Он вошёл в оборот.
Он рассчитывал космос
Не вокруг, а внутри,
И по Млечному босым
Он бродил до зари.
И кричали дервишу:
Удались! Удались!
А дервиш — он всё выше:
О звезда! Озарись!
Дышат при смерти кони,
Сохнут травы в мороз,
По вселенским законам
Меньше численность звёзд.
И когда Время схлопнет
Космос в точку одну,
Будет Хлебников понят —
Там, где шёл он ко дну.
11. Азарт (Маяковский)
Азарт — плохой советчик в жизни,
А ты как будто с гор летел,
И свой талант слюной разбрызгал,
Когда стихи Земле хрипел.
Ты дальше всех пошёл в азарте,
Ведь жизнь стояла на кону:
Из всех разнообразных партий
Ты выбрал-выиграл одну.
И словно кием в биллиарде,
Стихами в лузы стал лупить,
И в поэтическом азарте,
Кого подскажут — заклеймить.
И верил, верил небывало
В коммунистический раёк,
Страну Советов прославлял ты,
Ей подчинив и стиль и слог.
Наивный, искренний, ранимый,
Лишь где-то теплилась душа,
А все любви как будто мимо
Тебя проходят не спеша.
И ни одной, чтобы всецело
Принадлежала бы тебе,
Ты всех делил душой и телом
С друзьями по лихой судьбе.
Как новичок, робел на старте
И под землёй искал провал,
От дикой ревности в азарте
Неоднократно погибал.
И всё в стихах, как на ладони...
И не сложилось что-то вдруг:
В загранку ехать недостоин,
О выставке молчок вокруг.
Свои же пишут: исписался, —
В театре лишь провал, провал,
В газетах вовсе оказался
Попутчик — вот уж не гадал!
...Теперь — с ч а с т л и в о о с т а в а т ь с я
Б е з б о л и, б е д и б е з о б и д...
И в коммуналке без оваций
Поэт останками лежит.
12. Анализ (Заболоцкий)
Подобно Брейгелю меньшому,
Взглянуть у мельницы окрест,
И на Голгофу, как до дома,
Нести Христу тот самый Крест.
Расплющить носом паровоза,
Чтоб притяженье опроверг,
И выжечь на бетоне звёзды
С серпом и молотом поверх.
Разъять с филоновской отвагой
Орла в полёте, липы лист,
И освятить листком бумаги,
Что только что, но был так чист.
Анализировать движенье,
Полёт, и мысль, и свет, и блуд,
И верующих смиренье,
Когда на плаху волокут.
Нет, не напрасно ГПУ-шка
Твой дерзкий путь пересекла,
ЧтО жизнь твоя? Одна полушка,
Параша, клетка без стекла.
И ты испытывать достоин
Все муки адовых погон:
Ну, сколько дней без сна и койки
Ты выдержишь, пока дух вон?
А если воду на затылок
Расходовать по кап-кап-кап?
Или в мозгах одни опилки:
Полезен коже водный скраб.
Анализируй, ты же можешь,
И называй по именам:
Ну... ведь Маршак... молчать негоже,
Всё всё равно известно нам.
...Неправда, что людей косила
Под пыткой чья-то болтовня,
А Заболоцкий со всей силы
Молчал. И думал про меня,
Про безымянного потомка.
И медленно сходил с ума...
— Вот, взяли мужика без толку:
Добьёт такого Колыма.
Он выдержал и степь блатную,
И Приамурья лаг и кал...
Вернулся под Москву родную,
Но т е х стихов — не дописал.
13. Труд (Цветаева)
На целый том нащебетала
Девичьих мыслей сто пудов,
Там слёзы и любовь — немало
Для двадцати пяти годов.
Никто в тебе и не приметил
Поэта, что там не пиши,
Но времена за всё в ответе:
Пришла беда — и свет туши.
Какой процесс идёт во мраке,
Что провернулось в голове,
Поэт рождён не на бумаге,
А в смерти, в холоде, в ботве,
Чтоб накормить детей без мужа,
Чтоб обогреть постылый кров,
И каждый день идти на стужу
Искать хоть что-нибудь для дров.
Какая вольная стихия
Народной речи, ритмов, слов
Вдруг ворвалася в строки злые,
Как Русь сорвалась с тормозов.
Всю жизнь в свои стихи вложила,
И каждый день садясь за стол,
Всё то, что сердцу было мило,
Ты возводила на престол.
Ты шла за стол, как на Голгофу,
Свой каторжный любила крест,
И лучше б не было другого:
Пока писать не надоест.
Поверить не могла в такое,
Пока в е р х о в н ы й не бил ч а с:
Могла писать — но нет покоя —
И не писала — сотни раз.
Перед петлёю юность вспомнив,
Записочки прощебетав,
И над собой обряд исполнив,
Ушла, стихами не солгав.
14. Память (Ахматова)
Когда влюблённый Модильяни
Перед твоим ночным окном
Гасил шаги в надежде тайной
Тебя увидеть за стеклом,
Когда ночами хоронила
Себя и серые глаза —
От ветра над твоей могилой
Просилась редкая слеза,
Когда с неженскою отвагой
Бросалась в омуты страстей,
Мужчины — а-ах, бедолаги! —
Тебя любили всё сильней —
Могла ль представить ты, какою
Легендой станет жизнь твоя,
ЧтО сбудется с твоей страною,
ЧтО в ней найдёшь ты для себя.
Ты начинала без раскачки,
Была Поэтом с первых строк...
Ты вспомнишь всё, и всё расскажешь,
Когда придёт поэмам срок.
Ты вспомнишь: пристально и рьяно
Твои стихи стерёг Молох, —
И нет тебя на свете, Анна:
К Ахматовой народ оглох.
Ты вспомнишь, как не величаво
Стояла ты в очередях,
Довесках к городу на славу,
Что тюрьмами насквозь пропах.
И нет спасенья от Молоха,
Лишь в память множатся стихи,
Чтоб до последнего задоха
До будущего донести их.
15. Глаз (Пастернак)
Твой глаз сравним лишь с лошадиным,
Всё крупно, в лоб и не стыдясь,
Отцовским мастерством картинным
Незабываемо гордясь.
Твои дожди растут из титров,
Как в чёрно-белом синема,
И даже музыка с пюпитра
Звучит узором, не сама.
И мир вокруг играет в шёпот,
Где мчатся кони, как в немом,
И ты описываешь топот
Следами их копыт потом.
Созвучно то, что на бумаге
Печатным знакам не вредит,
А рифмы — сколько в них отваги! —
Читатель чаще в них глядит.
Как пригород, стихи кромсая —
Они на карте — не припев, —
Берёшь ты слово «костромская»,
Его в болотах подсмотрев.
Твои стихи звучат, как иней
На выпрямленных проводах —
Вокруг кладбИща сумрак синий,
И слёзы на моих глазах.
Твой глаз большой, он всё вмещает:
И лес, и сосны, и поля —
Могильный абрис словно знает:
Молчанием полна земля.
16. Слух (Мандельштам)
Не нужны глаза ему при свете,
Пальцы зрячи даже в темноте,
И последнее, что было на планете —
Слух поэта тонет в глухоте.
Словно выпали на дно морское,
Там, где вечно тишь и благодать:
Камень незабвенный — он со мною,
Только я в петле и за тобою,
Осип, буду падать и страдать.
Я ведь вижу, слышу, осязаю
И вдыхаю тяжкий аромат,
А тебе — лишь слушать, точно знаю,
Шуберта под скрежет и под мат.
Я стрекозы смерти вижу ясно,
У тебя они лишь в пальцах той руки,
Что ногтями выскребет напрасно,
Не дождавшись пайки до Реки.
Та река не Стиксом ли зовётся,
Нам придётся речку переплыть,
Я пою — ты слушаешь пропойцу,
Чаешь, как Харона ублажить.
Чтоб без мук, без боли, без страданий,
Донесёт предсмертно слух тебе
Напоследок твой же вздох недавний:
Быть поэтом — следовать судьбе.
29.09-11.10.2014