Возвращение в Фиальт

Пессимист
стишки 1989-2018
 
Предисловие

Это очередная самодельная книжка, выпущенная автором в благородной традиции «самиздата». Ибо старый закон нашей жизни гласит: не жди милости от природы, а – как герой «Пятого элемента» – делай все сам. Сам написал, сам издал, сам передал читателю.
Когда-то я надеялся занять место среди серьезных, патентованных литераторов. И, вне зависимости от успеха, а, скорее, неудачи этого проекта, я не смог отказаться от сомнительного удовольствия – составлять слова в рифму, а иногда и без нее. И не потому, что мне приятно ощущать себя поэтом. Просто человеку свойственно испытывать удовольствие от ритма. Так бьется сердце, так вгрызаются друг в друга два тела на белой простыне. Составляя слова через ритм и созвучия – я делаю то же, что музыкант с нотами. Стихи – речь, организованная по принципу музыки.
Музыка лишена семантической нагруженности. Речь состоит из смыслов. Звучащие смыслы маркируют поэзию как легкое, крылатое и священное, если отнести определение Платона к самой поэзии. Правильный ритм и правильный тон образуют гармонию, гармония соединяет несоединимое: предельность человека и беспредельность мира и возможного опыта. То есть стихи есть попытка привести мысль и речь к гармонии, а через нее, возможно, и жизнь.
Мысль, в том числе поэтическая, ситуативна. Может быть, потому, что она родилась из образа. Более того: сама мысль – есть образ в движении. Пишущий заставляет образ двигаться под ритм – и так возникает мысль стихотворения.
Этот образ рождается настроением, иначе – чувством. А чувство, как писал Выгодский, становится неопределимым, как только мы стараемся его описать. Его невозможно поймать в обычных словах. Но поэт занят именно этим: поиском «необычных» слов в «необычном» порядке. Он охотится за ними в темной, неспокойной глубине самого себя, как Ахав за Белым Китом.
И это не развлечение, а едва ли не печальная необходимость. Улыбающийся жонглер словами – поэт жертва в собственной жизни. Если все уравновешенно и гармонично – к чему слова? Слова нужны, чтобы заделать пробоину, через которую хлещет необъяснимое, режущее, как стекло, бытие.

 
На тему одной картины

Музыка закончилась давно:
Хуже-лучше… Берег опустел.
Колдыри идут хлебать вино
И ложатся в узкую постель.

Им уже не страшно ни хрена,
Им уже не надо ничего.
Вес души, навроде, 20 грамм,
Вес пустых ночей – 1 кило.

Их душа мудра и холодна,
Их вино ни капли не пьянит.
Подплыла луна под Карадаг,
Мертвой безмятежностью звенит.

2010

 
***

Отрадно спать, отрадно камнем быть...
Микеланджело

О вкусах не спорят – по счастью...
Я крыл тебе не опалю –
Лети – как стрела – безучастна:
Я каменных женщин люблю.

Открыта мне радость музея
И нимфы милы у струи
Склоненные ниц, и камея,
Кановы чудесные три...

Мне прелесть известна иная:
Из бронзы, их гипса, из сна –
Но только... но пусть – не живая,
Губящая хуже вина!..

Барочные тонкие ризы,
Всегда недоступна и над,
С лепного глядящая фриза –
Как сорок и сто лет назад.

Художнику сдавшись под пыткой,
Спокойно нагая стоит,
Искусством прочитанный свиток,
Прекрасная, словно Лилит.

Светла каждой линией зыбкой.
Как в царской короне алмаз,
Чарует чуть зримой улыбкой,
Разрезом изысканным глаз

И всей квинтэссенцией женской...
Но ты – вся живая, как тигр –
О злое виденье блаженства –
Исчезни, изыди, уйди!

Вместившая – вплоть до надира –
Все бездны, и мы как пажи
Особ инфернального мира,
Чей бог беспощаден и лжив.

Ни мира не дав, ни могилы,
В душе воцарившая ад:
Юдифь, Саломея, Далила...
Обманутый сто раз подряд,

Все в глаз потеряв ее сини –
В пустыню уйди и молись:
О женщина в мягком муслине,
Меж нами пройди – не коснись,

Усни, и пусть тише и тише
Я в персях дыханье ловлю
Полуобнаженных – усни же! –
И стой, укрощенная, в нише –
Я каменных женщин люблю!

1990

 
***

Мы одиноки и мы безоружны,
Мы вдохновляемся смертью и синью.
Этой земле несчастливой не н;жны
Наши лазоревые богини.

Все как обычно – безумно и просто,
Грезы усталой душе – неугодны.
Мы так свободны, как могут лишь звезды
Быть закатившиеся свободны.

1989

 
***

Торопиться некуда и странно,
Жизнь обыкновенна и скучна,
Убежать бы, но в какие страны?
Умереть – от красного б вина.

Вот мы тут одни на склоне грустном,
Где песок и кустики травы,
Порождая вечное искусство,
Как Афину Зевс – из головы.

Чтоб в конце попыток филигранных,
Все исполнив, как простой монах –
Убежать в какие-нибудь страны,
Умереть от красного вина.

1990

 
***

Что будет, что не будет, что прошло,
Все бывшее, небывшее, иное
Вздымает с брызгом, наискось, весло,
Что держит Бог бестрепетной рукою.

И дней не хватит обвести подряд
Словами эту бедную поляну...
И я живу в мечтах, как игуана,
С глазами обращенными назад.

1990


 
***

Уехать, уехать! На дачу, на дачу!
Уехать наотмашь, тайком...
Уехать, как будто кому-то дать сдачи –
По-детски...
                ...И снова леском,

Обрывом, вертлявой дорогой и речкой,
И все без разбору забыть,
И, выпивши с горя, сидеть на крылечке,
С тобой ни о чем говорить.

1993 (00)


 
***

Как можно жить к тебе так близко?
Как можно пить полночный чай?
Он – яд, и двое василисков
Сидят, окаменев, меча
Печалью через столик низкий.

В покое гипсовых титанов...
Кто б знал, что стоит тот покой!.. –
Так отступают ветераны,
Мосты сжигая за собой.

1995 (07)

 
***

Я люблю этот город. Всё его безрассудство и снег,
Всю его бестолковость и черные спины,
Голубую распутицу, быстрый говор и смех,
Мешковатость и гордость, и пятна ноябрьского сплина.

Очумелые спицы авто – утвердить невозможность езды
Через кашу разлапистых улиц, темнеющих рано,
И внезапных красоток – быстрее падучей звезды –
Не успел, как всегда, загадать я желанье.

Подмосковная даль, где река в берегах – дорога,
Как ничто, очевидна, ясна и красива,
Переулок в зиме – когда выхожу на его берега
И бреду в магазин: в доме нет ни картошки, ни пива.

1995

 
***

До того, как водкою
Напились мужи,
Здесь валютой ходкою
Измеряют жизнь.

С утра беззаботного
Меж колес машин
Дворники работают –
Значит, город жив.

Тратят вечность поровну
Над землей пустой
В небе пара воронов,
Строящих гнездо.

Будем во все стороны
Тратить вечность вновь,
Будто тоже вороны
И сильна любовь.

1997

 
***

Уже огни фиолентийские видны,
Осталось мне совсем немного ходу,
А ночи здешние в любое время года
Теплы достаточно для сродной мне шпаны.

Ноябрь уж наступил, уже почти приплыли
К концу времен. В Москве и снег, и тлен.
А здесь все тянется почти без перемен,
К бессмертью словно год приговорили.

Тогда и ты чуть вечен вместе с ним,
Как бог ты выбираешь время года,
Как вольный дух, ты отменил погоду...
Ты б километры эти отменил! –

Что отделяют все тебя от дома.
В глухую ночь закован Фиолент,
Сошедшую из баснословных лет,
Когда здесь буйствовала дочь Агамемнона.

Ноябрь лишь этим здесь и отличим:
Все измеряет пользой для души.
Семь километров – это ли не польза? –
Через пустыню. Тут забыта поза,
Лишь вера в то, зачем меня вели
К пустому дому на чужом краю земли.

1997

 
***

Мгновение – остановись! –
Прекрасно ты иль так себе:
Я чувствую – уходит жизнь,
Твердея глыбою в судьбе.

А молодость – гора земли,
Возить и не перевозить...
И вот теперь перекурить –
И всех делов – часа на три.

1998

 
***

Когда-нибудь, хоть маловероятно,
Мои холсты опять покроют пятна
Краплаков, не засохших до сих пор,
Опять «Чакону» Баха сяду мучить,
Опять судьбе надменный дам отпор.
И, если подвернется случай –

Еще искусства морфия глотну,
Еще иллюзией башку свою рассею, –
Но никогда, о нет, не полюблю одну
Какую-то прозрачную Цирцею.

Нет, никогда!.. хоть маловероятно.

1998

 
***

Фиолетовый Фиолент
Брошен мне на исходе лет,
И я просто хочу понять:
Кончил я иль начну страдать.

Изменяется край земли,
И не только в ночи фонари,
И судьба не овальный ноль,
Хоть забыл иль не знал пароль.

На вершок бы мне синего моря –
Говорит человек в неволе,
И я вижу его глаза,
И под солнцем дрожит бирюза.

Открывая тетрадь с конца,
Выпью поздней любви винца,
На прекрасной сухой земле
Это все, что осталось мне.

1999

 

***

Свет луны над мысом Фиолент.
Я чуть-чуть приподнимусь с колен.
Я почти убит, почти лежу,
Я мечты нигде не нахожу.

Слишком стар для счастья и игры,
Лишь минутой, покурив травы,
Лишь обняв Марию, в час, когда
Ночь стоит без края, как беда.

Посидеть, погладить вдоль спины
И умчаться в сторону луны.

2005

 
***

Измену видели в упор
И даже, может, за упором,
Когда желанья, как топор,
Ломали крепкие заборы,

Что выставляла жизнь, крестясь,
Мол, все тут будет, как обычно.
Но звезды падали, лучась,
Как пьяные из электричек.

От слова глупого «любовь»
Горели месяцы и листья.
И сумерки ответ любой
Читали, как «самоубийство»!

2005


 
***

Это такая тьма – что хуже пустоты,
Это такая тьма, что замедляется скорость света,
Это такая тьма, что пугаются коты,
Это такая… тьма – как из Ветхого Завета…

Это такая любовь, что совсем и не любовь,
Это совсем не любовь, а конец света.
Это что-то такое, что и в глаз и в бровь,
Это такая, ух! – не из Нового Завета.

2005-6



 
Больничное

Ночи, как водки, осталось еще до утра
На полстакана, и надо поспать, а иначе…
Ну-ка, попробуй, как дух без кола, без двора –
В тихих озерах проплыть на приятельской даче.

Ночи бульдожьей не хватит, и скоро врачи
По коридору пройдут, прогрохочет тележка.
Жизнь уходящая бредит и стонет, кричит, –
И я бегу, пограничник, устроить задержку

Груза болящего в чьи-то глухие поля,
В то запредельное, хуже хохлов, иноземье…
С той стороны пограничник смеется, маня
Нас проезжать, не стоять, продлевая мгновенье

Жизни бессмысленной, что добрела до седин,
Капельниц, утки и жидких котлет для лежачих.
Где всего счастья-то – вспомнить, как плавал один
В тихих озерах в вечор на приятельской даче.

2009

 
***

Бывают в жизни дни, когда
Встал лед, закрылся порт,
И ты лежишь под кромкой льда,
Как будто бы ты мертв.

Как будто мертв, чтобы беда
Не чуяла следа.
Как рыба ждет на дне пруда,
Как грешник дней суда.

Как зверь в берлоге ждет весны,
Любви и шашлыков.
И ты лежи, считая сны,
Умри и будь таков.

Все кинув дуриком на кон,
От шляпы до галош.
И добровольцев в этот сон
Навряд ли ты найдешь.

Когда-то ты любил омлет
И избегал тефтель.
Но столько лет омлета нет –
Так радуйся теперь!

Живи без горя и молчи,
И плач, закрывши рот,
В окошко выкинув ключи,
Как будто бы ты мертв.

Как будто утром оживешь,
И год пойдет за три,
И все полюбишь и поймешь…
Ну, а пока – умри...

2009


mare liberum

Это море открыто,
Эти дни полны радости,
Эти ночи не шелохнут листвой.
Эти горы улыбались.
Эта жизнь была настоящей.

2010

 
***

Моя старая рубаха вся изношена,
Моя первая жизнь – за реку ушла.
С вешалки пальтецо сброшено:
Сидит чудище – вся как есть душа.

Сидит чудище, ждет иной парчи.
И горбун ждет нож, что отрежет горб.
Как повезут умирать – не кричи:
Прилетит принцесса, поцелует в лоб.

2010

 
***

Мой милый друг, а как у нас дела?
Да, нас не любят в ветреной столице –
Я в курсе. Что же делать? Удавиться?
Нет, не дождутся. Боль не умерла,

Но стала тише. Значит, до утра
Я дотяну. А дальше будет видно.
Не так страшна любая из утрат,
Как этот стыд младенческой обиды.

Как этот день в безлюдных берегах,
Как этот зов бердяевского рока…
Там, где ты есть, не видно ли в бинокль,
Как я держу тебя, как пьяный за рукав?

2010

 
***

Я живой! Что со мной?
Что с моей головой?
Не святой, не герой,
Не на передовой…

Я живой, как сосна,
Словно дача в лесу…
Не бывает же так, –
Но однажды спасут,

Вынут пулю, зашьют,
И – тихонько под зад.
«Ты – везунчик, – шепнут, –
Ты – везунчик, солдат!..»

Так спасибо, сосна
Над моей головой…
Как прекрасна весна
Не на передовой!

2010

 
***

Леди Годива, привет, я все помню, Годива:
Дом на холме под дырявою красною шляпой,
Город цветущих ханук, как восточное диво,
Желтый, звенящий, горбатый и аляповатый.

Пальмы надменный кивок растопыренной туче,
Груди долины, разлегшейся в окнах небрежно,
Спины столетий прирученных, сбившихся в кучу,
Бледная кисть на руле европеянки нежной.

Рыцарских арок крепеж и песчаную заводь
Х;лма весны в декабре за железною ставней.
Пусть я ослепну навек, но оставлю на память
Рыжую гриву твою и соленые камни.

2011

 
***

Конец пластинки, уходит лето,
С утра хозяин гремит ключами,
Прощальный снимок у парапета.
Конец романа всегда печален.

Осенний воздух бурлящ и колок,
И холод змейкой вползает в щели.
Свобода рыщет голодным волком,
Свобода плачет с утра в постели.

Конечно, будут другие книжки,
Ключи, пластинки, сады и спальни.
И кто-то ходит всю ночь по крыше:
То просто ветер. И все нормально.

2011

 
***

Я пережил Армагеддон,
Как мысль переживает горе.
Он был нестрашный, как вагон,
Несущийся по краю моря.

Он был воздушен и высок,
Он был почти что вне закона.
Не торопись стрелять в висок,
Не пережив Армагеддона.

Я пережил, прижав к губе
Чужих холмов сожженный ветер.
Жизнь хороша, представь себе, –
Особенно в последней трети.

2011


 
***

Ты так родна мне, так близка,
Как будто ты не в Палестине.
Безносой Греции рассказ
Ткут босоногие богини.

Пробит туннель и автобан,
Свободен путь сквозь Фермопилы,
Чтобы прямей читать роман
О веке давнем и счастливом,

Героях в медных кораблях,
Микенах в золотых подвесках…
Одну секунду до тебя
Летит над морем эсемеска.

(Я много бросил и оставил,
Чтобы любить, как любят в детстве…
Твой соотечественник Павел
Палатки делал по соседству.)

Брожу меж алых деревень
В оранжевых левацких фруктах,
Как романтическая тень
В придуманных для счастья бухтах.

2011

 
***

Мои стихи о том, о сем:
Богах, безумии, больнице…
С бульвара за угол был дом,
Где 2х2 – всегда 130,
Где ночь глуха, как старый кот,
Где никого никто не ждет.

Назад тому две тыщи лет
Сходился где-то клином свет…
Полудворец, полусарай,
Полузастенок, полурай.

Где пили бром на все лады –
И лучше не было воды,
И лучше не было людей,
Хоть далеко им до гвоздей.

Пусть вьюга с улиц иль набат
Тренделок, скука, перемат –
Там смехом рвали провода,
Рукой черпая из пруда.

Несли гранаты всех систем,
Диск;рсов, кодов, эпистем –
Где думали, как все решить,
Лететь, творить, сиять и жить…

Но закатилось то окно,
Все спят, кругом темным-темно,
И снег летит под колесом,
С бульвара за угол – где дом.

2011

 
Орфей

Был тихий, но палящий день,
Дорога трескалась от зноя,
К огрызкам пыльных деревень
Ползли ленивые герои.

Он тоже полз уже, а слух
Ловил крик коршуна на скалах,
Пилу цикады, ссору мух,
Кошачье блеянье шакала,

Писк комара, размолвку струн
Форминги фирменного строя…
Не слышал только легкий шум
Шагов любимой за спиною.

Боится слово промычать,
Вспугнуть добычу, словно птичку.
Добыча может деру дать –
У мертвых странные привычки.

Хитрит, плутует: вдруг присел –
Попал, мол, камешек в сандалий!
Извлечь из спутника хотел
Хоть тень его, как груз скандала.

Холмы в дубах – и тишина!
Прилег на пористое ложе…
Терпела лотова жена
Подобное и, может, дольше…

– Как с новостями там, небось,
Не слышала последних сплетен?
А анекдотов набралось!
Послушай хохму: этим летом…

Куда там! – Тихая семья,
Конечно, неплохая штука.
Но что касается меня,
То это – домострой и скука!..

– Ты вспомни: песни при луне!...
Нет? Явь тебе неинтересна?
Какою дрянью неизвестной
Тебя поили в той стране?!

Как он бессилен! Словно сам
Не побеждал сирен с усмешкой,
Не пел на бис глухим богам,
Не двигал дубом, словно пешкой!

И крикнул имя! Будто кость
Застряло в горле… Не ответит?!
И холодно вползает злость,
Что выполнить ему не светит

Нелепый с богом договор…
О, как хитры глухие боги!
Вдруг за спиною – никого?!
А им смешно, смешно до колик!..

Он это знает, но идет,
Надежду пестуя годами…
Споткнется вправду – и умрет,
Мечту усталыми глазами

Проводит в пляшущей воде,
Бегущей от него в долину…
И этот выход чертов – где?!
Прошел ли ада половину?!

И ад, не ад – не разобрать,
Как я вошел в него, как выйду?
Играй и пой хоть сорок пять
Раз кряду – не покажет виду

Идущий следом. Или что:
Мечта пустая гонит мужа?
Что там наплел про нас Кокто?
Все – ерунда, и много хуже!

Нет никого, и он один.
Асфальт, как тесто у кухарки.
Летит из пригорода дым:
То лето было очень жарким.

2011






 
Freedom's just another word…

Свобода – цветной лоскут,
Восточных базаров гам.
Девичий клинок в боку:
Еще шелушится шрам.

И нечего больше совсем
Терять – говорят они…
Свобода – тропа перемен
Вдоль получужой спины.

Далеких морей экседра,
Сиротских ночей укусы…
Глаза знаменитой Федры
Горят, как поленья Гуса.

Сдувает ветвистый пожар
Сухие дрова вины.
И ты, как один коммунар,
Стоишь у своей стены.

Снижение теплопотерь,
Сплочение теплоостатков…
Трехногий чувак из загадки:
Чего же бояться теперь?

2012

 
Осень

Нормально сносить удары,
В шеренге стоять своей.
Стыдит комиссар нестарый –
Дожить до преклонных дней.

Спартанцы последней чеканки,
Где внемлет пустыня, стоят…
Поэмы оттиснуты гранки,
А Илион не взят.

Лишь осень осталась героям,
Браваду несут в горсти.
Седой бородой зароюсь
В согретый закатом текстиль.

И проще теперь ночами
Тачать из хлама сырца,
И проще сказать за чаем:
Мы будем с тобой до конца.

2012

 
***

Взаимная любовь в своем начале
Оправдывает все дела людей.
Счастливые царей не замечают:
В гробу они видали всех царей!

Какая скука: быть вдвоем до гроба!
Ну, хоть бы год, ну, хоть до января…
Они ведь так мудры и классны оба,
Что под ногами их горит земля!

В дыму давно пропали знаменосцы,
Цари, мусоля грязь, идут в народ.
Но плюшевое сердце не сдается:
Дырявит трюм, чтоб не позорить флот.

А человек есть дерево без ножек,
Когда глядит в себя издалека.
Пейзаж в окне переоденет кожу,
И станет ясно, как звалась река.

2012

 
***

Она возникла ниоткуда,
Из пены плюсов и нулей,
Ночной сбой в матрице, причуда,
Игра волшебных фонарей.

И пробежав на ножке бальной,
Она пропала в никуда,
Чтоб в готовальне виртуальной
Жить, как Алиса в городах.

Нет виртуальности закона,
Как ветру, деве и орлу.
Зеленый плюс в полете сонном
Всю ночь мигает на углу.

2012

 
***

Густеет время, замирает ветер,
Я замурован в доме, как сверчок.
Вот, что такое, значит, жить на свете,
А ты все трепыхался, дурачок!

Все мерил лужи и бежал вдогонку
Кудрявых нимф, жестоких, но живых…
Стреляло солнце в рыжую вагонку
Жилища из просторов нежилых.

Миндаль свободы нынче очень горек,
И дорого спросили за билет
На борт пустых полей, бедняцкой хвори
И тишины, прозрачной на просвет.

2012

 
***

Замечены тобой, влюбленные в тебя,
Предмет твоей любви – счастливцы и кретины!
Как век их короток, как странна их судьба,
И, тем не менее, достойна гильотины!

А коли так, она – достойна и стихов,
Эфирной мишуры в силках алеппских сосен,
И нежных глупостей, и милых пустяков,
И садика в Крыму, и королей в Каноссе.

Стучат слова любви, отходят поезда…
Замечены тобой… Сочувствую коллегам,
Завидую чуть-чуть, жму руку: – Вам сюда!
О, нет, я остаюсь… Да, мой давно уехал…

2013

 
***

Хорошо не вставать, ничего не хотеть,
В шторах солнце ловить и глуб;ко дышать.
Пусть недолго осталось все это смотреть –
Тем убийственней надо все это понять.

В коридоре суда не узнать про потом,
А потом на весь суп и кота не найти.
Все заметить, запомнить до комнаты той,
Где лишь вечность одна и медбрат впереди.

Как скрипела кровать, как высок потолок
В белом доме любви на высоком холме.
Все запомнить, понять, записать на листок,
Чтоб не пялить судьбу за неправду ко мне.

2013


 
***

В виртуальное время встречаться вживую почти неприлично.
Каждый сам по себе, за морями и в комнатке белой живет.
Расстояния нет, мы транслируем ужас себя постранично,
И как ангелам чужд раскрепованный архитектурный живот.

Мы кричим, как лягушки из разных колодцев, не видя друг друга,
Мы зовем приходить, хоть известно: никто не придет.
Очень темная ночь, и еще пара лет до конечного круга…
«Ты, приятель, не парься, – кричим, – этот Стикс мы прошествуем вброд».

А в реале все так ненадежно: то дети и пляски со школой,
То болезнь, то семья, то и вовсе работа. Но роль
Можно сбросить под вечер и виски, как кровью, заверстывать колой,
И сказать на весь мир: во инои стране у меня есть король!

2013


 
Импровизация

Бессонница, мигрень и западает «е»,
Ковбойского труда не переделать –
Когда ты женщина, когда на простыне
Лежишь перед компом, без голоса и тела

Почти... Ах, да: тугие паруса…
Значенья тела Сеть не перекроет.
Попробуй заменить: когда глаза в глаза,
В упор, через платок, и даже секс порою

Небезопасный… Да?! Ну, сколько лет тому…
Что скажет нам судьба забытого минойца?
Утрату между строк я и без «е» пойму.
Тугие паруса. И ты не беспокойся.

2013

 
***

Как хочешь, ну, а, все-таки, пожить
Бывает, знаешь, если не с плеча…
Жизнь, словно ежик пойманный, дрожит…
Вспорхнула птица, провод раскачав.

Еще почти все лето впереди,
Все будет ОК (наверное, к среде)…
Пловец беспечный, ты куда приплыл,
Что доказать пытаешься себе?

Нет никого, лишь солнце по углам.
А дождь прошел. Нисколько не грущу.
И ветер стих… Но если б ты могла
Войти… Боюсь – уже не отпущу!

2013

 
***
                «Молчи, скрывайся и таи…»

Тебе молчать велели – и молчи!
Попей вина, ляг с книжкой… В этом суть
Сценария, наверно. Не грусти,
Лежи себе, в молчании по грудь.

Что говорить? В растянутой строфе
Убогих чувств нет веры ни во что:
Ни в то, что, скажем, ты Катулл в кафе,
Ни в то, что Лесбия одарит калачом

Своей любви. А даже, если так…
Любовь! Любовь!.. Как этот день горчит!
О, если бы та ночь, да навсегда!
О, если бы… Молчу! Катулл молчит.

2013

 
***

Билет не сдавать, держаться:
Пусть сами придут и возьмут!
Уже далеко не шестнадцать,
Когда из окопа бегут –

Рыдать в полинялую юбку,
Чтоб ужас кромешный унять,
Как в омут, себя без стука,
Безруко, без звука ронять.

Не хитрая хитрость – убиться
От горя: и так ничуть
Не трудно уйти: в больнице,
На трассе и где-нибудь…

Я сам раз пять или больше
От жерла сумел убежать,
И грустный мешок в рогожке
На скольком краю удержать.

Пройти по шершавым плитам
И вгрызться у самых стен.
Хоть Трои почти не видно,
А временами совсем.

Кудрявых волос касаться,
К далеким морям летать…
Приказ по окопу: держаться!
Держаться, билет не сдавать!

2013

 
***

Если б ты вернулся с той стороны,
Если б ты видел то, что я не видел,
И остался б жив… Если б вдоль спины
Я бы вел рукой… И зимой в Тавриде

Я б кропал стихи, о тебе тоскуя…
У героя жизни совсем немного
И талантов нет. Все же жить рискуя,
Как велел философ – это хоть глубоко,

Интересно в целом и почти как в книжке,
Но и часто глупо, как езда по встречке.
Видишь, все прекрасно, даже, видно, слишком.
И тут в пору выть, как сверчок за печкой.

Потому что, думаю, той стороны нет вовсе,
Все примерно так же. И все же надо ехать.
Боль героев ветрена, как залог успеха…
Тут прекрасный вечер, переходящий в осень.

2013

 
***

Все дни, как на один фасон,
Я узнаю их по покрою…
Есть повторяющийся сон:
Я не могу спуститься к морю.

Оно раскинулось в глазу,
Под городом, навроде Ялты,
Не в меру синее внизу,
И флот какой-то там, и яхты.

Все эти города из снов…
Фиальты с падающим ритмом
Ступеней, шахматных ходов
Влекущих улиц. Лабиринтом

Все кончится. Застрял средь толп,
Азарт мальчишеский в коленях
Остыл. Фонарь, забор. Потом
Прохода вовсе нет – проверил.

Куда-то, наконец, попал –
И потерял все это море,
И платье, синее такое…
Тебя я раньше потерял.

2013

 
***

На Новый каждый непременно
Захвачен страстью перемен
Географических. Наверно,
Так правильно. Когда есть с кем

Пройти меж атриумов ходких,
Смотреть на волны и в кафе
Согреть себя стаканом водки
И вспомнить скомканный рассвет,

Пейзаж и детские грибочки,
Салатик, бывшую жену.
И как ужасно в одиночку
Летать в постели на Луну...

Тут благородно кто-то помер,
А гений стены в облака
Швырнул, как хлеб… Вернуться в номер
С усталым счастьем на руках.

И Джотто обсудив мотивы,
За всех, кому не побывать,
Оставшихся и несчастливых –
Всю ночь раскачивать кровать…

2014

 
***

Над провинцией туч ледяные клоки,
Затесался в ольшаники вечер.
Ну, хотя б анекдотом меня развлеки
Или просто соври – мне все легче…

Что еще не уйдешь в окончательный мрак
И еще посидишь на коленях.
Может, хочешь услышать, что я был дурак?
Я дурак… И ужасно смиренен.

2014

 
***

Какой ты герой? Ты под пули не лез,
Не бегал на танки с гранатой!..
А просто прожил безо всяких чудес,
С одною мечтой конопатой.

Почти что без водки раз пять или шесть
Всю зиму прошел в одиночку.
А сколько не сдюжило энтую жесть,
Спалилось, поставило точку!

И, может быть, просто ты в кресле сидел,
Метался по Крыму. Как Спутник –
В пустое пространство безумно глядел
В своих героических буднях.

Кому-то сигналил в дремотной ночи:
«Бип-бип» и «цок-цок», и «бум-бум-бум»…
И вот уж в войне перемирье почти,
И солнце играет на клумбах.

2014


 
Дождь

В этом квадрате сплюснутом пройденного пространства
Можно стоять до смерти, как на пороге пьянства –
Даже без водки. Тихо отодвигая части
От линии фронта, где нам довелось встречаться,

Где нам пришлось сражаться из-за всего на свете,
Из-за какой-то дряни в кровопролитном лете –
Или зимой. И больше ни сил нет, ни смысла, значит –
Дождь будет звонко падать, и уж никак иначе.

Вот, как сейчас, примерно. Жалко людей бывает,
Тех, что стоят и смотрят. Жизнь их в пространстве тает…
Что-то тебя обнять вдруг, друг мой, мне захотелось,
Перебивая метры… Смерть никуда не делась.

2014

 
***

Есть за кипенью садовой
И за истиной пудовой,
И за речкой, за прудом,
За забором – тихий дом.

В том дому под крышей ветхой
Стол стоит и табуретка,
За окном, как гость печальный,
Солнце прячется ночами.

На столе в тени крамольной
Монитор, как ветер вольный,
Видит мир со всех сторон…
Перед монитором – он.

Он сидит, как алкоголик,
Грудью надавив на столик.
Нет в груди живого места:
«В том гробу твоя невеста»…

2014

 
***

Даже если сказка – ложь,
Даже если бесконечна
Бесконечность без галош,
Даже если век на плечи…

Сапогам и тем капут,
Выпил тонну водки с хлебом,
Видел двадцать тысяч Будд,
Даже если путь неведом.

Даже если не поймешь…
Бесконечность бесконечна!
Даже если не дойдешь
До тебя ни днем, ни в вечер.

Даже если все не так,
Даже если бесконечна
Бесконечность в сапогах –
И бессильны части речи…

2014


 
***

«Я рай представляю себе, как подъезд к Судаку», –
Наверное – так, тут по ходу насмотришься раев, –
Когда бы не ад, что я легче представить могу,
Когда бы не лето, которое все ж умирает.

Которое так торопливо, как юный стервец,
Который одежды сорвет, как предатель погоны…
Орфей-неудачник, куда же ты, на фиг, полез?!
Сиди же теперь, провожая под стуки вагона

Последние мили, что вы никогда не прошли,
Все будущее, что, наверно, забыть не сумеешь,
Стирая на карте старинной остатки земли,
Отстаивая, как окоп, во что верить не смеешь.

Так что ж ты не плачешь – у моря, последний герой?
И мысль, разогнавшись, полуночный ад проскочила.
И если ты спросишь: чего он веселый такой?
Ответит, наверно: а зЫка в конце получилось!

2014

 
***

Счастливый Поликрат, везунчик невозможный,
Отрадна для меня прощальная краса
Блаженства твоего. Тут все так ненадежно,
Тут все так средне, словно полоса

Географическая или бытовая:
Ребенок пьет портвейн или уйдет жена –
Тебе же все ништяк, с удачей из Китая,
За все превратности утешенный сполна.

Не знающий, как рок, томящийся без дела,
Накинет пиджачок и сунет нож в карман…
И перстень твой сорвет играющая дева,
И, может быть, распнут для назиданья нам.

2014


 
***

Привязанность к тебе глупа:
Как новости глупы и планы,
Прогнозы, митинги, тираны
И страх, что кончится крупа.

Привязанность к тебе сладка,
Слепа и кажется спасеньем,
Когда бессмысленно леченье,
И все валяют дурака!

А, впрочем, интересней жить,
И стало видно так далеко,
Как будто солнце вышло сбоку,
И снег душист, как рыбий жир.

2014

 
***

Если жив, и если снов покой,
Если стол и на коленях чаша,
Если утро, если горы – с той,
Ближней стороны, как горе наше…

Горе? Что за горе? Это бред! –
След тебя, как грязный след на снеге.
Если знаешь, если столько лет…
Если сладострастцы и калеки,

Пьяные, безумцы и врачи
Душ больных столкнутся под навесом –
Пей вино, оправдывай, молчи,
Запали камин – пошли их лесом!

Лгут – они! Как ежедневно лгут
Все несчастные. Как хор их тошен!
Если в планах поселиться тут,
Если ты любить уже не можешь…

Если свет и розовый покой
Подчеркнут великолепье Понта,
Если жив – и если под рукой
Глаз не оторвать от горизонта…

2015


 
***

У меня, у лодыря, закаты –
Цвета виноватого железа.
Говорят, они невероятны –
С тушью неразбавленного леса.

Говорят, у вас – лишь вой да драки…
Разбирайтесь с вашей дракой сами!
У меня, бездельника, собаки –
Тычутся холодными носами.

У меня, счастливчика, зарницы
Полыхают в далях бесконечных…
Тихо как! И разве что приснится,
Что кого-то обнимал за плечи.

2015

 
***

Уходили сражаться зимой на глину
Горы. Для семьи были чистым горем.
За дор;гой сквер громыхал жасмином:
Называли это Эгейским морем.

Не пускали персов дальше парадной,
Бои же шли в основном за домом,
Умирали на месте, плюя на раны,
Пораженья в горле стояли комом.

Людей любили, как святые в тюрьмах,
Искали не женщин, а пулеметчиц,
За чтеньем вдруг превращались в буйных,
Аппетит теряли, не спали ночью.

И такими вышли в житейский студень:
Вопли ада тише, право так, Меркуцио.
Все же щит возьму, напишу, что будет…
Никогда мидяне сюда не прорвутся!

2015

 
***

Не убежит Ахиллес из апории
Древней – хоть Гуглом проверь!
Запах капризного черного моря,
Сорокадневный апрель.

Может, догонит случайные блики
Солнца в зеленой воде.
Счастье, наверно, удел невеликих,
Но невиновных людей.

Белая комната с утренним небом
В окнах. Не в силах герой
Руку поднять. И, пожалуй что, бегом
Он не займется с тобой,

Тварь быстроходная! Фатум и морок –
Знаю, тебя не догнать!
Ветер, точеные кипрские кроны,
Синяя тень на кровать…

2015

 
***

Тебя у меня отберет только рок,
Летучий, бесстрастный, казнящий, священный –
За те длинноногие дни, за мишени
Бездонной постели, за длинный чулок.

За то, что я мог все почуять печенкой,
За счастье на ветках, как лимбургский сыр,
За берег, где мир заползает в трусы…
В пупырышки кожи веселой девчонки.

Нет рыжих девчонок страшнее зверей,
Владеющих смехом, бедой, пустяками,
Они появляются – думать руками,
И ставят в бутылках на окна сирень.

2015


 
***

Всем драму подавай, Костылина в колодце.
Хорошенький скандал – сама благая весть!
Мир мрачен и знаком. А тут лишь сад да солнце.
Отцы, учители, вот это – рай и есть!

Тут профиль времени, палладиум природы,
Тут всей полвековой – почти полураспад,
Тут рыскает впотьмах вся рыжая свобода –
Из племени харит, вакханок и менад.

Попробуй тут усни!.. В рубцах чугунной страсти,
Где галька пляжная пронзает позвонки, –
Смех панике подстать. В устах зажат фломастер,
Блуждает дикий взор… Попробуй тут усни!

Вот эти берега, вот эти губы злые,
И мусульманское чуть свет сейчас и здесь.
Кто драму отменил? Кто видел дни такие?
Отцы пустынники! Вот это рай и есть!

2015


 
***

Прострочен цикадами воздух,
Просрочена плата за всю
Докучную роскошь, за остров,
За спящий слепящий Гурзуф.

Прикручены проволокой сопли,
И лето чужих не берет.
Рассеяна в поле пехота,
Которая тоже умрет.

Все скоро замолкнет, пожухнет
И станет еще золотей,
Прозрачней, надменней, безумней,
Лишь из натуральных частей.

И будет забыта работа –
В осеннем дрожащем драже.
Нам будет порукой пехота:
Она умирает уже…

2015

 
***

Откуда надо ждать беды
С бессмертной вывеской любови? –
Из недоказанной вражды,
Из полузакипевшей боли.

Доколь – насильственно трезветь,
Устраивая виски с тенью?
Непреднамеренно взрослеть,
Чужих хватая за колени?

И вот когда – совсем пропасть,
А солнце распирает небо –
Тогда и выпадает в масть
Насмешливая королева.

Дитя серьезное, седин
Придирчивое утешенье.
А человек – всегда один…
Я тоже ненавижу семьи!..

2015

 
***

Сходить на станцию, купить гвоздей и пива.
Лишь кажется, что эта жизнь тосклива.
Лишь кажется (не нам!), что эта жизнь бедна.
Есть суть, что недостаточно видна.

Вдруг первый снег и женские коленки –
Все скрасят, как когда-то летка-енка.
Бубнит электропоезд остановки.
Здесь купишь все: от огурцов до водки.

Когда впервой попал от дури пылкой
В одну деревню, в глушь, почти что в ссылку, –
То был этап, прыжок и, в общем, милость.
В снегу платформа, как аорта, билась.

Вода в колонке и нужник дощатый,
Ребенок мал, пол хладн, а друг – косматый…
Тогда, наверное, прозрел не сильный воин,
Что города он вовсе не достоин.

Томилино, Зеленка, Загорянка,
Красноармейск, конечно, прочие делянки,
Высокий Фиолент, забота сердца…
Успеть дожить, сказать, переодеться.

Тут все не просто, тут нужна сноровка.
Здоровью моему полезен русский водка.
Всему с тобой однажды мы найдем причину.
Вернусь домой, швырну тулуп, зажгу лучину.

2015


 
Где-то здесь было море

Здесь где-то согласно всему было море,
И голая в майке большая Луна
Полночи плясала в зернистых волнах,
Невидимых боле.

Здесь целую тьму пятилеток назад
Ансамбль областной в диких пеплумах пестрых
Античную драму разыгрывал сносно:
Щипало от ветра глаза.

И в городе том, помню, бухта была,
Любая дорога кончалась горою
Иль пляжем, что связаны рифмой одною,
Как чайки и катера.

И где-то здесь значилось место одно,
Как птичье гнездо на высоких деревьях,
От этой дорожки полжизни правее…
Всех лучше казалось оно.

И здесь проходила насквозь сквозь меня
Граница, отсекшая блажь от покоя.
И если не в силах понять я другое,
То это я в силах понять…

Снег тут все засыпал,
Снег тут всю крупу просыпал,
В черных ветках тонет солнце,
Засыпает тихо…

2016


 
***

Я тут живу, как птица, как пример,
Как проводник прожорливого лета.
Верстальщик снов, усатый пионер…
Тут даже мусор розового цвета.

Телегу год ухабисто везет,
Смешные шлет и-мейлы из Ла-Манчи....
«О, Боже мой!» – сказал бы архнадзор,
Взглянув на жизнь, что здесь я захерачил.

Запаса нет, подогнано впритык,
Нет лишней прочности, все на живую нитку.
Дождусь и я какой-нибудь беды,
Бездомной стану ящеркой, улиткой.

И не видать мне покрасневших гор
И абиссинского прожаренного ветра…
Стропила гнет и сотрясает петли, –
Однако не сломало до сих пор.

2016

 
***

Если спросят: «Пил его,
Тот бокал с каемкой алой,
Сукин сын?!..» – Скажу: текло
По усам – и в рот попало.

Пил взахлеб, не чуя ног,
Пил, как раненный в долине:
Этот Запад и Восток,
Эту связку синих линий.

Этот ровный белый свет,
Эти локоны с губами,
Этот выпуклый предмет,
Эти пироги с грибами.

Этот ветер поутру,
Катер, уходящий плавать…
Все мы были на пиру,
Если не отшибло память.

2016

 
***

Сколько напрасно придуманных солнц,
Красных телец кровяных, сухожилий,
Ртов, селезенок, фолликул, желез –
Сколько капризно оборванных линий!

Сколько сгоревших втихую и зря
Толстых свечей, комариных спиралек!
Жизнь промелькнет, как звезда в сериале,
Детскою дремой под «Трех поросят».

Сколько коротких, нелепых бравад,
Судеб картонных, бетонных, из пуха –
В прорву летит Абсолютного Духа,
В сумку, котомку, колонку, в салат,

В память, копилку, тарелку, тетрадь…
Вижу: склонился, в чернилах, заплатах,
Думает: «Блин! И тебе это надо?!»
Впрочем, не знаю! Откуда мне знать?

2016

 
***

Называется в Израиле Хамсин,
Называется в Италии Сирокко…
Мне печали этой песни не вместить,
Не шуми, усни, остынь немного!

Съеден весь инжир и только желтых груш
Стук стоит, как кто косою косит,
Ставней ерзает, как будто пьяный в грудь
Тычется – и вслух блажит про осень.

Злой орех бросает в окна гроздь
Веток спутанных: зовется просто ветер.
Море вздыбилось, рентгеном солнце светит,
Небо жжет, скрипит земная ось.

У цветов теперь прощения проси,
Кипариса, смоквы, туи, дрока,
У магнолии. Смеется у порога…
Называется в Израиле Хамсин,
Называется в Италии Сирокко…

2016

 
***

Осенье обострение ума,
Поздняк спешить: лежи себе и слушай.
Я ломтик моря положил в карман:
Он вкусом был, как соль и мед, и ужас…

Он вкусом был, как кожа у одной
Девчонки милой, пробежавшей босо…
Возможно, я забрал бы вас с собой,
Когда бы вы сказать умели прозой

О чем-нибудь глубоком и простом,
Без всех хи-хи, без паники и гнева,
Как ветка дерева, как женщина с веслом,
Застывшие без слов в пространстве неба.

2016




 
***

И опять я доехал сюда,
В самый быстрый забрался вагон…
Самый белый безлюдный вокзал…
Все дороги ведут в этот сон.

Не февраль – или все же февраль…
Не рыдая достанем вино –
И поедем с тобой на Валдай
Или просто посмотрим в окно.

Это море открыто всегда,
И звенит, и лежит на боку,
До него лишь четыре шага,
Что пройти никогда не смогу.

2017

 

***

Я вернулся в Фиальт,
Темно-синий, как сон,
Вросший в этот базальт,
Как в янтарь махаон.

Мне не надо кусков,
И не шлите мне твит
С апельсинных песков,
С золотых пирамид.

Съешь конфетку надежд
В третьесортном раю.
Под скалой цвета беж
Стонут чайки «ау!»

И чего нам финтить?
Мы и сами не те…
В голубую финифть
Хорошо улететь!

Из цветов голубой
Меньше всех виноват.
Входят боги гурьбой,
И стропила трещат.

Я вернулся сюда,
В тот же самый прибой,
В темно-рыжий закат –
Как на простынь с тобой!

2017

 
***

Вот и парочка гор голубых,
Полосатый сюжет на обоях
Обоюдной, неспешной судьбы.
Как булыжник, летящий в другое

Небо, море, витрину, во тьму –
Быстрый день золотой, незаконный.
Соприльнувшие к месту сему
Никого не хотят беспокоить.

Что ты крохотен так, пассажир,
Под сосною в прожилках заката?..
Домик с крышей на стол положи,
Словно козырь: мол, видел и жил.
Жизнь критична, но не виновата.

2017

 
***

То ли судьба с судьбою,
То ли резьба с резьбою,
То ли гульба с гульбою –
Встретились, чтоб в аду

Мы вспоминали б просто:
Был, мол, и сад, и остров,
Было еще не поздно –
В том неплохом году.

2017

 
***

Именем ночного урагана,
Именем неведомого горя,
Именем полдневного стакана
В матовой заплаканности моря,

Именем черты, где гаснут звезды –
Из красивой клятвы Магомета,
Именем стихов про ночь и сосны,
Именем последнего дня лета,

Именем всех бед, больших и быстрых
(Я видал беду и не такую!) –
Я прошу не верить грустным мыслям
И не отлучаться в даль глухую.

2017


 
***

Солнце на рыжей стене – как указкой по глазу!
Знать – возвращаюсь туда, где я не был ни разу.
Хоть все дороги ведут в этот призрачный город –
Долго я ехал сюда, через век, через холод.

Да, непростительно долго. Как нищий в припадке –
Обнял холодную прелесть руины в остатке.
Ты хоть ответь – и не прячься за линией пиний –
Птицами вышитый купол на простыне синей –

Что там, за что и куда? И как выйти из сети
Гулких мозаик, барашков и мраморной снеди?
Как бы не выронить ветер над пьяццею праздной –
В вязкой фанере, в суглинках, в ночи непролазной…

2018