Наш воздух. На двоих, глава 2

Ирина Худзинская
Скептики иногда говорят, что чем интенсивнее общение и чаще встречи, тем скорее гаснет роман. Сочувствую им: они мало того, что не знакомы с настоящими чувствами, но и имеют глупость рассуждать о том, чего не знают.

Справедливости ради, замечу: вспыхивающие ярким костром страстные романы действительно часто стремительно сгорают по мере узнавания их участниками друг друга. Прыгая в омут с головой, мы зачастую не придаём значения внутренней наполненности объекта нашей страсти, со временем не только остывая, но и сожалея об этой связи.

Разумеется, наша история - не из этой категории. Мы знали друг друга давно и хорошо, полюбив во многом головой, получая изначально интеллектуальное удовольствие от общения. Теперь, узнавая друг друга лучше, совсем с других, простых человеческих сторон, мы приходили в восторг от этих познаний. Он загорался, видя, как я от души смеюсь его шуткам; как, потягиваясь, замечаю, что давно мечтала занять любовью под «Металлику» - и наконец моя мечта сбылась; как совпадали наши интимные пристрастия, и не просто совпадали - идеально дополняли друг друга. Я радовалась, как девчонка, когда мы вместе напевали какую-то песню, играющую по радио, одинаково тепло воспринимали дождь за окном, не сговариваясь, выбирали нравящиеся нам обоим места для прогулки, одновременно брали в руки трубку для звонка и потому отвечали на звонок друг друга через секунду.
Совершенно точно мы не опасались, что остынем от частых встреч, и оба отдавали себе отчёт в том, что со временем наши чувства станут только крепче, и потребность в общении будет возрастать.

Мы встречались так часто и так много, насколько это было возможно. Проезжая мимо моего дома, или проходя мимо офиса, или просто ожидая кого-то лишний час за кофе, он звонил мне и говорил: я тут. Приходи. И я приходила: не было почти ничего настолько важного и неотложного, чтобы я не пришла. Я заполняла его жизнь собою, а свою - им, и мы оба получали от этого огромное удовольствие.

Самыми яркими нашими встречами были не вот такие случайные, и даже не запланированные (долгие, влажные, обжигающие). Нет, если сейчас спросить меня, какие свидания я помню посекундно, я, не раздумывая, назову те, которые были нам необходимы. Нет времени, и нет паузы между делами – но есть такая жгучая потребность в физической близости, нахождении рядом, - что время находится, а дела раздвигаются.

На таких, коротких как вспышка, свиданиях, мы даже не всегда целовались. Он держал меня за руку, целовал мои ладони, гладил волосы, вдыхал их запах… Когда говорят: «Он хотел мною надышаться», я представляю это себе именно так. Он молчал, просто проваливался в ощущение меня рядом с собой: смотрел в глаза, пробовал меня на вкус и дышал моим теплом. Мне кажется, если бы жизнь развела нас навсегда, он и через десяток лет не спутал бы ни с чем аромат моих духов, моего шампуня или увлажняющего крема для лица.

Это смешно мне самой, но буквально через месяц наших свиданий я поменяла и шампунь, и крем на более редкие марки. Это даже не собственничество, а какой-то комплекс неповторимости: меня приводила в ярость мысль о том, что рядом с ним может оказаться девушка, которая пахнет так же, как я, и это может сделать её более привлекательной в его глазах.

При первой же встрече после этих изменений, он, вдохнув запах моих волос, усмехнулся и прошептал мне на ухо:

- Этот мне тоже нравится.

Пояснения не требовались. Любая мелочь в моём внешнем виде, настроении, вообще во мне, не оставалась им незамеченной.

Я улыбнулась в ответ, хоть он и не видел моей улыбки; улыбнулась не для него, а потому что мне было безумно хорошо от его рук, его губ, его внимания, его шёпота. От того, что он рядом.

Конечно, запахи тут совершенно ни при чём. Он дышал моим теплом, желанием его успокоить и расслабить, моей любовью и нежностью. Ощущением моих губ и пальцев на его лице, моей улыбкой и смехом.

Он дышал моим настроением и словами. Дурацкими шутками невпопад, попытками сказать что-то важное сквозь дурман сладкой неги. Насмешками над его, не более успешными, попытками быть рассудительным и собранным, когда у него звонил телефон, а он очень старался понять, что ему там говорят, и отвечать что-то более сложное, чем: «Ага, давай созвонимся через час». В такие моменты во мне просыпался чертёнок, который заставлял меня целовать крепче, гладить чувствительнее и шептать соблазнительнее. Он ни разу не высказал неодобрения этим проделкам, скорее наоборот: молчаливо их поощрял. Ему нравилась такая я, как и любая другая.

Он дышал сотней оттенков моего взгляда, настроения, голоса. Наблюдая, ожидая, подстрекая, провоцируя и заводя меня, с удовольствием подыскивая новые и новые ключики к моим эмоциям и чувствам. Впитывал их каждую секунду, стараясь не упустить ни капли. Чувствуя их вкус, расслаблялся, растворялся, пребывал в полной гармонии и спокойствии. Через минуту - загорался, вспыхивал, желал, осыпая меня искрами своих кофейно-шоколадных глаз и заставляя сходить с ума от восторга. 

Я так подробно пишу о его ощущениях, испытываемых рядом со мной, потому что сама испытывала те же. Без преувеличений, фантазий или додумывания - я уверена, что он чувствовал меня именно так. На самом деле, это всегда видно даже со стороны, у незнакомых пар людей: будучи рядом, они всегда связаны незримыми нитями, сетями, паутиной чувств и ощущений, которую нельзя потрогать, но и не заметить тоже нельзя.

Я сажусь рядом с ним и обнимаю его крепко за талию, прижимаясь всем телом. Он смеётся открыто и ласково:
- Ты ко мне подключилась, как к розетке. Встала на подзарядку.
- Точно. Так и есть, - отвечаю я ему, широко улыбаясь и жмурясь от удовольствия.

Если задуматься, то эта психологическая и эмоциональная взаимозависимость для пары совершенно нормальна, естественна и даже необходима. Женщина заряжается от мужской уверенности и решительности, твёрдости и спокойствия, аккумулирует их и в момент мужского смятения или сомнений возвращает ему всё, чем он согревал её, укрепляя его в любых решениях и давая ему силы практически на что угодно. Чистая кристаллизованная магия любви, - никакого секрета в этом нет, она известна многие тысячи лет.

Я далека от излишней романтики. Не люблю однозначных абсолютных суждений, не допускающих исключений, стараюсь не употреблять прилагательных в превосходной степени, не люблю признавать какие-то чувства или каких-то людей пиковыми, лучшими, самыми-самыми. Любого человека или явление я могу оценить лишь субъективно, в сравнении с тем, что видела или чувствовала я сама.

Я могла бы сказать ему это в глаза, и, уверена, была бы понята правильно: он – не лучшее, что было в моей жизни, не смысл жизни и не её суть. Какие обычно слова говорят влюблённые по уши девчонки? Вот все они - нет. Но только рядом с ним я ощущала себя действительно собой: настоящей, живой, уверенной. Это, наверное, даже более сильное чувство, чем любое из тех, которым люди придумали название.

Он был моим воздухом, кислородом, живительной влагой. Бывает, что люди давят друг друга, им сложно дышать вместе, они переступают через себя то тут, то там, находясь в отношениях. Ищут компромиссы, меняют себя и друг друга, где-то закрывают глаза, что-то терпят. А я, напротив, начинала задыхаться, не чувствуя его рядом, теряя ощущение нашей связи - когда он молчал в ответ на мои сообщения или не находил времени, чтобы позвонить мне, встретиться со мной.

В такие моменты во мне разрасталась тревога, давящее и удушающее чувство собственной ненужности. Когда я была не нужна ему, мне казалось, что я не нужна всей вселенной, и никто не мог заменить мне его.

Я говорила ему об этом, но слова вряд ли могли передать всю глубину моей зависимости, и он, скорее всего, думал, что я преувеличиваю, или говорю это, чтобы сделать ему приятно. Нет, я говорила это, пытаясь спастись, надеясь, что он поймёт и не будет оставлять меня наедине с собой надолго и без предупреждения.
Это было моим секретным, жгучим кошмаром: я до ужаса боялась, что однажды он бросит меня наедине с моими страхами и моей любовью, ничего не объясняя, и, главное, не давая мне шанса объяснить. Я не могла придумать причину такого поступка, но человеческие фобии именно тем и опасны: они не поддаются логике.

Я так хотела объяснить ему, что только рядом с ним я становлюсь собой... Но не знала, как это объяснить. Другой меня он не видел и не знал, хотя она и существовала, в параллельной Вселенной, где мы с ним жили порознь.

Он не был идеальным, но я всегда, сообразно моей женской роли в жизни любимого мужчины, готова была при необходимости убедить его в этом: дать ему заряд уверенности, потешить его мужское самолюбие. Однако мне самой  его соответствие каким-то идеальным характеристикам было не нужно. Зачем нужен идеальный? От него одни проблемы: с собственной совестью, самооценкой и уверенностью в себе, да и скучно с ним ужасно.

Мы оба знали, что наша ценность измеряется не объективными критериями, а исключительно субъективным восприятием друг друга. Он был особенным и лучшим именно для меня. Я знала, что это взаимно, он тоже это знал - мы много раз говорили об этом вслух как о чём-то естественном и очевидном. Когда мы были вместе, всё было правильно, именно так, как и должно было быть. Это ощущение невозможно разложить на компоненты, оно - целостное, как и мы, будучи вдвоём. Да, у него есть то, что принято называть недостатками, но они - часть его. Не уверена, что, исправив их, я не получу совсем другого и гораздо менее подходящего мне мужчину. Я люблю его целиком. Он мне дорог весь, целиком, и никаких оговорок быть не может.

В 2005 году сотрудники университета Ратгерса (США) сканировали мозг у 17 испытуемых, когда они смотрели на фотографии своих любимых. Учёные отметили активность двух областей мозга, которые отвечают за удовольствия, мотивацию и удовлетворение. Наркотики стимулируют те же центры удовольствия. Господа учёные сделали простой, хоть и не слишком похожий на научный, вывод: любовь, по всей видимости, - это вид наркотика.

Прослеживая весь жизненный путь настоящей, глубокой любви, можно заметить, что учёные эти отчасти правы: сначала нам кажется, что всё несерьёзно, если нужно - завтра брошу; потом мы просто утрачиваем способность думать, а если и думаем, то нагло отрицаем степень своего погружения в другого человека; затем ломка от встречи до встречи с объектом своей любви становится настолько явной, что отрицать её может только идиот - она становится заметна всем окружающим.

Для большинства случаев влюблённости эта теория применима до самого конца: если отношения с любимым человеком разрываются, то, после долгой реабилитации и лечения,  встретив однажды своего бывшего любимого, мы спокойно проходим мимо, попутно удивляясь тому, как сильно он владел нашим рассудком раньше.

Для большинства, не для всех. Здесь я снова отказываюсь от однозначного суждения и делаю это совершенно сознательно, поскольку мне известно как минимум одно исключение, подтверждающее, что вышеуказанным учёным надо проработать свою теорию потщательнее.