Молодой мужчина лет 40 брел по закутанному метелью городу, сам не зная куда. Ночной город сквозь охапки швыря- емых ветром снежинок блистал мутными огнями, фонарями, вывесками.
Медленно, словно нехотя, Егор переставлял ватные ноги. В них не было сил. Он заново учился ходить. Как ребенок.
С каждым новым шагом пружинки в мышцах наполнялись забытой энергией. Теперь он уже мог поднять глаза, увидеть в редких окнах домов вдоль дороги свет.
Неожиданно сзади него взвизгнула тормозами машина. Егор оглянулся и увидел, что человек за рулем крутит пальцем у виска.
— Ааа, понял! Я тащусь по проезжей части дороги. — Егор оглянулся по сторонам и через сугроб вдоль обочины пере- брался на тротуар.
Мужчина продолжил свой медленный мучительный путь неизвестно куда. Парочка, встретившаяся на пути, внимания на него не обратила. Это и к лучшему: он хотел остаться незамеченным, невидимым.
Он здесь давно не был. Почти три года. Каждый, кто узнал бы его сейчас, пожалуй, перекрестился бы.
— Свят, свят! Откуда ты, дружище? Какими путями? Зачем? — этот вопрос задал бы каждый, кто провожал его в последний путь и желал земли пухом.
— Кстати, что-то я не помню, желал ли мне кто вечной памяти? — Егор, как наяву, увидел ритуальный зал, цветы, венки.
— Отмучился, — говорили одни.
— Отмучил, — говорили другие. О вечной памяти никто не говорил.
То, что сейчас происходило с ним — очередная авантюра.
Сколько было в его жизни того, на что мог решиться далеко не каждый даже самый отважный человек, знал один Бог.
На эту авантюру сам он никогда бы не решился. Слишком уж много боли, разочарований он доставил своими падениями на самое дно всем, кто был рядом с ним. Забрать у кого-то из них 5 лет жизни ради себя — это уж слишком. Он и так забрал столько, что сосчитать невозможно. У близких и чужих.
Жребий, павший на него сегодня на том свете, выглядит как наказание. Для кого-то это было бы величайшей наградой. Ему, прошедшему все круги ада, стало страшно, даже жутко: у него есть право вернуться на белый свет. За чьи-то несколько лет жизни.
Ни разу за сорок лет жизни он не слышал о том, что с того света возвращаются на землю. Периодически. На год– другой. Как на побывку. За чужой счет. За счет чужой жизни. Зачем? Чтобы доделать то, что не успел. Чтобы помочь тому, кто нуждается в этом. Чтобы предупредить и остановить. Чтобы ответить на вопросы.
Егор поймал себя на мысли, что бредет по распятью моста, под которым коченеет река. Рядом с ним в белом саване змеей ползет вьюга.
Куда принесут его ноги, он всё еще не знал: домой, к ма- ме, домой к жене и подросшему сыну или к ребятам, с кото- рыми вместе съел не один пуд соли.
— Хм... Опять соль в голове? — Егор даже остановился, вспомнив, что с ним стало после очередного срыва. Срыва после 10 лет чистоты.
Седой худощавой женщине сегодня не спится — за окном завывает вьюга. Она с тревогой смотрит в ночь. Неожиданно, как наяву, она видит медленно бредущего по городу сына. Сыночка. Мужчину...
— Мама впустит сына в дом, напоит чаем, согреет. Мама простит и даже отдаст свою жизнь за меня — подумал в этот момент уставший, замерзающий мужчина.
— Как смотреть в ее глаза, выплаканные от горя? Смогу ли я хоть чем-то приободрить ее? Смогу ли вернуть ей то, что она потеряла со мной за многие годы моего добровольного плена?
Он поежился от нахлынувших на него чувств.
— А с чем я приду к жене и сыну? Они давно вычеркнули меня из жизни. Что хорошего они видели рядом со мной? Даже тогда, когда я не употреблял? Я старался быть нежным и любящим. Но ведь большая часть моих сил уходила на то, чтобы устоять, убежать от тяги, чтобы помочь другим. Да, в душе жены уже поселилась надежда. Могла бы воскреснуть и вера. Если бы не новое падение.
Сейчас у нее начинаются новые отношения. Парень, по- хоже, любит ее и нашего сына. Нет, мне сюда нельзя! Кто из них мне должен целых 5 лет? Сын? — от этой мысли Егору стало душно. У него перехватило дыхание.
В этот момент у женщины, стоявшей у окна, из рук вы- пала чашка с остатками чая. Она подошла к окну, услышав странный звук. Это принесенный порывом ветра невесть откуда пакет скользнул по стеклу, оставив едва заметный след, по которому тут же потекли, как слезы, тающие снежинки.
— Пойти к ребятам? В наш офис? Сейчас там кто-то обязательно есть. Нет. Не могу. Я их предал. Предал наше общее дело. Предал веру в выздоровление. Они даже попрощаться не пришли.
Занесенный снегом мужчина остановился как вкопанный. Идти сегодня некуда. Неожиданно свалившееся на него бессмертие, право на земной отпуск оказались еще страшнее, чем сама смерть.
Еще двенадцать шагов. До заснеженной скамейки. Сел и закрыл глаза. Вьюга хлестала холодными ладонями по лицу. Он чувствовал это. Оттаявшая было душа рвалась на части. Хотелось начать всё сначала, бежать навстречу новому дню. Он сделал два глубоких вдоха и выдоха, посмотрел на раскачивающийся фонарь и замер.
Зимний тяжелый рассвет окрасил в розовый свет полоску неба. Город ожил. Сначала то тут, то там зажигались окна домов. На улицы вышли дворники и первые водители.
Увидев на скамейке ледяную фигуру, мальчишка лет 12, спешащий в школу, присел рядом и сделал селфи.
Неожиданно Егору стало так легко! Он снова оказался по ту сторону жизни. К отпуску на земле он не готов