Мои женщины. Ноябрь 1963. Взлёты и падения.
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрация: Чертежи для постройки стендовой модели советского фронтового самолёта-бомбардировщика Ил-28У. По таким чертежам в ноябре 1963 года я с помощью и участием моего отца, Сергея Ивановича Суворова, моей мамы, Нины Васильевны Суворовой (Максимовой) и моего старшего брата Юрия Сергеевича Суворова, сделал сначала контурную фанерную модель, затем «обшил» её объёмными деревянными накладками-боковинками и сделал объёмной, затем мы с Юрой сделали из неё кордовую модель, чтобы она летала по кругу «на привязи», а затем она погибла в полынье, в «авиакатастрофе», на тонком декабрьском льду нашего суворовского пригородного озера «Горный», в бывшем карьере, где добывали шамотную глину.
С памятной пятницы 22 ноября 193 года, со дня убийства в Далласе (штат Техас, США) американского президента Джона Кеннеди, в нашем городе, во всём Подмосковье и в столице нашего государства Москве начались морозные дни. В этот день холод был слабый, всего-то минус 0.7°С, но уже падал мелкий снежок (0.3 мм осадков), который растаял к полудню, потому что температура воздуха поднялась до плюс 2.5°С. На следующий день, в субботу 23 ноября 1963 года, снег с дождём уже был «гуще» - 4 мм осадков, но температура воздуха ночью и днём такая же – плюс 2.4°С. Однако с воскресенья 24 ноября 1963 года зима, похоже, вступила в свои права, потому что всю последующую неделю начались холода и даже настоящие морозы.
Во вторник 26 ноября 1963 года выпал снег (2.3 мм осадков) и все лужи затянулись тонким льдом. Весь день держалась минусовая температура воздуха (-8.5°С ночью и -4.2°С днём), а в среду 27 ноября 1963 года «ударил» настоящий мороз: ночью и ранним утром было минус 11.1°С, днём – минус 8.5°С, в полдень – минус 4.6°С, без осадков.
В понедельник и вторник 25-26 ноября 1963 года, чтобы отвлечься от убийства и похорон американского президента, я сделал из фанеры, которую по моей просьбе принёс с работы мой папа, кордовую модель реактивного самолёта Ил-28 – фронтового бомбардировщика, носителя тактического ядерного оружия. За создание Ил-28 С.В. Ильюшину и группе конструкторов его ОКБ была присуждена Сталинская премия, потому что это был первый в мире реактивный двухдвигательный самолёт с форсажными камерами, и он был прост в изготовлении, управлении и боевом использовании. Этот реактивный бомбардировщик использовался в армиях СССР и стран социалистического лагеря до 70-х годов XX века, активно продавался потом за границу, успешно участвовал во множестве военных конфликтах и войнах. К тому же Ил-28 был очень красивый…
Сначала я «загорелся» идеей сделать простую контурную модель самолёта Ил-28 из фанеры. Вырезать из листа фанеры контур фюзеляжа вместе с килем, потом вырезать отдельно крылья, затем контуры двигателей и хвостовых рулей высоты с прорезями, чтобы они вставлялись в такие же, но зеркальные прорези в фюзеляже самолёта. Для этого я расчертил рисунок-чертёж модели Ил-28 в журнале «Юный техник» клеточками, а потом нарисовал такую же сетку клеточек, но большего размера на половине листа ватмана, который принёс мне в подарок мой папа с работы.
Я не просто нарисовал увеличенный чертёж самолёта Ил-28, я его нарисовал и разукрасил цветными карандашами так, чтобы потом вырезать из ватмана и наклеить на фанерный контур фюзеляжа, киля, крыльев и мотогондол. В итоге должна была получиться красивая контурная стендовая модель бомбардировщика Ил-28.
«Ил 28» был поистине красивым самолётом. Он был красив по-своему, «по самолётному». Почти тонкий удлинённый фюзеляж с кабиной лётчика как у истребителя. Овальный нос, похожий на морду акулы. Высокий скошенный назад киль с яркой большой пятиконечной красной звездой. Кабинка стрелка в хвосте фюзеляжа и овальная турель заднего сдвоенного пулемёта. Прямые плоские крылья с обратной стреловидностью, расположенные в средней части перпендикулярно фюзеляжу самолёта. Две большие выступающие вперёд и назад за кромки крыльев мотогондолы реактивных двигателей, придающих основательность и солидность этому небольшому по размерам самолёту. Красивые стреловидные крылья рулей высоты, выступающие из основания вертикального киля самолёта. Низкие колёса шасси, прячущиеся в мотогондолах двигателей и в носовом обтекателе. Классный был самолёт!
Конструктивно контурная модель самолёта была очень простой. Сначала я нарисовал контур фюзеляжа вместе с колпаком кабины лётчика, носовым шасси и килем. Затем наметил на нём места прорезей для вставки крыльев, мотогондол двигателей и крылышек рулей высоты. Затем я отдельно нарисовал контуры мотогондол реактивных двигателей вместе с выступающими снизу контурами самолётного шасси. После этого, тщательно измеряя линейкой размеры контурной модели на ватмане, я нарисовал во весь размах крылья с зеркальными прорезями для мотогондол реактивных двигателей.
С рисунком-чертежом я справился быстро – всего-то за один вечер, а вот с фанерой и выпиливанием контуров фюзеляжа, крыльев и мотогондол контурной модели Ил-28 я мучился долго, очень долго. Приходилось работать мелкозубчатым полотном от ножовки по металлу, держать его в руках, при этом замотав тряпочкой конец полотна, чтобы не поранить руки. Мой старший брат Юра сжалился надо мной и предложил мне помочь, но я упрямо сопел носом и кричал в голос: «Я сам! Не мешай!».
Из-за мелких опилок, неудобства и шума я не мог пилить фанеру ножовкой в моей комнате-спальне-кабинете: либо на улице, где уже было по-зимнему холодно, либо в папином маленьком гараже-мастерской, либо в прихожей нашего дома, где температура воздуха мало отличалась от наружной. Я упрямо пилил и пилил ножовочным полотном непослушный лист фанеры, выпиливая грубо контуры будущей модели самолёта, пока не натёр себе пузыри мозолей на правой ладони.
После этого моя мама тоже сжалилась надо мной и разрешила аккуратно, над расстеленными газетами, на маленькой гостевой кухонной табуретке выпилить из фанерных листов мелкие детали моей модели. Я немедленно соорудил подобие мастерской в своей комнате-спальне и в конце вечера среды 27 ноября 1963 года я представил моим родителям и моему брату грубую, не разрисованную и криво собранную контурную модель самолёта Ил-28.
Странно, но мои родители, папа и мама, а также мой старший брат Юра равнодушно и нехотя отреагировали на мою модель, которой я очень гордился. Они смотрели телевизор, были заняты своими делами, переживали последние телевизионные новости и как-то «вскользь» отнеслись к моей модели. Только мой папа сдержанно и рассеянно похвалил меня за работу и предложил её продолжить, чтобы «облагородить» грубую контурную модель, придать ей красоту и душевность.
- Тебе надо её оживить, - сказал мне папа. – Это для тебя она красивая, потому что ты видишь её своим внутренним взором, а мы-то видим её наружным взглядом. Мы видим пока только фанеру с неровными краями. Некий контур чего-то нам незнакомого и неведомого. Понимаешь?
- Нельзя выставлять на всеобщее обозрение неоконченную работу, - сказал мне мой папа. – Это ещё не модель для показа. Это модель для последующей тщательной работы. Выровняй контуры модели напильником и наждачной бумагой. Закругли кромки крыльев, стабилизатора и рулей высоты. Нарисуй на фюзеляже, крыльях и стабилизаторы звёзды, контуры элеронов, лючков, клапанов. А ещё лучше, вырежи из брусочков полукруглые накладки и приклей их к фюзеляжу и мотогондолам двигателей, чтобы модель приобрела объём.
Я немедленно «загорелся» новыми задачами, терпеливо выслушав моего папу. Он был «Мастер» в любом деле, и его слово было – закон. Я ушел к себе в комнату, поставил собранную наспех модель самолёта Ил-28 на стол, сел устало на свой диванчик и уставился на свою модель, представляя и мысленно «кумекая», как я сделаю её объёмной.
На следующий день папа принёс с работы сосновые и липовые брусочки, рейки, дощечки, выручил их мне и дал свой набор столярных инструментов, который никогда и никому не давал в руки надолго и без присмотра. Мама, придя в мою комнату-спальню и школьный кабинет, ужаснулась тому рабочему беспорядку и «пылище», которая витала в комнате, немедленно потребовала от меня всё пропылесосить и вытереть мокрой тряпкой, убраться и прекратить «это безобразие». Но больше всего моя мама «возгнедовала» и рассердилась, когда увидела у меня на письменном столе разложенные папины столярные инструменты: стамески, долота, киянку, молотки, ножовки по дереву и металлу, рубанки разных размеров, ручную дрель, отвертки и плоскогубцы, а также папин очень острый «сапожный нож». Моя мама немедленно призвала моего папу для ответа и Юру в качестве свидетеля и обвинила моего папу в том, что он «хочет травмировать ребёнка опасными инструментами».
- Саша уже не ребёнок, - мягко сказал мой папа. – Он всё уже понимает и умеет быть осторожным, а начинать работать опасными инструментами когда-то надо.
- Вот «когда-то» пусть и начинает, но не сейчас, не здесь и не так! – сердито, повышенным голосом и требовательно сказала моя мама. – Да ещё без присмотра взрослого человека!
- Я рядом, - виновато сказал мой папа. – Я за стенкой на диване сижу и если что, немедленно прибегу к Саше на помощь.
- А мне не надо, чтобы ты прибегал к нему на помощь! – гневно чуть ли не крикнула моя мама. – Мне не надо «потом, если что»! Мне надо «до того, если что». Я понятно говорю?!
- Понятно, - кротко ответил мне папа и сделал знак рукой, чтобы я «закруглялся».
- Уберите тут всё, - строго скомандовала моя мама. – И идите ужинать. Но только после того, как всё тут уберёте. Без этого на ужин не приходите.
Папа немедленно организовал уборку у меня в комнате, и мы с Юрой рассовали «по щелям» за шифоньер, за диван, за стол и в ящики стола все мои заготовки, рейки, планки, дощечки, инструмент и разобранную контурную модель самолёта Ил-28. Потом я, под присмотром папы и брата, пропылесосил в комнате и мы открыли форточку, чтобы проветрить воздух. После этого мы дружно, втроём, пришли на кухню к маме и хором, по договорённости, сказали ей: «Мам! Принимай работу!».
Наша мама прошла вместе с нами в спаленку, критически всё осмотрела, кончено же, заметила всё, что мы попрятали, но не подала виду. Потом он закрыла форточку, сказала: «Молодцы!» и позвала нас ужинать. Ужин наш был очень дружный, весёлый, доброжелательный. На следующий день вечером я «маялся» от безделья, слонялся из комнаты в комнату, и мама, наконец-то, сжалилась надо мной. Она разрешила мне работать над моделью Ил-28, но только с участием моего старшего брата Юры.
Всё участие моего старшего брата Юры в строительстве контурной модели самолёта-бомбардировщика Ил-28 сводилось к тому, что он разлёгся на моём маленьком диванчике, включил настольную лампу и «запойно» читал свои фантастические книжки. Я же опять аккуратно расстелил старые газеты на полу и строгал, пилил, обрабатывал деревянные детали напильником и «наждачной шкуркой», чертил и рисовал на деталях фюзеляжа, на крыльях, на стабилизаторе и мотогондолах линии и контуры обшивки, элеронов, лючков, звёзд.
Упорный труд мой завершился тем, что с боков к фанерному фюзеляжу и мотогондолам были приклеены столярным клеем барельефные боковинки, вырезанные из липовых и сосновых реек и дощечек. Действительно, самолёт оказался ещё более красивым, объёмным, выпуклым, почти, как настоящим! Вот тут-то мой старший брат Юра увидел мою модель моими глазами и сам «загорелся» идеей сделать из этой стендовой, то есть настольной модели, кордовую, чтобы она летала!
Из своих «запасов» Юра 10 метров тонкой, но прочной рыболовной лески, обстругал небольшой кусок сосновой рейки, чтобы она была круглая и по краям с канавками, а затем, намотал леску на эту ручку и концы лески прикрепил к левому крылу модели. Первое испытание «на полёт» Юра сделал тут же в большой комнате нашего дома, укоротив корд из лески до 1 метра. Он встал в самой свободной части большой комнаты и попытался взметнуть модель самолёта в воздух…
Увы, модель летать не хотела. Юра неистово кружился вокруг себя самого. Он пытался, по разному натягивая корб из лески, направить самолёт носом вперёд, но самолёт то задирал «голову» в небо, то опускал свой нос вниз и никак не хотел лететь по кругу прямо. Юра настаивал, пробовал по разному держать ручку, то удлинял, то укорачивал леску-корд, то «ласково», а то рывком стартовал в попытке заставить этот фанерно-деревянный Ил-28 летать вокруг него на корде, но ничего не получалось. Вскоре ему надоело кружиться вокруг себя. Он с раздражением чуть ли не выбросил в сторону эту непослушную модель самолёта.
После первого неудачного испытания нашей модели самолёта Ил-28, Юра к ней охладел, сказал мне, что «бесполезно тратить время на пустую ерунду», забрал у меня остатки своей лески и «послал» меня к себе в спаленку-кабинет «со своим дурацким самолётом куда подальше». Наш Юра был очень вспыльчив и обидчив, особенно там и в тех случаях, где и когда он терпел «фиаско», то есть поражение, неудобство, неловкость, провал, полную неудачу, крушение или крах своих хотений, желаний, надежд или мечты. Он терпеть не мог какой-либо своей неудачи и никогда не признавался в своём поражении в чём-то.
- Да она просто не хочет летать как надо! – винил Юра нашу модель самолёта Ил-28. – Или ты её сделал неправильно. Она никогда летать не будет, потому что ты нарушил в ней центр масс. Она у тебя неустойчивая. Брось её. Покрась, причепурь, поставь на стол и любуйся своим творением. А лучше отнеси в школу. Там тебе за неё ещё одну «пятёрку» поставят.
Я понимал, что Юра раздражён, но мне было интересно узнать, почему же модель самолёта не хотела летать. Юра сказал, что у неё «нарушен центр тяжести». Я тоже подумал, когда смотрел, как Юра вертится с самолётом вокруг себя, что она «задирает нос» или «клюёт носом» из-за того, что носовая и хвостовая части фюзеляжа не сбалансированы относительно точки привязки лески корда к крылу. А что, если концы лески привязать не в точке центра тяжести, а слева и справа от неё, то есть немного впереди и немного сзади центра тяжести? А как определить центр тяжести модели самолёта? Как это сделать?
Я взял мраморное пресс-папье из школьного настольного письменного набора, положил его выгнутой стороной на письменный стол, а на вершинку этого «пьедестала» начал устанавливать свою модель самолёта Ил-28. Таким образом, я нашёл точку равновесия передней и задней части модели. Она оказалась точно по центру фюзеляжа, ровно в средней точке соединения корпуса самолёта с крыльями. То есть точно в том месте, куда Юра прикрепил леску корда, но только в конце левого крыла!
Выходит, всё было сделано правильно, но почему тогда модель не хотела лететь ровно горизонтально, а всё время колебалась, «взбрыкивалась», вертелась, норовила то «встать на дыбы», то «урыться носом в землю»? Я напряжённо думал и никак не мог сообразить, в чём тут дело.
Ручка с леской-кордом была длинной, гораздо шире, чем то расстояние, на котором к кончику крыла Юра прикрепил двумя тонкими гвоздиками концы корда. Они были на кончике крыла модели на расстоянии в 2 сантиметра, то есть практически в одной точке. А что, если прикрепить концы лески-корда не в точке центра тяжести, то есть точки неустойчивости, а спереди и сзади этой точки?
Я вытащил плоскогубцами гвоздики из кончика крыла и терпеливо, сопя носом от напряжения и усердия, воткнул из в деревянные накладки на мотогондолах «двигателей» модели Ил-28. Теперь расстояние между концами лески-корда было около 8 см, и они были почти параллельны друг другу.
После этой несложной доработки, я вышел в большую комнату, где на диване читал свою книжку мой сердитый старший брат, и встал на то место, на котором Юра кружился, пытаясь заставить модель самолёта летать вокруг него.
- Бесполезно! – насмешливо воскликнул Юра. – У тебя ничего не получится, а ты ещё не удержишь самолёт, отпустишь его и он разобьёт стекло в книжном секретере. А то ещё в телевизор попадёшь!
Я молча встал в исходную позицию. Поставил модель самолёта на наш большой круглый стол. Разобрал и подмотал концы лески-корда, чтобы радиус до модели был не более метра. Потом несколько раз примерился и представил свои движения руками и корпусом и, напрягая руки, легко взметнул кордовую модель Ил-28 в воздух…
На удивление модель самолёта легко взлетела со стола и полетела вокруг меня ровно, не дёргаясь и не «рыская» вверх-вниз. Я только и успевал, что крутился и крутился на одном месте, не спуская глаз с модели. Несколько оборотов и у меня закружилась голова, я начал оступаться, клониться в разные стороны, пошёл «вразнос» и отпустил свою модель «в свободный полёт». Самолёт выскочил из моих рук и по инерции упал прямо в объятия моего старшего брата Юры.
Юра никак не отреагировал на удар деревянного самолёта, а с ликованием и восторгом вырвал у меня из рук ручку с намотанной леской-кордом, модель самолёта и начал сам вертеться и кружиться вместе с ним в нашей большой комнате-зале. Ура! Самолёт полетел! И летал он замечательно! Он летал ровно, по прямой, то есть по кругу, без «экивоков» и «каприз»! Только места нам было мало и его нельзя было отпустить на всю длину лески-корда!
Через несколько минут, наспех одетые, мы с Юрой выскочили в почти ночную тьму нашей улицы и там попробовали наш самолёт «на полёт во всю длину». Юра самозабвенно крутился вместе с самолётом на корде и теперь он летал послушно, ровно, без кивков. Затем Юра, увлёкшись игрой с моделью Ил-28, начал потихоньку раскручивать ручку, удлинять леску-корд, а затем чуть-чуть наклонять ручку, заставляя модель самолёта то взлетать по кругу, то опускаться почти до самой земли.
Всё было замечательно, здорово, красиво, мощно. Только я стоял в сторонке и молча смотрел, как мой старший брат играет, а я был в роли только зрителя и наблюдателя. Мне тоже хотелось покружиться с моей моделью Ил-28 «на привязи» и ощутить его полёт «в небе»…
Юра отпустил леску-корд на всю длину, и модель самолёта опасно пролетала вблизи заборов по всей ширине нашей улицы Белинского. Затем он попытался закрутить ручку, намотать леску-корд на неё, но у него ничего не получилось, потому что петли лески на ручке проскальзывали. Тогда Юра решил «приземлить» модель самолёта на землю. Наша улица была не заасфальтирована, на ней были канавки от дождевой воды, неровности, камешки, колея от машин, рытвины. Поэтому при приземлении модель Ил-28 ударилась фанерными «шасси» о землю, подпрыгнула, перевернулась и ещё раз сокрушительно ударилась…
- Видал, как она летала?! – «восторженно» спросил меня мой брат и пояснил своё «крушение». – Земля неровная, а шасси ты сделал не крутящиеся, а просто выступами, поэтому она и взбрыкнула.
Я молчал. Юра подобрал модель самолёта Ил-28. Одно «шасси», выступающее снизу из мотогондолы двигателя, было сломано. Фюзеляж, крылья и киль самолёта не пострадали. Юра молча вручил мне мою модель самолёта и ушёл домой. Я ещё немного постоял на месте, вдохнул холодный морозный воздух, посопел немного носом от обиды и тоже пошёл домой.
Дома на кухне меня встретила моя мама. Она уже обо всём знала, узнала или догадалась, поэтому молча помогла мне раздеться, отобрала мою модель самолёта, осмотрела её, отложила в сторону, налила мне горячего цветочного чая, усадила за кухонный стол на место моего папы и сказала мне просто и душевно:
- Ничего, Саша. Всё проходит, пройдёт и это. Не переживай. Утро вечера мудренее. Утром ты найдёшь решение и всё исправишь. Всё будет утром, а сейчас – пей чай и отдыхай. Терпи, прояви выдержку и мудрость. Всё пройдёт, вот увидишь.
Мама была права. Всё прошло. Не сразу, но прошло. Правда, через несколько недель, в конце декабря 1963 года...