С тоской по нездешнему

Леонид Дубаков
Стихотворения Юлии Кустовой погружены в фольклорную стихию. Причём в её случае это не внешняя стилизация, где пара строк намекает на условную народность, это подлинная жанровая жизнь поэзии в пространстве славянского ощущения мира. Герои её стихотворений живут в трудном и тёмном мире, в котором есть расставание и смерть, но они противопоставляют ему любовь, подвиг и жертвенность, веру и надежду на воскресение. Они идут на костёр, сгорая в нём до последнего чувства, до последней боли, до последней песни (которая оказывается не услышана), но эти песни всё равно остаются. А вместе с ними продолжается и жизнь. 

Героини стихотворений Юлии Кустовой стараются, по использованному ею в качестве эпиграфа выражению Иосифа Бродского, «брать нотой выше» - они устремляются к пределу самих себя и переживают катастрофу, поражение. Их сила закономерно оборачивается слабостью, потому что в относительном, временном мире не достичь совершенного, вечного счастья. Но понять это можно, только дерзая его всё же обрести на земле - в земной любви, в земном бою, в земном творчестве, - и они дерзают, открывая для себя подо льдом реальности бесконечно глубокий мир неземного.

Поэзия Юлии Кустовой пребывает в русской и зарубежной литературной традиции, она опирается на разнообразную строфику, но при этом автор всегда находит оригинальный поворот для привычной темы - не занимаясь формальным экспериментированием, но находя подходящий ритм и выговаривая в стихах то, что сама передумала и перечувствовала. Её Родина - это её личная межкультурная история и личная семейная боль. Её творчество - это открытая с улыбкой и горечью вторичность того, что ею создаётся. (Как, впрочем, вторичен оказывается и любой другой автор.) Её любовь - это горькая ошибка женской гордости и обнаружение другого света.

Юлия Кустова умеет рассказывать страшные сказки - про витязей и их возлюбленных, про водяных и русалок, про королей и виноделов. Эти сказки плохо заканчиваются, но оставляют после своего прочтения самое важное: на поверхности - опыт неверного шага и - в глубине - тоску по нездешнему, по голубому камню или по голубому цветку. И это и есть настоящая фольклорность, та, которая хранит в себе живой символизм восприятия мира, та, которая обращает сознание человека к его корням (или, наоборот, к его ветвям). И это то, чем живёт, чем горит, в чём тонет отчаянная и мужественная поэзия Юлии Кустовой.