Видеотека Вавилона

Новый альбом Романа Литвинова «Amore e Morte» неожиданно обнаруживает в себе религиозный подтекст. В нём словно бы сражается Царство Божье, исполненное любви, и Вавилон, источающий смерть. Это противоборство — внутри и снаружи альбома, на его обложке, где изображён потерявшийся в тёмном лесу Агнец. Вавилон, смахивающий песок тысячелетий на окольцованную властью капитала Москву, — это наш мир, забывший о Боге и поклоняющийся маммоне, который, подобно Карлу, украл у нас кораллы смирения. Этот мир заражён энтропией, он сгорает в пепел, рассыпается в прах, превращается в тлен, он едет на быстрой и дорогой машине по окружной к разрушенному мосту. И алмазы его фар подгоняют нас туда же. Его место — в хрустальном гробу, раскачивающемся под куполом цирка на бриллиантовых цепях, по манежу которого, облизываясь на нас, бродят каменные псы. Этот мир — в тесноте грудной клетки, из которой не вырваться на свободу пожару сердца и серебру птиц, поющих прекрасных песни, ведь от этой клетки спрятан, потерян, забыт ключ. В нём невозможны перемены к лучшему, все перемены в нём призрачны, по-настоящему же в нём возможен только распад — в этом мире мы обязательно однажды сломаемся напрочь, в нём мы всё время разбиваемся вдребезги. Он тонет в нефтяной боли, а мы захлёбываемся в слезах бензина. Этот мир спит и не просыпается, он засел в видеотеке Вавилона и изумрудами своих глаз смотрит цветные фильмы, в которых гордые люди строят ступенчатую башню к смеющимся звёздам, что после хотят спрятать в сейфы, а крылатые быки с высокомерными лицами проходят сквозь ворота Иштар прямо в подземный мир. В Вавилоне старость правит шествием — старость, попавшая отравленной стрелой между рёбер атлантов, которые больше не способны держать небо. Мы в нём облучены смертью, обручены со смертью, обречены на смерть. В облике ночной луны проглядывает череп, а под ногами растут ядовитые цветы. Роман Литвинов говорит об этом мире словами старых песен Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя, Ильи Лагутенко, Земфиры Рамазановой. Он поёт о том, о чём пели до него и о чём пел он сам — раньше, в альбоме «Downshifting». И ему подпевают — далёкие и близкие, мёртвые и живые. Земфира в песне «Возвращайся домой» почти цитирует саму себя: если земля разбивается пополам, по полам, то мы вслед за ней разбиваемся на тысячи частей, чертей. Цой проглядывает палимпсестом из-под «Журавлей», синтаксически и интонационно явно передающих привет его «Кукушке» с её мотивом истечения последнего времени. В песнях «Amore e Morte» иногда есть привкус, а порой вкус повтора, они наполнены узнаваемыми отсылками, но это — старые песни о главном, и такова их жанровая природа. Это песни о мире без Бога и о Боге, который когда-нибудь снова вернётся домой, выбравшись из леса нашего тёмного невежества. И вот мы следим из своих бетонных коробок, как под весёлую до ужаса электронную музыку, через заклинательные безличные предложения и множественные рифмы Вавилон снова перестраивается в Москву, а вавилоняне переодеваются в европейское. А после мы видим, как снова вино Евхаристии претворяется в кровь Агнца и смерть оказывается побеждена. Мы просыпаемся, выходим из видеотеки, вспоминаем о Нём и сбрасываем с себя сны цветных некрасивых и опасных страстей — сомнения, стяжания, нарциссизма. Мы направляемся в Сион, превращая свои сердца в близнецов, оставаясь при этом юными внутри и готовыми начинать всё сначала, но по-другому, лучше, ведь Царство Божье внутри нас, и настала пора, чтобы и мы все там наконец оказались.