Коты
Эта история с нами приключилась давно, ещё в блаженные «советские» годы, когда много чего было и много чего не было, то есть было «в дефиците». Мы прибыли в отдалённую деревушку для съёмки передачи «Из прошлого Вятки» под чутким руководством Риммы Яковлевны Лаптевой, про которую уже как-то сказывали в одном из рассказиков этого затянувшегося цикла, и рассказ тот назывался «Лапти». А сейчас будет совершенно другая история, для которой мы даже применим анекдот в качестве эпиграфа.
Даже гепард не смог догнать собаку, два года прожившую рядом с павильоном, торгующим шаурмой.
В замечательном комедийном фильме студент Шурик ездил по селениям кавказской республики и записывал предания, обычаи, а кроме всего прочего ещё и тосты, что послужило завязкой для сюжета фильма «Кавказская пленница». Вот и телевизионная передача «Из прошлого Вятки» пыталась составить зрительный ряд той жизни, которая проистекала в нашей губернии в обозримом прошлом, а Римма Яковлевна дотошно добивалась от местного населения полного погружения в воспоминания, добавляя в устные рассказы старые фотографии, предметы старины, или хотя бы панорамы окрестностей деревни. Зашли мы в один из домов, чтобы поговорить с хозяевами, и я, как участник съёмочной бригады, увидав симпатичного котёнка, решил его погладить, и наклонился к нему. Котёнок безмятежно дремал, когда я к нему протянул длань, то есть руку. И тут котёнок … пропал. Вот он только что был, и дремал, а в следующий миг вскочил и был столь стремителен, что я понять не смог, как он сбежал из дома. Хозяин, благообразного вида старичок, заухмылялся, а потом рассказал нам историю, которую я попробую воспроизвести, по истечению весьма продолжительного времени.
Случилось так, что в этой деревне (назовём её Котово) жили одни только коты. В Библии сказано, что всякой твари было по паре, но речь там шла о ковчеге, который выстроил праведник Ной, и про Котово речи там не было вовсе. Ну, коты и коты, жили себе, не тужили, и лишь ближе к весне просыпались в них разные там инстинкты, требующие наличия кошек. А их не было. Это обстоятельство местных (котовских) котов не радовали и даже совсем наоборот – огорчали и даже сердили. Пробовали они одного из своих назначать на должность кошки, но «назначенный» общим собранием на должность кошки с этим назначением категорически не желал мириться, а – наоборот – демонстрировал самые высокие бойцовские качества и готов был сам кого хошь кошкой назначить. По этой причине весной между котовскими котами происходили побоища, с увечьями и без оных. Все коты, по этой причине, поддерживали высокую физическую форму и напоминали собою гладиаторов, готовые в любой момент кинуться в атаку на кого угодно. Такой вот был расклад.
А тут в одном из домов (где мы затеяли съёмки передачи) завезли котёнка, маленького и очень симпатичного, мальчонку, чтобы внести ясность. И этот котик отправился осваивать новую территорию, где ему предстояло жить, чтобы «других посмотреть, себя показать», как это водится, а заодно навести дружеские контакты с соплеменниками и просто с соседями. Увидав новенького, набежали все коты, какие только были в том Котово. Они сидели и разглядывали вновь появившегося, мысленно к нему примериваясь. И на мордах тех котов была одна мысль – что больше не надо будет спорить, кому же быть кошкой на этот раз.
А котёнок обо всех этих проблемах не знал и не подозревал. Он всем нравился и уже привык ко всеобщему обожанию. И здесь, на новом для него месте, он тоже ожидал подобного следствия, а потому разгуливал гоголем среди прочих котов, его внимательно разглядывавших. (Гоголь, чтоб вы знали, это не только великий русский писатель, но и, по словарю Даля, красивая круглоносая утка, а также щеголь, франт и т. п.). Котёнок желал всем своим будущим товарищам понравиться, и он в этом преуспел настолько, что к нему (на него) кинулись сразу несколько особо нетерпеливых. И были они нахраписты, столь нахальны, что мигом между собой перессорились и устроили жуткую свалку, в ходе которой котёнку удалось сбежать, хотя к нему уже бежали все остальные коты Котова. Бедный котёнок спрятался в доме и много чего передумал, пока снова вышел наружу. Но это был умный котёнок, умеющий делать выводы и учиться, что называется – на ходу. «Хочешь жить – умей вертеться», гласит народная мудрость, и к ней можно сделать дополнение: хочешь выжить, вертись с удвоенной скоростью.
И котёнок вертелся. К общему разочарованию всех котов Котова, он научился столь быстро и даже стремительно бегать и столь ловко прятаться, что приспособить его на роль кошки не получилось. Единственным положительным эффектом от всего стало то, что коты перестали драться между собой, а сплотились в единый коллектив, главной целью которого сделалось выслеживание котёнка, который стремительно взрослел и обещал в скором времени сделаться таким же «гладиатором», как и прочие представители котного племени деревни Котово. Правда всё это было или нет, не так уж и важно, да и больно уж у рассказчика глаза хитро щурились, а мы вам поведали то, что услышали, а что касается котёнка, то мы его ещё раз увидали.
Дело было так: закончив съёмки передачи, мы всей бригадой уселись у хозяина дома, того самого, который оказался добрым рассказчиком, умело переплетавшим правду с выдумкой, без которой ведь не обойтись, если всё хочется историю подать красиво. Выпили мы тогда чайку (и не только чайку), а тем временем в избу набились все жители Котово, какие только имелись в наличии, да ещё и с гостями – по преимуществу с внуками. Все уселись, где только можно и принялись разглядывать нас. На какое-то время установилась тишина. И вот тогда-то и появился котёнок, выбравшись откуда-то из-под печки. Припадая пушистым брюшком ко крашенным половицам пола, он двинулся в сторону выхода. Какая-то девочка пискнула: «По дому гуляет». Её начинание подхватила подружка и повторила фразу, но уже нараспев, протяжно: «По до-ому гуляет». А там включился мальчишка и тоже нараспев, указывая на котёнка: «Ко-от мо-олодо-ой».
А дальше случилось чудо, та импровизация, которую так ждут телевизионщики. Все, кто находился в горнице, как-то разом, вдохнули воздух, а потом грянула (здесь применительно именно это слово) общая песня про молодого казака, который тоже гуляет, но только не по дому, а по русской реке Дон, с которой в нашей общей истории связано немало воспоминаний и торжественных событий. Само пространство в той избе наполнилось торжественным звучанием и тем незримым, что увидеть нельзя, но почувствовать – можно, и что именуется широкой русской душой, которая выражается в гостеприимстве, в раскрытости, а также, что немаловажно, в песенности. Оператор, Коля Швецов (который являлся героем одного из рассказов этого цикла и с которым мы вместе купались в бассейне) включил телекамеру, и мы записали исполнение этой песни, которая гармонично легла на финал очередной передачи, на титры с перечислением всех участников. А котёнок? А он опять сбежал, да и был таков …
Сапоги во спасение
Вообще-то для своей книжки мы стараемся собирать истории преимущественно весёлые, чтобы посмеяться, позабавиться, вспомнить про былые дни, потешиться над прошедшей жизнью. Но как-то заглянули мы к Алексею, нашему доброму приятелю и даже коллеге, а он нам поведал то, что с ним приключилось в далёком детстве, которое пришлось ещё на завершающий советский период.
«Передо мной до сих встаёт этот ужасающий механический монстр, – дрожащим голосом сообщает нам Алексей, уже давно взрослый человек, и сам отец двух сыновей, – его злобные взрёвывания, запах соляры, скрежет этого самого колеса, который тянется своими чугунными зубьями ко мне, готовый вцепиться, утянуть, пережевать, разорвать. И это чувство беспомощности перед механической стихией, готовой вырваться из-под контроля, поглотить в свой нечеловеческой злобе и невозможность противостоять этому. Я до сих пор ощущаю ужас и отчаяние, который толкнули меня на действия, поставившие меня в ужасные условия».
Вот такое начало рассказа, что уже говорило о трагичности. Но то, что рассказчик был живым, здоровым, цветущим и даже успешным человеком, уже говорило о том, что всё закончилось не так печально, как история начиналась. Чуть успокоившись, Алексей продолжил свою исповедь, но уже с самого начала.
Итак, погрузимся в мир воспоминаний, но сначала сделаем краткую остановку. Зачем, спросите вы? Ну, товарищи, по насущным необходимостям. Это ещё Аркадий Исаакович Райкин как-то заметил, в одном из своих (может, сочинённых Михаилом Жванецким) монологов, что никогда не поймёт западный человек радости нашего человека, купившего себе новые ботинки. Ведь для западного человека приобретение обуви – дело банальное и ничего незначащее. А у нас? Напомним, что это было в позднее советское время, время тотального дефицита, к существованию в котором простой человек адаптировался и умел радоваться всякому пустяку, который попадал ему в руки. А обувь? Это ведь совсем не пустяк. Особенно -для молодого человека. Особенно если он хочет нравиться, пусть даже и самому себе.
Однако мы чуть отвлеклись.
Было тогда Алексею, то есть – тогда – Лёшке лет десять, пусть даже и одиннадцать- двенадцать, не суть важно. Важно то, что лето заканчивалось, а осень вступала в свои права, всё туже затягивая непогодные, то есть дождливые времена на мальчишеском времяпровождении, когда хочется, как это постоянно было летом, сорваться с место и мчаться туда, куда тянет романтика и мечты молодого человека, по сути своей – ещё ребёнка. А хочется ему всего и сразу. А тут – ноги промокли. Неприятность? Да кошмар полный. Надо сапоги покупать. С сухими-то ногами ходить гораздо лучше, чем с промокшими, да и для здоровья – полезней. Выдали Лёшке необходимую денежку и отправили его в магазин, на вывеске которого обозначено, что – обувной. Теоретически, потому как на пустых полках можно много чего разложить. Было бы только наличие. А наличия как раз и не наблюдалась.
Для чего нам нужна голова? Не только для того, чтобы в неё есть, но и включать её в силу необходимости. А необходимость сделалась существенной. Если в магазине чего-то нет, то это может оказаться в другом месте. То, кто существовал во времена дефицита, слышали про рыночную экономику и видели некоторые её признаки в том, что, условно, называли «толкучкой». «Толкучка» потому, что народу в ограниченном объёме городского рынка (в провинции он назывался базаром) собиралось в значительном количестве и, в тесноте, все друг друга толкали и пытались пробраться как раз туда, где народу собиралось больше, что означало … о-о … много чего означало. К примеру, что можно разжиться обувью, пусть даже это банальные резиновые сапоги.
Там были не только резиновые сапоги, но и много чего, и это много чего продавали ушлые люди, которых именовали – фарцовщики. Это такие специальные люди, которые любили торговать больше, чем закон. Потом из них сложилась среда предпринимателей и фарца стала именоваться коммерцией, а также пользоваться уважением и покровительством.
Но это всё было впереди и до этого ещё предстояло дожить.
Пока что Лёшка шарил глазами по рукам, в которых держали ботинки, туфли и – собственно – сапоги. И не только резиновые, которые и являлись первоначальной целью похода. Были и другие образцы, которые привлекали внимание. К примеру, неподалёку крутился один гражданин суетливой внешности, с быстрыми движениями, который демонстрировал сапоги, но только изготовленные из кожи. Такие были в ходу в армии и разных других службах. Мечтать носить такие сапоги не возбранялось никому, и даже подросткам. Гражданин с внешностью интенданта заменил пристальный интерес подростка и подмигнул ему. «Ты думаешь это просто сапоги? – спросил он и сам же ответил. – Скорее это – мечта. Здесь долго думать не рекомендуется». И Лёшка понял, что гражданин говорит истину. Кто не успел, тот опоздал. Для тех, кто прозевал, остаются обувные магазины. И Лёшка поддался соблазну. Тот он решил те сапоги купить.
Известная формула «товар-деньги- товар» как-то не подразумевают в себе торги за этот самый товар. А ведь это, оказывается, важный процесс, в течение которого они, то есть в данном случае – сапоги становятся не недоступной роскошью, а вполне по карману. И даже – по ноге, о чём наш Лёшка прикинул на глазок. По мере течения торговли сапоги дали померять и подросток понял, что сегодня он « на коне». Это ему так гражданин доверительно сообщил, складывая и пряча в карман красненький «червонец», то есть купюру достоинством в десять рублей с изображением довольно улыбающегося Ильича, радующегося за приобретённые Лёшкой новые сапоги. Или – за коммерческие успехи гражданина, похожего на армейского старшину, на минуту вышедшего из части «по делам».
«Яловые, – сообщил Лёшке гражданин, – таким сносу вообще не будет, лет десять, а то и пять. Как их беречь будешь».
Скрылся из глаз юркий гражданин интендантской внешности, Лёшка этого даже не заметил, потому как глаз не сводил с сапог. Со своих сапог. Сейчас, когда они были куплены и сжимаемы в руках, они казались ещё лучше, а на резиновые сапоги даже глядеть не хотелось. Люды были ему – эти.
«Продаёшь? – послышался рядом голос. – Почём?»
«Нет, – твёрдо ответил подросток. – Это – мои. Я сам их купил».
Сказал и домой побежал.
Много ли надо человеку, чтобы сделаться популярным, что на тебя смотрели расширенными глазами, от чего на сердце становится радостно, и мурашки пробегают по спине торопливыми лапками. Можно чему-нибудь научиться делать, чего никто не умеет, можно написать контрольную по математике на «пять», а можно выйти во двор в новых яловых сапогах, старательно начищенных гуталином. О-о, это целый процесс, который можно сделать торжественным, как это делал Глеб Жеглов в фильме «Место встречи изменить нельзя». Он там это делал на лестничной площадке, поставив ногу на табурет и тщательно размазывал по сапогу ваксу.
Ну, Жеглов - это человек представительный, а что касается Лёшки, то он … воображал, что ничуть не хуже. Для сапог использовали гуталин попроще, но улучшали его свойства при помощи жира и ещё кое-каких присадок. После этого сапоги блестели, словно их покрывал слой лака. Да ещё поскрипывали при ходьбе. Если это не мечта, то тогда что же можно назвать мечтой?
Ясное дело, что после этого, после дефилирования в новых «офицерских» сапогах Лёшка, можно – сказать – автоматически – сделался самой популярной личностью среди мальчишек его двора, и соседнего, а может даже и всей улицы. Боже, как это приятно – пользоваться авторитетом и популярностью! Некоторые прибегали посмотреть на Лёшку и – немного – на его яловые сапоги.
Скажем откровенно, что к такой популярности Лёшка быстро привык и сделался командиром в ребяческих забавах. Ну, ясно же почему. Потому что в «командирских сапогах» и сразу видно, что он этого – достоин.
Пока что история развивается как бы сама по себе, как происходит всяческая мальчишеская жизнь. Жизнь идёт – и слава Богу. Вообще-то на плакатах было написано – «слава КПСС». Но это для мальчишек было ерундой. Вот сапоги было -это – да! Но потом и к ним все привыкли. И даже наш Лёшка, который не растерял популярности.
Потом тот район, где он проживал, начали газифицировать. То есть в домах, прямо в квартире – должен был появиться газ. Не надо было больше таскать дрова, растапливать печку, а - как в сказке – чиркнул спичкой, и плита заработала. Газовая плита. Это сейчас к газовым плитам привыкли и никого этим не удивишь, а тогда, когда это было в новинку, казалось сказкой. Помните «лампочку Ильича»? Фотографии деревенских мужиков, разглядывающих горящую электрическую лампочку, которую придумал вовсе и не Ленин, а Павел Николаевич Яблочков. Кто его помнит? Хотя лампочками пользуются все, пусть и другими, энергомичными. Так и с газовыми плитами.
Но газовые плиты должны появиться в самом конце. Сперва должны проводиться работы по проглатыванию тех самых труб, по которым и потечёт бытовой газ, который зашумит в конфорках и вспыхнет и обернётся вкусным обедом и прочими факторами. Об этом мало кто задумывается, разве что те, кто этими работами занимается. А также те, в районе работ проживают. А это, в первую или важно – какую очередь детвора, которой всё очень интересно, которая, рот разинув, за этими работами наблюдает, в предусмотренном отдалении. В рабочие, понятно, дни.
Но рабочая неделя в пятницу, как это водится, заканчивается, и работники расходятся по своим делам. Их накапливается очень много. А то, что уже сделано, понятное дело, что остаётся. А тут ещё и оставили машину, с помощью которой трубы укладывали в заранее проложенные траншеи. Не самым ли это интересным оказывалось, когда взрослые удалялись, а мы, то есть детвора оставались.
Теперь Лёшка (не будем забывать про «командирские» сапоги остался во главе своей компании. То, что он командир среди них, всеми как-то признавались и даже им самим. Вот на правах этого командирства полез Лёшка в кабину машины. Как-то так получилось, по недогляду или разгильдяйству, но кабина не была заперта, то есть залезай кто хошь и нажимай на все рычаги, словно ты – командир этого многосложного аппарата, столько здесь было всяких кнопок, рычагов и передач.
Разве можно удержаться от того, чтобы не положить руки на рычаги, словно ты командир не только дворовых мальчишек, но и этой чудесной машины. Так и произошло. С наслаждением Лёшка начал нажимать на кнопки и давить на рычаги с серьёзным видом знающего человека.
И это произошло!
Произошло то, что должно было случиться!!
Оставленная без взрослого присмотра машина ожила, начала сердито гудеть мотором и лязгать какими-то сочлениями, которых не было видно. Стоявшие рядом ребята разом отскочили в сторону. Но машина, вместо того, чтобы заглохнуть и остановиться, приходила в какое-то злорадное возбуждение. Похоже было на то, что ей давно хотелось работать по своей воле, то есть как хочется ей, машине, а не тому, кто бездумно уцепился за её рычаги.
В фантастике существует целое направление триллеров – как обезумевшие машины, роботы, технологии перестают слушаться своих владельцев и пускаются во все тяжкие. То есть происходят всяческие ужасы, а зритель всё это видит со стороны и наслаждается зрелищем. Как там происходило в древнем Риме? Народ, плебс, требовал хлеба и зрелищ, а то и зрелищ в первую очередь. Как что-то там вырывается из-под контроля, к примеру, восставшие гладиаторы (под руководством Спартака) и бросаются в атаку.
Интересно ведь! Да, но, если ты не стоишь на пути толпы этих самых гладиаторов. Или обезумевшей машины.
Казалось, что машина собирается стронуться с места, размахнуться своими «стрелами» и двинуться … Куда двинуться? Да куда ей, машине, захочется! Такое чувство было у Лёшки, который с ужасом слушал гул, рождённый в недрах этого агрегата. Сейчас ему казалось, что это и есть тот самый Молох, про которого как-то рассказывалось в школе, как один из примеров, чем пугали людей священники. Это было какое-то божество, чуть ли не механическое устройство, которому (и куда) приносили человеческие жертвы и – вспоминалось – почему-то – непослушных детей.
Да это же его случай!
Несколько ребят сбежали, когда машина начала гудеть. По своим делам, которые вдруг появились почти у всех, или убоявшись что попадёт, от родителей и рабочих, которые вот сейчас набегут и будут разбираться в их проделках.
Но в первую-то очередь запаниковал наш герой, Лёшка. Нам об этом признался сам Алексей. Он рассказывал, как в его душе, в душе тогдашнего подростка, начала ворочаться паника, как она взяла его под свой контроль и толкнула …
Куда толкнула?
Наружу, из кабины, толкнула, но он набрался смелости и не сбежал прочь, как это хотелось, как это уже сделали некоторые. А он совершил глупость, решил остановить машину (как мальчишеский командир), действую наобум. Рядом вращалось большое чугунное колесо, по зубцам которой проходил металлический трос. Но что-то там не совсем ладилось и трос проскальзывал, отчего что-то в машине гневалось, и она едва не рычала. И Лёшка ткнул туда колесом, чтобы остановить его, да хотя бы притормозить. В его мальчишеских фантазиях это допускалось.
Но на деле было не так! На деле колесо постаралось ухватить дерзкого подростка за эту нахальную ногу и уволочь внутрь, чтобы перемолоть там, в недрах на части, уничтожить, разорвать на части, принести в жертву.
Было такое ощущение. Надо признаться, что было! Лёшка взмолился, пусть и не вслух … Кому? Да кому угодно, это уже было не важно. Он начал вырывать уже захваченную чудовищным колесом ногу, носок сапога которой был уже непоправимо захвачен и …
И!
Случаются порой чудеса в нашей жизни. То ли существует особый ангел-хранитель, то ли удачное стечение обстоятельств решает, но это – срабатывает. Сапог оказался чуть больше нужного, на каких-то полразмера, его, это самый злополучный сапог, щедро умасливали ваксой, сдобренной жиром и другими добавками, которые делали его, словно он был зеркальный, гладкий. Нога, после очередного рывка, выскользнула из голенища.
На этом рассказ можно прекратить. Да, было там продолжение. Мигом нашёлся тот, кто должен сторожить технику, появились родители, всё закончилось скандалом, слезами и криками. Но это всё давно прошло, кануло в Лету, а нога, вон она, здесь перед нами и чувствует себя замечательно, как и сам Алексей, который рассказал нам всё это и подтвердил, что именно так всё и было. Почему мы ему не должны не верить?
Панорама в будущее
«Именно так всё и было, – подтвердил Алексей, ещё раз перечитав рассказ и задумался, а потом продолжил. – Знаешь, всё, что происходило в детстве, кажется прекрасным сном, почти сказкой. Тогда с ними и не должно ничего происходит печального. Что-то нас тогда охраняло. Примерно так до призыва в армию. О-о, а там чего только и не было. Одной службы с командировками в Чечню можно вспомнить разные случаи».
«Но ведь и там, – предположил я, – можно вспомнить что-то весёлое, что-то забавное. Это я для своего сборника смешных случаев, которые происходили на самом деле озаботился».
«Да что ты такое говоришь, – нахмурился Алексей. – Юмор и армия – антагонистичны и исключают одно из другого. Впрочем, можно вспомнить пару случаев. К примеру …»
Тут Алексей замолчал и погрузился в себя. Наверное, в каждом из нас имеется портативная машина времени, которую мы называем памятью. Всё ведь запомнить невозможно, однако мы погружаемся в прошлое и …
Сами посмотрите …
Как всякого нормального советского пацана, призвали Лёху в армию, а точнее – во Внутренние войска (автор сам в таких службу тащил и разбирается во всяких тамошних особенностях, но автор служил в Узбекистане, то есть далеко на югах, где до речки – рукой подать, а Лёха начал службу от дома недалеко, но – на первых порах.
Сама служба никогда лёгкой не была, а ещё её делают тяжёлой преднамеренно. Это так у армейских психологов полагается – сломать человека, а потом по новой собирать – для армейских надобностей. Те, кто свою дальнейшую жизнь с армией не складывает, тому ой как тяжело приходится – некоторые ломаются кардинально – с хрустом. Но мы сейчас не об эксцессах, а о чём-то забавном, если это определение к службе применимо.
Помнится, читал как-то автор книжку Варлама Шаламова, как тот отбывал наказания на Колыме. Не приведи Господи кому всё это на своей шкуре испытывать. Но в рассказах Шаламов несколько раз советовал: если есть возможность, то вызываться на любую должность: банщик, хлеборез, писарь, парикмахер, помощник фельдшера, плотник, то есть кто угодно, лишь бы подальше от общих работ. В разных обстоятельствах лучше пережить то, что переживать не советуется в принципе.
Теперь возвращаемся снова к армейской службе, пусть и в конвойных войсках. Служба армейская делится на несколько важных этапов: первый, это – призывник, салабон, то есть не имеющий никаких прав бедолага, которому надо продержаться до той торжественной минуты, того мгновения, когда на службу новое пополнение призывается. тогда салабон переходит на новую ступень в армейской иерархии и становится молодым. Теперь все шишки валятся на новых призывников, а молодые им помогают, но уже без показательных вразумительных побоев, которые как бы помогают личность сломать для армейской перековки. После следующего призыва молодой становится «черпаком». Именно на них и держится весь порядок. На «черпаках» и сержантах. «Черпаки» мигом вспоминают, что им пришлось пережить в бытность салабонами, и они стараются на последних выместить всё, что пережили сами. Потом приходит черёд «дедов». Эти уже видят край службы и готовят себя к гражданской жизни: собирают «дембельский» альбом, готовят парадную форму, разные там понты и - главное – отдыхают от всего, что можно игнорировать касательно армейской службы. Дальше уже идут «дембеля», то есть те, кому пришёл срок демобилизации, но ещё со службы не уволили. Они чувствуют себя ровней генералам, по их виду. Такая вот «пирамида».
Но это всё было, когда служили по два года. Служба в год всё немного сдвинула с тех мест, которые выглядели незыблемыми. Что осталось прежним, так это то, что вновь призванным на службу традиционно приходится тяжелее всего.
Это мы всё рассказываем для того, чтобы вы поняли, что чувствовал Лёха, уже слышавший, пусть и краем уха, что ему придётся пережить. И вот тогда, перед строем, раздался вопрос: «Художники среди вас есть?»
Хороший вопрос? Да при чём здесь художники и служба в армии. Но, если ты знаешь, чем тебе угрожает дальнейшее существование, которое в чём-то сродни пережитому Шаламовым, и это всё меняет. В голове мелькнула мысль о том, что надо в жизни использовать тот шанс, которым одаривает нас судьба. Такое случается хоть и не часто, но – бывает. И наш Лёха сделал шаг вперёд, выдвинувшись из общего строя.
Оказаться в нужное время в нужном месте, это значит, ухватить птицу удачи за пышный подставленный хвост, на зависть окружающих, которые не успели сориентироваться, да и не имели соответствующих способностей.
«Надо украсить нашу казарму, – строго заявил замполит, – чтобы солдаты видели наше государство, нашу Родину, и это их должно вдохновлять. Пусть и о доме вспоминают».
Сказал замполит и вынул из кармана открытку из набора праздничных видов города Киров. На открытке был изображён цирк, выстроенный в самых современных видах и открытый в конце 1977-го года. Наверное, этот вид был чем-то замполиту дорог. Он выдал открытку Лёхе с таким торжественным видом, словно он отдавал олимпийский факел для возжигания его. Собственно говоря, из открытки должна получиться панорама, а здание казармы перевоплощалось в диораму. И попробуй с этим не согласись.
Есть понятие кнута и пряника. Подразумевается, что это то сочетание, которое должно развить общество. Армия представляет из себя один огромный кнут. По крайней мере для тех, кто только начал службу. И тут на голову сваливается нечто, что должно стать пряником, если с ним верно распорядиться.
«Краски понадобятся, – заявил осипшим (от неожиданных перепадов судьбы) Лёха, – много. И – кисточки».
«Понятно, – согласился замполит. – Вот этим сейчас и займёмся, а с завтрашнего дня …»
День завтрашний, это он ещё когда будет. А Лёха с замполитом направились приобретать необходимый инвентарь. И ведь рядом с офицером шёл вроде как не призывник, не салабон, а художник, который с завтрашнего дня будет рисовать картину. Лёха солидно сообщил офицеру, что картину «Явление Христа народу» художник Александр Андреевич Иванов рисовал в течение двадцати лет, то есть почти всю жизнь посвятил одной картине, но она получилась грандиозная по своим размерам.
Офицер согласился, что художество есть дело серьёзное и неспешное, торопиться особой нужды нет, но и на двадцать лет затягивать, наверное, не стоит. Лёха с ним солидно согласился и посетовал на вдохновение, которое в работе необходимо, ибо без этого не получится так хорошо, чтобы это оценили по достоинству.
В то время, как товарищей Лёхи всячески муштровали и донимали придирками по мелочи и по существу, он занимался набросками, перспективами, искал лучший ракурс и композицию, то есть всячески тянул время, ибо на то были причины. Дело в том, что Лёха учился на реставратора архитектурных культовых объектов. Они ещё с приятелями шутили, что оказывается реставраторы и рестораторы – это две большие и принципиальные разницы.
И тут снова Лёхе повезло – прислали ещё одну компанию призывников, а он как раз пожаловался замполиту, что один не справляется с этой масштабной работой. Офицер помнил про художника Иванова и про то, что на его картину ушло двадцать лет. И – чудо – среди призывников оказался паренёк, закончивший художественное училище. И он с радостью откликнулся на призыв о художнике. Замполит назначил его Лёхе в подмастерья, чему молодой Андрей был рад-радёшенек. Лёха-то был здесь уже почти за ветерана и распоряжался, умно размахивая руками. Он занялся грунтовкой стены, по которой уже настоящий художник, по совместительству – салабон, умело начал выводить контуры цирка.
Вы думаете, что всё замечательно наладилось? Как бы да, но сперва случались всяческие эксцессы. К примеру, на первую или вторую ночь, как началась работа над проектом панорамы, к нашему Лёхе пришли «деды». Если днём царили какие-никакие законы, армейские и прочие, то по ночам они заканчивались и начинался – назовём это беспределом. То есть «деды» громко заявили, что пришли карать без всякой пощады по той простой причине, что он салабон и отлынивает от тех тягот, в которые были брошены его товарищи по призыву. «Умирать» от службы должны все, в прямом или переносном смысле, а то одним это приходится делать, а другие в это время тащатся и всякой фигнёй занимаются.
«Не фигнёй, – попробовал возразить Лёха, – а панорамой. Я не совсем художник, а скорее реставратор».
«Чего это за хрень такая? – неосторожно спросил один из «дедов», и тогда Лёха начал говорить. Он рассказал о реставраторах всё, что знал, и всё, что читал, что слышал на лекциях, то есть получилось много. Его из общего помещения давно уже утащили, и товарищи по призыву смотрели в след, незаметно и с ехидством, а некоторые - с сочувствием, потому как по ночам «деды» если кого и уводили, то для кары, то есть, чтобы побить. Они это сразу и объявили, никого не стесняясь.
Лёха понимал, что пока он говорит и его слушают, то он невредимый, насколько можно быть невредимым в армии. А потом он упомянул город Владимир, известный ему обилием церквей, целых церковных комплексов. Одни «Золотые ворота» чего стоят, о чём упомянул Лёха, а затем ещё сказал про Успенскую церковь, что там принимали участие Андрей Рублёв и Даниил Чёрный, что Владимир начал отстраивать ещё Владимир Мономах и назвали город в честь него.
«Так я оттуда, – закричал один из «дедов», – и в Успенской церкви бывал и даже кое-что помню».
Потом Лёху усадили за стол, налили водки и начали внимательно слушать новичка, который оказался интересным человеком и собеседником. До койки Лёха добрался кое-как по вполне понятным причинам, а товарищи все молчали, ибо бывало и так, что после «толковища» приносили на руках.
Хочется признаться, что панорама с видом на цирк была сделана, для чего не пришлось ждать двадцать лет. Все важные элементы взял на себя Андрей, который показал себя настоящим художником (что в дальнейшем и подтвердилось). Свою лепту внёс и Лёха, прорисовывая некоторые не очень важные детали, но потом они столь удачно устроили освещение картины (то есть провели свет и повесили несколько лампочек, а не размахивал кадилом с ладаном), что замполит остался доволен. Бывало, подходил он к панораме и смотрел на неё, вглядывался, думал о чём-то своём. Может, он мечтал в юности работать в цирке и теперь как бы видел воплощение своей мечты. Да и наши товарищи, в особенности – Лёха, тоже были довольны, так как он регулярно бывал дома, отправляясь из части то за кистями, то за красками, то за олифой, ибо настоящий специалист всегда знает, за чем ему надо удалиться, а то, что есть армейская смекалка, так на этом и стоится служба в армии. Вы так не считаете?
Грустный ли праздник день рождения?
Певец и композитор Игорь Николаев когда-то исполнял песню про день рождения и там предположил, что этот праздник – с грустинкой. Там он дальше рассказывал, то есть пел про подарки, круг друзей и прочие детали. Но, скорей всего, это тема несколько глубже того, что лежало на поверхности. К примеру, певец мог вспомнить тот день рождения, который пришёлся на период прохождения службы в рядах советской армии. Так это или не так, выяснять не будем, а вновь обратим внимание на Алексея, который поделился ещё одним случаем из своей жизни, где речь шла как раз про день рождения. Итак, снова погрузимся в прошлое и настроимся на «волну моей памяти», как это сделал композитор Давид Тухманов в далёком 1976-м году, лет за десять до того, как Лёха отправился отдавать долг Родине.
Этот день казался точно таким же, каким был вчерашним, то есть тусклым и, можно сказать - безрадостным, неотличимым от череды прочих дней, похожих, как траки танка. Но, где-то в глубине души свербело, что это не совсем так, что этот день должен от прочих отличаться. Но Лёха на эти провокационных мысли не отвлекался, а влачил своё существование, как дневальный, то есть «стоял на тумбочке», а если быть дословным, то рядом с ней. А потом к нему заглянул сослуживец и сообщил, что его дожидаются у проходной в часть.
«А кто там?» – задался вопросом Алексей, то есть Лёха, но сослуживец уже исчез, потому как в части рекомендовано либо ходить строевым шагом, либо перемещаться бегом, а про то, что «разводить тары-бары» там не написано, но явно запрещено. Что тут сделаешь? Но делать что-то надо. Лёха отговорился у дежурного по роте и отправился к проходной, где ему уготовлена встреча.
С кем бы это?
И тут Лёху словно обухом по голове ударило: сегодня же у него – день рождения! В обычных обстоятельствах это день знаменуется всяческими поздравлениями и оглаской грандиозных надежд на личное Светлое Будущее, что связано с немедленным получением подарков и всяческих пожеланий, отчего на душе было легко и радостно. Так было раньше. Так было на гражданке. А что происходит сейчас?
«Это что происходит? – рядом оказался сержант (как сейчас вспоминается фамилия – Филоненко, если переводить с греческого – так Человеколюб, либо проще – Любченко, это если смотреть через украинскую мову). Сержант был нахмурен и сосредоточен. – Почему не на службе. Отлыниваем? Гуляем? Балдеем?!
И в качестве подтверждающей иллюстрации отвесил полноценную плюху, которую можно считать подзатыльником и назвать «лещом». Для мер наказаний существовали десятки простонародных названий, которыми и пользовались.
«Да я … да меня, – попробовал оправдаться Лёха и искал, перерывая в памяти нужные слова, но только там находились статьи воинского устава, которые все начинались с выражений «солдат должен» или «солдат обязан». Оправдания там не предусматривались. Предусматривалась – «стенка», как высшая мера армейской законности.
«Чего стоишь? Бегом», – скомандовал Филоненко, примериваясь, чтобы придать ускорение ещё одной плюхой.
Лёха пустился бежать, торопясь добраться до проходной. Вот тогда-то он и подумал теми словами, каким выразился Игорь Николаев, который тоже, наверное, «заработал» свою плюху в армии, но которая потом сделалась хорошей приятной песней уже на «гражданке».
Да, на проходной нашего Лёху встретили родители, которые ничего не забывали, а уж тем более – про день рождения и вот – приехали к части и принесли подарок: продовольственную посылку с разными конфетами, пиццами, пирогами и прочими радостями, которых дома – в изобилии и которых так не достаёт в армии.
«Чего это ты такой взъерошенный?», – поинтересовались родители, а Лёха отговорился, что от неожиданности и что он чуть не позабыл про этот торжественный день и, вместе с тем – такой обыденный.
Конечно, Лёху на проходной поздравили, всяких благ ему нажелали, а больше всего его тронуло пожелание – поскорее очутиться дома. Вот это было бы здорово!
«Только ты не забудь с товарищами поделиться», – напомнила мама, заботливая и волнующаяся, впрочем, как и все мамы.
«Само собой», - ответил Лёха почти на бегу и отправился в казарму. День рождения должен нести в себе радость и перспективы стать популярным, хотя бы на сегодняшний день. И главным аргументом в этой популярности мог стать продовольственный ящик.
«Угощайтесь», – коротко заявил Лёха и щедро бросил посылку на свою койку. Дар тут же расхватали и уже потом поинтересовались, по какому поводу вся это щедрость явлена.
«День рождения, – сообщил Лёха и добавил: Сегодня. Девятнадцать лет».
Его начали поздравлять разными добрыми словами и – как это водится – желать всякую всячину. С подарками было чуть хуже – откуда в армии взяться подаркам? Вот откуда взяться гауптвахте – это более реально. Но не о том речь. День начался обыденно и даже немного тускловато, но потом он получил плюху и – следом – день начал меняться к лучшему. Наверное, это никак не связано друг с другом, но какие-то смыслы там имелись. Их даже можно было обмыслить, но до этого дело не дошло. Потому что дверь открылась и вошёл тот самый сержант Филоненко.
«По какому случаю массовое веселье?» – хмуро поинтересовался сержант и ему ответили, в несколько голосов, что у человека сегодня – день рождения, по случаю чего он получил посылку, которую в данный момент и прогуливают.
«Угощайся», – предложил Лёха и указал на койку, где оставались несколько одиноких конфет и что-то вроде пряников. Был Лёха несколько суховат и смотрел немного в сторону.
И тут сержант диаметрально изменился. Только что он был суров и даже, можно предположить – непрекословен, как судья Конституционного суда, а тут расплылся в широкой улыбке и раскрыл объятия, сразу сделавшись «рубахой-парнем» (хотя и оставался в гимнастёрке). Он назвал Лёху братаном и извинился, что применил к нему силу.
«Надо было сразу признаться, что у тебя – такой день, – громко говорил сержант. – Мы же ведь не звери и кое-что ещё понимаем».
Теперь Лёха слушал его с удовольствием и смотрел прямо в глаза. Сержант уже не касался отвратительным мизантропом, как это было совсем недавно. Мало того, он оказался вполне приличным парнем, и Лёха даже с ним сдружился. Этот самый сержант, Филоненко, подарил ему наборные «зэковские» чётки, что считалось довольно престижным подарком. Только авторитетные заключённые владели и пользовались такими. Это входило в их ритуалы. Оба мира, заключённых и конвоиров, при всей их антагонистичности, был взаимосвязан, и кое-что оттуда перекочевало и к солдатам. С этим сержантом и сдружился Лёха, но уже потом, когда день рождения давно уже закончился, а армейская служба со всеми её сложностями и шероховатостями осталась. Но это уже другая, отдельная история, а мы ока что скажем – хорошо то, что хорошо заканчивается.
Легко ли работать ногами?
«А как ты на телевидение попал?» -спросил автор Алексея.
«Это весьма интересная история, – ударился в воспоминания тот. – Тогда я ещё служил в армии, а точнее – в ВВ. Наша часть была в «командировке», как называлось несение службы в Чечне. Несколько месяцев в «горячей точке», а потом возвращение назад. Всякое там случалось …»
«Это всё, конечно, замечательно, – удивился автор, –но при чём здесь телевидение и твоя нынешняя работа здесь?»
«Я и говорю, – напомнил Алесей, – что здесь сыграл свою роль ряд стечений обстоятельств. Раньше это называлось – Судьба. А конкретней, так к нам в часть приехала телевизионная группа, и оказалось, что там все вятские, то есть – из Кирова. Приехали к нам снимать передачу, про тяготы службы и всё такое прочее. В армии ценится присутствие земляков, а здесь – ещё и телевизионщики. У меня интервью взяли, ну, и у других ребят тоже, но у меня столь удачно получилось, что меня пригласили, как служба закончится, идти к ним работать. Наверное, всё было замешано на шутке, но я как-то расчувствовался и всё принял близко к сердцу».
Принял всё близко к сердцу Алексей и, действительно, как отдал долг Родине, так и направил свои стопы … Куда? На телевидение? А вот нет, домой он направил их, как и положено человеку, а уже потом отправился и на телевидение, на Кировскую телестудию. Вот он, мол, я. Не ждали?
Оказалось, и не ждали. Оказалось и забыли. Но не насовсем забыли, а за сиюминутностью нужд, за каждодневностью забот, за тем, что каждый новый день словно бы только начинается. Но про Алексея вспомнили. Раз человек сам пришёл, и принять его просит, и не просто так, а после нескольких месяцев размышлений, которые, вместе с тем, и сомнения – а верен ли сделанный выбор? Короче говоря – приняли. И стал Алесей – Лёшей Маленьким. Это у него-то, с его ростом – без малого – два метра, или с малым – но те же два. А оказалось, что в коллективе ещё один Алексей наблюдается – Алексей Николаевич Крысов, с рабочим стажем в сорок лет. И всё на телевидении. То есть тот Алексей стал считаться Лёшей Большим, по числу прожитых лет в жизни в целом и на телевидении - в частности.
Такой вот коленкор.
И пошло дело, поехало. И втянулся Лёша, пусть и Маленький, в рабочие процессы. Начинал он, как и многие до него – с должности ассистента режиссёра, то есть с самых творческих низов. Хорошо работал, и дело у него спорилось. Да и коллектив хороший попался.
Трудился он в НПН. Так называлась группа, условно избравшая себе название – «Наши последние новости». С самого утра и – в поиске новостей. И на следующий день -тоже. И на завтрашний. Службу возглавляла Галина Леонидовна Земцова, женщина шумная, требовательная, но справедливая и весёлая. И коллектив подобрался – соответствующий. Говорят – «каков поп, таков и приход». Пословица такая. Наверное, подходит и под попадью. И Лёша среди всех. На равных.
А тут на телевидение пришла дама из обладминистрации. Знакомиться захотела. Везде прошла, заглянула и на НРН.А там – дым коромыслом. Наверное – в перекур зашла. Галина Леонидовна сориентировалась и давай дым ладошкой разгонять, а вместе с тем и коллектив. Но дама любопытства проявила – ху из ху, то есть, по-нашему, по-простецки, кто есть кто и что здесь делает. Пришлось Земцовой представлять каждого и давать (каждому же) краткую деловую характеристику. И оказалось, вдруг, что лентяи, бездельники и лодыри сделались настолько примечательными личностями, что над каждым нимб рисуй масляными несмываемыми красками.
Женщина из обладминистрации удивляется, что в таком замечательный коллектив попала, какой и представить себе – сложно. А ей всё новых представляют. И вот
«А это у нас ветеран, - с придыханием представляет Земцова. – Воля Ильинична Фролова. Когда-то заведовала всем кинопроизводством, а теперь, будучи на пенсии, трудится, набирая тексты на «Гамме».
Здесь, в рассказе, глазами мы хорошо читаем то, что излагается устно, то есть словами, то есть фонетически. Но ведь чётко произносится не каждый раз, да и ухо вольно слышать, что ему (то есть уху) угодно услышать. К примеру – «слышит ухо, что не сыто брюхо» (это из внутренних ощущений, когда органы работают коллегиально. А в тот, данный момент, обладминистративная дама услышала … она такое услышала … что и себе не поверила … но женщина, носящая имя Воля, теоретически, могла делать что угодно, в том числе и …
«Вы и в самом деле работаете ногами? – замерев от восхищения, решилась уточнить дама, себе, в голове рисуя картинку, в которой находятся две клавиатуры – на столе и под столом, а женщина с именем Воля, разувшись, печатает тексты на разных уровнях. А что? Быть может, те, кто проработал всю жизнь, могут вершить чудеса, эквилибрируя своими способностями. Говорят, что знаменитый римский полководец и оратор Гай Юлий Цезарь мог делать несколько дел одновременно, а писатель Эрл Стэнли Гарднер диктовал своим стенографисткам по три романа, и тоже – одновременно, по мере того, как они за ним успевали записывать. Почему бы и Воле Ильиничне не …
«Как это – ногами? – удивилась ветеран с волевым именем. – Я, как все, руками печатаю».
«Ах да, – сообразила Галина Леонидовна, – это текстовый компьютер у нас называется – «Гамма».
Вот так, порой, рождаются легенды, если, конечно, их вовремя не поправить.
Иногда они возвращаются
После очередных новогодних праздников автор отправился в поход по кабинетам своего учреждения, чтобы допоздравить тех, кто ещё не был поздравлен ранее. Всё-таки новогодние праздники – тот важный рубеж, тот шаг, которыми и движется наша жизнь. Лучше этому радоваться, чем огорчаться. Будем держать в руках наполовину полный стакан, чем размышлять, отчего это он полупустой и нет ли в этом чьих-то злокозненностей.
Итак, автор заглянул в одну дверь, потом – в другую и отправился на радио, которое вещает на всю область. Но речь пойдёт не о нём. Заглянул я к Галине Алексеевне и поинтересовался, как прошёл Новый год, уверенный, что услышу, как это бывает обычно, что – замечательно. Пусть и разными словами, но смысл всё тот же. Это как на риторический вопрос, мол, как дела, отвечают, что всё замечательно и лучше всех. Автор не очень понимает, как может быть лучше всех сразу у нескольких человек и нет ли здесь противоречий между собой.
Задал он вопрос и получил неожиданный ответ, что в эти дни Галина Алексеевна пережила самые эмоциональные ощущения, которые не были ни радостными, не праздничными.
Как это так? Давайте немного отступим в прошлое и понаблюдаем за радиожурналисткой.
Поздравив своих друзей и знакомых, Галина Алексеевна отправилась к своей давней подруге, попутно прихватив коробку шоколадных конфет для подарка. У подруги была дочь, которая как раз болела. Галина Алексеевна хотела поздравить обоих и просто посидеть, пообщаться «за жизнь», как это водится среди тех, с кем дружишь. Жаль, что в праздники так мало времени, чтобы посвятить его личному общению. Всегда что-то надо сделать, что-то срочное, что-то неотложное. Вот и у журналистки затянулось, как она не спешила. Но потом, освободившись от забот, она упаковала конфеты в красочный пакет, прихватила сумочку и поспешила … да, мы уже сказали, куда поспешила. К тому же для гостей оставалось совсем мало времени. Надо было спешить, и Галина Алексеевна вызвала такси. Так было быстрее. До дома подруги было не так уж и далеко, но время поджимало конкретно, так что такси было необходимо.
Оказавшись внутри машины, Галина Алексеевна не успокаивалась, перебирая в уме, что ещё не успела сделать, что ещё позабыла. Вроде бы всё сделано, но какое-то чувство не давало успокоиться. Но вот уже почти и добрались до нужного места. Оставалось проехать соседний дом, отделённый двором, но тут на телефон таксиста пришёл вызов.
Существует специальная программа для таксистов, которые получают заказы на свой телефон, и тот таксист, который оказывается ближе всех, берёт вызов на себя и оказывается чуть ли не через несколько минут. И для пассажира удобно и для водителя, которому, чем больше пассажиров, тем больше выручка, то есть – выгодно.
А тут заказ поступил чуть ли не из соседнего дома. Но ведь ещё не совсем и приехали. Но от такого выгодного «предложения» водителю было трудно отказаться, и он посмотрел на свою пассажирку. Галина Леонидовна встрепенулась.
«Мы уже приехали, – решительно заявила она. – Почти. Но здесь – совсем рядом и я прекрасно дойду сама».
И начала торопливо доставать из сумочки бумажник, чтобы расплатиться за поездку. Таксист обрадовался, тоже заторопился, одновременно принимая деньги и новый заказ. Подхватившись со своими сумками, Галина Алексеевна вышла наружу, а машина тут же укатила вон, оставив на прощание клуб бензинового дыма. Оскальзываясь в снегу, женщина двинулась к дому, окна которого уже гостеприимно светились.
А дальше всё было, как и должно было быть, то есть объятия, добрые слова и посиделки за горячим ароматным чаем, традиционно так и случается. Вечер пересказывать не стоит. Домой Галина Алексеевна попала уже поздно и, конечно, пора уже было отходить ко сну. День был содержательный. Неудивительно, что организм так устал. Впереди были праздничные и выходные дни. Было время отдохнуть.
По привычке Галина Алексеевна проверила сумку. Но что же это? Бумажника не оказалось на месте! Как же так!! Как это могло случиться? Сон отступил, словно его выставили вон. Неужели её обокрали? Такое могло случиться во время походов в магазины или на рынок. Теоретически. Но ничего это не было, исключая кратковременного визита за конфетами. Но, кажется, после магазина она вызвала такси и расплачивалась с водителем. Точно! Она так торопилась, что могла положить бумажник мимо своей сумочки или выронить его, выходя из машины, торопясь отпустить ей.
Так это было или не так, но делать что-либо сейчас не имело смысла, потому как был уже поздний вечер, почти ночь, тем более, что ночь – Новогодняя.
Говорят под Новый год, что не пожелается, всё всегда произойдёт, что не пожелается. Так пелось в одном из мультфильмов, как раз про Новый год. Галина Алексеевна повздыхала, мысленно пожелала, чтобы её пропажа вернулась. Жалко было не бумажника. Точнее и его было жалко, так как он был даром от дочери, был почти новым, кожаным и вообще … Денег там почти и не было, но было редакционное удостоверение личности. А это уже – дело серьёзное, всё-таки пропажа пропуска на режимное предприятие.
Но будет день, будет и пища. Это выражение такое есть. Цитата из Библии. Эта мысль привела Галину Алексеевну к намерению отправиться в церковь и поставить свечку, кому надо, чтобы пропажа вернулась. Но Новый год, на деда Мороза надейся, а сам не плошай.
Прямо с утра, не откладывая дела «в долгий ящик», Галина Алексеевна направилась в Серафимовскую церковь и сделала то, о чём думала в канун вечером. Лишь после того направилась домой, внутренне сокрушаясь и вздыхая. Праздники оказались нарушены этим досадным происшествием. Подумать только, в сталинские времена это бы назвали преступлением. От этого мороз пробирал кожу и никаких других, отвлекающих мыслей не возникало. Попробуй действовать в период праздников, когда никого не найдёшь, в том числе и таксистов, тем более, что Галина Алексеевна не позаботилась запомнить машину. Не до того было. Сами вы часто запоминаете машины, которыми вы пользуетесь, может – несколько досадных минут?
Повторимся, что настроения праздновать не было, но и корить себя тоже не хотелось. Судьба? Всякие мысли приходили в голову и вдруг …
После слова «вдруг» в книжках часто случаются неожиданности, редко – хорошие, но что-то всегда происходит. Что же будет в этот раз?
Звонила Татьяна Чарушина с работы. Всегда остаётся кто-то дежурным, даже в праздники. Полагается так, тем более что учреждение «режимное».
«Галина Алексеевна, – спросила Татьяна, – что вы делали в Лесном?»
Немая пауза, во время которой мы сообщаем вам, что посёлок Лесной (или станция Лесное) находится в Верхнекамском районе Кировской области. Когда-то он считался «столицей» Вятлага, важного подразделения того, что Солженицын называл – Архипелаг ГУЛАГ. И вот – что вы там делали?
«Да я … – выдавила из себя Галина Алексеевна. – Да никогда … Да ни в жизнь». И другие междометия вместо убедительных оправданий.
Оказалось, что в поезде «Киров- Лесное» нашли удостоверение на имя нашей злополучной героини, которой можно задать вопрос – откуда и как? Что на это ответишь? Можно только гадать, чем и занялась радиожурналистка, обладающая гигантским жизненным опытом и знанием логических коллизий. Выводам мог бы позавидовать и сам Шерлок Холмс. Или хотя бы Артур Конан- Дойл, который сэр.
По логике выходило, что в спешке покидая такси, она действительно выронила бумажник, в котором находилось удостоверение и несколько денежных купюр. Тот человек, который вызывал такси, спешил на вокзал на поезд «Киров- Лесное». По пути он увидел лежащий бумажник, сообразил, что тот был потерян и прихватил его с собой. Теоретически тот, кто мог жить в Лесном, крае, где много осужденных, вполне мог быть человеком прагматичным, чтобы от находки отказаться. В поезде «находчивый» человек вскрыл бумажник и решил оставить его, вместе с наличностью себе, тогда как от удостоверения предпочёл избавиться, читай – не связываться.
Когда в вагоне прибирались, уже после рейса, то «выброшенное» удостоверение нашли и позвонили туда, название чего было на обложке. Вот так, через цепь событий, удостоверение вернулось к нашей героине, к её большой радости. То, что всё закончилось удачно, Галина Алексеевна склоняется к поставленной в церкви свечке, как просьбе о чуде. А может быть, тут сыграло и «новогоднее чудо». Или это такая объединённая «рождественская история»?
Презент
«А хочешь я тебе расскажу, что с нами случилось на самом деле?» – спросил автора Руслан, мой товарищ, коллега и можно сказать – друг.
«Всё, что я собираю, – ответил автор, – случалось на самом деле. Но я внимательно слушаю».
Далее последовал рассказ, перемежёвываемый смешками и погружениями в прошлое, ибо происходило, ещё когда губернатором Кировской области избрали Николая Ивановича Шаклеина, а это было чуть не двадцать лет назад. Ну, или пятнадцать.
Телевизионную бригаду послали в Уржумский район, чтобы «осветить» работу района, показать все перспективы и прочие позитивы, в общем – как полагается. Там ещё ожидался приезд вновь избранного губернатора и как его встречают и как перед ним отчитываются в своих достижениях. Короче говоря, сначала пришлось изрядно поездить по предприятиям, колхозам и леспромхозам всего района, чтобы достижения были убедительными. Целый день катались и вечером уже вернулись поздно.
Вот тут и оказалось, что к встрече с губернатором понаехало всяких чиновников и прочих гостей, которые заняли все имеющиеся в наличии места в гостинице. В то время ещё не было многочисленных альтернативных мест отдыха. И что прикажете делать?
Примерно такой вопрос и задал журналист Андрей, который возглавлял группу. В райкоме (бывшем райкоме) почесали голову и вспомнил и о гостевой комнате, которая находилась за местным актовым залом, прямо в здании районной администрации. Автор и сам там как-то ночевал, но не в этот раз.
После того, как телевизионщики заселились туда, куда их направили, они пошли искать, где можно было поужинать. Дело было в самом начале двухтысячных годов и свободное предпринимательство ещё не набрало оборотов, а государственный общепит энтузиазмом не был переполнен. Оставались ещё магазины …
Немного удручённые, телевизионщики вернулись в гостевую комнату и хотели перегруппироваться, а также выбрать концепцию, что и в каких количествах брать. Дежурный из их слов понял проблему и предложил им подняться этажом выше.
«Там у нас у одного товарища день рождения, – жизнерадостно сообщил дежурный, – и он будет только рад очередным гостям».
Предложение было сделано в нужную минуту и, переполненные новыми радостями, мы отправились навстречу чужому празднику. Впрочем, почему совсем уж чужому? Раз их оттуда сразу не выставили, так значит их и чужими не считали. Богатый словарный запас журналиста Андрея и умение высказывать лестные слова привели к тому, что гостей усадили чуть ли не на самые почётные места. За главного там был зам главы района, ну, и, конечно, именинник, румяный объёмистый человек среднего возраста с радостно горящими глазами и желанием … короче, он там много чего желал, и ближе всего к нему держался его приятель, такой же весёлый и румяный.
Умение хорошо и красиво говорить приводит к тому, что от голода не приходится страдать. «Сыт, пьян и нос в табаке», это говорят как раз о тех, кто красиво излагается, особенно – в адрес имениника. Когда пользуетесь популярностью, то этим можно и воспользоваться.
«Эх, ¬– пожаловался Андрей, ¬– у нас в комнате даже телевизора нет. А ведь нам по службе надо быть в курсе разных там событий».
«Сделаем, – громко заявил зам главы. – Сделаем … всё. Я сам … подарю …»
Было видно, что товарищ излишне ответственно отнёсся к такому торжественному мероприятию, как день рождения, и начал «сдавать позиции». При чём с каждой минутой это происходило быстрее. Но ведь при этом он обещал обеспечить бригаду телевизором. Надо было ему помочь. Срочно помочь. Добраться до дому, ну, и с телевизором … как-то … типа расстаться.
Взяли телевизионщики товарища под руки и повели к машине. Водитель ещё не успел «принять на грудь» и, с неохотой, повёз товарища домой. И телевизионщиков, Андрея и Руслана, тоже, как «сопровождающих лиц». Пришли они по указанному адресу, в дверь позвонили, оттуда супруга выглянула.
«Ваш?» – деликатно, но коротко спросил Андрей.
«Наш», – согласилась супруга, а еённый вдруг на мгновение протрезвел, вспомнив про обещанный телевизор, посмотрел в глубь комнаты, нашёл то, что искал, указал рукой, успел сказать:
«Ваш. Дарю. Презент».
И отключился, теперь уже – прочно. Супруга, расширив глаза, смотрела, как Руслан выдёргивает из розетки и деловито сматывает сетевой провод, как подхватывают на руки и уносят, уносят из дома …
Надо сказать, что это был хороший телевизор. Тогда только ещё появлялись плазменные, широкоэкранные, более метра по диагонали, так, что выносить было проблематично, но день уже закончился и надо было уже отдыхать, а отдых, традиционно, был прочно связан с просмотром телевизионных передач, так что телевизор подхватили и … понесли …
«Слушай, Руслан, – сообразил Андрей, журналист, когда добрались до гостевой комнаты, – здесь антенны нет. Посмотри, а я пока сбегаю, может, у них ещё водка осталась, для настроения».
Сказал и ушёл туда, где ещё слышался развесёлый гомон. Значит, там ещё не закончили. Ну, и хорошо. Руслан честно осмотрел всё помещение, но нашёл только кусок алюминиевого провода, что для телевизора не годился. Приём будет плохой. К тому же и Андрей никак не возвращался. Пришлось идти на поиски его.
Искать долго не было нужды. Веселье там уже практически закончилось. Как только увели зам главы, так начали уходить, потихоньку, и прочие гости. Осталось два- три человека, из самых настырных, ну, и плюс сам именинник, и плюс его близкий приятель. А между ними – Андрей (фамилия – Романов (своя фамилия, не заимствованная)). И взяли его эти приятели (приятели меду собой) в оборот. Говорили разные ласковые слова, смотрели масляными глазками и рассказывали, как они все, то есть втроём, отправятся в сауну, а потом …
До того, что будет потом, Андрей ждать не стал, а глазами попросил у Руслана помощи, немедленной и безусловной. На это Руслан охотно откликнулся, заявил, что забирает своего для немедленной творческой работы. Этому друзья- приятели препятствовать не стали и отнеслись с полным пониманием. Мол, им чужого не надо, только своё.
Андрей Руслана благодарил, пока они возвращались в свою комнату, но, как только там появились, начал выяснять, чем закончилось с антенной для «даренного» телевизора. Ведь такой шикарный дар и немедленно его хотелось опробовать.
Но провода, годного для антенны, не было.
«Так иди и найди», – заявил Андрей и сам пошёл искать. И сразу же нашёл. «Вон, – говорит, – сколько его, – и весь годится».
Так и было. Отличного качества провод тянулся от трибуны для выступлений и уходил куда-то в стену. То есть месторождения провода было найдено, оставалось за пустяком. Андрей взял нож и отчекрыжил кусок метров в пять.
«Хватит?» – спросил он, мрачно глядя на Руслана.
Провода хватило с избытком. Оставалось чуть зачистить один конец и всунуть его в разъём, предназначенный для антенного входа. Телевизор заработал. И пусть в наличии было всего два канала, но они шли превосходно и просмотр проходил с удовольствием. Потом был отбой и наступило время для сновидений. А утром …
Утром должен был приехать новый губернатор и выступить перед работниками района, всякими там руководящими и прочими. И в зале начался «шурум-бурум».
«Мы всё проверили перед уходом», – слышен был дрожащий оправдывающийся голос, и телевизионщики высунули нос из своей «гостевой» комнаты.
А в зале бегали люди в полной панике – с минуты на минутку приедет губернатор и разразится скандал, потому как микрофон не работал. Он не желал работать, потому как…
Руслан понял, какой кабель они «нашли» для телевизионной антенны. Он вернулся в комнату, выдернул из входа обрезок, свернул его в моток и снова вернулся в зал. Действуя незаметно, тайком, он сунул моток под ближайший стол и отошёл в сторону с самым безучастным видом. А через мгновение …
«Эврика! – послышался радостный голос. – Нашёл!»
Примчался электрик и, в несколько секунд, кусок соединили с остальным проводом и – ура! – микрофон начал функционировать. И как раз приехал Шаклеин, со всеми поздоровался и начал выступление, как это и было задумано. А к телевизионщикам подошёл зам главы администрации. После «вчерашнего» у него был вид сильно помятый и бледный.
«Казнит нельзя помиловать». Тут смысл фразы состоит в том, как распорядиться с запятой, и наши телевизионщики уже думали, что сейчас с ним спросят за кабель. Они лихорадочно сочиняли объяснения, но всё было неубедительно и вот …
«Послушайте, друзья, – нерешительно начал зам главы, – я вчера немного переусердствовал и, случайно, отдал телевизор. Так меня жена … пыталась со света сжить …»
Вздыхая, он жаловался на злокозненность супруги, не ценившей широту души мужа, его поступки и … всё прочее. Конечно же, телевизионщики чиновнику посочувствовали и телевизор тут же вернули, поблагодарив за прекрасно проведённый вечер. Не станешь ведь на подарке настаивать, да ещё и на трезвую голову. И про кусок провода с них тоже никто не спросил. И тоже – к вящему удовольствию.
Когда возвращается муж из командировки
«Это ещё что, – сказал Руслан, – был с ним ещё более интересный случай, но только уже с другим Андреем, со Степановым».
И рассказал. Чудо, что за случай. Грех такой не пересказать, тем более, что пришёлся он на тот день, который назначен на празднование культуры.
Эх, культура, бедная отечественная культура, можно сказать – культурка, как недополитый засохший, но не до конца, цветок в облезлом вазоне, пылящийся на подоконнике сельской библиотеки, жалко освещённые лучами солнца сквозь грязное стекло, не знакомое с тряпкой уборщицы. Это такое образное выражение, а не поклёп на славное настоящее. Мы имеем в виду не столичные и мегаполисные великолепия, а культурную жизнь в провинции и, в особенности – в далёкой провинции.
Итак, день культуры в отдельном Омутнинском районе Кировской области. Да, небольшое лирическое отступление. Решили как-то объявлять ту или иную область, её центр - культурной столицей федерального округа. И первой выпало быть … не будем уточнять кто, чтобы не обижать товарищей. Они и сами начали разводить руками, мол, какая мы столица, да, тем более, ещё и культурная. А им, вежливо так, отвечали, что мол, как же, мол, у вас есть то, у вас есть это и вообще у вас есть всякие национальные традиции. И так – в течение года. Разные выставки проводили, музей открыли, музыкальную школу. И ведь за год убедили местное население, в особенности – начальство, что они и сами поверили, что они и в самом деле - культурная столица; и, когда на следующий год культурной столицей объявили другой центр другой области, то по-настоящему оскорбились: мы и есть настоящий культурный центр, вполне серьёзно утверждали. Тут ведь главное – самим поверить.
Возвращаемся в Омутнинский район. Есть там и библиотеки, и музеи, и дома культуры и много чего прочего. Есть чем гордиться и есть что отметить. К тому же сами работники культуры очень любят собой гордиться и праздновать, себя чествовать, и – друг друга. А когда их ещё и телевидение снимает, то получается довольно убедительно. Телевизионная бригада работала от самого утра до позднего вечера, а потом закатили целый банкет по такому случаю. Никто так страстно не отдаётся веселью, как работники культуры. Тогда там все этакие массовики- затейники. А Андрей Степанов, как только примет участие в таком банкете, так сразу душой воспрянет и начинает чувствовать себя тамадой, да ещё самым искренним образом, то есть – убедительно. Руслан говорил, что ему трудно было Андрей как-то контролировать, как-то сдерживать: до такой степени он всех хвалил и убеждал в своей преданности.
«Пойду в туалет», – подмигнул Андрей Руслану и … вышел куда-то. Руслан кивнул, но минут через двадцать начал беспокоиться: где коллега. Отправился в туалет, но там никого не нашёл, но … из соседней комнаты доносился громкий храп. Кто-то расслабился и отдыхал в месте, предназначенном для других целей. Заподозрив неладное, Руслан толкнул дверь в дамскую комнату и, осторожно, одним глазком, кинул туда взор. Интуиция его не обманула. Раскинувшись звездой, там устроился журналист, предаваясь отдыху. С трудом Руслан растолкал товарища, а тот бормотал, что сейчас, что через мгновение он будет «в форме». Руслан толкнул его в последний раз, плюнул (в сторону) и вышел из туалетной комнаты, тем более, что не из «своей». Но Степанов действительно через несколько минут появился и был бодр и «требовал продолжения банкета».
Опасаясь за своего коллегу, Руслан начал задумываться о том, что им лучше отправиться в гостиницу и лечь отдыхать. Он подозревал, что коллега дошёл «до кондиции» и мог отключиться в любой момент, какую бы тот бодрость не демонстрировал в эту минуту.
«Далеко ли здесь до гостиницы?», – поинтересовался наш оператор у работницы библиотеки (или музея), с которой они беседовали.
«Далеко, – честно ответила та, – к тому же поздно уже. Давайте лучше отправимся ко мне. Я живу гораздо ближе. У меня – целый дом. К тому же и муж в командировке, он у меня – лесоруб, так что места хватит всем».
Звучало убедительно. Согласился и Степанов. Оделись и отправились в дом, где можно будет отдохнуть. Дом оказался не так и далеко, но и не самый вместительный. Обычный сельский дом, можно сказать больше – деревенский. Одна комната. Кровать. Печь. Остальное – по мелочи.
Как быть? Но культурная сельская женщина не тушевалась – стащила несколько матрасов с кровати и бросила их на пол, застелила их простынями, дала одеял. У нас, мол, по-простому.
И легли отдыхать. С одной стороны – хозяйка. Далее – Степанов. И – наконец – Руслан, оператор. Он сразу постарался уснуть, потому как день был насыщенный, день был содержательный, и даже – утомительный. Но Степанов не желал спать, он желал говорить, рассказывать, вещать. Он лежал и разговаривал с хозяйкой. А той было интересно общаться со столь разговорчивым и знающим журналистом, который был в курсе всего, о чём только можно быть в курсе.
Несколько раз Руслан «сваливался» в сон, но каждый раз просыпался от голосов соседей. И – в очередной раз – он проснулся, но не от разговоров (те как раз закончились), а от громких и уверенных шагов. От тяжёлых шагов крупных ног, обутых в сапоги. Дверь, со скрипом, открылась и вошёл …
Руслан от всего этого приоткрыл – осторожно – один глаз. Смотрел он, лёжа на полу, на запростынированном матрасе. И оттуда, то есть снизу, вошедший мужик казался огромным, не менее двух метров ростом. Таким изображали русских богатырей в иллюстрациях к былинам. Таких ещё называют – «шкафом». И в руке он держал топор.
«Муж -лесоруб, – вспомнил Руслан голос гостеприимной женщины, – но он в командировке. Места всем хватит».
Как бы – да, но теперь – когда муж вернулся?
А лесоруб разглядывал картину, представшую перед его глазами. Чтобы удобней было разглядывать, достал откуда-то фонарик. Поднял первое одеяло, посветил – узнал супругу, которая безмятежно спала. Поднял второе одеяло, посветил …
«О-о, да это же Степанов, – послышался удивлённый голос. Огромный мужик толкнул Андрея в плечо рукой, в которой был зажат топор, и решил уточнить: – Ты – Степанов?
«Ага», – сообщил Андрей, тараща, снизу, глаза.
«Пошли, знакомиться будем».
И они удалились на кухню, где тут же начали звенеть стаканы и доноситься оживлённые голоса. Хозяин оказался телезрителем, знакомым с местными телепрограммами, а Руслан лежал и размышлял. Сон как-то отодвинулся совсем.
Скажем был бы Руслан не оператором, а скажем, лесорубом, и вернулся бы он домой из командировки, с топором в руке, как по заказу, а там, глядь, супруга лежит на полу, а рядом – два мужика посторонних. Что бы он сделал? А потом подумал: один-то ведь не совсем посторонний, один-то – Степанов, то есть как бы – свой ...