Взгляд с берега

Поэма «Затмение» Евгения Коновалова — произведение, рождающееся из напряжения времени, что проявляется в сознании людей, спустя сто или какое-то другое круглое число лет оглядывающихся назад, в свою историю. Относительно недавно был юбилей революции 1917 года, он прошёл почти незаметно в официальном поле, потому что сегодняшние власти стараются не обострять там, где можно не обострять. Однако острота ведь всё равно присутствует, и культура, неспешно и в тишине, продолжает осмыслять причины той катастрофы, которую пережила, точнее, не пережила тогдашняя великая империя. «Затмение» — поэма про повторение, про двоящееся время. С первой строфы Вступления смысловым созвучием в туристическом современном Петербурге начинает звучать Интернационал и рэпообразная музыка революции. Прошлое проступает сквозь настоящее — звуком, цветом, запахом. Точечные и развёрнутые антропоморфные и зооморфные олицетворяющие метафоры оживляют ушедший мир, ставший войной. За историей ворочается метаистория, и древнее чудовище государства поводит головой, выходя из сна и снова в него проваливаясь. Поэма Евгения Коновалова при основе в виде дольника строится на разных размерах, строфах и рифмовке, она вообще многим богата — локациями, фрагментами времени, персонажами, словами, рифмами, ритмическими и иными сбоями, афористическими завершениями, точками зрения и проч. — и потому непроста для чтения. Но всё это её богатство позволяет автору передать многозвучную и сложную жизнь Петербурга начала XX века. По поэме ритмами, лексикой и стихийными мотивами ходит Блок и вообще «серебряный век», которому в «Затмении», конечно, место: он здесь, наряду с остальным, тоже «послание и инструмент». Поэма фиксирует слова людей разных сословий и разной степени вовлечённости в ход истории. Это не речи, это обрывки речей, но их достаточно, чтобы понять, что происходит. Хотя причины событий и сокрыты где-то в неизвестности и неопределённости, ибо созидаются из частных поступков и мельчайших частиц. Читая эту поэму, отчасти можно также понять, кто виноват, хотя это значительно труднее. В «Затмении» автор появляется нечасто, лишь иногда обозначая своё присутствие метатексом. Но его позиция — через резкое остранение — проявляется, например, в странном на первый взгляд эпиграфе к поэме из чуть переделанных строк Чхандогья-упанишады, вызывающих мысли о божественном первопокое, нарушенном человеком, или реплике, что Будда, сидя на берегу, слышит слова русской крестьянки, свидельницы покушения на П. А. Столыпина на Аптекарском острове, о том, что «от зла не родится добро». Судя по началу «Затмения», автор стоит на позиции умеренного элитарного консерватизма, соединённого с несколько отстранённым от страстей эстетизмом. Вероятно, это его ответ на вопрос «что делать?». Ответ, может быть, спорный, но возможный: античные боги перестали быть, но красота, способная родить гармонию, и принцип цветущей балансирующей сложности крепкого государства остались.