Роман с контрабасом по-немецки

Леонид Дубаков
«Роман с контрабасом» — название знаменитого рассказа А. П. Чехова, главный герой которого оказывается в комичной ситуации, под мостиком, без одежды и без дамы. Но, как это часто бывает у Чехова, смешным герой кажется только на первый взгляд, а стоит приглядеться — и ничего смешного в нём уже нет, и только слышится в конце «хрипение контрабаса». Читал ли Патрик Зюскинд этот чеховский рассказ, мне не известно, но схожего между ними действительно много. Главное же, что сближает эти произведения, это, конечно, главный герой — маленький человек русской литературы у Чехова и маленький человек литературы немецкой у Зюскинда, каждый из которых переживает свой роман с контрабасом.
Главный герой пьесы «Контрабас» — человек, живущий музыкой, и большая часть пьесы, если не вся она, музыке посвящена. Он рассказывает о своём инструменте, который любит и который есть за что любить. Он смотрит на контрабас со всех сторон, и даже с метафизической, говоря о том, что его звук — основа для всего остального в мире. Он увлечённо и профессионально рассказывает о его истории, о его возможностях издавать самые разные звуки — от очень низких до запредельно высоких, о его необычных способностях. Но, как известно, от любви до ненависти не так и много шагов, и, спустя время, он же признаётся в желании разнести свой инструмент в щепы, превратить его в пыль, потому что тот тяжёл, и неудобен, и властен, поскольку контрабас заполнил всю его жизнь, в которой уже нет места ни для чего и ни для кого.
В названии пьесы Патрика Зюскинда «Контрабас» присутствует многослойная метонимия: речь идёт и об инструменте, и о том, кто на этом инструменте играет, и о той, которая в этом инструменте ему увиделась. Герой пьесы до помрачения влюблён в свой инструмент, и это первый его роман — с контрабасом. В какой-то момент он видит в нём певицу Сару, и это второй его роман — и тоже с контрабасом, чей силуэт напоминает ему силуэт возлюбленной. Но при этом и тот, и другой романы оказываются неудачны. У героя множество сомнений относительно своего таланта и безысходный взгляд на свои перспективы в оркестре. И он очень одинок, его возлюбленная Сара, подобно жене чеховского Смычкова, сбежавшей с «фаготом Собакиным», и пропавшей в ночи княжне Бибуловой, так же «сбегает» от него к какому-то другому «инструменту», уходит от него в другую жизнь.
Патрик Зюскинд не Чехов, он другой, и его герой — другой, не чеховский Смычков. Там, где Чехов сдержанно шутит, исподволь намекая на то, что человеку плохо, там Зюскинд почти сразу и прямо обнажает чужую боль и чужое отчаяние. Его герой не «хрипит», он кричит — от неудачи и от безответной любви. Разнятся герои Зюскинда и Чехова также тем, по какой причине оба они оказались в комичной и одновременно трагичной ситуации. Смычков слишком много мечтает, слишком отрешён, слишком мягок и добр, он слишком русский, герой Зюскинда — слишком немец, он слишком зол и строг, слишком много работает, слишком горд.
Он выбирает контрабас в качестве своего инструмента наперекор, назло (своим родителям), но при этом на самом деле под стать себе такому. И роман с контрабасом, похожим на Сатурна, бога суровой судьбы, и роман с контрабасом в образе Сары, которая ничего о нём не знает и ходит на ужин с заезжей знаменитостью, оказываются его испытанием и его искуплением. И, конечно, возможностью — для выхода «из-под мостика», из-под которого так и не вышел Смычков, и совершения самозабвенного поступка ради любви и ради чужого счастья. Что герой Патрика Зюскинда, кажется, и делает в финале, переставая быть маленьким человеком, посредственным контрабасистом Государственного оркестра, который наконец обрывает свой сложный, мучительный роман и, отпуская свои страхи и страсти, открывается навстречу музыке. Той музыке, которую этот немец любит, пожалуй, больше всего и которая, мне кажется, готова ответить ему взаимностью и, возможно, предложить ему другой инструмент или другой, более удачный роман с контрабасом во всех его метонимиях.