Японцы против русских.
…Голые сучья, кажущиеся зимой спящими, тайно работают, готовясь к своей весне.
Руми Джалаладдин
По данным Департамента полиции и Генерального штаба России, в 1906-1907 годах, «шпионство» получило небывалое ранее развитие и в настоящее время уже не имеет, как прежде случайного характера, а сделалось систематическим и постоянным, подразумевая собою собирание самых разнообразных сведений о состоянии вооружённых сил».
Вражеских агентов интересовала любая информация о нравственном состоянии русской армии, командном составе, обмундировании, вооружении, снаряжении, воинском обучении, дислокации войск воздухоплавании, железных дорогах, организации войск на случай войны, русских крепостях, интендантских складах и магазинах и многое другое, связанное с обороноспособностью России.
На этом поприще активно действовали не только германские и австрийские, но и японские разведчики.
В подобной деятельности русскими властями обвинялись общество «Кёрюмикай», объединявшее выходцев из Страны восходящего солнца на территории Сибири и Дальнего Востока.
Это общество является лучшей организованной системой шпионства: все пять тысяч японцев, живущих во Владивостоке, входят в постоянную связь через это общество, с официальным представителем своего государства.
Общество служит японскому правительству орудием для собирания через членов общества всех необходимых сведений, благодаря своей массе и в связи с работой профессиональных шпионов.
Разведывательная работа против России велась органами стратегической и оперативной разведки японских вооружённых сил.
Первый уровень представляли легальные резидентуры и отдельные офицеры-разведчики ГШ в России и Северной Маньчжурии, второй - разведывательные органы управления сухопутных войск генерал-губернаторства Квантунской области и Корейской гарнизонной армии.
Организатором разведывательной деятельности в европейской части России выступал аппарат военного атташе при дипломатической миссии Японии в Санкт-Петербурге, возобновивший свою деятельность в феврале 1906 года.
Как правило, на должность военного атташе назначался старший офицер японского ГШ с большим опытом военно-дипломатической службы, а пост его помощника получал кадровый сотрудник военной разведки, прежде руководивший владивостокской или одесской резидентурой.
С 1912 года помощниками военного атташе назначались офицеры разведки японского генерального штаба, прошедшие официальную языковую или войсковую стажировку в России.
Ещё два разведывательных центра ГШ действовали во Владивостоке и Одессе. Работавшие там сотрудники были аккредитованы как официальные представители Японии под своими настоящими фамилиями и именами.
Владивостокская резидентура возобновила свою работу после вызванного Русско-японской войной двухлетнего перерыва, в мае 1906 года-с прибытием в город сотрудника 2-го управления ГШ майора Одагири Масадзуми.
Однако уже через месяц его сменил капитан Одзава Сабуро, а в декабре 1907-го третьим и, как оказалось, последним предвоенным резидентом ГШ во Владивостоке стал капитан Фукуда Хикосукэ, аккредитованный там, в качестве офицера японской армии.
После отъезда Фукуда Хикосукэ в Японию в январе 1909 года разведывательную работу во Владивостоке продолжили командированные туда на 6-месячную языковую практику лейтенанты Такэгава Исаму, Кубота Хэйити и Сато Юкэй.
Однако пребывание молодых и несведущих в вопросах разведки офицеров в таком сложном с точки зрения контрразведывательного режима городе, как Владивосток, не могло компенсировать отсутствие постоянно действовавшей там резидентуры.
Именно поэтому японский генеральный штаб периодически направлял в Приморье более опытных сотрудников: в июле 1910 года 20-дневный разведывательный тур по маршруту Николаевск-на-Амуре - Хабаровск - Владивосток совершил майор Садзи Киити, а в 1911-м Владивосток посетили майор Идзомэ Рокуро и полковник Сайто Су-эдзиро.
После окончания Русско-японской войны Япония не удовлетворилась достигнутыми мирными договоренностями и продолжила повсеместное изучение оборонительного потенциала своего недавнего противника.
Интерес этот характеризовался не только напористостью, но и явно выраженной избирательностью. Озабочиваясь состоянием боеготовности восточных рубежей России, японцы не проявляли чрезмерного любопытства к экономической и, тем более, военно-промышленной сфере её центральной полосы.
Однако именно она была призвана сыграть ведущую роль в воссоздании русского флота, в том числе той его части, которая будет способна конкурировать с японской монополией на Тихом океане.
Такой подход свидетельствовал не столько о военно-политической недальновидности официального Токио, сколько о неготовности маломощной державы повторно ввязываться в войну против потенциально более сильного и наращивавшего свои вооруженные силы соперника.
Между тем, Япония не отказывалась от своих претензий на некоторые территории Дальнего Востока и Восточной Сибири в случае успешного локального конфликта за эти земли.
Именно к такому соображению министерства иностранных дел России приводило сопоставление милитаристских амбиций японского руководства и радиуса разведывательной активности его спецслужб, совпадавшего с внешними контурами дальневосточной и, частично, сибирской окраины России.
В угоду внешнеполитической конъюнктуре, с 1906 по 1910 годы, то есть до наступления первых признаков «оттепели» в японо-российской дипломатии, японцы вели поступательное и обстоятельное изучение близлежащих российских территорий в разведывательном отношении.
А с 1910 года и до начала первой мировой войны эти усилия были минимизированы, и враждебная деятельность японской разведки начала носить умеренный характер.
Японская разведка, не утратившая интереса к степени обороноспособности своего «большого» соседа, действовала планомерно и по знакомой уже «немецкой схеме».