Мы с Японцами не друзья. Гл. 12

Валерий Ростин
                Враги-друзья???
 
       Тактика победителя – убедить врага в том, что он
       делает всё правильно…
 
   Перед началом 1-й Мировой войны, геополитические интересы Токио имели иные приоритеты, чем десять лет назад. Япония, соблюдавшая несколько недель нейтралитет и связанная договором с Англией, 23 августа 1914 года объявила о вступлении в войну на стороне Антанты.  Неожиданность такого решения для японского общества было отмечено прессой этой страны.
  Газеты задавали вопрос: «Кто бы предполагал десять лет назад о возможности совместного противостояния Германии со стороны Японии и России?»
  Многие офицеры разведки, военные агенты, тоже не очень верили в то, что Япония поддержит Россию в этой войне. И ко всем событиям, связанным с заверениями японцев в дружбе и хорошем отношении, относились с недоверием, хотя бывшие противники в двустороннем конфликте - Россия и Япония - стали союзниками по военному блоку практически с самого начала первой мировой войны. Но это решение приветствовалось в Петрограде и с этим приходилось считаться.
Переживая за Россию,и хорошо зная,что она ещё не полностью успела восстановиться после войны с Японией, Владимир продолжал заниматься своим делом, агентурной работой, одновременно изучая корейский язык.
  Формально считалась союзником царской России в войне против Германии. Но уже в этот период «союзник» имел определенные виды на то, чтобы при первом удобном случае воспользоваться слабостью царской России и захватить «плохо лежавшие» дальневосточные русские земли.
  Японский генеральный штаб «предвидел», что Россия при любом исходе этой  войны, выйдет из неё настолько ослабленной, что не сможет активно защитить свой Дальний Восток от удара со стороны Японии.
  Исходя из этой установки, японцы деятельно снабжали царское правительство - в порядке союзнической «помощи» - негодным оружием: пушками, которые не стреляли, снарядами, которые не разрывались.
 Японская агентура в царской России, пользуясь благоприятной конъюнктурой - «союзническими» взаимоотношениями, - держала себя особенно нагло.
  Однако задача Владимиру была поставлена другая, выяснить, кто из японских разведчиков, окопавшихся в Мукдене, поддерживает связь с германской разведкой полковника Николаи или австрийской разведкой, полковника Максимилиана Рунге, про деятельность которых капитан 2-го ранга Измайлов, в первый раз узнал, когда работал в Стокгольме.
  Одновременно он занимался составлением военного русско-японского словаря, и был очень удивлён тем, что в это время в войсках, базирующихся в Приморье, Амурской области, и Маньчжурии, все, до сих пор пользуются словарём, который называется:
«Военный русско-японский толмач».
  Он был составлен в 1904 году, для русской армии японским подданным Куроно, преподавателем японского языка в Петербургском университете, и его учеником, неким господином Панаевым.
  Работу этого Куроно, явно направляла японская разведка. Об этом можно было судить хотя бы до следующим примером переводов слов с русского на японский язык.
   В этом толмаче слово «вал» переведено, как «плотина». Слово «укрепление», как «скрепление»; слово «кондуктор», как «проводник»; «стрелка» (железнодорожная), как «стрела»; слово «сулема», как «ляпис» и так далее.
  Куроно одинаково перевел слова «телеграф» и «телеграмма» словом «денсин», что - верно, только для слова «телеграф» и, не верно для слова «телеграмма», которая по-японски переводится обычно словом «демпо».
  Причём, для того чтобы это не сразу бросалось в глаза, слова «телеграмма» и «телеграф» даны на разных страницах.
 С целью затруднения пользования этим «пособием» так же вредительски путанно были расположены слова и в приданном к толмачу «Систематическом словаре». Так, слово «лампа», было помещено в общем отделе, а «керосин» - в военном.
  «Озеро», в словаре отнесено к отделу «океан», «фонтан» помещён в отделе «река», а «деревня» в отделе «столица». Интересно отметить, что для глагола «стрелять», в этом «словаре» вообще не нашлось места
  Оставляя в стороне другие «перлы» этого «толмача», Владимир обратил внимание, ещё на заумь и дикое словотворчество, которое также нельзя иначе расценивать, как самое злостное вредительство.
  В самом деле, во введении к разговорнику и словарю его авторы подчеркивали, что толмач «должен служить лицам, совершенно незнакомым с японским языком».
 Однако русские слова, переведенные на японский язык, звучали по-японски так же заумно, как если бы мы по-русски стали говорить вместо слова «балка» - «потолочное дерево», вместо слова «телёнок» - «быкин сын».
Таких «быкиных сынов» в толмаче было немало. Так, слово «траншея», там переведено как «препятствующая яма».  А слово «брешь», как «рваная дыра».
Для полноты представления о «достоинствах» этого «разговорника» он для себя отметил, что Куроно написал фразы «толмача» иероглифами, а также японской слоговой азбукой «катаканой», но не приложил к своему «толмачу» этой азбуки и тем самым лишил людей, не знающих японского языка, для которых он собственно и  предназначался, возможности пользоваться этим «пособием».
  Ещё в 1906 году, находясь в Санкт-Петербурге перед поездкой в Хабаровск, Владимир, обратился к профессору японского языка Ланге - мировой известности, на филологические труды которого ссылался и сам Куроно.
   Обратился по просьбе своего руководства,  для определения годности «Военного русско-японского толмача», и тот, после двух часов его изучения, признал, что из 37 слов, взятых им из этого «пособия» на выдержку, оказались правильными только два.