М. М. Кириллов Хорошо - то хорошо, да ничего хорош

М.М.КИРИЛЛОВ








ХОРОШО - ТО ХОРОШО,
ДА НИЧЕГО ХОРОШЕГО












САРАТОВ – 2021










     В данный Сборник очерков, рассказов и миниатюр вошли произведения автора, написанные в основном в последние месяцы 2020 года. Произведения различны по тематике, литературной форме и объёму, но практически всех их объединяет неудовлетворённость жизнью большинства народа, прежде всего, трудящихся, в нынешней буржуазной России. Этим объясняется общее название Сборника «Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего». Название это заимствовано из раннего репертуара известной певицы А.Б. Пугачёвой, и, на мой взгляд, удачно характеризует современную жизнь нашей страны. У возможного читателя, конечно, есть право думать иначе и о названии книги, и о её содержании, впрочем, не имеющем к этой певице никакого отношения.
      Автор: военный врач, профессор в отставке, «Заслуженный врач России», писатель, коммунист.
       Издание художественно-публицистическое.



        Оглавление:………………………………………………Стр.

Путешествие вдвоём………………………………………….
Мир одиночества………………………………………………
Понятия правды и лжи……………………………………….
Пожизненный бокс…………………………………………..
Профессор Мирон Семёнович Вовси……………………..
Лягушачий пруд……………………………………………………
К 100-летию академика Ф.И.Комарова…………………
Духовная анестезия («заморозка»)………………………………
Заточение………………………………………………………..   Белорусские судьбы…………………………………………..  Армянская боль……………………………………………….
Война в Нагорном Карабахе……………………………………..

   
 









































ПУТЕШЕСТВИЕ ВДВОЁМ

        Моногамия, по-научному, или единичность выбора своего спутника жизни, существует давно. Знаю немало таких случаев, в том числе среди своих школьных друзей. Говорят, что прекрасна и  иная, многоликая, многоразовая любовная или семейная жизнь, и мы видим это сплошь и рядом. Возможно, это и так. Просто, кому что. Некоторые вообще порхают в этой своей многоликости от случая к случаю и каждый раз кричат «ну, наконец-то, настоящая любовь!» Эдакий многолетний и многократный марш Мендельсона.
       Известна легенда, бытующая с прошлых веков где-то в швейцарских Альпах (а может быть, в горах северной Италии), о том, как молодой и богатый герцог на лошадях и с большой свитой долго и безуспешно искал в местных замках и крепостях некую красавицу графиню (а может быть, баронессу), желая познакомиться, прельстить её и овладеть. Он был красавцем, известным повесой и не знал любовных неудач. Она же, напротив, была известна своей скромностью, умом и неприступностью. Именно это и заставляло его так упорно искать встречи с ней.
        Однажды ему повезло, он случайно наткнулся на поместье за каменными стенами глубоко в горах, где по рассказам она и жила… Она встретила его и его спутиков приветливо, но потчевала их день ото  дня только жареной курятиной…Она как бы  пыталась сказать ему таким образом, что все женщины на земле – куры…И она – всего лишь одна из них. Он не сразу, но понял её и, попрощавшись, покинул замок.   Ум хозяйки замка поразил его, и позже, изменившись, он сделал ей предложение руки и сердца.  Они поженились и были счастливы… Такова легенда.
       А что! Существует же политическая «полигамия». Вступил в одну партию, вышел, вступил в другую, опять вышел… И ничего. Есть же пищевая «полигамия»: поел вдоволь малины, разонравилась, перешёл на клубнику. Нормально. Лишь бы только не объесться. Многоразовость в любви - это ведь даже - своеобразное расширение жизненного кругозора. По-крайней мере, будет, что вспомнить. Может быть. Не знаю. Не могу судить. Но это точно – не моё.
        Выбор всегда есть. Даже если н неудачен. Но насильно ведь жить не будешь, и случайный человек никому не подойдёт. Даже, если он случаен по обстоятельствам, тем более, если он изначально случаен. Он же – максимум - факир на час. Позже приходит разочарование , одиночество и возникает необходимость в новых поисках.
        Миром, конечно, часто правит случайность, но только тогда, когда случайность становится необходимостью, люди остаются вместе надолго.
        Физиология любви может принести короткое удовлетворение и даже радость, духовная близость любящих людей приносит им счастье. Первая - дитя краткого путешествия увлечённых попутчиков, вторая - залог добровольного, подчас пожизненного, путешествия любящих. Первая не требует никакой ответственности, вторая требует и выдерживает испытание верности и даже способности к самопожертвованию.
        Это всегда – частный случай такого счастливого долгого путешествия вдвоём. Не что-то исключительное, конечно. Редко, но так бывает. Впрочем, если на такую судьбу и можно обратить внимание, то уж не потому, что этого кто-то хочет. Каждому своё. Уход одного из спутников (болезнь или смерть) обычно означает невосполнимое горе и тяжёлоое испытание.   
       А что остаётся в благоприятных случаях «в сухом остатке»? То, что всё это совместное путешествие на корабле взаимной верности оказывается иногда поразительно долгим, часто далеко не лёгким, но счастливым. Такие «путешественники» обычно скромно говорят о себе, заканчивая свою жизнь. «Мы были, мы сделали  много доброго, любили друг друга, любиди своих родителей, детей и внуков, близких, друзей, учителей и учеников, Родину любили и берегли их, как могли».
       Такие спутники, как и все люди, может быть, были и не всегда совершенны, и к золоту их жизни иногда примешивались и случайные обидные медяки. Но это не меняет дела. Как писал поэт Степан Шипачёв, «всё будет, слякоть и пороша, ведь вместе надо жизнь прожить. Любовь с хорошей песней схожа. А песню не легко сложить»…
       Придёт час, и их долгое совместное путешествие закончится, и они уйдут, как и все люди. рассчитывая только на добрую память знавших их. Иногда о них даже складываются предания. Жаль, что они об этом не узнают…
      Нередко бывает, что «путешественники» не сразу удачно находят друг друга, и их взаимное «путешествме» оказывается от этого более коротким, но всё равно становится счастьем и греет их всю оставшуюся жизнь, вознаграждая за все предыдущие страдания. Они оживают. А их дети, естественное продолжение их счастья, делают его ещё более содержатедьным.

МИР  ОДИНОЧЕСТВА
      Мир одиноких, чаще всего, старых людей, но не только, - тяжёлая тема. Этот мир столь же богат прошлым, как мир молодых настоящим и будущим. Ещё неизвестно, кто богаче, если иметь в виду объём памяти. Одиночество постепенно заполняет только ещё недавно бывший полным мир общения. Словно на давно протянутых во дворе верёвках перестали сушить бельё. Некому. Все разъехадись, а пустые верёвки остались. А прошлое же при всём его богатстве – на верёвках не развесишь…
       Встречи в этом возрасте редки. У всех с ногами плохо, да и вообще здоровье никуда. Остаются память и редкие телефонные звонки. Состарились многие друзья, да и поумирали за последние годы. Лишь редкие родственные души нет-нет да и напомнят о себе. Причём и души тех,  кого д авно уже нет. Легче только тем, у кого своя семья рядом, и молодёжь шумит под боком. Под этот шумок легче и уйти. На миру, говорят, даже смерть красна. А одному тяжко. Вроде всё вокруг попрежнему привычно, и что-то тебя ещё держит, а ты уже на выходе. Мир одиночества сам по себе уже почти ничего не добавляет. Выручают только обрывки сохранившейся целесообразности и полезности или хотя бы возможность запоздалого решения чего-то ранее ещё не решённого.
       В конце концов в это время каждый остаётся один. Это неизбежно. Вот тут-то и важно, кто этот один. Это чьё-то известное высказывание.
         Чаще к одинокому человеку привыкают, да и некогда. Все куда-то бегут. Людей ноги кормят. Уходящий должен уйти. Редки те, что всегда рядом. Разве что домашние собаки…
        Особенно дороги в эти годы те немногие, кого не видел давно. Иногда такие встречи бывают и через 30 и через 50 лет. Радостно, даже если люди приходят во сне. Словно чем-то одаривают. После таких встреч иногда весь последующий день кажется праздником.
       Друзей и родных не придумывают. Сколько их за всю жизнь было! И сколько-то ещё осталось, вот они и приходят. Так что и в одинокой старости бывают праздники общения. Особенно хорошо, когда это взаимно.
     Раньше стучали в дверь и запросто приходили, а теперь общаемся изредка и почти всегда только по телефону.
      Донимают болезни. Долгие и подчас неустранимые. Нарастает немощь, физическая зависимость от других людей. Часто это становится проблемой, так как немощны и они. Ещё неизвестно кому тяжелее. Часто помощь не беспоатна и не по карману…
        Конечно, одипокому помогает сознание знчимости прожитой жизни, но многих мучают и угрызения совести, невозможность исправить бывшие собственные ошибки и прегрешения, упущенные возможности совершения добрых поступков.
        Некоторые уходят как бы аккордно, чувствуя скорый конец, зазывают друзей, устраивают прижизненные поминки, раздают долги, одаривают близких. Уходят, как говорят, «с музыкой». Они находят в себе силы нарушить «тишину одиночества» (термин известного артиста Евгения Леонова). Но так бывает редко.
        Как говорил мой Учитель, «это ждёт каждого из нас». Пиршество необязательно. Он даже как бы подчёркивал обыденность и неторжественность неизбежного. И полагал, что оставшихся ждёт то же самое, только попозже.
         Грустно всё это. Очень грустно. Мир одиночества не связан непременно с возрастом человека. Уходят и молодые. Они в этом возрасте чаще всего ещё совсем ничего не понимают. Но уходят.
       Человек живёт, пока его помнят. Память – окончательная цена ушедшей жизни. Она – словно тленный слепок уходящей души умершего, смысл его жизни.  Друг мой, если ты ещё жив, подскажи, что делать-то?

ПРАВДА И ЛОЖЬ ПОНЯТИЙ

    Принятые понятия обязательно кого-то обслуживают. В эпоху диктатуры пролетариата и по воспоминаниям, и по марксистским книгам таким стержневым политическим понятием был пролетарский интернационализм. Его сутью была классовая однородность и солидарность трудящихся, их единство в борьбе за свои права. Его значимость могла быть различной и зависела от развития и сформированности конкретного отряда рабочего движения. Но именно промышленный рабочий класс крупных капиталистических производств создавал реальную критическую массу самой возможности и необходимости объединения людей труда, то-есть в пролетарском интернационализме. Его рождали выраженность эксплуатации и возникающего протеста трудящихся. Это массовое движение перекрывало  по своему революционному значению любые другие назревшие в обществе национальные, государственные, религиозные и культурные изменения и было высшей формой объединения трудящихся. Его политической целью служили строки пролетарского гимна, «Интернационала»: «Лишь мы, работники всемирной, великой армии труда, владеть Землёй имеем право, а паразиты никогда!» Этому соответствовал и известный лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», не применимый ни к какому другому классу любого общества. Образно говоря, это был и остаётся идентифицированным паспортом рабочего человека, его классовым паролем.
       Это теоретическое представление и сама живая история пролетарского интернационализма общеизвестны (со времён Маркса). Какой-либо непролетарский «интернационализм» – некое внеклассовое     объединённое движение (к примеру, масонов, крестоносцев, банкиров, олигархов, даже учёных), - в прннципе невозможен. Объединяет только протест или созидательный труд рабочего класса и ничто другое.
      Моё раннее, военное, подростковое, детство и юность прошли в заводском районе Москвы. Непосредственно у стен, цехов и путей гиганта «Серп и Молот». За забором, рядом с нашими бараками, располагался артиллерийский (снарядный) завод, где начальником производства работал мой отец. Здесь до самой Заставы Ильича сплошь стояли оборонные заводы. Утром пад всей округой раздавались тревожные заводские гудки, и народ тучей дружно шёл на работу, а мы, дети, в школу,   по нашей Красноноказарменной улице и 3-му Проломному переулку.… Многое помнится. Мехаиический, литейный и сборочный цеха, гул станков, окружённых бегущкй сипеватой стальной стружкой. Трёхтонки и полуторки, в кабинах которых я, бывало, даже спал. Заводские запахи. Грубоватое дружелюбие заводчан и даже строгих вахтёров на проходных. Люди прямо из цехов тогда уходили на фронт и исчезали надолго или навсегда. Тогда ещё продолжалась битва под Москвой.
     После 7 класса я почти нелое лето проработал учеником в конструкторском бюро на Прожекторном оборонном заводе… Чертёжник из меня оказался неважнецкий, но посыльным по заводу я работал с удовольствием. Всё здесь было интересно. Осенью по почте мне прислали получку – 35 рублей, первую в моей жизни. Отдал её матери, нас у неё было пятеро. Вот так и я приобщился к рабочему классу…
     Ничего особенного в этих моих коротких воспоминаниях нет, просто я бы хотел подчеркнуть. что моя причастность к представлениям о пролетарском (социалистическом) интернационализме не только очевидна, но и естественна. Уместно дополнить сказанное тем, что мои предки - потомственные токари заводов Петербурга, революцонного Петрограда и Ленинграда, погибли на Ржевке от голода в блокадную зиму  1941-1942 года.
      Вопросы о жизненности пролетарского интернационализма могут быть разве что у особо упёртых наследников ельцинизма, да и то, вероятно, вследствие перенесенной ими контрреволюционной мозговой травмы И всё же, мы сами так прочно увязли в трясине нового российского капитализма за последние 30 лет, что уже с некоторым трудом, как бы с непривычки, произносим столь известные нам ещё в недавнем прошлом слова. Отучили-таки буржуи! Понятия о пролетарском и социалистическоом интернационализме полузабыты. А чего вы хотите? Даже понятие о рабочем классе заменено в лексике господ брезгливым представлением о «быдле», о «наёмной  силе», о «чьей-то частной собственности». Да что там лексика?! Рабочий класс, благодаря которому всё, что в жизни движится и живёт, создано его руками и головой, не наделён в буржуазной России ни законодательной, ни исполнительной, ни судебной властью. Интернационализм безвластных людей труда отныне практически невозможен, он даже запрещён, как и произвольно объявленный буржуазией лимит на революции. Абсолютное бесправие!
     А что предложено идеологически господствующей буржуазной челядью взамен? «Общенациональное единство», слышали? По их решению, в общенациональную кучу смешались литейщики и олигархи, русские и татары и т.д..  Н.Г.Чернышевский назвал бы такое единство «сапогами в смятку».
       Стремление к общенациональному единству России понятно, если иметь в виду лишь реальную необходимость защиты суверенитета нашего государства. Это – действительно основное условие мобилизационной готовности и в случае нападения на страну становится неотложным требованием.
         Общенациональное единство народов нашей страны, возникшее в Советском Союзе в результате социалистической революции и политики пролетарского интернационализма, существовало не только в военное, но и в мирное время. Это единство обеспечивалось реальной классовой однородностью советского общества, что и закреплялось Конституцией государства. В его основе лежали два основных условия завоёванного в боях социализма, а именно общенародная собственность и власть трудящихся. Достижение такого единства потребовало ожесточённой  классовой борьбы и многих лет социалистического строительства. и обеспечило под руководством коммунистической партии победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. В то время именно классовое единство народа составляло основу его общенационального единства.
       В условиях современного гибридного буржуазного общества в России и отсутствия классовой (социальной) однородности общества достижение общенационального единства стало невозможно, и его провозглашение превратилось в профанацию. Оно с сущности невозможно, как бы этого ни хотели буржуазные (либеральные) идеологи. Дело не в том, что кто-либо против, а в том, что это недостижимо. Интересы в корне не совпадают.
       Вся история последних десятилетий в нашей стране подтверждает лжнвость идеи общенационального единства классово разобщённого народа. Это касается упорного сохранения и роста отечественного олигархата, с одной стороны, и бедности миллионов граждан страны, с другой. Это выражается и в отсутствии роста так называемого «среднего класса», якобы носителя такого единства, и в создании политического (и даже идеологического) управления в Вооружённых Силах страны по типу прежнего ГПУ, хотя им в принципе не может принадлежать идеологическая функция. Для гибридного буржуазного общества (а армия часть этого общества) как раз и характерно отсутствие идеологического единства. Дети рабочих и крестьян, одетые в солдатские шинели, как и прежде, составляют основу армии, даже если им приходится защищать классово чуждые им интересы буржуазии. Присягать Родине – да, а присягать буржуазной власти – с какой стати! Родина-то у нас действительно одна, а государство для всех разное. Ещё В.В.Маяковский писал: «которые - пролетарские, а которые – буржуазные». Разные мы. Управлять нами идеологически, даже по приказу, невозможно. Удивительно: любой простой рабочий это понимает, а те, что у власти, - нет. Естественно, это же классовое понятие. Ну, разве что, силком получится?  А что касается воспитания патриотизма, то нужно понять, что только патриотизмом, тем более в нынешнем значении, жив не будешь, в том числе и в армии. Подлинный патриотизм – это не  результат исключительно военных усилий, а систематическое улучшение жизни народа. Именно это у власти и не получается.
     Былого единства советского народа уже не осталось, к сожалению, хотя его инерция, к счастью, ещё очень велика. И потому народ в России до сих пор говорит как бы на одном языке. Но и гибридность, или искусственное объединение разнородных явлений, взглядов и интересов, стала в последние десятилетия более очевидной и реальной. Гибридно всё: и политика, и управление, и, во многом, сами люди. 
         Ничего, равному тому, что было когда-то создано и защищено в войну прежними хозяевами страны - трудящимися СССР, у нынешних «лавочников», возглавивших нашу страну, не получится. Нет былой классовой однородности общества, общества трудящихся, нет и государственного единства. А что есть? Уже не монолит, а всего лишь груда осколков разрушенного прошлого. Искусственно создаваемый из этого социально-экономический гибрид.
        В жизнеспособность нашего нынешнего государства, возглавляемого людьми из племени купи-продай, какими бы разными они не были по своему социальному происхождению,  верить нельзя. Этот свой, уже накопленный, общак они и защищают теми же награбленными миллиардами. Но ведь их может и нехватить. Найдутся  такие же, но побогаче и посноровистнее. Перекупят. В этом их мире всё продаётся и всё покупается. А они именно в этом мире.
       В современном гибридном государстве  многое определяет всё ещё сохраняющееся сочетание прежнего, советского, и нынешнего, буржуазного (рыночного), укладов в реальной жизни, причудливое соотношение ещё живого социализма и  капитализма, роль якобы исчезнувших в новом обществе классовых противоречий и, вместе с тем, утверждение ложного общенационального единства, на самом деле, как уже было сказано, социально разобщённого народа. Дополняют картину сочетание  своекорыстных интересов отдельных национальных групп, бедности миллионов и богатства немногих. Без учёта этих главных факторов гибридного процесса, ставшего определяющим в нашей стране, его настоящего анализа не получится. Власть сознательно затушёвывает суть гибридности, враждебную людям труда.
       «Наш народ един!» Разве? Это же констатация желания, а не реальности.  Перед нами зримое отличие желаемого от возможного. Утопия. Нынешние верхи оперируют в своих планах некой идеальной многомиллионной, волонтёрской, почти «комсомольско-молодёжной» армией некоррумпированных, якобы креативных предпринимателей, убеждённо и успешно строящих будущую счастливую капиталистическую Россию. Этакий радостный «социалистический капитализм». Блажен, кто верует. Но, согласитесь, это даже не мечта. А если мечта, то чья? Паразитов-толстосумов? Копейку подкинут, на 1000 рублей наживутся. Трудящихся? На тысячу наработают, на копейку разбогатеют. Ничего не поделаешь, это же классово неоднородное общество! Общий результат недостижим. Мы это уже проходили. Такое общество монолитным никогда не станет. Сначала достижение социального равенства людей, затем общенационального единства общества, а уж только потом «прорывные» планы государства. Без этой последовательности ничего не получится. Никак. Ложь правдой не станет.
         А что такое «честный предприниматель» - предполагаемая основа будущего России? Человек вне личной выгоды (говорят, что есть и такие) или хорошо известное нам неистребимое отродье из племени купи-продай? С первым можно с голоду подохнуть от честности, а со вторым от жадности можно по привычке незаметно даже будущее продать.
        В объявлённой мечте современного буржуазного российского государства большое место занимает повышение производительности труда. Это, прежде всего, относится к многомиллионному рабочему классу и трудовой интеллигенции – в городах и на селе. Известно, что из бывшего  с о б с т в е н н и к а  (гегемона) страны эта классовая категория граждан давно уже превращена в частно-государственную или просто в чью-то частную  с о б с т в е н н о с т ь, предполагающую антагонистические отношения хозяина и наёмного работника. В этом соотношении повышение производительности труда и развитие передовых технологий, работающих, рассчитанное, прежде всего, только «на хозяина», непривлекательно для работника и потому непродуктивно и маловероятно. А без самоотверженного стремления выполнить эту важнейшую и труднейшую задачу невозможно. Здесь нужны этакие капиталистические «стахановцы». Но без учёта классовых интересов трудящихся из этого ничего не получится. Рабочий класс, конечно, терпеливый класс, он всё может, но он же не дурак. Вот почему я в такой план-мечту, не верю. Энтузиазм по дешёвке не купишь. Даже человеку, мечтающему о случайном, не заработанном, незапланированном счастье, в счастье исключительно для дяди-паразита, поверить трудно. Но, может быть, я, как не экономист, ошибаюсь?
       В основе гибридных классовых отношений, господствующих в современной России, по Гегелю, лежит диалектическое единство и борьба противоположностей. Единство проявляется только в том, что сами противоречия в экономической и общественной областях есть, а вот способ их решения только в борьбе. По принципу: либо-либо. И достижение единства без борьбы, к примеру, в результате соглашения – это и есть гибрид, то есть фикция. Ну, как можно жить фикциями? Ими нельзя жить даже в личной жизни.
       Нужно иметь в виду, что хотя труженик у нас на деле остаётся по-прежнему в основе всей жизнедеятельности государства, он систематически им же и угнетается, держится на вторых ролях и унижается. Это – существенное противоречие. Нынешний рабочий класс дезорганизован, не сплочён, как прежде, не имеет своих, рабочих, а не хозяйских, профсоюзов, не представлен во власти. И это не случайно. Буржуазия хорошо понимает его революционные возможности.
        Думаю, что от предполагаемого в России в ближайшие годы грандиозного строительства народу в результате будет только хуже. Кому бублик, а кому дырка от бублика. Это же обычная грабительская буржуазная норма. 
      Таким образом, понятие понятию рознь. Идея и реальность пролетарского (социалистического) интернационализма, подтверждённая в СССР, хоть и представленная, в основном, в прошлом, это  п р а в д а, а буржуазная идея якобы общенационального единства классово разнородного общества, как и все другие новации современной буржуазии - идеологическая   л о ж ь. Поражает элементарность этого различия, тем не менее, подозрительно непостижимого для наших  продвинутых буржуазных идеологов. Дело в том, что такое добровольное признание для них было бы политически смерти подобно. Идеологическая ложь тяжелее лжи обыкновенного  нечестного человека. Она же рассчитана на всё обшество, не спонтанна и живёт дольше.  Это большая, щедро оплаченная, классовая ложь.  А как считаете Вы?
      Но ведь только обсуждения понятий, даже таких важных, как понятия правды и лжи в общественной жизни, недостаточно. Не правда ли? Выбор определяет и требует решительных действий. Если приходите к согласию и есть возможности, приступайте к делу. Иначе ложь задушит.

 

ПОЖИЗНЕННЫЙ БОКС

    Было это давно. 1951 год, Ленинград, Военно-медицинская академия им. С.М.Кирова, 1 курс.  Мне только что исполнилось 18 лет….
     Учёба была напряжённой. Днями тогда пропадали в анатомке. Но бывали и другие увлечения…
  Как-то меня окружили ребята моей учебной группы и стали упрашивать выступить в академических соревнованиях со слушателями 2-го курса по боксу. Ничего себе! Оказывается, я был единственным на курсе, имевшим, как говорят, вес «пуха». Действительно, я весил тогда 53 кг. (сейчас-то побольше...). Секрет был прост: если я не соглашусь, команде курса запишут «очко». Трудность была в том, что я прежде никогда не боксировал и даже не дрался.
     Был, правда, у меня один случай ещё в 6 классе школы, когда из хулиганских побуждений меня неожиданно и беспричинно «звездонул» по скуле одноклассник, вооруженный кастетом. Просто так: подошёл и вларил. Надо же было ему испробовать на ком-то только что где-то приобретенный кастет. Ударил, ухмыльнулся довольно и пошёл дальше своей дорогой. Я даже испугаться не успел, так это быдо неожиданно. Кастет был со свицом, но больно было не очень, только в голову ударило. Ни о какой обороне в данном случае не могло быть и речи, я даже обидеться не успел. Такое было у нас послевоенное мальчишеское время. Повторения нападения не последовало, но я стал умнее и осторожнее…
     Просьбам товаришей по курсу пришлось уступить – мой вес был уникальным…. Стали тренироваться в Ленинской комнате. Из неё даже мебель вынеся. Учили, как держать руки в боксёрсеих перчатках, как отскакивать и увёртываться,  как нападать. Тренировал меня по вечерам свпй же одногруппник, боксёр потяжелее и опытнее, «знаток бокса».
     Выяснилось, что против меня будет выступать в таком же весе тренер и капитан всей команды наших противников, слушатель 2 курса.. Уж он-то знал, как нападать. Я решил всё-таки не отказываться.
     И вот, в мае. в Окружном спортзале (недалеко от института им. Плеханова) состоялись бои. Первой была моя весовая категория, так что я даже не успел ознакомиться с правилами боя и хоть что-нибудь посмотреть.  Вокруг площадки расположились немногочисленные боксёры  и болельщики (с обеих курсов). У потолка, высоко над головой уныло горела одинокая лампочка, замызганная при побелке.
   Одели мне боксёрские перчатки, и по команде я вышел на ринг. Сблизились с противником. Он был маленький и юркий. Страшно не было и больно тоже. Он методично бил меня в нос, а я только уклонялся. Мои перчатки иногда ударялись о его перчатки, но большего мне добиться, как правило,  не удавалось. Казалось, что его руки были длиннее моих. Но я упрямо держался. Когда объявили перерыв, я, сидя на стуле в своём углу, заметил, что мои перчатки были, словно лаком, покрыты кровью и что майка на груди тоже была в крови. Мне обтёрли лицо, вытерли перчатки и вновь выпустили на ринг. Второй раунд был таким же. Мой соперник мог бить где угодно, но бил почему-то только в нос.
     Поскольку я держался хорошо, как мне казалось, бой был продолжен и в третьем раунде. К его концу я неожиданно мягко опустился на мат. Мне стало так легко! Лежал бы и лежал. Я что-то видел, но ничего не слышал. Не слышал криков зрителей, но видело, как, стоя над моей головой, судья ведёт счёт. Я сообразил, что был в нокдауне, и медленно поднялся. Я недоумевал, почему судья продолжает счёт, ведь я уже стоял. Тут я услышал, что все кричат: «К бою! Руки подними!» Я поднял руки, и бой продолжился. Но ещё через минуту он был всё же остановлен ввиду явного преимущества моего соперника, Прозвучали аплодисменты, но к кому они относились, я не понял.
      Бои продолжались, а мы с трениром пошли в соседнюю комнату к умывальнику. Сняли перчатки,  вымыли мои лицо и грудь. Остановили кровотечение из носа, постирали майку и, поскольку другой не было, её же, старательно выжатую, и одели.
      Посмотрели оставшиеся бои в более тяжёлых категориях. Кое-кто из наших победил. В автобусе, который вёз нас в Академию, сокурсники и соперники  меня подбадривали и даже хвалили, так, как будто бы что-то я всё же смог сделать. А вечером во время ужина весь второй курс, стоя, выпил в мою честь по стакану компота: как было сказано, за храбрость!
      Через месяц, прямо у нас на курсе, мне была вручена почётная грамота от имени Начальника Академии за второе место в легчайшей категории. Но главное было не в этом, я же выручил свой курс. Даже кровь за него пролил….Больше я никогда не боксировал. 
      Это скромное воспоминание из юности, о котором теперь уже мне и рассказать-то некому, поскольку практически все мои однокурсники-доктора, к сожалению,  уже «отбоксировали» на этом свете, на самом-то деле, как мне кажется, говорит о чём-то гораздо большем. Так бывает. Просто в малом иногда неожиданно  можно увидеть что-то значительное. Читатель может это  увидеть и сам, если присмотрится. А может быть, и не захочет или не сможкт, но тогда ему дотанется только выпить почёный стакан компота…
     А я подумал, вспомнив о давнишних сореввноваиях, что вся моя долгая жизнь (88 лет!), если оглянуться в прошлое, в сущности, превратилась в серию поединков различной значимости, в бесконечную борьбу, в преодоление трудностей и самого себя, где неизбежны были и нападение, и защита, потери и обретения, ошибки и удачи. Без боли и крови не обошлось. Впрочем, так или инвче, это бывает у многих.
      Можно быдо бы вспомнить всю жизнь подробно, или, хотя бы, привести примеры наиболее значимого в ней для людей а, бывало, даже для страны, но это может оказаться таким же долгим, как и сама жизнь и, пожалуй, только утомит читателя. Рассказ о жизни не должен быть тяжелее, чем сама жизнь. Поэтому буду краток. А подробности - в моих книгах.
      После не лёгкой учёбы в Академии у меня за плечами были семь лет работы врачом парашютно-десантного полка, 43 года работы - от ординатора до профессора, заведующего клиникой и кафедрой, командировки профессором-консультантом в Кабульский военный госпиталь в Афганистане и в военные госпитали пострадавшей от землетрясения Армении, многолетнее руководство 40 кандидатскими и докторскими диссертациями, выход в свет более 500 статей и десятка монографий, работа в ВАКе СССР (РФ) и диссертационных советах и, наконец, литературное творчество  (более сотни художественных произведений). К этому следует добавить четверть века работы в Российской рабочей компартии уже в наши тревожные дни.
     Долгим, но и в целом успешным оказался этот мой реальный пожизненный «бокс». Нередко это был  действительно бокс. Нередко с самим собой. Многовато даже для 70 лет сознательной жизни. Всё, от начала и до конца, было наполнено трудом и творчеством, ошутимой пользой для больных и здоровых людей. Во всяком случае,  как и в том первом своём бою, я старался. Способствовали этому мои великолепные школьные и профессиональные Учителя, как правило, фронтовики, мои  Ученики и   выпавшее мне счастье жить и работать в Советской стране. Имея в виду ещё и своих родных, могу сказать, что я никогда не бвл один. Потому и устоял, что был не один. Я – не уникален, таково всё наше военное поколение восьмидесятников. Нас такими сделала советская Родина, повидимому, единственная в истории человечества…
       В последние десятилетия жизнь простых людей в нашей стране сильно изменилась к худшему. Зачастую для большинства из них она свелась к выживанию и бесплодной борьбе за социальную справедливость. Необходимость в жизненном «боксе» возросла у вснх и не только в политической, социальной, информационной областях, но и в идеологии, культуре, просвещении и сохранении здоровья нации. Жизнь, иносказательно, стала как бы непрерывным боксом. По Марксу, как известно, «жизнь - это борьба». Это точнее. Только потери в этой борьбе для трудящихся теперь, в сравнении с прошлым, преобладают над обретением. В свям с этим вряд ли кого-то в обозримом будцщем будут награждать за мудрость.
      А как считаете Вы?


ПРОФЕССОР МИРОН СЕМЁНОВИЧ ВОВСИ

      Среди выдающихся терапевтов CCCР 40—60-х годов и первым Главным терапевтом Красной Армии был профессор Мирон Семёнович Вовси.
      После окончания медицинского вуза в 1919 г. Вовси служил военным врачом в Красной Армии, а по окончании гражданской войны работал в клиниках Москвы. В 30-е годы он был уже известным московским профессором. В 1941 г., в самом начале Великой Отечественной войны, по решению высшего руководства страны, он был назначен главным терапевтом Народного комиссариата  обороны Красной Армии.
      Этому предществовал определённый кадровый выбор. Первоначально предполагалась кандидатура широко известного кардиолога  профессора Г.Ф.Ланга. Но поскольку по национальности он был немец, в условиях начавшейся Отечественной войны от  этого предложения вынуждены были отказаться. Мне рассказал об этом в январе 1983 года  Е.В. Гембицкий, в то время главный терапевт уже Советской  Армии.
     На М.С.Вовси сразу легла тяжёлая ноша создания терапевтической службы армии, которой до войны не было вообще, и он с этой задачей справился. В условиях битвы под Москвой в 1941-1942 гг., а позже Сталинградской битвы, была сформирована целостная система армейских, фронтовых и тыловых госпиталей. Позже созданная система, как и хирургическая служба,  под общим руководством Е.И.Смирнова успешно работала в течение всей войны. В сущности, будучи до войны сугубо гражданским профессором он впервые создал терапевтическую службу  Вооружённых Сил страны.
     Он и коллектив фронтовых терапвтов разрабатывали различные проблемы внутренней патологии на войне, участвовал в создании военно-полевой терапии и, в частности, её тогда нового раздела — учения о болезнях у раненых. Им были проведены за время войны 23 фронтовые и армейские научно-практические конференции. Уже после войны, в 1947г., он сделал основной доклад на Всесоюзном съезде терапевтов «Внутренняя медицина в годы Великой Отечественной войны».
     Ему было присвоено воинское звание генерал-майор медицинской службы.   Главным терапевтом Красной  Армии он оставался до 1948 г., хотя и в последующем продолжал консультировать в Центральной поликлинике НКО СССР. В 50-десятые годы принимал участие в подготовке и создании ряда терапевтических разделов коллективного труда «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Академик АМН СССР.
    Вплоть до своего ареста по ложному обвинению в 1952 г. (т.н. «дело врачей»)  и после освобождения он заведовал  кафедрой и клиникой в Боткинской больнице г. Москвы.  Кстати сказать, он, после своего освобождения из тюрьмы, не упрекнул никого из сотрудников кафедры за то, что не защитили его в трудное время. Понимал, что не предали, а просто не могли, время такое было. 
    В те же 50-е годы им были созданы наиболее значительные труды в области кардиологии и нефрологии. 
    Я познакомился с М. С. Вовси впервые в 1958 г., получив разрешение провести стажировку в его терапевтической клинике  в Москве. Войсковым врачам (а я тогда служил в Рязани, в парашютно-десантном полку) полагалось ежегодно проходить месячное усовершенствование в госпиталях. Конечно, вести больных и дежурить в такой солидной клинике врачу медпункта было трудно.
     С Вовси работали тогда проф. Б. 3. Чернов (в прошлом фронтовой терапевт), проф. М. И. Шевлягина, к.м.н. М. Я. Ратнер, доктор Берляпд. 
       В одной из палат его клиники я вёл больную сорока лет.  У неё в последние годы наблюдались повторные  тромбофлебитические эпизоды различной локализации. В самое последнее время наблюдались признаки тромбофлебита сосудов сетчатки обоих глаз. Ни терапевтам, ни окулистам природа этих рецидивов ясна не была. Никто на кафедре не владел и литературой вопроса.
      На обходе, который проводил М.С.Вовси, были представлены все шестеро больных палаты, в том числе и моя больная. У профессора была такое правило: он, осмотрев больных, в палате заключения не делал, а разбор проводил у себя в кабинете после обхода. Я был стажёр, но он внимательно и строго выслушал и меня. Он был немного удивлен, что я не докладываю, как это принято, а рассказываю, причём  не только о болезни (факты, сроки), но и о самой больной (где лечилась, что она думает о своем заболевании и т.д.). Я рассказал также, о том, что мне удалось прочесть по поводу этого непонятного заболевания. Особенно непонятна была миграция процесса.
       После обхода все врачи собрались в кабинете профессора, и он в той же последовательности, что и в палате, проанализировал услышанное ранее. Он уточнял, позволял спорить и, наконец, утверждал свое мнение. Видимо, у них в клинике так было принято. Дошло и до моей больной, по порядку она была последней. Видно, что профессор затруднялся в диагнозе, и никто из присутствующих ничего добавить к сказанному мной не смог. Он попросил меня ещё раз поделиться прочитанным материалом. Статья была из Одессы и была опубликована в 1941  году в журнале «Врачебное дело». Я наткнулся на неё, несколько дней поработав в Центральной медицинской библиотеке на пл. Восстания. Тот случай был аналогичен моему наблюдению, и речь в нём шла о редкой разновидности хронического тромбоваскулита. Видимо, мой рассказ позволил что-то лучше понять и в отношении моей больной.  Вовси похвалил меня за полезные литературные поиски и пожелал успеха в службе. Это обрадовало: похвалил не кто-нибудь, а главный терапевт Красной Армии…
        Второй случай связан был с моим дежурством в этой клинике (скорее всего, я был помощником дежурного). Я добросовестно осматривал поступивших и тяжёлых больных. Поздно вечером в одной из палат я долго беседовал со старым седым стариком, которого моя заинтересованность в его состоянии так ободрила, что он рассказал мне многое из своей жизни. У него была гипертоническая болезнь. Оказалось, что он – внук академика Столетова, в начале 20-го века впервые в мире открывшего, что свет имеет  вес. Мы проговорили целый час, и старик был растроган моим вниманием. По-видимому, он был очень одинок. А утром он умер во сне. Возник инсульт.
      Таким образом, я, наверное, был последним, с кем он говорил при жизни. Я узнал об этом перед самой утренней конференцией. Это так огорчило меня, что  вместо трафаретного доклада о дежурстве я рассказал  присутствовавшим об этом интересном человеке. Это вызвало у студентов даже смех. Конечно, мой рассказ был никому не нужен. Просто я горевал.
     Проводивший конференцию проф. Б.З.Чернов (известный терапевт в годы войны) сделал мне замечание за ненужные и неуместные на конференции подробности в ущерб необходимым сведениям. Это меня не убедило, но я понял, что рассказывать о больных следует не везде и не всем. И все-таки в том, что я увидел в том больном, что-то важное было. Говорят же, что иногда перед самой смертью у умирающего человека возникает какое-то озарение, его оставляют боли и тоска, и он успокаивается. Позже я с чем-то подобным сталкивался. Профессор Вовси на этой конференции не было, но кдиника-то была его.
          М.С.Вовси превосходно читал лекции. Помню, уже в 1959 г., я даже специально приезжал в его клинику послушать лекцию о хроническом гломерулонефрите. Лекция читалась студентам 6-го курса. Изложение традиционного материала сочеталось с сообщением собственных наблюдений. Там я впервые услышал о первично-хроническом варианте нефрита. Он рассказал о случае 40-летней продолжительности этого заболевания, отличавшегося, по-видимому, высокой компенсацией. Лекция слушалась с упоением. Когда он её закончил, это показалось неожиданным, я вовсе не устал и словно забыл о времени. И здесь — внешне несколько негромкая, нетеатральная, манера его чтения, сочетаясь с содержательностью, самобытностью, доказательной логикой, вызывавшей доверие, целиком захватывала слушателя, как бы распоряжаясь его восприятием.
    Я считаю его одним из своих учителей.
      Мирон Семёнович Вовсм умер рано, перенеся саркому голени и ампутацию ноги  в 1960 году, 63 лет от роду..
      Это был выдающийся учёный нашей страны, исторически значимая фигура отечественной военной медицины, как мне кажется, в какой-то мере недостаточно оцененная в послевоенные годы.


ЛЯГУШАЧИЙ ПРУД
    В самом конце улицы Большая Затонская в Дальнем Затоне города Саратова, что у водозаборной станции, расположен  рукотворный   пруд диаметром в 50 метров. Назначение его мне неизвестно, наверное, что-то вроде пожарного водохранилица. Посещая нашу дачу, я лет 20 ходил или проезжал мимо него. В пруду все эти годы, сколько я помню, да, наверное, и раньше, обитали лягушки, целое племя..
      Пройти и не заметить их было невозможно, так их было много.  Всякий раз они дружно встречали и провожали идущих мимо людей громким, жизнеутверждаюшим и назойливым многоголосым кваканьем. Ни с чем спутать звучапие этого лягушачьего оркестра было невозможно. Наверное, музыканту можно бвло бы составить  даже партитуру  их выступления. Причём «оркестр»  этот играл исключительно для самих исполнителей, не ведая о слушателях. Они и пели, и квкали наперебой, по-видимому, разговаривали между собой.
     Таких, громкоговорящих, существ не так уж и много рядом с людьми, разве что дворовые собаки, вороны, да и сами люди, где-нибудь  на стадионах или на ежедневных телевизионных ток-шоу….Подумать только, а ведь это другая цивилизация! Но по музыкальности, слаженности и самозабвенности пения лягушки  всем другим фору дадут… Как их только соседние дачники терпят? Привыкли, наверное.
     Вообще-то одиночки-лягушки, как и жабы, как известно, водятся везде, но при этом они обычно молчат, видимо, набрав воды в рты. А пруды для них это, наверное,  что-то вроде места душевного отдохновения, встреч или свадеб  в продолжении рода, а, возможно, для носещения и участия в работе собственной оркестровой ложи или очередной сессии лягушачьего парламента? Мы же о них ничего не знаем…
     Другая цивилизация и, вместе с тем, простейшая для человека экспериментальная модель всего живого. Сравнений в их описании может быть много, в том числе и нереальных.
     Хотя минуло уж лет пять с тех пор, как я  в последний раз побывал в тех местах,  воспоминания о посещении лягушачьего царства, почему-то, остаются  для меня памятными. А как бы Вы к этому относились?
     Я понимаю, что эти ассоциации, при всей их живописности, вряд ли могут быть кому-то интересными. Просто, наблюдая со стороны и за нашей нынешней государственно-ковидной, да и доковидной, жизни в России, невольно поражаешься существенному сходству её с лягушачьим царством.
     Так же на солнышке, выпучив глаза, довольно греются кваки-олигархи, а в прудовой тине барахтаются, пытаясь вылезти к свету, все остальные, что помельче…   Та же назойливая громкость «прорывных» планов по самосохранению и приумножению своих богатств при очевидной и нарастающей бедности всего остального, будто бы единого, «прудового» населения. Та же беспощадная давка за место в «пруду». То же обилие крикливых шутов гороховых и массовиков-затейиков, лягушек-предсказателей, прорицателей и пророков, так и лезущих друг на друга в поисках немедленной популярности, а также нетерпеливых и шумных комментаторов и консультантов, дешёвых экспертов-однодневок, претендуюших на мудрость, и целый ор лягушек-мутантов, составляющих ежедневное музыкально-информационно-телевизионное ток-шоу государственного «лягушачьего» оркестра. Его дирижёр (старший из них) отличим от себе подобных особей самовлюблённостью - до  самозабвения, незаменимостью и известный в кругу избранных якобы  безупречностью его руководства оркестром…. Музыкальный коллектив безбожно врёт, играя кто в лес, кто по дрова, а ему всё по барабану (кстати, барабан - это главное лицо оркестра). Самое главное для него, чтобы пруд не высох раньше времени… А-то ведь можно и не додирижировать, и «загреметь под лягушачьи фанфары». Да и народец перемрёт некстати….
     Всё в пруде-государстве  связано  с возможностью самосохранеиия. Растолкал других– выжил, а если выжил, не мозоль глаза другим тем, что успел награбить, и хотя у нас это естественно и конституционно, и вся жизнь в пруду основана на неподсудности грабежа, не слишком раздражай лягушачью голытьбу. Кому нужны революции и гражданские войны?! Главное, – обеспечить личное самосохранение и чтобы ненароком пруд не расплескать…
    Пока всё  у нас хорошо: солнышко взошло, пруд поёт, зашло – спит мёртвым сном…Доброго Вам утра!



К 100-ЛЕТИЮ АКАДЕМИКА
ФЁДОРА ИВАНОВИЧА КОМАРОВА

    В этом году исполнилось 100 лет академику Фёдору Ивановичу Комарову – патриарху отечественной терапии (1920-2020  гг.). В литературе о нём имеются подробные официальные сведения, свидетельства его родных и друзей, многочисленных учеников. И я был знаком с ним в разные годы его жизни и тоже могу поделиться воспоминаниями. Я писал о нём и раньше, при его жизни  («Патриарх отечественной терапии», 2017, «Патология внутренних органов у пострадавших при землетрясения», в соавт.,  1995).
        Во время моей учёбы в клинической ординатуре ВМА им. С.М.Кирова (шестидесятые годы) я,  благодаря, прежде всего, профессору Е.В. Гембицкому,  обратил внимание на ещё молодого тогда профессора Ф. И. Комарова. Он работал в то время на одной из терапевтических кафедр бывшей  Военно-морской медицинской академии.
        В январе 1966 года на заседании Ленинградского терапевтического общества он выступал с докладом о роли витаминотерапии при различных внутренних заболеваниях. Я видел его тогда впервые. Профессор Евгений Владиславович Гембицкий,  мой Учитель, сидевший рядом со мной, слушал его очень внимательно, а по окончании заседания, когда мы вместе шли к автобусной остановке на Большом проспекте, подчеркнул, что применение витаминов в лечении заболеваний внутренних органов не так просто, как принято думать. Данные Ф. И. о возможном вреде передозировки витаминных групп В и С не только оригинальны, но и очень значимы в практическом отношении. Мне показалось, что, говоря так, Е. В. как бы заново для себя оценивал возможности этого человека и находил их очень высокими. Полагаю, что это было весьма прозорливо. Позже, в 80-десятые-90-е годы, они вместе работали в Москве, в  ЦВМУ МО СССР.
      Позже, в конце 60-х годов, Фёдор Иванович бывал на кафедре Н. С. Молчанова в его новой клинике у Витебского вокзала (где я тогда рабтал) и принимал участие в обсуждении ряда вопросов гастроэнтерологии. Был там и Е.В.Гембицкий. Выступая, был краток, не витиеват, может быть, несколько резок. Весь его вид с наклонённой вперед лысой большой головой, скуластым лицом и острыми умными карими глазами свидетельствовал о наступательном характере этого человека, который как бы физически подчёркивал свою убеждённость. Н. С. Молчанов явно испытывал симпатию к этому полковнику медицинской службы  в морской форме. Об этом, раннем, периоде деятельности Ф.И.Комарова известно сравнительно мало.
      Было известно от людей, знавших его близко, что через месяц после начала Великой Отечественной войны  в боях под Смоленском молодой боец Фёдор Комаров был тяжело ранен в живот. Был вынесен с поля боя и долго лечился в тыловых госпиталях. Позже, по его просьбе он был направлен на учёбу в Военно-морскую медицинскую академию в Ленинграде. 
      У него в послевоенные годы на академической кафедре, где он работал преподавателем, были отличные учителя, известные клиницисты. Среди них профессора Н.И.Лепорский, К.А.Щукарев, З.М.Волынский. В стенах этой академии Ф.И.Комаров стал видным профессором-гастроэнтерологом нашей страны. После смерти академика Н.С.Молчанова в 1972-м году  он был назначен Главным терапевтом МО СССР.
       С 1979-го года по 1989 год Ф.И., уже в качестве  Начальника ЦВМУ  МО, в частности, руководил медицинским обеспечением советских войск в Демократической Республике Афганистан. Оправдался выбор руководства МО того времени назначить на эту должность именно Ф.И Комарова. Говорили, что высокое начальство сочло предпочтительнее, чтобы во главе военно-медицинской службы в условиях войны в Афганистане  стоял не просто генерал и фронтовик, а доктор.
     Он был очень плодотворен в те годы и как учёный в различных областях внутренней медицины, руководя также одной из крупных московских терапевтических клиник. Академик РАМН, Герой Социалистического труда, генерал-полковник медицинской службы.
      Последние годы своей военной службы, продолжая руководить медицинским обеспечением наших войск в Афганистане до полного завершения там десятилетней войсковой операции, он также лично участвовал в оказании интернациональной помощи силами военных госпиталей в пострадавшей от землетрясения Армении (1988-1989 гг.). Мне, работая там же в качестве профессора-консультанта от ЦВМУ, приходилось сопровождать его дважды в его посещении военного госпиталя в городе Спитаке.
      Таким образом, начав свою военную службу ещё до войны в Западной Украине, продолжив  её в 1941 году на фронте рядовым в боях под Смоленском и закончив Военно-морскую медицинскую академию, он завершил своё служение руководителем военно-медицинской службы МО СССР, отдав Советской армии в целом более 60 лет жизни. Это редкая судьба выдающегося клинициста, учёного и государственного деятеля, достойная благодарной памяти. Последнее десятилетие он, уже уволившись из Вооружённых сил РФ, работал в Москве (РАМН, кафедра и клиника). Умер он 25 января 2020 года, не дожив без малого до своего столетия.


ДУХОВНАЯ  АНЕСТЕЗИЯ («ЗАМОРОЗКА»)

    Помню, готовили меня как-то к урологической операции, проводимой под спинно-мозговой анестезией. Для анестезиолога дело это было обычным, но требовало определённого опыта. Удивительно, но уже через 10-15 минут болевые ощущения у меня исчезли. а тактильные сохранились. Я хорошо ощущал прикосновение операционных инструментов в мочевых путях. Словно, какой-то невидимый неврологический рубильник во мне временно избирательно отключили. Проведенная анестезия держалась надёжно пару часов. Большой камень в мочеточнике рздробили, вывели, и мочеток полностью восстановился. Чудо!
   Другой случай. Был у насс в больнице в семидесятые годы невропатолог-консультант, уже пожилой человек, фронтовик. Так он без труда делал спинно-мозговую пункцию и анестезию прямо  в обычной палате, подчас даже в пьяном виде. Сам еле стоял на ногах, а руки не дрожали. Мастер. Жалко, через пару лет он умер от алкоголизма…
      Я всегда раньше относился к анестезии как к искусству, устраняющему боли и открывающему путь к хирургическому вмешательству. Но, к сожалению, дело не только в обычной, собственно анестезиологической, практике. Я хочу рассказать о  другом виде «анестезии», если это так можно назвать.
      Уже скоро год, как всё человечество, в том числе и Россию, охватила пандемия коронно-вирусной инфекции. Поразила она все сторогы жизни народа и государства: от экономики и социальной сферы до собственно здравоохранения. Выросла смертгость и сократилась рождаемость. Принятые меры эпидемиологического характера (самоизоляция – до реального массового квартирного самозаточения, дистанционные формы образования и  управления,  жёсткое ограничение общественной жизни) были и остались необходимы, но оказалиь в чём-то даже разрушительными и, в конечном счёте, -  малоэффективными. Пострадали бизнес и культура, а главное, психическое эдоровье населения. Всё это стало характерно и для всего человечества. В результате в мире изменились даже определённые геополитические соотношения. 
    Мы многое пережили в годы Великой Отечественной войны, потеряли тогда значительную часть населения и народного хозяйства, но всё-таки даже в те годы не было такой поголовной и повсеместной неотвратимости заболевания и возможной гибели, как в эпоху нынешней всеобщей эпидемии. Но, в отличие от того памятного военного времени, мы теперь только защищаемся, да и то слабо, как бы вслепую, не зная всей потенциальной опасности нового инфекционного противника, а, главное, мы  практически не нападаем на него. А это объективно - позиция защищающейся жертвы. Остаётся надежда на объявленную всеобщую вакцинацию, в определённой мере только с предполагаемой эффективностью.
     Продолжение тактики строгой социальной защиты, конечно, обязательно с всемерным усилением бережного отношения к людям, особенно к основной производительной силе общества – трудящимся. Когда-то, в 1920 году, на съезде работников медсантруда В.И.Ленин выдвинул единственно верное классовое решение в борьбе с голодом и инфекционнгой заразой того времени. Он сказал: «Если мы спасём рабочего, мы спасём всё!» Есть смысл и нынешним руководителям, уже буржуазной России, прислушаться к призыву этого великого человека.
     В результате пандемии, у населения естественно возникают не только частые психологические и даже психические последствия длительного стресса, но и подсознательное ощущение у многих беспомощности, неуверенности, внутренней скованности, утраты привычных жизненных устремлений и инициативы.
       Вы, вероятно, обратили внимание, что люди в обстановке постоянных ограничений стали даже как-то иначе ходить, всё бочком-бочком, быстренько и недалеко, и, по возможности, врозь, а дети разучились бегать. Исчезла былая бесшабашность молодёжи (в масках это бвло бы курам наспех). Люди радоваться разучились! Какие кампании! В эти нобрьские праздники мы впервые гуськом, поодиночке, к памятнику В.И.Леинну с опской пробирались, чтобы памятные цветочки положить (эпидемия вытеснила обычные политические демонстрации в день Революции). Всё было регламентировано как теперь даже на похоронах…Другое дело – день народного единства – по-настоящему теперь самый  светлый день календаря, несмотря на эпидемию, но что-то даже туристов не было видно в этот раз у памятника Кузьме Минину…
    А вообще – как-то притих народ, осторожный стал, словно каждый опасается «Как бы чего не вышло!» Эпидемия «заморозила» (анестезировала) людей. Это ещё Чехов предвилел.
        Мы, российский народ, народ с большими трудовыми и коллективистскими традициями. Именно эти его навыки и подвергаются сейчас неопределённо долгому и изматывающему исп ытанию. Есть, конечно, люди, которые упорно не видят наступившей опасности и не хотят сдаваться (а, может быть, рискуя, но не могут ииаче), но их становится всё меньше. Преобладают «замороженные».
     Вместе с тем, миллионы людей, особенно старики, вынужденно сидящие в своих «бункерах самоизоляции», всё же сохраняют, по возможности, свойственную им активную жизненную позицию, общение доступными способами и помощь тем, кому ещё хуже, чем им самим. Их духовная анестезия не коснулась. Это я называю выдержкой, «вролетарской поддержкой» и ваимопомощью. Память и помощь этих доноров, родных и неродных людей, в это наше трудное время дорогого стоит.
      Надо учесть, в частности, что некоторым профессиям нельзя обучить на широко испльзуемой сейчас так называемой «уделёнке». Так, без больных нельзя подготовить врача, без зрителей и зрительского зала научить артиста, без школьного общения с учителем в классе обучить и воспитать учеников. Вынужденно испощьзуемые ныне дистационные способы обучения - не более, чем профессиональная профанация, по мнению опытных педагогов средней и высшей школы, и это очень скоро станет очевидным для всех, так как ведёт к разрушению Школы, как таковой. Это не «удалёнка» в обучении, а удаление от профессии и её разрушение.  Ломать – не строить.
    Безусловно, тяжёлая, опасная и действительно героическая работа медперсонала в нынешних ковдных клиниках страны выручила отечественное здравоохранение в эти трудные месяцы, но и изрядно истощила его за прошедшее время. Повысили оплату, и это справедливо. Но не всё можно решить только повышением оплаты труда. Да и не всякий труд может быть оплачен материально.   
     Противинфекционной борьбе с ковидом ешё конца не видно, а нужной, новой, столь же подготовленной, смены медработников может и нехватить. Волонтёрами же не отделаешься. Это проблема.
     Неопределённость перспективы невольно рождает даже и у многих медработников и истерику, и усталость (профессиональное выгорание), и подавленность (безразличие, бесчувственность), условно сравнимое с временной духовной анестезией. Все эти явления нередки в ныне переполненных больницах, особенно на фоне десятков случаев заболевааний и гибели самих медицнских работников «первой линии», называемыми в военной медицине санитарными и безвозвратными потерями. Героически люди ведь не только трудятся, но и умирают.
      Духовная анестезия (или опустошение психики)– это не то, что известно нам из лечебной анестезиологической практики, а нечто совершенно другое, даже противоположное, своеобразная профессиональная «трын-трава» или равнодушие,   обледенение души. Даже мужественная тернеливость в постоянном окружении человеческих страданий не бесконечна.
     Происходит массовая анестезия (или «заморозка») психики и даже не у медработников ковидных стационаров, а у ещё здоровых обычных людей. Точнее и, может быть, более удачно, назвать это явление я не могу. Если это и анестезия, то уж не спино-мозговая, а, скорее,  эмоциональная черепно-мозговая… 
     Видимо, это явление требует в каждом конкретном случае грамотной психодиагностики,  своевременной трудовой профилактики, заботы о психологически ослабевшем работнике (или просто челвеке), его отдыхе, лечении и реабилитации. Это позволит уменьшить среди медиков неизбежные профессиональные санитарные потери и трудности.
     Периодически появляющиеся в СМИ, часто недостоверные и неблагоприятные (и даже трагические) эпидемиологические прогнозы разрушительно влияют на психику и дееспособность даже здоровых людей и не способствуют системе, которая и призвана именно  к    з д р а в о о х р а н е н и ю. Иногда даже кажется, что это кому-то выгодно, и что за это платят.


ЗАТОЧЕНИЕ

       Привычное  в эпоху ковида, слово  с а м о и з о л я ц и я   и редкое  слово   з а т о ч е н и е – вроде  бы не одно и то же. Не скажешь же самозаточение? Звучит, как самоубийство или самоповешение. А то ещё страшнее - «И зарезал сам себя, весёлый разговор…», как в народной песне из фильма «Чапаев». Заточали раньше  в тюрьму (в казематы Бастилии или в Петропавловскую крепость….). Но, может быть, в период эпидемии и преступников самоизолируют, а не сажают или, тем более, не заточают? Не знаю, что точнее, но это не просто  игра слов и какая-то разница в этих терминах всё же есть. Главное всё же, и там и, там, чтобы «самоизолированный» и «заточённый» преступники не сбежали…
     Есть и ещё некоторая тонкость: «самоизолировавшийся» и «самозаточённый». В последнем, невероятном,  случае, это, видимо, область психиатрии (бред преследования) или речь идёт уж об очень разыскиваемом лице, и он прячется… (Не путать со словом «заточка» и не ассоциировать с понятием «точка». Может быть, и не рано ещё, но не желательно… И это уже не смешно?).
      В реальной жизни всё гораздо проще: нам (населению) в разгар пандемии, в наших же интересах, как условие самосохранения, предложена добровольная самоизоляция (это позволяет избежать какого-либо насилия и паники и предполагает высокую сознательность граждан). Но поскольку это продолжается уже неопределённо долго, то в условиях материальной и физической беспомощности многих людей, особенно стариков, это вполне превращается  в многомееячное квартирное, малообеспеченное,    з а т о ч е н и е   (без кавычек),  правда, к счастью, и без погащения в избирательных правах (голосование за поправки к конституции проводят даже у лифта, но это же – святое…)...
     Самоизоляция во многих случаях, действительно превращается в реальное заточение (без замков), особенно при невозможности в течение многих часов, к примеру, даже вызвать (а не то, чтобы дождаться) скорую помощь или участкового врача на дом…Ни скорой, ни  к а к о й -  н и б у д ь  другой медицинской  п о м о щ и  просто нет. Дозвониться и до социальных органов даже крупного города также невозможно, чиновники не поднимают телефонные трубки вообще. Такое впечатление, что на самоизоляцию ушла сама власть. А может быть, и вымерла от эпидемии? Не знаю, но тюремные возможности в этом отношении,  по-видимому, даже шире и надёжнее общегородских.  А ведь мною упомянута только неотложная медицина... А психологические проблемы, рождённые длительным одиночеством. В блокадном Ленинграде, под бомбёжками, люди погибали тоже, но порядка и взаимопомощи  было больше. Видимо, во власти тогда были другие люди.
      Смысловая разница упомянутых нами терминов, таким образом, в конце концов часто завершается у квартирного порога. Самоизоляция преврщается в вынужденное заточение.
       Гражданские права, понимание трудностей, сознательность и терпеливость у наших людей, как правило, есть, но возможностей получить своевременную помощь и поддержку, часто нет. В результате необходимая длительная самоизоляция действительно станоитсяв массовым заточением. Мы, конечно, понимаем, что не всё зависит от власти. Но ещё неизвестно, что страшнее: эпидемия или предложенное спасение от неё. И так-то небольшая вера в нашу якобы заботливую и эффективную власть при этом в общем мнении исчезает надолго.
      Конечно, короновирусная инфекция властью не придумана и не занесена ею в наш дом извне.      Наоборот, государство пытается восполнить неизбежные потери от пандемии (лечение больных, строительство новых и перепрофилирование имеющихся больниц. медаппаратура, оплата медперсонала, помощь детям, многодетным семьям, безработным, малому бизнесу, разработка будущего вакцинирования населения и его соответствующее многомиллиардное субсидирование). А восстановление упавшей экономики страны и утраченного здоровья! Конечно, эти попытки, сами по себе, не могут не вызывать одобрения, даже если они и продиктованы только желанием самосохранения власти. Этот недуг всё равно вылечить невозможно.
      Тем не менее, жизнь показывает, что этих усилий оказывается недостаточно. Экономика страны, здравоохранение, система образования истощены, демография падает, планы будущего развития государства непрерывно корректируются. Наступило своеобразное, плохо прогнозируемое, без преувеличения, как бы «военное» время.  «Дыры», в особенности, в экономике,  растут, проблемы увеличиваются.
    Особенно страдают социадьные и общественные области развития страны. Классовое общество государства становится всё более разнородным и даже антагонистичным. Росту бедности десятков миллионов людей сопутствует непрерывный рост богатства олигархов.  Сейчас у нас в стране 103 миллиардера, обладающих экономической и политической экстерриториальностью, особенно в крупной финансовой и оффшорной сферах. Их доход сопоставим с доходом государства. Это отечественные буржуи-иноземцы с правами вне российского коституционного поля и,  конечно, вне трудностей пандемии. От пандемии массово мрут не они. Самоизоляции они следуют, но квартирное заточеиие им не грозит с их частными дворцами, авиацией, яхтами, автопарками и собственной частной медициной. Нет никакого сомнения, что и объявленная спасительная и недешёвая вакцинация в первую очередь будет предоставлена именно им. Надеюсь, что условия самоизоляции, выживания и редуцированного общения и сокращения какой-либо коллективной общественно-политической деятельности не отучили вас ещё от былой уверенности, что вы всё ещё живёте, если живёте… Какие пикеты, митинги и демонстрации! Не полиция, а инфекция выгнала людей с городских улиц и площадей. Какой подарок буржуазии! Когда ещё утраченное вернётся и вернётся ли!
      Об обречённости жизни в социальном «стойл» пожизненно второсортных работников наёмного труда в нашем государстве, напомнают нам испытанные в эти дни беспомощность, бесправие и классовое неравенство квартирного заточения в условиях пандемии. Пандемия обнажает неравенство людей и социальную несправедливость буржуазной власти и убеждает в отсутствии единой России.
     Будем надеяться, что, хотя до точки ещё далеко, где-то, допустим, через год, пандемия ковид-19 благополучно закончится  д ля большинства из нас, самоизоляция и квартирное заточение исчезнут, а что станет с неустранимым социальным «заточением» трудящихся в нашем ущербном буржуазном государстве? Как Вы думаете?

БЕЛОРУССКИЕ  СУДЬБЫ

        Полвека тому назад я проезжал город Быхов по дороге из Киева в Ленинград. Это в восточной Белоруссии. Но знал я об  этом городе раньше, ещё с детства, из рассказов мамы.
    Состав стоял тогда, я помню, на этой станции недолго, и многого увидеть я не мог. Город, по-видимому,  был небольшой, в основном деревянный, весь в зелени. Из окон вагона с высокого берега просматривался неширокий Днепр.
          Мама моя (Кириллова Мария Аркадьевна), во время войны делилась со мной воспоминаниями о своём раннем быховском детстве. Её мама (моя бабушка) в 1907 году умерла в родах, оставив девочку отцу. Поэтому новорожденной, кроме имени Мария, дали и неофициальное имя матери – Фанечка. Я тогда впервые узнал, что мамы могут умереть уже в родах. Был я тогда учеником 3 класса, девяти лет.
       Жили они своей семьёй в этом городе Быхове (Могилёвская губерния), в еврейском гетто. Отец её был фельдшер, единственный на всю округу. Остались тогда с овдовевшим отцом сиротами и её старшие братья.
      Она рассказывала мне, как местная белорусская беднота устраивала у них в посёлке погромы. Обычно вечером собирались мужики, напивались и начинали бить стёкла, врываться в дома и даже поджигать их. Керосиновые лампы в домах люди тушили, закрывали ставни в окнах, и на посёлок надвигался страх. Мамочке было тогда лет пять. О более ранних событиях она не помнила. От страха она забиралась к своему отцу под рубашку, и там пряталась.
     Погром продолжался часа два. Полиция никого не защищала. Но их дом толпа не трогала, это же был дом фельдшера, который оказывал помощь всей бедноте, то есть и русским, и белорусам тоже. И часто бесплатно. Люди это помнили. Фельдшера уважали, и дом его толпа обходила стороной. А на следующий день те же мужики, протрезвев, возвращались в их посёлок и, замаливая свою вину, чинили и латали порушенное ими добро. Протест погромщиков, объясняла мама, возникал от их собственной нищеты и бесправия. Это и толкало их на произвол. Громили они ещё более беззащитных людей, жителей гетто. Потом, на пару месяцев, всё затихало. А позже всё это продолжалось. Помню, маме, даже уже взрослой, было страшно об этом вспоминать.
    Когда началась Великая Отечественная война, наша семья была отправлена в эвакуацию сначала в Челябинскую область, а позже в Петропавловск-Казахстанский. А отец наш оставался в Москве, на военном заводе. Стало известно о зверствах фашистов в Белоруссии, и мама, зная об особенно высокой концентрации евреев в тех местах, предвидела быховскую трагедию. Позже мы действительно узнали, что осенью 1941-го года почти всё еврейское население города Быхова было уничтожено фашистами. Десятки тысяч людей полегли во рвах за городом. Конечно, среди них были и местные советские работники и коммунисты. Мама об этом узнавала из газет. Всего она, конечно, не успела узнать, так как сразу после окончания войны, в 1946 году, умерла от туберкулёза лёгких.
     Страшна трагедия евреев Быхова в годы Великой Отечественной войны! Тысячами, безропотно, без борьбы, шли они на смерть. Подлинно еврейская, бессловесная, смерть. Фашисты их гнали на расстрел, и они шли, шли и умирали. Наверное, умирать всем вместе было легче, чем в одиночку. Погибло тогда во рвах более десяти тысяч человек. Быховский вариант холокоста. Горе не оставляет и сейчас потомков тех немногих, кто случайно выжил тогда. Но сколько русских солдат погибло в 1944-ом году при освобождении этого города от немецких фашистов! Стадо известно, что их было более 12000 человек! О смерти погибших евреев помнят все, а о смерти тысяч бойцов, освобождавших город и в массе своей даже не знавших, что три года назад в городе все уже погибли?! Город уже уничтоженных евреев. Массовое самопожертвование ради спасения других и их отмщения. А известны ли в истории случаи жертвенного освобождения евреями других народов?
        При Советской власти мама окончила дошкольное отделение Герценовского педагогического института в Ленинграде. 25-ти лет вышла замуж за нашего отца, военного инженера, русского, ленинградца, в прошлом рабочего, рабфаковца, коммуниста, и родила ему трёх сыновей. Она была, наверное, первой женщиной из тех мест, вышедшей за русского человека. Позже, умирающая от чахотки, она передала нас, троих своих сыновей, русской женщине, Наталии Васильевне, которая вскоре тоже стала Кирилловой и нашей второй матерью и которая вырастила нас. Вторая наша мама прожила 80 лет (1909 – 1989).
       Проходя мимо безымянного кладбища в Петропавловске, где мы в 1942 году были в эвакуации, мама поведала мне, что у могилы её мамы в Быхове растёт ольха, а у могилы отца – клён. Она говорила, что нужно знать и помнить свое прошлое, тогда и твоя собственная жизнь станет более долгой и содержательной.
      А я тогда впервые узнал, что я своей половинкой - из Белоруссии, и что у людей есть национальность и существует понятие об их равенстве. В классе-то у нас были разные ребятишки: и русские, и татары, и украинцы, и евреи, и казахи, но все были равны. И местные, и эвакуированные. Никто никого не обижал. Все они как-то, внешне, выделялись, конечно, но никто не выделял себя сам среди других. Сейчас бы я сказал: это был детский интернационал. Октябрята. Среди равных самых равных не было.
     Нашей мамы, нашей второй мамы и нашего отца давно уже нет в живых, но мы - их советские, русские, дети – выросли, живы и помним всё, чему они нас учили.
       А сам белорусский город Быхов живёт и сейчас. Гетто в городе, как и везде в Белоруссии, было ликвидировано советской властью уже в первые же годы после Революции. Говорят, от него с того времени остались лишь каменная синагога да еврейское кладбище.
       Город этот древний. Мало, кто знает, что его история  начинается где-то в 15-м веке. Менялись польские гетманства, и лишь в 17 веке городок этот стал уездным центром Российской империи. Именно в нём Николай 2-ой в 1917 году отрёкся от престола. С советского времени белорусский город Быхов -  районный центр Могилёвской области. В такую войну выжил! Знать, такова его судьба: жить ему и жить. И памяти о нашей маме.
      Прошли годы, и в июле 1955 года мне пришлось вновь посетить Белоруссию. Я тогда прибыл в артиллерийский полк танковой армии, в г. Борисов,  расположенный на реке Березине, где когда-то застрял Наполеон со своим войском и откуда вынужден был, оставив армию, бежать в Париж. Это была моя войсковая стажировка, обязательная после 5 –го курса в Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, где я тогда учился.
         Почти сразу после моего прибытия в медпункт части вся здешняя танковая армия стала готовиться к выходу на большие учения, в лесах под городом Барановичи. Санитарная машина нашего полка укомплектовывалась имуществом, медикаментами, перевязочными материалами, продуктами. Это была хорошая практическая школа.
       С городом Борисовым мне познакомиться  не удалось. Было много работы. Запомнилась лишь река Березина, высокие деревья  по её берегам, казармы, артиллерийские парки. Но пару раз всё же сходили на рыбалку. Рядом с медпунктом протекала небольшая речка.
    Наконец, поступила команда о начале учений.  Танковая армада пришла в движение, растянувшись на многие километры. Выехали из Борисова ночью и проследовали в колонне через Минск и Барановичи.
     В окно санитарки ночью видно было плохо. Но запомнились некоторые освещённые и совершенно безлюдные проспекты Минска. Колонна нигде не останавливалась. К утру западнее Барановичей, но  восточнее  города Слонима свернули в леса.
       Наша роль по плану военной игры была «держать оборону». Медпункт развернулся в глухом лесу, и позже никаких воинских частей, даже собственного полка, я не видел. Кроме врача полка и меня, в медпункте были фельдшер, исполнявший обязанности начальника медпункта, санитар-инструктор и шофёр. Поставили палатку и оборудовали её носилками. На них и спали.
      Ночью в глубине леса фосфорисцировали гнилушки. Лес выглядел как в сказке про Берендея. Вспоминал своих Люсю и дочку Машеньку. 
      По ближним деревням разнёсся слух, что в лес приехала медицина. На борту машины красовался красный крест. Из окружающих деревень через пару дней к нам  стали приходить бабульки, жалуясь, чаще всего, на суставы, боли в позвоночнике и т.п. Крестьянки, пережившие войну и оккупацию. Руки у них были мозолистые, в узлах из вен. Пришлось вести амбулаторный приём. Белорусский язык не мешал мне. Все было понятно. Некоторые приводили даже ребятишек. Кому-то из посетителей я давал таблетки от болей и воспаления, кому-то делал перевязки. Кому-то ограничивался советом. В награду они дарили нам яички, принесенные в лукошках. Мы не отказывались. Бабушки тоже были довольны.
       По программе стажировки я должен был провести санитарно- эпидемиологическую разведку местности (это было учебное задание), и поэтому бродил по близлежащим  деревням, исследуя численность населения, состояние колодцев, наличие больного скота и т.п. Опасность представляли только собаки, я же был для них чужой. Но обошлось. «Война» где-то ещё продолжалась, когда срок моей стажировки закончился, и я, распрощавшись с товарищами, через Барановичи и Москву  убыл в Ленинград.
      В 1957-м году мы с женой вновь побывали в Белоруссии. Отдыхали в доме отдыха «Лепель» под Барановичами. Очень скромный был этот дом отдыха МО. Танцы, экскурсии, библиотека. Даже житьё семейным парам вместе не было предусмотрено: нехватало мест. Комфортабельность: вспомнить нечего. Но зато побывали на двух содержательных экскурсиях.
     Первая автобусная экскурсия была в Хатынь. Помню,  поле, заросшее кустарником, на месте сожжённой фашистами деревни, торчащие в небо закопчённые печные трубы, памятник единственному выжившему там человеку. Старик-крестьянин держит на руках убитого ребёнка. Вокруг тишина. По дорожкам мимо молчаливо бродят ставшие одинокими люди. Молча покидают пепелище и разъезжаются, увозя горе в свои дома.   Тяжёлая память.
     За неделю до конца нашего отдыха в «Лепеле» состоялась автомобилтная поездка в Брест, в Брестскую крепость. Многое в моих впечатлениях перекликается с известными картинами об обороне этих мест, опубликованными кинодокументалистами и писателями, в частности Сергеем Сергеевичем Смирновым. Это и рассказы о героизме защитников крепости, и боль за тех, кто не смог тогда прорваться к своим, обида за наше бессилие – следствие вероломства врага и трудностей нашего руководства в начале войны.
      Холодное русло Буга, кроваво-кирпичные мощные и одновременно беззащитные стены фортов крепости, расстрелянные ворота, глубокая темнота подвалов, сжимающая сердце невозможность всё это изменить. Уезжаешь отсюда, оставаясь там на всю жизнь. Вот ведь сколько лет прошло, а всё помню и плачу. Белоруссия – это же Россия, только с ещё более тяжёлой судьбой.
        Побывал я в Минске и в 1974-м году, на 1 Всесоюзном съезде нефрологов. Съезд прошёл весьма успешно, в стране собрались к тому времени серьёзные силы теоретической и практической нефрологии (профессора И.А.Тареева, М.Я.Ратнер, Н.А.Мухин). Удалось повидать и сам Минск. Удивительно чистый город, с широкими площадями и парками, прекрасным театром, где и проходил  сам съезд.
     Помню, уезжал в Москву поздним вечером. Хотел пройти к своему вагону не через вокзал, а через ворота, со стороны тепловоза. Так мне было ближе. Но меня вдруг остановили двое в штатском и,   несмотря на то, что я был в военной форме, настоятельно попросили пройти через  вокзал. Я позже узнал, что этим поездом ехал Первый секретарь Коммунистической партии Белоруссии, известный руководитель партизанских соединений в годы войны товарищ Машеров. Его тщательно охраняли.
      Последние мои поездки в Минск пришлись уже на 80-е годы. Тогда здесь служил врачом в танковом корпусе в Уручье мой сын Сергей и какое-то время жил мой внук Мишенька.
       Всё это я писал и раньше и всё о советской Белоруссии. Республики, более советской, в те годы трудно было себе представить. А что там сейчас?  Бог его знает. Пишут-то много и по-разному. Защищаются от самих себя, от непозволительно многоликого Лукашенко. А защищать нужно российскую Белоруссию, ту, что от немцев такой кровью освободили советские войска 80 лет тому назад, иначе стоящее у порога польско-литовское нашествие её тут же разрушит.
     Таковы белорусские судьбы за более чем  120-ти-летнюю историю этой республики только на моей памяти.

.
АРМЯНСКАЯ БОЛЬ

     Декабрь 1988 года. Я – в Армении, которая только что пережила тяжелейшее землетрясение, погибло 23 тысячи человек, остались калеками ещё 18 тысяч. «Событие планетарного значения», как сказал в те дни мой Учитель академик Е.В.Гембицкий, главный терапевт Советской Армии. Моя должность – профессор-консультант Ереванского военного госпиталя. Предстоят поездки в Спитак и Ленинакан (Гюмри), а также посещение больницы Эребуни в Ереване.
       Спитак сейчас — самое больное место на планете. Уже чтобы прикоснуться к этому месту, стоило ехать сюда.
         30 декабря, 22 день после землетрясения. Вместе с начальником ЦВМУ МО СССР генерал-полковником м/с академиком Ф.И. Комаровым едем из Еревана в Спитак.
      Дороги отличные, широкое шоссе неуклонно идет в горы. Движение транспорта напряжённое. Подсчитал: на 100 м до 30—40 автомашин в обоих направлениях. Лес, доски, краны, бульдозеры на платформах, толь, цементные блоки. То и дело юркает «скорая помощь». Знакомые уже по телевидению и незнакомые разрушения. Они начинаются километров за 20 до Спитака, за Аштараком и Апараном. Сдвинуты крыши домов, обрушены стены, вывернуты камни, выщерблены парапеты дорог из туфа и мрамора. Полегли фермы. Чем ближе к Спитаку, тем обширнее и плотнее картина разрушений.
      Перед въездом в город, раскинувшийся в лощине среди невысоких гор, покрытых глубоким снегом, горы каменного мусора. Здесь же расположилась автобаза. Основные улицы уже расчищены. Посты милиции при въезде и на каждом углу. Местного населения почти нет, практически одни мужчины. Целого современного здания — ни одного. Висят обрывки этажей. Дома с перебитым позвоночником, с выбитыми зубами, оскаленным кровавым ртом. На балконах и лоджиях подвешены связки лука, уже 20 дней висит белье. Обрушилась стена и обнажила анатомию квартир, в которые нельзя подняться. На оставшейся части пола новенький шифоньер, диван с подушками… Раздавленные блоками гаражей легковые машины, к которым 20 дней не наведываются хозяева. Полегли автобусные стоянки.
     Контраст. Солнце, горы, голубой снег, чистый воздух и гибель, смерть, тряпье, оборванные струны жизни. Покосившиеся фонари, выбитые стёкла, осыпавшаяся черепица, продырявленные крыши. Холод, холод, обесчеловеченное жилье. Есть здания внешне целые, занавеси, стёкла не выбиты, но в них не живут. Они опасны. Не видно собак.
      Над городом как гимн — каменное величественное кладбище, которое пощадила стихия. У стен кладбища громоздятся сотни гробов — чёрных, белых — струганных, красных, детских, взрослых… Гробы лежат, стоят, громоздятся в беспорядке. Их явный избыток, хотя, по-видимому, ещё не одна тысяча погибших не раскопана. Гробы уже начинают раздавать на доски для тамбуров к палаткам…
     У выезда из города, по дороге на Кировакан, — железнодорожная станция, пути, рабочие. Стоят бульдозеры, работают краны, загребают, насыпают. Здесь же стоянка грузовых машин. Барачные палатки. У костров — шоферы. Кипятят воду, пьют чай, греют руки. Раздают с борта буханки хлеба. Вытянулась очередь за водой: с водой плохо. Прямо под открытым небом — на заборе — аппараты междугородного телефона, и к ним — очередь. Народ понаехал со всего Союза, связь необходима.
      За переездом — по одну сторону дороги — элеватор. Одна из шахт повреждена, её собираются взрывать. Поговаривают, однако, что в подвалах ещё могут быть люди. Зерно ссыпалось, перемешалось со снегом, его вывозят. По другую сторону; — госпитали — норвежский, югославский, из Литвы (на флагштоке — флаг буржуазной республики), наш — военно-полевой, развёрнутый здесь 23.12.- на смену медпункту, работавшему в составе группы усиления из ЦВМУ на стадионе с 8 по 23.12. В госпиталь мы, ещё заедем, а сейчас — в Кировакан.
      Это недалеко, вдоль железной дороги. Город гораздо лучше сохранился. Дымят трубы, дома живут. Смешанное, в том числе приезжее, население. Беженцы. Очереди в магазинах. Вокзал внешне цел, но внутренние блоки повалились. Местами — разрушенные или оставленные людьми дома. От Кировакана до Еревана 115 км. Возвращаемся в Спитак: чем ближе, тем больше разрушений. Ответвление на Степанован. Далее — г. Пушкин. Рассказывали о прощальной встрече в этих горах в 19-м веке двух Александров Сергеевичей — Пушкина и Грибоедова…
      Чтобы успеть проехать в горах, возвращаясь в Ереван до темноты, нужно спешить, но два часа ещё есть. Госпиталь развернут в палатках—УСБ и УСТ. В каждой — печи. Чтобы усилить обогрев, печи имеют дополнительную железную оболочку, берегущую тепло. Уголь горит плохо. Жизнеобеспечение забирает до половины усилий коллектива. Развёрнуты и действуют приёмное, хирургические отделения. Терапевтическое и инфекционное отделения отстают. Хирурги уже в тепле. Прошло всего четыре дня, а приём уже идёт — солдаты, местные рабочие, шофёры, дети, женщины. Поступают с панарициями, флегмонами, абсцессами, ОРЗ, трахеобронхитом, переломами. Вчера в госпитале сделали первую аппендэктомию.
     Начальник госпиталя — подполковник медицинской службы Поляков. Начальник терапевтического отделения — майор медицинской службы Бучинский, выпускник нашего факультета 1975 г. Много беседовали с ним. Есть и другие выпускники (капитан Лисичек и другие). Трудностей много. Главное — жильё.
     Обошёл все палатки, беседовал с больными. В приёмном отделении сидят две женщины с детьми. Обе армянки. У одной муж — танкист в Кировакане. Ждёт его. Живёт в Спитаке, в разрушенном доме, хотя это и опасно, так как толчки повторяются. Другая ютится у родных, всего лишившись, а уезжать боится.
         Дети кашляют, сопливят. Вместе с дежурным врачом послушали лёгкие, дали лекарства. Хорошо бы горчичников, но их нет. Вроде все вопросы решили, а пациенты не уходят: хорошо сидеть в тепле, возле раскалённой печки и слушать радио. Пришёл погреться рабочий-подрывник с элеватора. Они часто приходят. Чтобы тепло дольше не выходило, сделали тамбуры из досок. Для этой цели «выбили» на кладбище 90 гробов…
     Прибыл начмед округа генерал Петр Петрович Коротких. Человек внимательный, доброжелательный, в то же время требовательный и конкретный. Я знал его раньше. Это хорошо, что на таком тяжёлом округе (Баку, Грузия, Армения) оказался эрудированный, мыслящий организатор. Его резиденция сейчас — Ленинакан. Всё обошёл, всех выслушал, шумно поругал, не унижая и, присев на лавке в палатке-столовой, сказал: «Доставай бумагу и пиши!» Главное, домики, шанцевый инструмент, вопросы связи, продовольственное снабжение (нач. прод. здесь — лейтенантик этого года выпуска…).
          Рытьё рвов: выявлен потенциальный очаг туляремии в районе Спитака. Летом это может обернуться бедой. Кстати, опасность доказана работающим в Спитаке коллективом из Саратовского НИИ «Микроб».
          Начальник госпиталя добросовестно записал распоряжения. А позже перекусили тем, что было, проводили Петра Петровича и уехали сами.
     Вновь через мёртвый Спитак с покосившимися вывесками и висящими балконами, с детскими игрушками в грудах камней.
     Горы, горы. Дорога взбирается вверх серпантином. Едем на заходящее солнце. Так же, как когда-то, когда я служил в десантных войсках, возвращались с парашютных прыжков. Но страшная реальность состоит в том, что это же Спитак, а не просто госпиталь, автопарк, люди, машины на шоссе…
     Беспокоит рассказ, услышанный от кого-то. Сын на развалинах дома услышал голос отца и матери, заваленных в глубине тяжёлыми блоками. Сделать было ничего нельзя: не было техники. Трое суток беседовал с ними, пока отвечали. Раскопали на 5-й день (израильские спасатели), но уже мёртвыми, хотя и без единой царапины. Этими трагедиями устлан здесь каждый метр.
     На пологом заснеженном обрыве — остов сгоревшего КамАЗа, одна из многочисленных жертв помощи. Вчера в этих краях разбился вертолёт. Едем на солнце и на Арарат — двугорбую вершину. Армянская святыня. Гора в Турции, а кажется — совсем рядом. Граница в двух шагах…
       На востоке – нагорный Карабах, доходят вести о боевых стычках местного преобладающего армянского населения с азербайджанскими жителями этой непризнанной спорной республики, об угоне скота, о беженцах армян из Баку, о волнениях в самом Азербайджане и вводе в его города подразделений  Советской  армии… Это вносит дополнительную тревогу.  Что-то ждёт эти народы в будущем, если их не спасает даже советский интернационализм.
            Во мне все время какая-то грустная песня. О чем эта песня? Эта ноша? Эта печаль? О людях. Кому нужны воины-интернационалисты?! Разве что матерям. Кого они защитили? Кому нужны будут армянские, спитакские, ленинаканские калеки? Добрых 18000 инвалидов? Разве что матерям, если остались в живых.
     Как нельзя понять бесконечность, Вселенную, так нельзя почувствовать, выразить всё горе армян! А ведь я ещё не видел раздавленных детей. Для того чтобы это вобрать в себя и выразить, нужно быть или Шекспиром, Лермонтовым, Достоевским, или сумасшедшим.
       Прошло 32 года с тех пор... Пройдёт ещё много лет, прежде чем начнут зарастать раны, полученные тогда армянским  и всем советским народом...


ВОЙНА В НАГОРНОМ КАРАБАХЕ

    Чукча, едущий на своём олене и поющий, заранее же не знает, о чём он будет петь. Едет, видит, о том и поёт. . Не выдумывает, а всего лишь озвучивает увиденное. Так и я. Мои глаза в этом смысле - это моё сердце, вновь заболевшее Арменией. Осень 2020 года очередная вспышка войны в армянском Карабахе. Происходящее там тревожит всё больше… Поэтому и пишу.
     Я уже побывал в Армнии в декабре-январе известной трагической зимы 1988-1989 годов. Скоро будет ровно 32 года с тех пор. Был я тогда в Ереване, Ленинакане (Гюмри), Спитаке и Кировокане в качестве профессора-консультанта терапевта от ЦВМУ МО СССР. Работал в госпиталях, старался быть полезным врачам, многое видел и пережил. В Нагорном Карабахе не был, но слышал об уже  шедших там боях. Да и в Азербайджане тоже тогда было очень беспокойно, и армяне массово бежали на родину, несмотря на то,что там ешё сильно трясло…
    В те годы  я много писал о пострадавшей при землетрясении Армении в художественном и научном планах. Особенно широко была опубликована моя книга «Армянская трагедия»… Это было «хождением по мукам». Повторяться не буду. Просто сейчас пережитая мною боль вспыхнула вновь от нынешнего Карабахского пожара. Затушёванный армянским землетрясением действительно планетарного масштаба, он и тогда уже обжигал, и я этому свидетель.
     Я помню об армянах -  беженцах из городов Азербайджана, которых видел тогда в ереванских госпиталях, помню их рассказы о пережитых издевательствах, слышал о несчастных азербайджанских смешанных семьях, оставшихся в Ереване среди армян. Знал о колоссальной интернациональной помощи всего советского народа пострадавшей республике. Тогда об этом писалось много. Сейчас  вовсе не вспоминают… Впрочем, короткая память характерна не только для армян.
     Но, к сожалению, жизнь так ничему их и не научила и, утратив весьма условные для них уже тогда советские, интернационалистские, ценности, они, опьянённые под влиянием собственной буржуазии преувеличенным значением собственной  «цветной» революции, начавшейся там два года назад. и ложным представлением о своей, якобы национальной, исключительности, они уже сейчас, как и прежде, вновь переоценили свои возможности и проиграли во вновь разгоревшейся войне с более подготовленным азербайджанским соседом. И опять в Армении возникли горечь поражения, страх геноцида, митинговщина, разбои и интеллигентские вопли по поводу неоправданных жертв и вынужденной «болезненной» капитуляции. А, в сущности, армяне сами всего лишь вновь наступили на те же грабли. Это случалось с ними и раньше, в нашей, российской, истории.
      И Азербайджан, несмотря на значительную прослойку рабочего класса, и, особенно, Армения – в основе своей - мелкобуржуазны. Советское время этого в корне не изменило. В связи с этим иного поведения в дни испытаний от их обществ  ожидать было трудно.   Советского интернационализма нехватило. 
    Есть здесь и некоторый парадокс и состоит он в том, что, хотя по декрету советской власти армянское нагорье (Карабах) территориально было отнесено (и относится сейчас) к Азербайджану, подавляющее большинство здешнего населения сотни лет  составляют именно армяне. Этот обидный парадокс, ошибочно допущенный советской властью в начале двадцатых годов прошлого века вследствие понятной тогда и, казалось бы, идеологически рациональной, большевистской, целью усилить влияние революционного  бакинского  пролетариата в классово отсталой карабахской, сельской, глубинке, получил своё законодательное закрепление. Именно это и послужило основой, как оказалось в последующем, непродуманного территориального решения. Национальный аспект не был учтён и даже позже не был исправлен. Людей лишили их естественной национальной территории. Такое время было.  Так думаю я.
      Многое тогда диктовала классовая борьба. Правда, длительное время это противоречие сглаживалось единством советского интернационализма народов, но к середине 80-х годов этот сдерживающий фактор начал рушиться. Территориальное решение вопроса пришло в несоответствие с национальными чаяниями армянского населения Карабаха. Нужно сказать, что и в Азербайджане эпоха пролетарского интернационализма продержалась недолго после известного расстрела 26 бакинских комиссаров «в песках под Красноводском», и это, несмотря на значительно более высокое развитие здесь рабочего движения, чем в Армении и, тем более, в Карабахе. Имели большое значение и религиозные различия. В целом, это ведь в сущности был классический пример разрешения единства противоположностей в их борьбе. Истина верна, если она конкретна. Если изменилась конкретность ситуации, прежняя истина перестаёт быть верной. Так и с исторической подлинностью армянского Карабаха. Марксистская диалектика в действии!
      В результате, 35  лет тому назад армянское население  уже в советское время стало массово выезжать из Азербайджана в Армению, а армянский Карабах уже тогда начал сражаться с оружием в руках. А ныне мирные армяне и их армия массово бегут уже из Карабаха к себе, на большую этническую родину, покидая свои окопы, сёла и города. Сегодня их трагедия повторяется,  тем более, что у бакинского геополитического, националистического по существу, «оркестра» в наше время объявился новый, уже турецкий, дирижёр. Качает права. Этот тип очень опасен, за копейку продаст.
     Интересно, как беженцы из Карабаха будут возвращаться теперь в свои же брошенные дома, если даже им это и будет позволено? Скорее всего, возвращение невозможно. А если бы и возвратились, то как жить-то им под властью вчеравших убийц?! Территория-то -  азербайджанская. Возможно, возвращенцам пришлось бы даже срочно выучить азербайджанский язык, армянский «освободители» уж точно запретят? Но немедленный, уже прозвучавший, ответ народа окаался однозначным: самосожжение армянами всей оставленной ими части Нагорного Карабаха и даже вывоз оттуда праха умерших родственников. Процесс этот не приобрёл больщого развития, но уже начался.  Нашему миротворческому контингенту придётся «умиротворять» теперь и возникшее громадное пепелище. Многое ещё не ясно, и вводом российского контингента не решается (хотя хотелось бы), зато у него теперь появились обширные гуманитарные и даже кладбищенские функции. Неизвестно ещё, как будет обеспечена безопасность самого этого контингента. Прежний отрицательный опыт известен.
      Но действительно свой интернациональный долг Россия выполнила. Бои прекратились, проблему в целом временно заморозили, хотя, конечно,  ещё далеко не решили.
    Это же не российский Крым, где территория и люди составляют единое целое. Проще даже в Сирии: там земля и население тоже относительно едины. Местная власть, правда, слабовата… Сложнее в Донбассе: население и власть здесь определённо пророссийские, а территория формально относится к Украине. И здесь знакомое нам диалектическое противоречие! И здесь обидная недальновидность, только по задумке правильных  (ожидание более быстрого пролетарского развития Украины)  более ранних «интернациональных» решений по Новороссии и Крыму.
     Вернуть территорию в бандеровскую Украину и теперь можно, только уничтожив или выгнав в основном русское население, что недостижимо или грозит появлением нового, ещё большего, пепелища у самых наших границ... Такие предложения в Киеве  периодически возникают. Все эти примеры мало сопоставимы с Арменией, но формально Донбасс - это тот же Карабах до его уничтожения.
    А теперь на большей части армянского нагорья посреди пепелища торчат одни  разбитые грабли, а над всей Арменией действительно вновь витает вечный страх повторения национального геноцида. Жуткое и жалкое зрелище. Могло быть ещё хуже. Вновь русские спасли, что смогли...
      А сердце-то болит… Это тебе не песни чукчи. Какие песни! Национальное пепелище. Независимо от причин происходящего там, для меня это продолжение армянской трагедии прошлого. В очередной раз армян побили: то ли их недруги, то ли своя собственная буржуазия?! Думать надо.
      А в сущности, все эти геополитические катаклизмы последних десятилетий, включая изменения в социальном статусе практически всех постсоветских государств, включая и Россию, вызваны утратой в них советского интернационализма с его классовой однородностью и социальной справедливостью и с возрождением буржуазного неравенства, социального расслоения общества и махрового национализма. События в современной Армении и Азербайджане  - лишь последняя иллюстрация этого процесса.
    Чтобы возродить утраченный интернационалим, нужна вторая социалистическая  революция. Только введением в «горячие точки» миротворческих контингентов и призывами к восстановлению СССР  националистического пожара не потушить. Слишком много в стране накопилось взрывчатого материала, и в частности, в национальном строительстве советского государства. А миротворческие «пожарники», при всей их необходимости, ничего не создадут, а в лучшем случае только затушат. Нужны новые усилия.
      

ТУРЕЦКИЙ  ТЯНИ-ТОЛКАЙ

     Время ныне какое-то особенно беспокойное. Но редкий день пройдёт без упоминания об Эрдогане. Так когда-то славился на Востоке только Ходжа-Насреддин, правда, слава его была другой. А об Эрдогане слышат, пожалуй, даже глухие от рождения, причём не только в Стамбуле, а и в Вологде…Достад уже. Кажется, что без него и самой Турции нет. Да и зачем? Эрдогана и на весь Средний Восток  одного хватит. Не трезвоним же мы, скажем, о благсловенном Египте, а ведь там такое историческое прошлое: пирамиды, фараоны, саркофаги, зашифрованные иероглифы. Загадка, а может быть, даже смысл человечества. А Турция? Ну что такое Турция?! Древняя, да и то, греческая, Троя и  пыльные камни под  копытами конниицы Александра Македонского…
       Впрочем, что мы знаем о Турции! В школьной юности, в Подмосковье, по дороге на Клязьму, всем классом мы гордо пели «о ненужности для нас турецкого берега». Помните? И были правы, нам и сейчас нашей Клязьмы достаточно, обойдёмся и без Дарданелл со Стамбулом.
         Если присмотреться, то па карте Турция напоминает вывалившийся из азиатского рта толстый коровий «язык», омываемый Средиземным, Эгейским и Чёрным морями, прикреплённый у самого «корня», к почти равному ему, многомиллионному Курдистану... Турецкий «язык» высунут из азиатского «рта» так откровенно, что кажется, что он, по-мальчишески нахально, просто дразнит соседнюю Европу. Трудно этого не увидеть… Этот «язык» с современным вооружением дотянулся уже до таких суверенных государств, как Ливия, Греция, Кипр, Сирия, Азербайджан и нетурецкого, армянского, Нагорного Карабаха. Особых успехов при этом он не добился, но, что мог, раздолбал, и сейчас сплошь в крови, в том числе, в своей. И это не конец, теперь поговаривают о Крыме…Ненасытность его поражает,  активно поощряемая ещё более крупными мировыми мусульманскими и немусульманскими хищниками.
     Суворов более 200 лет тому назад сказал как-то о Наполеоне Бонапарте: «Далеко шагает мальчик!» Это вполне относится к прожорливости новоявленного турецкого завоевателя ХХ1  века – стамбульского «Бонапарта»  в кавычках. Геополитик!
     Чем памятна Турция нам, русским людям? Легендарная Троя, византийский Константинополь, православный храм Святой Софии, ныне превращённый в мечеть, блистательные побелы адмирала Ушакова, геноцид армянского народа, массовое бегство белогвардейцев из Крыма в Стамбул, туристические красоты Антальи, лучшие в мире помидоры, Турция как русло беженцев и террористов из Средней Азии в Европу в наше время. И, конечно, изрялно надоевший, всем известный, «двуликий Янус» – наш «лучший друг-враг», постоянно готовый к собственному предательству, преданный своему  пониманию  мусульманской религии больше, чем самой этой вере, воинствующий стажёр-султан вожделенной им будущей новой Османской империи  - Реджет Эрдоган.
      Нерукопожатен для любого нормального человека, подл не по обстоятельствам, а генетически. Про таких говорят: совсем совесть потерял… В нём кроется какой-то нескончаемый зуд зла, и он всё время чего-то боится, мечется. зачёркивает сегодня то, что сам же предлогал только вчера, торгаш до мозга костей, абсолютно бесприципен, одержим османским величием, жесток даже к единоверцам.  Недоверчив. Опасается за себя постоянно. Опасен даже для своих временных друзей. Не задумывась, бросит по дороге. Один из оживших литературных героев Гоголя,,,
     В детстве, впервые прочитав как-то странное название «тяни-толкай» о каком-то верблюде или ослике о двух головах с необычным способом передвижения и не получив понятного объяснения смысла этого явления даже после разъяснений моей мамы (а она-то уж, по моему убеждению, точно всё знала…), я почему-то сразу не взлюбил этого верблюда, причём  на всю свою жизнь. И я помню, что не один был такой… Трудный был персонаж.
     Тот, мой детский, ещё не турецкий, «Тяни – толкай» родился раньше нашего сегодняшнего непредсказуемого турецкого двурушника. Возможно, это было своеобразное предвидение.
     Речь вообще может идти не только о Турции, и герой не имеет национальности. Сравнение необычное, конечно, но что-то общее в этих персонажах есть. Невозможно же предугадать, куда и когда этот «верблюд» «потянет», а когда и куда «толкнёт». Настоящий «тяни-толкай»! Он же побросал даже всё, что было для него построенною. Как заигравшийся маленький ребёнок, но он же не ребёнок! Нет, уж лучше с таким не связываться. Проживём и со своими помидорами…
     Наверное, об этом разные люди думают по-разному, в том числе и те, кому думать по службе положено. А Вы как думаете?

      P.S. Мне кажется, название настоящего Сборника оправдалось. Ну, и действительно, а что в нашей сегодняшней жизни хорошо? Ничего хорошего. Ковид только добавил экономических, физических и психологических испытаний. Эти, уже многие месяцы пандемии, изрядно истощили и государство, и народ. Каждый день умирают до полутысячи заражённых, и конца этому не видно.
     Страшно, что сами медики-спасатели умирают, умирают и пожилые люди – наиболее опытная и творческая часть общества. Самозаточение спасает, в какой-то мере, конечно, но отрывает людей дела от их столь нужного людям дела. Падает и без того низкая производительность труда. Государство беднеет. Всё большее количество людей не живут, а выживают. К тому же жизнь не ограничивается эпидемиологическими проблемами. Считайте, по значимости и потерям, пандемия скоро приобретёт у нас размеры Отечественной войны. Считайте, Киев (условно) к  Новому году мы уже сдали… А похоронки всё идут и идут. Разве что «неизвестных погибших солдат», как прежде, теперь нет, и похороны со смертью не разлучают….  Не зря медикам за самоотверженность при организации и оказании медицинской помощи стали, как и в войну, присваивать звание Героя России.
     Конечно, гражданской стойкости населения и сейчас принадлежит большая роль. Ей бы ещё  успешной вакцинации в помощь! Видимо, только тогда можно будет и вздохнуть.
      А пока ситуация как на фронте, где «видит око, да зуб неймёт». Эта беда обвалила весь мир. Отступаем, слабо защищаясь парацетамолом в ожидании  «крупной артиллерии» - вакцины. В сущности, пока беззащитность наша так велика, что впору вспомнить позабытый призыв «Позади Москва!» Здесь даже Сталин не поможет, тем более, что его нет.
   Мне бы очень хотелось думать, что я сгущаю тревогу, но ведь здесь и всеобщая мобилизация не поможет. Мы сильны в открытом бою, а здесь сам враг мало доступен, постоянно мутирует и ускользает от борьбы. Это очень опасно. Опасно даже понимать это. Не нападая, мы превращаемся в малозащищённую жертву. А это не сулит ничего хорошего и всему человечеству.


Основные литературные произведения
М.М.Кириллова за последние 25 лет.

        Кабульский дневник военного врача. Саратов. 1996. 67 с.
        Армянская трагедия. Дневник врача. Саратов. 1996. 60 с.
        Мои учителя. Саратов. 1997. 40 с.
        Незабываемое. Рассказы. Саратов. 1997, 113 с.
              Саратов, 2014, 114 с.  ( 2-ое  изд).
        Перерождение (история болезни). Выпуски 1,2,3,4,5. 1-е
                издание 1999 – 2006 гг. 2-е издание 2015 г. Саратов.
        Учитель и его время. Саратов. 2000, 2005. 150 с.
        Спутница. Журнал «Приокские зори».   Тула.№2. 2008.
        Мальчики войны. Саратов. 2009. 58 с. 2-е, дополненное,
                издание. Саратов, 2010, 63 с.
        Врачебные уроки. Саратов. 2009. 52 с.
        После войны (школа). Саратов. 2010, 48 с.
        Моя академия. Саратов. 2011, 84 с.
        Статьи о Н.И.Пирогове и С.П.Боткине, о моих учителях
                (М.С.Вовси, Н.С.Молчанове, Е.В.Гембицком, С.Б.Гейро,   
                В.В.Бутурлине, М.Я. Ратнер, Г.Б.Феосееве и др.),
                о моих учениках и больных– на страницах журнала
                «Новые Санкт –  Петербургские врачебные ведомости»
                за 2000 – 2020 годы. 
        Врач парашютно-десантного полка. Повесть. Саратов. 2012.
        Мои больные. Сборник рассказов. Саратов.   2013г.
        Многоликая жизнь. Саратов. 2014, 150 с.
        Красная площадь и её окрестности. Саратов, 2015, 117 с.
        Детки   и  матери. Саратов. 2015, 107 с.
        Цена перерождения. Саратов. 2016, 43 с.
         Города и веси. 1,2 и 3-й сборники. Саратов, 2016. 320 с.
        Афоризмы и словесные зарисовки. Саратов, 2017, 40 с.
        Путешествие продолжается. Саратов, 2017, 80 с.
        Примеры полуреальности. Саратов, 2017, 150 с.
        Учителя, Ученики и их Время. Саратов, 2017, 45 с.
        Пульмонологи России Саратов. 2017, 50 с.
         Поздние птицы. Саратов. 2018, 100 с.
         Воспоминания об отце. Саратов. 2018. 130 с
         Потери и обретения, Саратов, 2018,  100 с.
         Наши враги. Саратов, 2018, 80 с.
         О прошлом и настоящем. Саратов. 2018, 100 с.   
         Мы есть, и мы будем. Саратов, 2018, 50 с.
          Слёзы по Сталину. Саратов, 2020, 30 с.
          Капитализм - он и есть капитализм. Саратов, 2018, 15 с.
          Наш Крым. Саратов, 2018, 100 с.
          Украина –и Прибалтика - вчера и сегодня. Саратов, 2018, 95. 
          Живём дальше. Саратов, 2019, 103 с.
           Азиатский юго-восток России. Или отрезанный ломоть?
                Саратов, 2019, 99 с.
            Сырые дрова не горят, Саратов, 2019, 104 с.
            Кирпичики души. Саратов, 2019, 109 с.
            Декабрьские рассветы. Саратов, 2020 Г. 90 С.
            Соль земли. Саратов, 2019 г.
            Каменоломня. Саратов, 2020 г
            Долгое путешествие вдвоём. Саратов, 2020 г. 60 с.
            Правда глаза колет. Саратов, 2020г., 50 стр.
            Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Саратов, 1021 г. 55 . с.

        Труды М.М.Кириллова помещены в прозе ру, Михаил Кириллов. Mihail.Kirillov.ru








Kириллов Михаил Михайлович
Редактор Кириллова Л.С.
Дизайн – В.А.Ткаченко

ХОРОШО-ТО ХОРОШО,
 ДА НИЧЕГО ХОРОШЕГО

Художественно-публицистическое издание

Подписано к печати          2021 г.
Формат 60х84  1/16  Гарнитура Times New Roman.
Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л.
Тираж 50 экз. Заказ  №
Отпечатано в ООО «Фиеста – 2000»
410033, Саратов, ул. Панфилова, корп. 3 А.
Тел. 39-77-29