Помрачение икон

Юрий Николаевич Горбачев 2
1. Разор


Так и стали мы жить без батюшки и клира. Снилось  певшей в церковном хоре Олесе из могилёвских  переселенцев -«самоходов» : на колокольне, на месте сброшенного навершия с крестом аисты гнездо свили. И с тех пор, как поведала она о том видении товаркам, наш колхоз "Атеист" стали прозывать промеж собою "Аист". А Олеся всё рассказывала про свой другорядь мстившийся ей сон: мол,  прилетали белокрылы птицы  и, покружив над безверхой церквой, стали высиживать потомство да кормить птенцов лягухами и карасями с соседних болот и проток. «То не аисты, а ангелы небесные!»- говорили слушивши да крестились.

В церкве попервости комса фулюганила, а потом клуб перевели на бывший двор объявленного кулаком Фрола Левонтича Смагина, а в изуродованной церкве устроили колхозный анбар. Зернишко-то кулацко куда-тоть надо было складировать. Да плохой анбар получился - крыша протекала в том месте, где были раскуроченные купол с барабаном. И чем тока не латали ту прореху-всё бестолку.Так што погноили зернишко.
 
В обиде были иные на Фрола Смагина за его жадность: то за мешок семян почитай весь урожай стребует, так што и на следушшый посев лезь в кабалу, то работнику, што батрачил на него вместо обещанных деньжонок, -кукишь под нос.А подкулачники, што на кедровом орехе, стерляжьих да осетровых уловах наживались, свозя всё это на рынок в губернский центр Тямск, тока похахатывали.Пёрла им тяма!
Но когда начали Фрола Левонтича зорить да его баба Меланья взвыла, всем их жалко стало. Один вспомнил, как Смагин муки со своей меленки куль отвалил бесплатно, штоб детки с голоду не попухли. Другому -отрубей для свиней даром отдал. Третьему досОк на кровельку забесплатно. Но всё едино.Раз приговорили комиссары - кули с зерном на первы же две подводы, семейство с узлами -на третью - и в Парабель. Вот отчего и говорили: к виску парабелум -и ступай в Парабель ума набираться.
 
То же и с Дергачёвыми.Так -середнячки они были. Всё своим горбом нажили, без батраков. Дык и оборотистый был их папаня Илья Ильич.Смотришь-сёдне -тутока, завтра уже в Таинске,а через несколько дён из Тямска с двумя купленными лошадьми вертается. Хозяйство было небольшенькое- только то што сам с вечно беременной женою потянуть мог.Но детей полон дом. Образ Богородицы в красном углу. Да люлька на кольце в матице в коей причмокивал очередной малец.  Когда загребли трудягу, из детей токо две девки подросли, заневестились.Остальные восемь душ-мал мала меньше.
Никто в ум взять не мог -за што их раздербанили. Батяню -под микитки - и в Нарым, Парабель аль Колпашев -кто ево знат. Малолеток, правда, с Натальей оставили слёзы точить да сопли на кулак мотать. А батяню-со двора с заломленными руками.
  Нарым , што тот налим великаний- заглатывает людей дворами и всё никак не насытится. И в чреве этого Аспидохелона библейского -люди, кони, крупный и мелкий рогатый скот. Колпашево нас колпачило шутовскими колпаками, -кто дурак, кто умный-всё перевернулось вверхтормашками,будто кто, балаганя, штаны на руки напялил, а голову просунул в ширинку-любуйтеся! И в Пихтовку пихали таких, што и кулачить -то не за што было. А Парабель, паря, это уж совсем на краю бел света.
 
Что тот склизкий, тупорылый налим, усами дно обшаривающий плывёт по Курнаево уездный анкавэдэшник в кожаных галифе с маузером в деревянной кабуре на перекинутом через плечо ремешке, а с ним двое сподручных. Идут по улице высматривают коршунами- што бы ещё к рукам прибрать?
 А во дворе Дергачёвых комбед Микита Ляпунов- нету добрых штанов -опись ведёт.
  _-Хомутов -два!
-Два! -повторяет его брательник Клим Ляпунов и записыват в анбарну книгу.
- Бесколёсая телега!
- Так вот жеть колесо! -подымает Клим с земли недостачу - и смотрит  сквозь спицы на безверху колокольню. И мерещатся ему Олесины аисты, про которых ему жена все уши пожужжала. И отбрасывает он колесо в сторону, чертыхаясь:
-От мироед! Специально исправный ынвентарь порче подверг!
Опись быстро пополняется списком из "дров колотых", "коровы стельной","бычка", "трёх кур с петухом" и прочая.

 2. Плохая примета

Не кошка чёрна дорогу перебежала. Не кукуха накуковала на вопрос "сколько мне жить?" до обидного мало. Не баба на кухне соль просыпала.Влетат в избу Аксинья, што заломала в таёжке медведика.
-Беда! Смотри што творится!
Она вынула из -под кофты знакомый мне образ Георгия Победоносца из левого церковного предела.
-Почернел!
Кинувшись к сундуку, я вынула с его дна спасённые от погромщиков образа.Та же недолга!
-Недобрый  знак! Што-то да случится!
-Уже случилось.
-Што!
- Тока што с реки мой шкет прибегал. Грит к берегу гробы прибило. А в тех гробах!
- Ах! Не даром же мне намедни лодки в небесах снились.
-Это как с тем шкелетом белогвардейца под половицами алтаря, што привиделси те на Святки, кода мы ворожили в баньке. А потом комбеды подняли плахи, когда по весне зерно гнить стало, хоть и на сев кой-как наскребали, а он  там и лежит!Сбылось!
 -Тот шкелет с тех пор по таёжке шастат , девок пугат! Даве и к огродчику моему подбиралси. Полю я картохи ужо в вечеру, а он через забор и лезет. Огрела его савкой, он и рассыпалси...
-Так ты ж сказывала-то сон был...
- Сон, явь...Всё спуталось. Сам леший не разберёт...
-Так што с теми гробами на берегу? Бежим смотреть...
-Поздно!Те гробы уж дальше по Оби плывуть.Их комбеды жердями от берега отпихнули!
 Один  открыли втихушку -думали, може, поживиться чем.  А в ём Фрол Левонтич Смагин - в бел посконной рубахе, как живой. И благоухат. А с гроба миро сочится. О как! Был мироед , стал мироточец...
 -А в других -то гробех што?
- Другой открыли-там батюшка наш...А в третьем - Илья Дергачёв!И тожеть мироточат...
-И не встали из тех домовин Лазарями?
-То то и оно, што поднялись. И с других гробов крышки послетали - и стали из тех домовин выходить все наши раскулаченные и сосланные в Нарым клирчане. И навроде как их огромный чёрный налим выблёвывал. Да вот - шкет мой всё то нарисовал углем на клочке бумаги!Он жеть у меня - хындожник!
 Взяла я в руки тот клочок, а сквозь малевания ... опись ымушшэства кулацкого проступат, скока кулей жита да скока хвостов и рогов животины.
  Не успела я прочесть и страницы, как стали другие буквы проступать -и увидела я што в руках моих - не листок из амбарной книги, а Священно писание...А передо мной не Аксинья стоит, ангел. И взмахнул ангел крылами -и взлетая обернулся аистом -сам белый, крылья обведены чёрным, а клюв и лапы красные и с них кровь каплет...
 Проснулася я от крика соседского петуха, когда уж светало, кинулася к сундуку , вынаю иконы, а они все почерневши...

3. Воскресшие

И пошла по Курнаево молвь-дескать, ночами по улице, где комса проводила первомайску демонстрацию, крестным ходом  мироточивые покойники ходют и распевают молитвы. Решилась я проверить -так ли это? Прочла акафист пред образом Бориса и Глеба, прижала икону к груди - и вышла на улку. Высоко луна над Курнаево стояла. И вижу я в том лунном свету - и впрямь ход крёстный. Идут в белых одеждах вереницею- батюшка наш -невесть где сгинувший, звонарь, дьяк, а за ними раскулаченные.И все прозрачны. Так -што и прясла изб, и окна с наличниками и затворёнными ставнями сквозь них светятся. У каждого по свечке-трепетунье в руце. И направляются они к церкве, на коей чудесным образом -купол восстал и сверкает крестом в лунном сиянии. И восходит звонарь на колокольню. И звонит беззвучным звоном хрустальным билом в хрустальный колокол. А врата на храме на полпудовый анбарный замок комбедами заперт. И шкворень поперёк врат. Но проходит процессия та сквозь храмовы брёвны -и я следом, потому как тожеть -бесплотна.
 
И молимся мы осподу нашему -Спасу. И отворяютя царски врата, а в алтаре тот белогвардейский охфицер, коему я в схрон под алтарём молочко носила, када ещё Пеструху на острову прятала, штоб в колхоз её не забрали. И восседает тот охфицер на белом коне. И ал плащ на плечах, а в руце -копие. И разит он тем копием Аспида ползучего с крылами перепончатыми.

Осенила я себя крестным знамением-ведь замуровали комбеды того ероя, настелив поверх амвона досок для сцены агитбригадчиков. Пыталася я подкоп ночами под хундамент рыть , сквозь камни с охфицером перестукивалась, када уже заарестовали батюшку, но кто-то обратно зарывал мой подкоп. А потом уж белогвардеец на мои стуки и отвечать перестал, отдав богу душу в своём узилище под алтарём.

И возвела я, перекрестясь, очи к алтарю - и вижу -весь крестный ход с хоругвями вошёл в алтарные образа- и замер там - кто волхвами , спешащими под звездою Вифлеемскою к хлеву с младенцем, Марией, ослом и волом; кто - народом иудейским, встречающим воскресшего Христа, во вратах Иерусалима-града...

То ли явь, то ли блазь, то ли сон. Поутру разбудил меня не крик соседкиного петуха, Аксинья растолкала.
- Анбар, в коем погноили кулацко зерно, мироточит!
-Какой анбар? Церква што ль?
- Она, родимая!

Кинулись мы к церкве.А вокруг неё уже народ гуртуется, к брёвнам прикладыватся. В склянки миро набират. В стороне председатель с комбедами и комса посматривают, посмеиваясь.
-Да што вы всё ешшо в кудеса веруете!- глумливо, орал Ивашка. - То ж обычна соснова смола! Месяц жара стояла несусветная - вот и вытопило её из прокалившихся брёвен.А то ведь вся мохом поросла да плесенью...

Но никто не слушал атеиста, наскребая мирра в скляночки, прозрачны што склень небесна , поскоку и впрямь жарило в июле, как на сковороде.

Сон ли явь ли. Из далёкой нарымской Сочиги стали вести сочиться. Мол, не все сосланные да раскулаченные сгинули в болотАх.Не всех пустили в расход в Колпашеве. Не всех порешили из парабелумов в Парабели. Иные из брошенных на острову среди бескрайних болот спаслись. И отстроив на том острову село с церквой - красавицей в средокрестии звериных троп, ходют в неё молитися всем миром. И што нема на том острову ни бедных, ни богатых. Нет ни злых, ни в лютости бесноватых. А все блаженные. Приходила на Пасху из тех краёв странница, хлебушка у калитки просила. Вынесла я ей краюшку, глянула в лицо ейное -ба-да то ж я сама!
 Сон ли, блазь ли, явь ли-не ведаю.

Апосля того, как картошки выкопали, Олеся пришла с драниками  да стала вспоминать детство в Могилёвской губернии:
- Было дело ,братишка  мой приташшыл домой  аистёнка, выпавшего из гнезда , што свили аисты на старом сухом дереве. Сам ли аистёнок слетел, пробуя встать на крыло, аль аист его сбросил-не ведаю. Говорят ведь, што аисты да журавли иных птенцов из гнёзд выкидывают. Штоб не кормить лишний рот, не тратить сил на слабого. Но этот был ничего себе аистёнышь. Токмо на шее небольшая ранка. А то клещ, паразит, впилси и торчит из той ранки, насосавши до одури и сдохнув. Вынула я того клеща-кровопивца, сожгла его в печи-и стала мазать ранку миром от чудотворной иконы, што дал мне батюшка церквы, где пела я в хоре. И оклималси аистёнок. Ходит по двору на своих красных ходулях среди куриц -квохтушек, петуха нешего павлинохвостого задират. Но ничо-сдружились. Петуху -то лягухи да карасики, каких таскали аистёнку ребятёшки, -без надобности.А аисту -петухово пшено ни к чему.
 Поправлялся аистёнок, а тут и папа с мамой его стали над двором крыльями хлопать, рыбу ему таскать. На дворе у нас совсем весело стало. Куры с утками вперемешку - вокруг корыта толкуться. Собачонок наш Шарик, с коим я по пуще хаживала, крутится. Кот на завалинке греется. Аист с аистихой, расправляя ангельски крыла садятся. И в один прекрасный день взмыли они все втроём в небеси, где уже кружили ещё два, вставших на крыло  молодых аиста...