Французская любовь. Часть 3

Васлий Кузьменко
     Анна проснулась и села на постели. Вот уже неделю ей снятся ужасные сны. В этих снах она развратно занималась любовью то с Маратом, то с какими-то другими мужчинами. Боже, она ведёт себя, как самая падшая женщина. Самое главное, что во сне она была в восторге от этой плотской любви и была в ней ненасытна, сама предлагая себя в разных позах. Анна ухмыльнулась и подумала: «Чтобы это значило?». С одной стороны это наверно было результатом её разговоров с мамушкой, в которых она, хоть и неохотно, но всё же делилась с ней подробностями своей интимной жизни. Но сны, сны – это ведь её подсознание! Неужели, она, на самом деле такая развратная? Эта мысль испугала её.   Анна стала на колени возле иконы и прочла «Отче наш», затем она умылась и оделась. Мамушки не было, она, вот уже который раз осталась ночевать у своего Егора. Не завтракая, покрыв голову платком Анна направилась в соборную церковь Воскресения ей надо было посоветоваться с батюшкой о своих грешных мыслях.  На улице ярко светило солнце. С крыш капала талая вода. На лавочке ворковала пара голубей. Небо было чистое синее и только одно небольшое облако висело в вышине. Анне показалось, что оно было похоже на лик Христа, который ободряюще смотрел на неё. Анна улыбнулась и продолжила свой путь. Недалеко от церкви Анна увидела несколько собак. Обычное явление – загуляла сучка и несколько кобелей поочереди покрывали её. Анна даже остановилась, совместив эту картинку со своими снами. Ей вдруг стало страшно, и она перекрестившись продолжила свой путь в соборную церковь. Войдя вовнутрь, в полумраке возле иконостаса она увидела одинокую фигуру священника, это был отец Димитрий, она причащалась у него в прошлый раз. Подойдя к батюшке Анна поклонилась и сложа крестобразно руки перед собой попросила о благословлении. Отец Димитрий удивлённо спросил:
- Неужели столь воцерквлённая особа, как вы Анна Сергеевна способна на грехи?
- Мысли грешные жгут мою душу! – тихо ответила Анна.
- Что за мысли? Не может такая добрая душа замышлять что-то плохое!
- Я вижу странные сны, в которых я, как та беспородная сучка, что бегает по вашему двору отдаётся кабелям без разбора!
- Породистая или беспородная, все они твари божьи! – тихо сказал священник.
- Но я человек, а не тварь, и хочу остаться человеком!
 – возразила Анна.
- Ты уже познала мужчину, дочь моя? – спросил батюшка.
- Нет, я девица!
- Ничего греховного в твоих мыслях нет, это просто фантазии, – тихо сказал батюшка, а затем добавил, - Любовь, как форма отношений людей, всегда окрашена чувствами, но не тождественна чувствам, а тем более инстинкту продолжения рода, хотя этот инстинкт и торжествует в психике здорового человека после завершения периода полового созревания. Любовь у здоровых людей неотрывна от телесных отношений, но у людей она всегда выше этих самых телесных отношений, этим мы, люди, и отличаемся от тварей божьих! Так что, дочь моя, ищи в своей душе любовь! Замуж тебе пора, и всё тогда успокоится и станет на свои места! – произнёс батюшка, но заметив сомнение в глазах Анны, он предложил, - Если хочешь ты можешь обо всём рассказать Богу, но только ему, вслух ничего говорить не надо. Анна улыбнулась и  согласно кивнула. Батюшка жестом показал куда ей пройти. Анна подошла к аналою. Положила два пальца правой руки на Святое Распятие, голову на Библию и стала вспоминать свои развратные сны, прося у Бога прощения. Батюшка прикрыл голову Анны епитрахилью и стал молиться. Через пару минут Анна приподняла голову. Батюшка прочёл разрешительную молитву и снял с головы Анны покрывало. Анна перекрестилась и поцеловала Распятие и Библию. Поцеловав руку батюшки и получив его благословение Анна вышла из церкви.  Солнце стало светить ещё ярче. Звенела капель. В чистом синем небе летали птахи. На лавочке ворковали голуби и в душе у Анны стало чисто и светло. Она улыбнулась и пошла к себе, осторожно ступая по талому снегу. Анна обдумывала какими словами сообщить о своём решении мамушке, и самое главное руководству Института. С мамушкой было проще, она могла просто остаться со своим Егором в Санкт-Петербурге, а не ехать с ней домой. А вот с Институтом было сложнее... С этими мыслями Анна открыла дверь в свои комнаты. Мамушка уже хлопотала с завтраком. Оставаясь ночевать у Егора, она всегда прибегала рано утром, чтобы приготовить ей завтрак.
- Куда это ты душа моя с утра бегала, я прихожу, зову её, а моей Аннушки и дома нет! – ворчала мамушка.
Анна улыбнулась и раздевшись села к столу.
- Как у вас с Егором дела? – спросила она мамушку.
- Да, всё хорошо слава Богу, вчера этот чёрт рыжий даже про замужество намекал! – ответила мамушка ставя на стол тарелку с оладушками.
- И когда ты всё успеваешь! – удивилась Анна.
- А, мне по душе по дому хлопотать, всё само собой получается, - улыбнулась мамушка, затем добавила, - кушай душа моя, давай чайку тебе налью, варенья какого тебе подать?
- Клубничного, как всегда, - кивнула Анна.
- Чего это милая тебе в церковь в такую рань приспичило? – спросила мамушка, наливая варенье в вазочку.
- С батюшкой решила посоветоваться!
- Насчёт чего милая?
- Мамушка сядь и слушай!- сказала Анна, зачерпнув ложечкой варенье.
- Ой, чего ты там ещё надумала? – взволнованно спросила мамушка садясь за стол.
- Я решила уехать домой!
- Когда?
- Не знаю, как получится. Но прошение напишу сегодня же! – уверенно произнесла Анна.
- А со мной что будет?
- Ты мамушка свободный человек, останешься со своим Егором, выйдешь замуж, детей нарожаешь, и всё у вас будет хорошо! – сказала, улыбаясь Анна.
- Нет, душа моя, я с тобой поеду! – произнесла мамушка с обидой поджав губы.
- Ты, что, мамушка обиделась?
- Как же мне не обижаться, душа моя, столько лет мы вместе, или я чем-нибудь обидела тебя, что ты меня прогоняешь?
- Почему прогоняю, просто даю тебе возможность устроить свою жизнь! – удивлённо сказала Анна, - мне очень хорошо с тобой мамушка!
- Ой, не знаю, мне надо с Егором посоветоваться, он давно уже хочет уехать в деревню, ведь он у меня и плотник хороший, и столяр, говорит надоело ему господ по ночам возить!
- Ну, если так, то беги к Егору, может мы все вместе и поедем, папенька говорил, что ему хорошие плотники нужны, - улыбнулась Анна.
- Тогда, побегу я, только где этого чёрта рыжего искать, на работу он уехал, - засуетилась мамушка, - А, съезжу я к Таврическму дворцу, он там обычно стоит!
- Беги, беги, я тут сама управлюсь! – улыбнулась Анна.
Убрав со стола Анна села писать прошение. Вспомнив, как у мамушки загорелись глаза, она ни на один миг не сомневалась, что поступает правильно, потому что она родилась в сентябре, а все Девы очень прихотливы,  им нужен четкий порядок и соблюдение всех правил, в которых они смогут благоприятно существовать. Девы испытывают спокойствие и счастье только тогда, когда все пребывает в полнейшем порядке...
Марат проснулся от шума за дверью и вкусного запаха пирожков, которые пекла Авдотья. За окном светило солнце, чирикали птички. Марат откинул кожух и встал с дивана. Он в последнее время привык спать по походному, а вчера сидел допоздна, писал стихи и думал об Анне и своей жизни. Он сел за стол и открыл свою тетрадь, там было написано:

Зарифмованное счастье,
Зарифмованный сюжет,
Мне туда хоть раз, попасть бы,
Где звучит твой минуэт,
Плачет скрипка, рвёт мне душу,
Легче пёрышка тоска,
Богом проклят, чтобы слушать,
Как болит моя душа.
Рифмы мне приходят с неба,
И чем горше, тем быстрей,
И бывает вместо хлеба,
Вьётся тоненький ручей.
Зарифмованное счастье,
Зарифмованный сюжет,
Мне туда, хоть раз, попасть бы,
Где звучит твой минуэт!

Марат вздохнул и посмотрел на предыдущий стих:

Ты словно ангел у меня в душе,
Незримо крыльями ласкаешь,
При звёздах, днём, но в вышине,
И ни на миг не отпускаешь.
Я так привык к твоим объятьям,
Не мыслю жизни я иной,
Ты словно Бог, или распятье,
Я просто видно инок  твой.
Не отпускай прошу объятья,
Без крыльев, уже я не смогу,
Любовь, как мировосприятье,
В душе своей я берегу!

В это время раздался стук в дверь и вошёл Еремей. Он принёс тарелку с пирожками и кофе. Марат сразу обратил внимание, что Еремей постриг бороду.
- Вот, господин барон, Евдотья напекла с картошкой и грибами, как вы любите, - произнёс Еремей, ставя тарелку на стол.
- Еремей, да ты сейчас на купца стал похож! – улыбнулся Марат.
- Это Евдокия меня заставила, - громко сказал Еремей, явно для Евдотьи, которая наверно была где-то рядом с дверью.
- Ну, и правильно, жён надо слушаться, - тоже громко ответил Марат.
«Эх барин, вот женишься, тогда поймёшь, что такое жену слушаться, бабы, иной раз такого наворотят, что и не разгрести», - подумал Еремей, а вслух тихо сказал:
- Да, пожалуй, иногда можно.
- Хорошо Еремей, давай запрягай карету, поедем в банк вольные ваши выкупать!
- Это я мигом, господин барон, только вы пирожков покушайте, а то Евдотья мне всю плешь проест! – улыбнулся Еремей и вышел.
За дверью послышался шепот Евдокии, но Марат не слушал. Он с аппетитом кушал пирожки и пил кофе. Допив кофе Марат облачился в свой мундир. В это время зашёл Еремей и доложил, что карета готова. Марат вышел во двор. Ласково светило солнышко, сверкала синева, с крыш текла талая вода, капель заглушала даже чириканье довольных птичек. Ранняя весна пришла в столицу России! Еремей замер возле открытой дверцы кареты. Марат зашёл в карету и расположился на сидении.
- Куда едем, господин барон? – спросил Еремей.
- На Невский, сначала в мой Международный коммерческий банк, а затем уже в твой Учётно-ссудный банк!
- Хорошо, сейчас карет ещё мало, быстро доедем! – кивнул Еремей и закрыл дверцу.
На крыльцо вышла Евдокия и перекрестила отъезжавшую карету.  Марат смотрел в окно. Еремей лихо управлялся с лошадьми.Карет действительно было мало, редкие прохожие двигались вдоль домов по расчищенным тратурам. Огромные сугробы снега ещё не растаяли, но луж уже было много.  На всё это взирали городовые. В этот чудесный весенний день даже они улыбались. Один из полицейских увидав карету с гербом барона Вин Санто, а вернее разглядев в ней офицера, на всякий случай взял под козырёк. Это напомнило Марату его давнюю поездку в Москву. Это было почти в самом начале его миссии, сын князя Абатурова проигрался ему в карты и в качестве компенсации пригласил его в Москву на неделю при полном пансионе со стороны своего отца. В Москве Марат смог наблюдать жизнь московских вельмож. Они в продолжении всей зимы поочерёдно давали великолепные балы, роскошью не уступавшие мелким германским князьям. При великолепных домах они имели церкви, картинные галереи, хоры певчих, оркестры музыкантов, домовые крепостные театры, манежи с редкими лошадьми, соколиных и собачьих охотников с огромным числом собак, погреба наполненные  старинными винами. На гулянье вельможи выезжали в позолоченных каретах с фамильными гербами, запряженные шестёркой лошадей. Кучера и форейторы были в немецких кафтанах и треугольных шляпах, в одной руке кучер держал вожжи, в другой длинный бич, которым пощёлкивал по воздуху. На запятках кареты стояли егерь в шляпе с пером и араб в чалме или скороход с высоким гусаром в медвежьей шапке. Как и во времена Екатерины Великой, на балы и купеческие свадьбы приглашали гайдуков ростом не менее трех аршин в богатых ливреях. Их служба заключалась в том, чтобы без помощи лестницы поправлять восковые свечи в люстрах. Во время обеда или ужина, когда наступало время пить за здоровье гостей, гайдук появлялся с серебряным подносом, на котором стояли серебряные вызолоченные бокалы, дворецкий подходил к нему с бутылкой шампанского и наливал в бокалы вино, которое гости пили «под звуки труб и литавр». Всё это в том или ином виде конечно присутствовало и в Санкт_Петербурге, но с гораздо меньшим пафосом. Очевидно, потому что там проживали члены императорской семьи.Поскольку Большой театр был на ремонте, то московская театральная жизнь кипела в поместьях вельмож. Больше всего Марата поразил Московский Кремль своей мощью и красотой.
Между тем карета стала разворачиваться напротив Аничкова дворца. Значит Еремей привёз его в Международный коммерческий банк. Марат вышел из кареты. У банка стояло десятка два различных карет и лёгких саней.
- Подожди меня здесь, - сказал он Еремею и вошёл в банк. Клерки прекрасно знали его в лицо, поэтому сразу учтиво засуетились Марат сел за стол и назвал сумму, которую хотел бы снять со свего счёта. Эта сумма была чуть больше той, которую он был намерен внести за Еремея и его жену, но она была гораздо больше его обычной ежемесячной траты. Однако клерк с невозмутимым видом кивнул и учтиво попросил немного обождать. Марат стал рассматривать посетителей банка. В основном это были мужчины в цивильных костюмах, было несколько купцов, а так же две женщины в тёмных платьях, которые о чём-то беседовали за столиком у пальмы, одна из них видимо была клерком банка. Марат вспомнил один случай о выкупе крестьянина, который ему рассказывали в посольстве: - оброчный крестьянин, уже много лет разъезжавший по Сибири и по Крыму и бывавший на ярмарках в Лейпциге и крупнейших европейских городах, явился к своему барину, чтобы выкупить на свободу сына, акционера одного из крупнейших банков России; одновременно он желал приобрести свободу и для самого себя и для своей жены. Барин спросил его, зачем он хочет произвести такой крупный расход. Тот отвечал, что сын его хочет жениться на дочери своего товарища, одного негоцианта, который непременным условием брака ставит освобождение своего будущего зятя, а также его родителей. Желая пошутить над крестьянином и поставить его в затруднительное положение, барин назначил цену выкупа всей семьи в 400 000 руб. Крестьянин нисколько не растерялся и, вынимая из кармана эту сумму, сказал: "Вот, барин, деньги; я так и знал, что вы запросите с меня четыреста тысяч". Барин, пораженный этим, заметил, что если тот отдает ему столько денег, то у него ничего не останется на продолжение его торговых операций и на женитьбу сына. "Не беспокойтесь, .барин, - отвечал крестьянин, - у нас останется еще побольше этого". Барин не пожелал ничего взять с него за свободу, но крестьянин не захотел уступить ему в щедрости: через несколько дней он принес ему хлеб и соль, в России это служит знаком почтительной преданности и покорности, которые были положены на огромнoe блюдо из литого золота с бриллиантами, рубинами и другими драгоценными камнями. - Этого подарка барин не мог не принять.
Марат улыбнулся, Еремей был роботягой и хорошим плотником. Он частенько отпрашивался у Марата на подработки, чинил крыши, сараи, рубил бани в округе. Не все люди могут успешно вести торговые дела. Выкуп за него и Евдокию был не очень большим и Марат решил отблагодарить этих честных и добрых людей. В это время к нему подошёл клерк и принёс деньги. Расписавшись в ведомости Марат вышел из банка. Еремей стоял недалеко. Садясь в карету Марат кивнул ему и они поехали по Невскому проспекту. Сидя в карете Марат вспомнил ещё один случай, об одной семье крепостных в Петербурге, владевшей несколькими миллионами и тщетно предлагавшей своим господам 500 000 руб. за освобождение. Но их господа не принимали этих денег,  - так как знали, что, при необходимости, они смогут отнять у них все, а так же об одном очень богатом крепостном петербургском купце, принесшем своему барину миллион рублей, с просьбой выдать ему отпускную."Оставь себе твои деньги, - сказал ему барин. - Для меня больше славы владеть таким человеком, как ты, чем лишним миллионом". - Это был Шереметев.
Об отказе Шереметевых отпускать своих крепостных даже за большие деньги, один французский врач сообщал следующее: "Называют одну аристократическую семью, которой принадлежит половина владельцев фруктовых лавок в Петербурге. Ей нравится повелевать этой толпой мелких лавочников и ее гордость не позволит никогда, за исключением разве полного разорения, продать этим несчастным их свободу. Множество крепостных торговцев принадлежащих Шереметевым, являются миллионерами. Граф Шереметев кичится обладанием подобными крепостными; он нисколько не увеличивает платимого ими ежегодного оброка. Но если некоторым из них приходит мысль выкупить свою свободу, граф неуклонно отвергает их просьбы, хотя бы они сложили к его ногам половину состояния. Исключительно редки случаи, когда он уклоняется в этом отношении от своих строгих правил, составляющих часть особого фамильного кодекса". В случае с Еремеем его помещик был видимо не очень богатым человеком и поэтому оказался порядочным человеком. Он назначил ежегодный оброк и цену вольной, и отпустил их на вольные хлеба в соответствии с Указом императора Александра «О вольных хлебопашцах». Марат уже давно обратил внимание на то обстоятельство, что чем богаче становится человек, обладающий властью над простыми людьми, тем меньше в нём остаётся человеческого. Так было везде, в Италии, в Пруссии, во Франции и здесь в России.
Марат увидел в окно силуэт Казанского собора, значит они подъехали к Учётно-ссудному банку. Вскоре карета остановилась и Еремей открыв дверцу сообщил:
- Приехали, господин барон!
- Хорошо Еремей, вот деньги, - сказал Марат, отдавая Еремею стопку банкнот, не выходя из кареты, мне надо с тобой идти?
- Да, лучше чтобы вы были рядом, а то мало ли какие вопросы насчёт денег возникнут! – ответил Еремей, сунув деньги запазуху кафтана.
- Хорошо, пойдём вместе, - кивнул Марат и вышел из кареты.
- Сейчас, только ячменя лошади насыплю, - кивнул Еремей.
Он быстро отогнал в сторону карету, привязал лошадь и насыпал ей ячменя. Затем, они оба вошли в банк. Еремей шёл первым. Клерки сначала бросились к Марату предлагая свои услуги, но Марат кивком указав на Еремея сообщил, что он здесь по делам этого человека. Сразу после этого интерес клерков к нему пропал. Еремей подошёл к знакомой стойке, назвал свою фамилию и счёт. Клерк нашёл его ведомость и приготовился принять у него деньги для уплаты ежегодного оброка. Но Еремей сообщил, что готов заплатить весь выкуп за себя и жену. Клерк внимательно посмотрел на Еремея и что-то сказал на ухо сеседнему клерку, тот, глянув на Еремея, кивнул на сидящего в операционном зале Марата. Тогда клерк кивнул, принял деньги от Еремея и выдал ему две бумаги, с которыми Еремей и подошёл к Марату.
- Господин барон посмотрите здесь всё правильно написано, - попросил он.
Марат быстро глянул в бумаги и спросил Еремея:
- Еремей, ты получаешь вольную без земли, ты так договаривался с барином?
- Да, это было его условие, - ответил, со вздохом, Еремей, - с землёй было бы в два раза дороже.
За их беседой наблюдали клерки, но видимо военная форма Марата произвела на них должное впечатление и они вскоре потеряли к ним интерес. Марат запомнил, как звали барина Еремея и его жены – Мезенцев Николай Семёнович.
- Господин барон, там осталось ещё две тысячи рублей!
- Оставь их себе, тебе ещё в мещане записаться надо или в купцы, сказал Марат, зная, что удельное ведомство, выдавая "увольнение" крестьянину при записи его в мещанство, требовало с него 600 руб. при записи же в купечество выкупная плата достигала 1500 руб.
- Да, какой же я купец, одна борода только! Я руками работать люблю! – бодро ответил Еремей.
- Деньгам счёт ты вести умеешь, может ещё подвернётся какой-нибудь случай! – уверенно сказал Марат.
- Может и подвернётся, поехали господин барон домой, там Евдоша обещала гуся приготовить по такому случаю...
Следующим утром Марат был вызван в посольство, а уже вечером в качестве сопровождающего дипломатической почты он убыл в Вену на встречу с императором Наполеоном. Перед отъездом Марат очень тепло попрощался с Еремеем и Евдокией, отдав им свою карету и лёгкие сани. С тяжёлым сердцем покидал Марат Россию. Все его мысли были об Анне. В пути он опять сочинял стихи...
Анна стояла среди гостей в церкви Спаса на Сенной. Под сводами пятикупольной церкви звучал церковный хор. Венчалась её мамушка и Егор. Молодожёны со свечами уже встали на расстеленное на полу полотенце перед подставкой для богословских книг на которой лежали венчальные короны. Батюшка возложил на головы венчающихся короны, которые тут же взяли свидетели Еремей и Евдокия, давние знакомые Егора. Анна смотрела на высокий позолоченный иконостас. По словам Егора именно на него молились его предки из Вологодского землячества в память избавления в 1605 году их города от чумы. Анна смотрела на венчающихся. Мамушка маленькая, хрупкая в белом платье, которое она сшила своими руками, по сравнению с теперь уже мужем, здоровым, широкоплечим мужиком, хотя сейчас он был одет в тёмный костюм с белой рубашкой. Она прибегала к ней сегодня утром, чтобы Анна завила ей причёску. Егор и мамушка теперь временно жили у Еремея и Евдокии. Их хозяин уехал за границу и чтобы не беспокоить Анну, они переселились к своим друзьям. Анна улыбнулась глядя на степенного, похожего на купца Еремея и его жену. Оба они были широки в кости и с таким умилением держали короны над головами венчающихся друзей. Мамушка была спокойна, но немного смущалась, это было видно по алым пятнам на её щёчках. Егор захотел перед свадьбой постричь свою бороду, как Еремей, но мамушка заставила его вообще сбрить бороду . На вопрос Анны: «Почему?», она засмеялась и ответила: «Он и так весь рыжий, хоть прикуривай. Всё, теперь он не лихач, новую жизнь начинаем, пока доедем, она у него опять отрастёт, вот тогда пусть себе купеческую и отращивает! А щекотать меня у него и так есть чем!». Между тем батюшка уже прочитал молитвы о благословении семьи, даровании им семейного благополучия и освятил вино мамушка и Егор три раза испили это вино из чаши. После этого он соединил руки венчающихся и накрыл их епитрахилью, в знак неразрывности их союза. И вот уже мамушка и Егор пошли вслед за батюшкой вокруг аналоя. Еремей и Евдокия держа венцы над их головами следовали за ними. Анна стала смотреть на гостей, все они были друзья Егора, простые извозчики или просто знакомые, но благопристойные выражение их лиц говорило о том, как серьёзно они относятся к таинству брака, и вообще к вере и церкви. Одеты они конечно были не во фраки. В основном в кафтаны со светлыми косоворотками, а женщины в простенькие платья, со светлыми платочками на голове. У всех женщин поверх платьев были надеты полушубки, церковь ещё была холодная.  Закончив крестный ход, батюшка снял венцы, супруги поцеловали образа Пресвятой Девы и Спасителя и получили венчальные иконы из рук батюшки. Егор пригласил всех в трапезную. Там на столе были пироги и квас.  Анна прошла вместе со всеми, но затем подошла к мамушке, поздравила её букетом цветов, чмокнула в щёчку и сказала: «Ну, вот видишь, а ты боялась, всё будет хорошо!». На что мамушка ей шёпотом сказала: «Да, всё только начинается!». К ним подошёл Егор и с улыбкой сказал:
- Анна Сергеевна не беспокойтесь, ваша мамушка будет со мной, как за каменной стеной, не обижу, на руках буду носить! Вот примерно так! – сказал он и подхватил жену на руки. Мамушка счастливо засмеялась и сказала: «Поставь на место, медведь, люди же кругом!». Егор поставил жену и уже серьёзно сказал:
- А мы, наверно, не одни поедем, Еремей с Евдокией тоже решили в родные места податься! Мы с Еремеем знатно плотничали в Москве.
- Вот и хорошо, желаю вам счастья, а мне надо в Институт, - ответила Анна.
- Подождите Анна Сергеевна, вас отвезут, сейчас. Он подошёл к одному из гостей, это был молодой, улыбчивый парень. Егор что-то сказал ему показав взглядом на Анну, парень кивнул и направился к выходу.
Анна ещёраз обняла мамушку и поздравила её с бракосочетанием. У мамушки вдруг потекли слёзы, она порывисто обняла Анну и прошептала:
- Спасибо тебе душа моя, что с собой забрала, даже не знаю, как бы я без тебя жила!
- Да, что ты, мамушка, гляди какой у тебя муж хороший, сильный, здоровый и любит тебя!
- Да, и я его люблю... всхлипывала мамушка.
- Ладно, всё будет хорошо, это ты просто перенервничала.
В это время подошёл Егор и увидев слёзы на глазах жены, спросил:
- Ну, что люба моя опять слёзы льём?
- Это я так, Егорушка, по женски, - улыбнулась мамушка, вытирая слезы.
- Анна Сергеевна, вы сейчас выйдете из церкви к вам Семён подъедет на своей бричке и отвезёт вас домой, платить ему не надо.
- Спасибо Егор, - улыбнулась Анна и вышла из церкви. Сняв платок, она надела шляпку и полушубок. Возле церкви стояло не менее полусотни карет, лёгких саней и бричек. 
Анна стала спускаться по ступеням и у ней подъехала бричка и улыбчивый Семён, громко сказал:
- Садитесь Анна Сергеевна, прокачу до Смольного!
Он помог Анне сесть в бричку и забравшись на козлы залихватски свистнул и щёлкнул кнутом. Семён оказался разговорчивым малым. Через некоторое время Анна уже знала, что сам он из Вологды и это дядя Егор, его земляк, помог ему из обычного деревенского «ваньки», который приехал на заработки, стать «голубчиком». Он же помог ему сдать экзамены по знанию города и французского языка и получить в полицейском участке жетон. Рабочий день извозчика начинался обычно в 8 часов утра и продолжался 16, а то и 19 часов в сутки. Некоторые работали ночью. Хозяин – извозчик-промышленник – имел обычно 40-80 «закладок», в том числе «десятку» ночных. Его лошади день работали, день отдыхали. Извозчики работали без выходных. Ночевали в специальных казармах, нередко даже не раздеваясь. Большую часть заработка отдавали хозяину, отдельно платили за ночлежку, испорченную упряжь, ремонт экипажей. Существовали стоянки для извозчиков у вокзалов, гостиниц, на перекрестках. По требованию градоначальника у гостиниц 1-го класса «Европейская», «Большая Северная», а также у богатых ресторанов и клубов стояли извозчики с породистыми лошадьми и красивыми экипажами. Самые крупные стоянки размещались на Синем мосту, а также между Казанским собором и Екатерининским.. Городовой мог оштрафовать извозчика за стоянку в неположенном месте, а также за нерасторопность или грубый ответ. В городе в соответствии с правилами допускалась скорость 10 верст в час летом и 12 верст в час – зимой.
В течение дня извозчик посещал трактир, чтобы отдохнуть, поесть и накормить лошадь. Таких извозчичьих трактиров в городе было несколько сотен. Обычно они имели надпись на дощечке «столько-то колод на столько-то лошадей». Двор трактира вмещал 20-40 лошадей с экипажами. Во дворе устраивали колоды, куда клали сено или сыпали овес для лошади. Здесь же извозчики могли помыть экипаж. Особой популярностью пользовался трактир «Феникс». Располагался он между Садовой улицей и Александрийским театром. В трактире было два входа: один парадный для купцов, и другой со двора, для извозчиков, которые по вечерам дожидались здесь окончания спектакля в Александрийском театре. Лиговская улица, в районе от Невского проспекта до Обводного канала, была настоящим извозчичьим кварталом. На ней располагались гостиницы, трактиры, питейные заведения, чайные, пекарни и др. Была там и своя баня, которая была открыта три раза в неделю. В основном в этом квартале жили выходцы из Калужской губернии. В некоторых трактирах буфетчики играют роль банкиров для постоянных посетителей. Извозчики доверяют им свои деньги, опасаясь оставлять их на квартире у хозяина. Буфетчики ведут за них расчеты: посылают деньги родным в деревню, покупают нужные вещи, иногда отпускают еду в кредит.
-  Qu'est-ce que Egor est votre ma;tre? – спросила на французском Анна Семёна.
- Не, дядя Егор такой же извозчик, как и я! – ответил весело Семён.
- Qu'ainsi?
- Он говорит, что он не мироед и засчёт своих жить не намерен!
- Что же вас сюда тянет молодых, здоровых мужчин?
- Эх, барышня, я вот когда «лихачём» стану, как дядя Егор, в день 25 рублей зарабатывать буду, а в деревне за эти деньги целый год работать надо! Здесь я вольную быстрее выкуплю, да и девушки здесь красивее, вон, дядя Егор какую кралю себе отхватил!
Анна улыбнулась и больше ничего спрашивать не стала. Тем более, что они уже приехали. Семён помог ей выйти из брички.
- Хорошего вам дня Анна Сергеевна, а я сейчас в «Феникс» поеду, там сегодня все наши соберутся, дядю Егора пропивать будем!
- Спасибо тебе Семён, смотри в «Фениксе» не переусердствуй! – улыбнулась Анна.
- Не, дядя Егор этого не любит! – громко сказал Семён и щёлкнул кнутом.
Анна пошла в свои комнаты. В небе светило яркое солнце, звучала капель, в синем небе летали птички. Зайдя к себе Анна сняла одежду, подкинула дров в печку и поставила чайник на плиту. Затем достала бумагу и стала писать прошение. Она понимала, что с точки зрения руководства Института она поступает неправильно, но решение уже было принято и она не собиралась его менять. Сославшись в прошении на болезнь отца, она просила отставки по собственному желанию. Про болезнь отца она ничего не выдумывала. В последнем письме папенька писал, что сильно простудился и сейчас лежит дома под наблюдением лекаря. Подписав прошение, Анна налила себе чаю и развернула несколько кусков пирога, которые ей сунула в сумочку мамушка. Попив чаю с вкусными пирогами с брусникой, Анна надела тёмно-синее платье, сверху полушубок и отправилась в административную часть Института. Она открыла тяжёлую дубовую дверь кабинета начальницы и подала свой листок секретарше. Та, быстро пробежав глазами бумагу, тихо сказала:
- Анна Сергеевна подождите минуточку, думаю, что Юлия Фёдоровна примет вас немедленно, - постучавшись в дверь ушла в кабинет начальницы. Анна сняла полушубок и повесила его на вешалку. Через минуту секретарша вернулась со словами:
- Юлия Фёдоровна ждёт вас!
Анна без всякого страха вошла в кабинет начальницы. Начальница института, дама со строгими чертами лица, держала её прошение в руках.
- Здравствуйте Анна Сергеевна, присаживайтесь, кивнула она на стул возле длинного стола за которым проходили педагогические советы.
- Здравствуйте Юлия Фёдоровна, - поздоровалась Анна присев на стул.
- В немалой степени удивлена вашим прошением, но я сейчас думаю не о нём, а о тех причинах, которые могли побудить столь перспективную классную даму нашего Института просить об отставке и в такой короткий срок. Мне почему-то кажется, что болезнь вашего отца не является главной причиной! – спросила начальница, строго посмотрев на Анну.
- Вы правы Юлия Фёдоровна, причин много, но болезнь папеньки является главной почему мне надо срочно уехать, - ответила Анна опустив глаза.
Начальница пристально посмотрела на Анну и сказала:
- Поскольку вы были приняты на работу в Институт по прямой протекции Её Величества, то и окончательное решение будет принимать она. Я сегодня же отправлю ваше прошение ей лично.
Анна подняла глаза на начальницу и ответила:
- Как вам будет угодно!
- Конечно, а ещё мне будет угодно, чтобы вы сами объяснили своему классу о причинах вашего увольнения! Сейчас у них урок французского языка, вот идите и расскажите своим девочкам, почему вы решили уволиться!
Такого поворота событий Анна не ожидала, поэтому замешкалась.
- Хорошо, тогда давайте я пойду с вами! – опять строго сказала начальница.
- А можно я скажу им это вечером, после занятий? – тихо попросила Анна.
- А какая разница, идите прямо сейчас. Чтобы я смогла отправить ваше прошение сегодня же!
Анна шла вслед за начальницей даже не предполагая, что её ожидало в классе. Открыв дверь, начальница произнесла на французском:
- Здравствуйте, извините, что прерываю ваше занятие, но у меня есть срочное сообщение!
Все воспитанницы встали и дружно ответили на французском:
- Здравствуйте Юлия Фёдоровна!
- Садитесь, садитесь, девочки! – улыбнулась суровая начальница.
- Сегодня Анна Сергеевна подала прошение об увольнении из нашего Института!, сказав это, начальница повернулась к учительнице французского языка и тихо сказала: «У меня есть несколько вопросов, давайте выйдем в коридор. Пусть Анна Сергеевна побудет со своими воспитанницами». И они вышли.
Анна осталась одна. Она смотрела на своих воспитанниц и видела, как в глазах девочек начинают накапливаться слёзы. Анна растерялась. На неё смотрело 15 пар искренно любящих её глаз, готовых расплакаться. От этого у неё у самой в глазах появились слёзы.Послышались всхлипывания, сквозь которые княжна Горская спросила:
- Анна Сергеевна, что случилось, почему вы решили нас бросить?
После этого вопроса всхлипывания стали громче и это грозило превратиться в бурю из слёз. Анна достала платочек и промокнув свои слёзы, ответила:
- Что вы, что бы, мои милые девочки, я вас не бросаю, просто у меня заболел отец и мне надо уехать к себе домой!
Анна стала подходить к каждой из девочек. Она гладила их по головам, целовала в лобик и с комом в горле говорила:
- Всё будет хорошо, а теперь спокойно, вы же все у меня умницы и красавицы, и надо учиться держать свои эмоции при себе! Обойдя всех, Анна села за стол и вытирала слёзы платочком. Одна из девочек встала и спросила:
- А вы к нам вернётесь Анна Сергеевна?
Другая девочка задала ещё один вопрос:
- Вы влюбились?
От этого вопроса, который даже она сама себе боялась задать у Анны начали вздрагивать плечи и она просто заплакала. Девочки подбежали к ней и обступив со всех сторон стали её гладить и успокаивать:
- Всё будет хорошо Анна Сергеевна! Всё будет хорошо, вы к нам ещё вернётесь!
Анна собрала всю свою силу воли и перестала плакать, отложив в сторону свой платочек, который почти сразу исчез. Анна знала, что теперь его разрежут на мелкие части, которые девочки поделят между собой и будут их хранить у себя, во всяком случае до окончания Института. Это была давняя традиция всех смолянок.
Анна смотрела на этих милых девушек, которых сама была старше всего на несколько лет и наверно впервые стала сомневаться в правильности своих действий, но ничего изменить было уже нельзя. Ведь к поездке в Смоленкую губернию готовились ещё несколько человек. За всё в этой жизни надо платить. Она заплатит тем, что частичка её души останется здесь с этими девочками навсегда. Анна улыбнулась и сказала:
- J'esp;re que vous n'avez pas oubli; mon cours de fran;ais?
- Non, Mademoiselle., - дружно ответили девочки, рассаживаясь по своим местам.
- OK, princesse Gorskaya, dites-nous ce que vous avez appris dans cette le;on!
- Nous avons appris ; demander correctement..., - начала отвечать княжна Горская, но в этот момент открылась дверь и класс вошли начальница и учительница французского языка.
Начальница внимательно посмотрела на класс и на Анну и произнесла:
- Я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях Анна Сергеевна, но урок пусть лучше продолжит преподаватель по французскому языку.
Анна встала и с улыбкой громко сказала:
- Au revoir demoiselles!
- Au revoir Anna Sergeevna! – дружно ответили девушки и тоже заулыбались.
Анна вышла из класса вслед за начальницей. Анна думала о том, что самое тяжёлое для неё испытание будет разговор с Её Величиством, в приезде, которой она не сомневалась. Но теперь, когда её решимость была поколеблена встречей с воспитанницами она решила изменить текст своего прошения. Поэтому когда они вошли в кабинет начальницы, Анна остановилась у стола, ожидая её слов.
- Анна Сергеевна, честно говоря я специально отвела вас в ваш класс, чтобы почувствовали на себе закон сохранения энергии. Если человек стремится сделать что-либо хорошее только для себя лично, он должен понимать, что в этом случае, он вольно или невольно будет причинять горе другим людям, - произнесла начальница глядя в глаза Анне.
- Спасибо Юлия Фёдоровна, вам это удалось и поэтому я готова изменить текст своего прошения, - ответила Анна.
- Изменить? Я думала вы заберёте его! Впрочем, как вам будет угодно, - сказала начальница, подавая ей прошение и чистый лист бумаги.
Анна взяла листы и стала решительно писать новое прошение.
- А пока вы пишите, я хотела бы сообщить вам мнение Её Величества. Елизавета Алексеевна просила меня посмотреть на вас, как на будущую начальницу Института. Вы действительно добились высоких результатов. Всего лишь за год, ваш класс стал состоять из одних парфеток. Такого уже давно не было.
Анна переписала прошение и подала его начальнице. Та, кивнула, улыбнулась и подняв на неё взгляд, сказала:
- Вот это уже ближе к истине. Значит вы просите один год отпуска за свой счёт для устройства личной жизни!  А хватит ли года, милая моя, некоторые дамы всю жизнь обустраивают свою личную жизнь?
- Думаю, что мне хватит года! – произнесла Анна, опустив глаза.
- В любви не всё так просто, не мы властвуем над ней, она над нами имеет полную власть! – сказала начальница, ставя свою визу на прошении. Затем посмотрев на Анну, добавила:
- Я написала на прошении «Не возражаю, при соответствующем решении вопросов финансирования».
- Спасибо, Юлия Фёдоровна!
- Сегодня же ваше прошение поступит в канцелярию Её Величества, ну, а вы пока готовьтесь к поездке, вам ведь ещё подорожную у полицмейстера получить надо.
Анна улыбнулась, кивнула и сказала:
- Благодарю вас, Юлия Фёдоровна, - и вышла из кабинета начальницы. И хотя ком в горле всё ещё не оставил её, настроение у Анны улучшилось, ведь всё шло по её плану, так как она хотела!
Через две недели Анна отправилась в путь, получив у полицмейстера подорожную, в которой было указано, что дворянка такая-та следуют в своё поместье в деревне Мошково, Смоленской губернии, Дорогобужского уезда, вместе с ней едут мещане муж и жена Ивлевы Егор Тимофеевич и Нина Петровна, а так же мещане, муж Еремей Владимирович  Колыванов и его жена Евдокия Степановна. Поехали они на двух каретах. В первой, большой со всеми удобствами, где была постеля, туалет, аптечка, кухня, погребок и сервиз, ехали женщины, а кучером был Егор, вторая карета, та, что подарил Еремею Марат была оборудована под карету технической поддержки, где хранились колеса от первой кареты и всякая другая мелочь. Большую карету Егор и Еремей поставили на полозья, так как снегу было ещё много. Гербы барона Вин Санта, Еремей снял и убрал в карету, чтобы на постах у полицейских не было вопросов. Ехали не быстро, меняя только лошадей на почтовых станциях и где Егор и Еремей отсыпались, а женщины пили горячий чай и перекусывали.