- Ну, хорошо, - сказал я, меняя тему, которая была мне, одновременно и приятна и неприятна. – А может быть, к утру земля сделалась слишком сухой, вот следы и не остались на ней.
- Так не бывает, - покачал головой Холмс. – К тому же, следы пасечника она хранит отчётливо. Давайте посмотрим повнимательнее.
Он пригнулся к земле и заскользил со своей мягкой кошачьей грацией вокруг того места, где было найдено тело, внимательно вглядываясь в землю. И очень скоро я заслвшал победный возглас:
- Ага! Вот , в чём дело!
- В чём? – не сдержал любопытства я.
- _В обуви, доктор. Хороший ход. Просто отличный. Вернера он обманул, - и, видя, что я не понимаю, пустился в объяснения:
- Вот. Смотрите. Это следы Готье, на нём в морге были именно эти башмаки – не спутаешь. Эти – его убийцы, очень характерные – у каблука приметный скол, и каблук стоптан. И на первый взгляд вот это и вот это, - он указал своим длинным пальцем в землю, - те же самые следы. Их тут натоптано достаточно.
- А на второй? – нетерпеливо подстегнул я. – Скол, действительно, заметный – даже я вижу.
- А на второй… Ну вот, смотрите по порядку: здесь Готье спрыгнул с коня – вы видите, как глубоко пропечатались подошвы. Здесь спешился второй. Те же приметы. Если бы не скол, башмаки самые обычные, их тут пол-Хизэленда носит. Вот они сошлись, топчутся, беседуют, курят – тут Вернер тоже прав, притом курят каждый своё, стряхивая пепел: у Готье – серый, крупный, это дорогой табак, у его собеседника - рыжий, низкого качества – оно и понятно, жующего табак ароматическими папиросками не проймёшь - коли уж он ещё и курит, так горлодёр. Ну а потом, покурив и побеседовав, они расходятся: Готье поворачивается резко – каблук вырвал траву и взрыхлил землю и уходит, шагая широко и раздражённо. А второй делает ему вслед несколько торопливых шагов, стараясь не шуметь, на носочках, семеня – носы утоплены, каблуки облегчены – и наносит удар. Убивает и тоже поспешно уходит – почти бегом. Садится верхом. Едет прочь… А потом возвращается, уже неспешно, вот только ноги у него за это время становятся длиннее на пол-фута, не меньше, а вес уменьшается на пару стоунов, пожалуй. Смекаете, доктор? Скол на каблуке на месте, обувь та же самая, а вот человек в ней – другой. Ловко, ничего не скажешь…
- Вы думаете, Арчивелла явился сюда поутру заметать следы в чужих башмаках? Они и сейчас на нём?
- Ну, нет, - охладил мой пыл Холмс. – Сейчас на нём туфли, а не башмаки. И не для того он затевал переобувание, чтобы потом вот так просто красоваться в той же обуви перед полицией. Конечно, он переобулся ещё до того, как идти к пасечнику – возможно даже, что владелец этой обуви ждал его неподалёку. Так что мы теперь тех башмаков нигде не сыщем – разве что сумеем вопросить пепел.
- Думаете, их могли сжечь?
- Должны были сжечь, если не планировали попасться.
- Ну, хорошо, а к пасечнику он зачем пошёл? Неужели за мёдом и воском?
- Это вряд ли, сами понимаете. Не исключено, что он попросту заметил соглядатая, как тот ни прятался за стволом, вот и решил убрать ненужного свидетеля, да полиция помешала.
- Пасечник много общался с Готье, - припомнил я.
- Тем более. Полицейским надо его теперь беречь, как зеницу ока. Так что, пожалуй, даже хорошо, что они его арестовали. Целее будет.
- Значит, вы думаете, что это Арчивелла подменил нож?
- Не знаю. И ещё раз прошу, доктор: не называйте вы его этим именем. Не оговаривайтесь, не то до беды недалеко.
- О, прошу прощения! – покраснел я. – За эти годы я, похоже, утратил некоторые навыки конспирации…
- Припоминайте их, - посоветовал Холмс. – Что до вашего предположения… можно бы было поискать нож, только не думаю, что после переобувания наши противники могли упустить такую улику. А вот поискать записку было бы продуктивнее.
- Какую записку? – не понял я.
- Да ту, которой Готье вызвали на эту встречу. Или думаете, что полицейский агент, работающий под прикрытием, имеет обыкновение совершать в одиночку моцион в чаще под покровом ночи?
- Агент, работающий под прикрытием? – я удивительно быстро в совершенстве припомнил свою привычную в разговоре с Холмсом роль греческого хора.
- Это, мой дорогой доктор, - ухмыльнулся Холмс, - самоочевидно. Все признаки налицо. И полицейские, не слишком до сих пор беспокоящиеся о трупах в лесу. На этот труп , как вороны слетелись. Будьте покойны, теперь они будут землю рыть. Вот только никак не решу, во вред это нам или на пользу.
Когда мы возвратились домой, Рона и Вернер уже избавились от компании полицейских и ожидали нас в нашей кухне-гостиной – штаб-квартире.
- Разговор с полицией оказался необычно продуктивным, - проговорил Вернер отрывисто, толкая руки в карманы. Ему не сиделось, и он ходил от окна двери быстрым нервным шагом, разворачиваясь так круто, что полы его куртки для верховой езды разлетались, открывая широкий кожаный пояс с засунутым за него пистолетом.
- Я смотрю, вы вооружились до зубов, - заметил я.
- И вам не помешает. Этот Готье работал на полицию – есть у них такое предназначение: внештатный сотрудник. Мэртон говорил о его страстишке к чужим биографиям, тут она и пригодилась.
- Об этом мы догадались уже, - не без самодовольства заметил я.
- Полиция ещё давным-давно заинтересовалась этими странными трупами в лесу, которые приписывали Магону.
- Удивительно было бы, не заинтересуйся они ими вовсе.
- Ну да, - согласился Вернер, на миг останавливаясь, но тут же снова возобновляя свои метания. – Вот Готье и был командирован, чтобы разузнать, что и как. И, судя по его последнему донесению, ему удалось в чём-то разобраться. А вот более подробного уже не последовало. Мне кажется, этот тип был склонен набивать себе цену и напускать туману – вот его и оценили по достоинству. Да только совсем не те, на кого он рассчитывал.
- Нам-то это мало, что даёт, - заметил я. – Мы главное знаем: знаем, кто, знаем, как…
- Зато не знаем, зачем и по какому принципу выбирались жертвы, - заметила Рона со своего места – она смирно и скромно сидела у стола, и даже ладони сложила на коленях, как примерная ученица.
- Зачем, знаем, - мрачно заметил я. – Если держишь на службе свирепого пса, его приходится подкармливать. А извращенец и сумасшедший маньяк – тот же пёс. Для того, чтобы поставлять мясо для адской лаборатории, он должен был практиковаться. Я про покойного святошу, говорю, если вы не поняли – думаю, на этих жертвах профессор просто натаскивал его для более ювелирной работы, - и движением подбородка я указал на Холмса.
- Не просто мясо, - живо обернулся Вернер. – Я запросил досье на всех убитых. Кто-то из них чужак. Но свои, местные, очень показательны.
- Запросили досье? – роль греческого хора, похоже, мне и с Вернером удавалась. – Да когда же вы успели?
- Когда ездил в Инвернесс без вас. Когда отправил отсюда подальше моих стариков и навещал их, убеждая пока не возвращаться. Так вот, все эти люди так или иначе мешали мистеру Мак-Лу. Священник начал проповедовать неправомочие узурпированной егерями власти, да и отцу Ози нужно было место. Один из убитых – конкурент-конезаводчик. Другой – из егерских начальников, не сошедшийся с мистером Мак-Лу во взглядах настолько, что его дальнейшее поведение начало представлять угрозу спокойствию и благополучию Клуни-Ярда. Третий – претендент на руку женщины, с которой у Клуни была короткая, но интересная связь…
- То есть, вы считаете, что это Клуни поставлял «мясо» для забав Рогатому Праведнику, попутно обделывая свои делишки? – уточнил я.
- Очень похоже на правду. И с Готье, я думаю, расправились бы так же, только забавляться с ним было уже некому, вот и получилось всё менее таинственно, но, пожалуй, более пристойно.
- Я, пожалуй. никогда не пожалею, - вдруг проговорила Рона, - что меня не было с вами в церкви, когда вы освобождали отца, и когда там всё загорелось.
- Я тоже об этом никогда не пожалею, - глухо проговорил Холмс.
- Скажите, Вернер, - припомнил я. – Когда тело Готье осматривали, при нём не было какой-нибудь записки?
- Я этого не видел, - покачал головой Вернер. – Если только полицейские что-то нашли без меня…Не думаю, что они поделились бы такой находкой со мной. В былые времена Холмсу они бы рассказали. Ну а сейчас – увы.