Она жила здесь не так давно, хотя вообще прожила немало – третью сотню уже разменяла. Сюда же перебралась из дремучих муромских лесов. Навещая как-то здешнего Лешего, она увидела, что лес в этих краях совсем другой, не такой мрачный, просторнее вроде, веселее. Отметив про себя последнее, она даже удивилась тому новому, что вдруг проснулось в ней, неведомому доселе. Как-то не до веселья ей было, всё дела, заботы. Не умела она любоваться окружающим миром, грустить или радоваться. Вершила свои дела, назначенные судьбой, не задумываясь ни о добре и зле, ни о своем месте в мире, ни о чем таком, что свойственно простому смертному. А этот лес вдруг пробудил в ней что-то незнакомое, несвойственное ее роду и племени. И как-то тесно ей стало в собственном лесу, душно. И стало ей казаться, будто она что-то потеряла или не имела вовсе, но очень хотела иметь.
Вроде все в ее жизни шло по испокон веку заведенному порядку Она и за зверьем присматривала, и грибников-ягодников в чащу заманивала, как и предписано было. Ни тебе сожаления или беспокойства, ни удовлетворения или радости. И вдруг поселилось в ней это самое беспокойство. Неуютно вдруг ей показалось в дремучем муромском лесу, куда и солнце- то редко заглядывало, густые кроны деревьев нехотя пропускали несмелые лучи его, и этот свет запутывался в ветвях, почти не достигая земли и не рассеивая вечный мрак дебрей.
Из головы не шли картины яркой зелени деревьев и освещенных солнцем лесных полянок, серебристого загадочного лунного света, игравшего в росистой траве. Поручила она местному лешему присматривать за лесным хозяйством в ее отсутствие и отправилась в манящий ее лес. Да так тут и осталась. Не отпустила ее красота этого мира, не захотелось ей уходить, не разобравшись, что так притягивало ее к этим местам
Наделила Жизнь смертных разными чувствами, и чем короче была их жизнь, тем ярче эти чувства проявлялись. Бессмертным же чувства ни к чему. Ни к чему им задумываться о смысле жизни, ни к чему радоваться или печалиться, ибо всё это преходяще, а жизнь бессмертных вечна, как вечен этот окружающий мир.
Но что-то в мире пошло не так, и она выпала из этой цепкой вечности от пробудившейся в ней Души. Да, Душа вечна, но вечна в ином мире, а в этом мире наделяются ею лишь на краткое время. Но, видно, в мирозданье произошел сбой, и Душа совсем случайно поселилась в бессмертной.
И в этом лесу она присматривала за зверьем и заводила иногда грибников-ягодников в чащи. Только лесным жителям была она теперь хозяйкой не властной, а заботливой, оберегающей от бед. Оттого и дружили с ней лесные обитатели. А грибников-ягодников заведет, бывает, в чащу, в болотину, да вдруг жалко их становится. Посмотрит, как они испуганы, как начинают метаться в поисках выхода, да и укажет им путь, приоткрыв тропку или подав какой сигнал. Интересно ей было наблюдать, как ведут себя люди, оказавшиеся в западне. Одни в страхе начинают бросаться то в одну, то в другую сторону; другие останавливаются, оглядываются, вспоминают, видимо, приметы и начинают деловито выбираться из чащи или болота; ну а иные в ужасе от неизвестности садятся у какого-нибудь дерева и обречённо ждут, что пошлет им судьба. С первыми и последними труднее всего. Не углядишь – и пропадут они, увязнут в болоте, или со зверем свирепым встретятся, или плутают до потери сил, так и не найдя выхода. И казнит тогда она себя, что не углядела, не поспела вовремя.
А иногда залюбуется каким-нибудь грибником или ягодницей, да и выведет их к грибным-ягодным местам. И любо ей, когда видит несказанную радость и восторг сборщиков. А уж злость ее берет, коли заметит недоброго, со злым умыслом пришедшего в лес! Вот такого она точно накажет, чтоб не повадно было озорничать да вредить! Такого то заплутает так, что тот еле выберется да так и рухнет без сил на краю леса, то зверем каким пугнет, то страшными звуками и видениями в безоглядный бег обратит.
И вроде тоже весь день в заботах, а только подмечает она, и когда лес зеленой пеленой или морозным узором покроется, и когда земляника с черникой цветами запестреют, и первому грибку порадуется. А в лунную ночь сядет у порога своей избушки, что стоит в глубине леса на краю опушки, прикрытая лапами мохнатой ели, и, глядя на серебряную от росы и лунного света поляну, вспоминает события минувшего дня. Улыбнется, а то и засмеется тихо, припомнив забавный случай. Бывает, и нахмурится, если оплошала где-то, не поспела вовремя, не доглядела, не со зла недоброе сотворила.
О своей судьбе не задумывается, а только замечает время от времени, что не так споро всё делать стала, что к ночи, бывает, так умается, что и на красоту леса при лунном свете полюбоваться нет сил. Мелькает у нее иногда мысль, что, наверное, не праздновать ей следующее столетие. Но только вернуться назад, потеряв вдруг обретенную в дар Душу, она не согласна. И лишь тихо улыбнется своим мыслям.