Моему другу, Артему Волгареву, везло во всем: в отличие от нас, он с детства не испытывал никакой нужды. Родители Артема – люди в городе известные. Их дом был полной чашей, как говорится: импортная мебель, зеркальный паркет, кушанья заморские, домработница Серафима Львовна.
И все первое было у Артема: велосипед, мотоцикл, гитара, видик, часы… В школе он выделялся лучшей одеждой и обувью, и, к чести его надо добавить, – умом Бог его не обидел, как и внешностью, кстати.
Был он таким же, как мы, забиякой и задирой. Он лихо носился на мотоцикле, играл хорошо в волейбол, был в хоккейной команде и выступал в школьном театре. Одним словом, наш пострел везде поспел.
В старших классах Артем вскружил не одну девичью головку, был любвеобилен и доступен. Он позволял себя любить всем, флиртовал направо и налево, но сам так и не влюбился по-настоящему.
Артем поступил в университет на археологический факультет и не получил одобрения в семье.
Сестра-красавица уже давно правила рестораном, удачно приобретя достойную вторую половину, пришедшуюся ко двору Волгаревых. Как никак директор мехового комбината не шел в сравнение с историком-археологом.
Но любимое чадо огорчает ненадолго. Родители не прессовали Артема: он учился, отдаваясь с головой науке. Поступил в аспирантуру и женился на бывшей сокурснице – Жанне Ильиной, дочери обеспеченных, но ведущих разгульную жизнь родителей.
Это несколько огорчало его семью. Жанну приняли без восторга и настороженно. Она поспешила родить Артему дочь, заниматься которой не хотела, и бросила ребенка на попечение именитой свекрови. Мать Артема еще не была готова обременять себя горшками и пеленками, и девочка росла на руках доброй Серафимы Львовны.
Артем учился, ездил на раскопки и не заметил, как отношения с Жанной начали давать трещину. Жанна была дочерью своих родителей, и ей нравилась веселая ресторанная жизнь. Правда и друга моего она как будто любила, потому через два года родила ему еще сына Георга, подкинув его вновь в родовое гнездо мужа. Красиво жить не запретишь – и Жанна блистала на тусовках, на вечеринках.
Артем попробовал бывать там, где веселилась его жена, но быстро устал, махнул рукой и уехал с университетской археологической бригадой в село Серебрянку, где мы три года подряд раскапывали курганы.
Первые дни ходил он подавленный, обозленный, нехотя работал, каждый вечер покупал водку, и я собирался было серьезно поговорить с ним, как мой друг преобразился…
Каждое утро Артем стал тщательно бриться, наглаживать одежду, настроение его заметно улучшилось. Днем на раскопках я не узнавал своего друга: он шутил, был неуемен в работе, корпел над редкими экземплярами, которые мы добыли, бежал в архив – искал историческое вчера Серебрянки, чтобы сопоставить добытые экспонаты с историей. Я не мог объяснить себе перемены, произошедшие с другом, пока в один из вечеров по его настоянию не заглянул в архив.
Женщина, сухощавая и неприветливая, с тонкими узкими губами и туго затянутыми в узел волосами, показалась мне какой-то грымзой, но Артем так тепло навеличивал ее Адой Генриховной, спрашивая, нашли ли его заказ, что я только удивился. Ада Генриховна, хмуро взглянув на нежданных посетителей – все-таки конец рабочего дня – позвала скрипучим голосом:
– Неля!
Неля не заставила себя ждать и буквально выпорхнула из дверей другой комнаты:
– Да! – Увидев нас, смутилась немного, рука ее машинально потянулась поправить прическу, она чуть нараспев, очень мелодичным голосом поприветствовала нас и, не дожидаясь вопроса грымзы, радостно сообщила: – Я все нашла для вас, Артем Павлович.
Ситуация для меня начала проясняться. Неля пригласила нас в другой кабинет, где на столе были разложены пыльные папки, газеты и какой-то альбом.
– Вот, – засияла Неля белозубой улыбкой, – я так рада, что есть этот материал, он невероятно интересен. Чудесная, однако, у вас работа!
Артем смотрел на Нелю нежным и откровенным взглядом восхищенного мужчины.
Честно говоря, я был озадачен и наблюдал за ними со стороны, тайком, делая вид, что очень занят документами. Документы действительно представляли собой огромную ценность, но тем не менее я заметил, что эти двое, обсуждая их содержание, произносили и другие имена: Блока, Есенина, Спинозы, Аристотеля. Я, наверное, что-то пропустил, на несколько минут заглянув серьезно в бумаги.
Ада Генриховна уходя, велела проверить, закрыты ли форточки, наказала всюду потушить свет. Неля кивнула, продолжая говорить о роли философских воззрений Аристотеля. Пока я делал вид, что глубоко мыслю над историческими письменами, Артем и Неля обсуждали содержание последнего литературного альманаха и ценность нашей находки, коснулись успехов хоккеистов и фигурного катания, а также секретных документов по НЛО.
Мы вышли из архива втроем и направились к общежитию. Неля подала руку мне, затем Артему и, поблагодарив нас за хороший вечер, как будто мы ее водили в ресторан или театр, мгновенно исчезла.
Артем вздохнул:
– Хороша?
– Хороша Маша, да не ваша, ваша – Жанна.
– Не опошляй, Никитушка, солнце все-таки светит ярче!
За месяц Артем не осмелился шагнуть дальше дружеских бесед в архиве, хотя сиял и блаженствовал. Так же сдержанно и корректно вела себя Неля.
С одной стороны, меня это радовало, с другой – интриговало. Разгадка пришла неожиданно.
В воскресный день мы отдыхали. С утра намылись в сельской бане, повалялись на кроватях и решили побаловать себя пивком. В магазин пошли с Артемом. Почти у цели дорогу нам преградила веселая компания ряженых «цыган»: в Серебрянке гуляли свадьбу и на второй день по селу ходили ряженые гости.
«Цыгане» весело галдели, играли на гитаре, несли кукарекающих петухов и кудахтавших курочек, от их толпы быстро отделилась молодая красавица и направилась к нам.
В ее ярко-красном чисто цыганском одеянии с монистами, в распущенных до пояса смоляных локонах и веселых с поволокою зеленых глазах было что-то истинно цыганское, она преградила нам дорогу:
– Давай погадаю, касатик, – с цыганским выговором обратилась она к Артему, – всю правду расскажу, соколик, позолоти ручку.
Она ухмылялась лукаво и маняще, и Артем замер. Я обалдел – это была Неля.
Артем подал руку, и она, посерьезнев, пропела:
– Золотой мой, все у тебя есть, всего много, даже двое детей. – Артем изменился в лице. – Есть дом, работа, жена-красавица. Нет только счастья, удача идет рядом, но она на расстоянии, позолоти еще ручку – главное скажу.
Побелевший Артем достал последние наши деньги и вложил их в руку Нели. Та замедленным движением заправской ворожеи положила их за пазуху.
– Спасибо, ясный. Эх, не хочется, но скажу: на вид ты вороной жеребец, да кобылица твоя не в ногу с тобой бежит, тебе бы цыганом родиться, да поучить ее…
Ряженый «цыган» подхватил Нелю за талию:
– Не зря ворожила, Земфира?
Она вынула из-за пазухи наши деньги:
– Держи, ромело, – и лукаво блеснув глазами, ушла покачивая бедрами, в обнимку с парнем.
Минуты две мы стояли без слов. Затем Артем удрученно улыбнулся:
– Ничего, что без пива?
– Цыгане, они и в Африке цыгане, – ответил я, – охмурят, кого хочешь.
Мы пошли назад, в общагу, а напротив, на крыльце сельской столовой, где была свадьба, лихо выплясывал «цыганский табор» и как огонь костра развевалось красное платье Нели-Земфиры.
– Я ее даже не узнал сначала, – произнес Артем.
– Я тоже.
– Откуда она все узнала?
Я пожал плечами.
А через два дня в архиве райцентра на нас взглянули распахнутые веселые глаза умной и серьезной девушки.
– Я весь внимание, – произнес Артем. Она в тон ему ответила:
– Моя сестра и ваша жена учились в одной группе, а сестра приехала на свадьбу к однокласснику – это друг моего мужа. – И улыбнулась доверительной, но какой-то грустной улыбкой. – Извините. Вы же понимаете шутку.
– Шутка несколько… – но она не дала продолжить фразу Артему и тихо, твердо сказала:
– Откройте глаза, вы хороший человек, иначе будет поздно, – сославшись на дела, ушла.
В день отъезда Артем хотел попрощаться с Нелей, но она уехала в командировку.
Хорошо зная друга, я видел, что он страдал, и мне кажется,не зря:девочка-женщина с зелеными глазами колдуньи, умной головкой и чистой душой стоила того.
Я понимал, что только разлука погасила пламя загоревшейся в сердце моего друга любви, и кто знает, может, это любовь горела и в другом сердце: ведь так сиять глаза могут только от счастья и любви.
Как ни странно, но мне было искренне жаль, что эти двое встретились поздно. По моему разумению, эту встречу судьба подарила им не зря, но она судьба, со своей высокой колокольни, как бы указывала им, что оба они поспешили.
И как не бегут реки вспять, так и им не встретиться у истоков, а остаться двумя берегами, которые могут только любоваться друг другом через водный поток.
Да вот вышло все иначе.
В конце восьмидесятых годов перевели меня в Москву, где, падая и ушибаясь, набивая шишки и залечивая раны, я учился жить в другом ритме, и кое-что из Артемовых чудачеств мне пригодилось.
Как и в Сибири, лето, осень и весну колесил по стране, и раскопки по-прежнему были моим любимым занятием.
С Артемом перезванивались, но тут мне улыбнулась удача, и я уехал в длительную загранкомандировку. Три года спустя, уже в перестроечное время, я позвонил Артему, но мне не ответили.
Не отозвались и его родители. Я позвонил в университет и узнал, что мой друг покинул альма-матер и занимается строительством. Адрес его коллеги не знали. Я сделал еще несколько попыток отыскать Артема, но безрезультатно. А потом с головой окунулся в работу.
Прошло еще года три-четыре, мне выпала командировка на родину. Ехал с радостью. Хотя родных у меня и не осталось, но в Сибири прошла часть моей лучшей жизни, там и немногочисленные друзья.
На встречу с Артемом я не рассчитывал. Но неисповедимы пути Господни: встретился с ним, не доезжая до Сибири, вернее, не выезжая из столицы. В самолете, куда я вошел последним, занял свое место и стал как всегда осматриваться. Впереди сидел вальяжный, полнеющий мужчина с редкою проседью в пышной еще шевелюре, очень знакомой посадкой головы. Он обратился к стюардессе, и мои сомнения развеялись:
– Артем!
Слов нет! Мы были рады оба, и он по прибытии потащил меня к себе. Разговор о его новой работе, о новом призвании – стать строителем – занял все время, и мы не коснулись темы семьи. Уже в подъезде, кстати, нового и, на мой взгляд, очень недешевого дома, я спохватился.
– Артем, Жанне бы цветы, что ли взять?
Он засмеялся:
– Жертвую свои!
После звонка дверь распахнулась, веселые голоса заверещали:
– Папа! Папочка!
И на моем друге повисли двое довольно-таки рослых подростка. Я, конечно, не ожидал, что Ариадна и Георг так выросли. Артем горделиво спрашивал:
– Ну, как орлы?
– Здорово! – искренне похвалил я. – Вне всякого конкурса.
– А с хозяйкой не поздороваешься? – хитро сощурив глаза, спросил мой друг.
Я изумился. Вместо Жанны передо мной стояла довольно интересная, вошедшая в пору прекрасной зрелости женщина – знакомая и незнакомая!
– Неля?!
Они все четверо расхохотались. По-видимому, в моем коротком возгласе выразилась вся гамма чувств: удивление, оторопь, восхищение и даже, можно сказать, радость.
В зале мне представили еще одно совсем юное создание с кудрявыми локонами в бантах и с огромными зелеными глазами.
– Кто вы, принцесса? – спросил я. И она важно, не выговаривая звук «р», ответила:
– Игина Агтемовна!
– Очень приятно, Ирина Артемовна. Давай знакомиться. Я – дядя Никита.
– Я тебя знаю, – серьезно сказала маленькая принцесса, – ты папину «иггушку» сломал.
У меня округлились глаза, а Артем вынес из детской заводную машину «пожарку» дедовских времен, в которой еще мальцом я отломил голову пожарнику.
– Ты ее сохранил?
– Это мама сберегла, а мы случайно раскопали, когда переезжали в другую квартиру. Иринина любимая игрушка.
За столом я, взглянув на счастливую чету, приказал:
– Рассказывайте, не томите!
– А что рассказывать, – пожал плечами Артем, – ты уехал, а у меня пошла черная полоса. Жанка совсем съехала с колес, и что мы с матерью не делали во имя ее спасения, безрезультатно.
Я забрал детей, оформил развод и ушел к родителям.
Первое время она заезжала, потом исчезла из поля зрения. Два года назад появилась: запитая, неухоженная, вспомнила о детях, хотела их забрать. Но они к ней не подошли, рыдала, а Неля ее успокаивала.
Попросила денег, сказав, что поедет к отцу в Кемерово, взяла их и ушла. Больше не появлялась. Обещала закодироваться, но не знаю…
А тогда летом я поехал в Серебрянку и от Жанниной подруги– сестры Нели – узнал, что Неля никогда не была замужем. Это она меня отвадить хотела. А дальше, сам понимаешь, дело тактики.
Неля, подойдя сзади и обняв мужа, улыбнулась.
– Стратег мой несчастный! Да с твоей тактикой я бы еще лет десять замуж не вышла. – И они оба рассмеялись.
– Короче, – продолжал Артем, – назад мы вернулись вместе. Мои это дело приняли в штыки, но ребятишки сразу привязались к Неле, у них «любовь с первого взгляда». И тут все оттаяли.
А мы зарегистрировались и живем. Моя прекрасная половина, несмотря на протесты, работает в музее – в архиве места не оказалось, и я все время боюсь, чтобы ее не выкрали как самый лучший экспонат. Воспитывает троих детей, у нее это хорошо получается, а я строю, строю и строю.
Прищурив глаза, спрашиваю друга:
– А копать не хочешь?
– Хочу, и во сне копаю, но жить-то надо!
Я его понимаю. Мне жаль, что хороший историк и фанатичный археолог стал строителем, но я рад, что он не сломался и нашел свое счастье. Значит, не с опозданием, а в свое время выпала им судьба встретиться там, в Серебрянке, много лет назад, и, как говорит мой друг Артем, все встало на круги своя.
Артем сознался, когда мы вышли покурить:
– Если бы не Неля, возможно, и я слетел бы с катушек вслед за Жанкой. Она вернула меня к жизни. Да и детям стала настоящей матерью. Я благодарю судьбу за ту встречу.