Глава 7
Где-то очень далеко, словно в другом мире завизжал сигнал машины скорой помощи. Я ощутил неясную тревогу, как, вероятно, кошка или собака чувствуют опасность.
- Не нравится мне это. - Сообщил Лоб.
- Да. - Согласился Грыз. – Как говорил великий Винни Пух, это «ж-ж-ж» - неспроста!
Крик сирены усиливался и вскоре стал оглушителен. Было ясно, что машина свернула на шоссе, ведущее к парку. Всё пространство вокруг сотрясалось и ёжилось от звуков и мигающих огней сокрушительной силы. Даша остановилась. Глаза её были закрыты, а на лице застыло выражение ужаса.
- Не бойся. – Сказал я и обнял её за плечи. – Вероятно, кому-то в парке нужна медицинская помощь. – Я огляделся по сторонам: никого, лишь фигура одинокого пешехода с собакой вдали. Очередной пронзительный крик неотложки, набирая высоту, вдруг оборвался на полпути, и медицинский фургон затормозил у края дороги, огибающей парк. Из него сначала появился один член экипажа, двое других изнутри помогли ему выгрузить большую каталку для лежачих больных, и вскоре вся тройка уже мчалась по дорожке парка в нашем направлении. Я попытался крепче прижать к себе Дашу, но она отстранилась.
Каталка остановилась в метре от нас и один из членов команды шагнул ко мне. Это был крепкий парень выше на полголовы меня и шире, с лицом мужественным и решительным.
- Здравствуйте. – Произнёс он хорошо поставленным голосом диктора телевидения. – Извините за беспокойство, но вам необходимо пройти небольшое медицинское обследование. Вы давно не были у лечащего доктора.
Я был готов услышать что угодно, но не это и потому почувствовал себя одураченным. Я действительно давно не был у лечащего врача просто потому, что в этом не было необходимости, но предложение поехать на обследование прямо сейчас, да ещё и на лежачей каталке показалось мне фантастически не реальным, а потому подозрительным. Я оглядел двух других членов медицинской команды. Один, это был коренастый среднего роста мужчина, улыбнулся мне так, как будто давно мечтал меня встретить. Другой, самый маленький и самый широкий из всех, широкоскулый, широкоплечий, выразил симпатию ко мне более сдержанно, кивком головы, однако напряжённая поза его показалась мне похожей на стойку питбуля перед прыжком.
- Маньяки, торговцы людьми или донорскими органами. – Обрисовал ситуацию Лоб.
- Без паники. – Возразил Грыз.
- Но почему такая срочность? Я завтра же позвоню своему врачу и сделаю всё необходимое. – Пытаясь казаться раскованным, сказал я и по очереди заглянул в глаза каждому из членов медицинской команды. Двое из них по-прежнему оставались безмолвны. Заговорил всё тот же, с дикторским голосом.
- Обследование необходимо начать уже сегодня. На все вопросы вам ответят в госпитале.
Я повернулся к Даше, коснулся её руки и тихо сказал. – Не волнуйся. Это какое-то недоразумение. – Затем, с трудом сделав себе приветливое лицо, вновь устремил его на лидера медицинской тройки. Он, вероятно, не ожидал этого и потому не успел скрыть своих эмоций. Я заметил, как брови его взметнулись вверх, как будто он, глядя на меня, увидел нечто тревожное, словно я позеленел у него на глазах или покрылся сыпью. Затем он быстро взглянул на улыбчивого напарника, стоящего слева от него, словно хотел сказать: Видишь, позеленел, как и следовало было ожидать.
В этот момент решение мной было принято.
- Мне хотелось бы сказать несколько слов моей девушке наедине. – Невозмутимым голосом произнёс я.
- Да, пожалуйста, только мы должны вас видеть. – Ответил лидер, глядя на меня испытующим взглядом.
Я взял Дашу за руку, и мы отошли с ней метров на десять.
- Тебе стоит уйти. Я всё улажу. Не волнуйся. – Сказал я, стараясь придать и лицу, и голосу уверенности.
Даша отрицательно покачала головой. Лицо её выражало страдание. – Это я во всём виновата. Мне надо было тебе всё объяснить.
- Беги. – Повторил я и, развернувшись, быстро пошёл назад, чувствуя, как в моём до сего дня миролюбивом сердце пробуждается вулкан, а кулаки отяжелели так, что ломит плечи.
- Ну, что в путь? – Произнёс я, поравнявшись с каталкой и ласково погладил её правой рукой. – Удобный транспорт.
То, что произошло дальше, оставило в моей памяти глубокий, но не очень чёткий след. Помню, что солист опустил руку в карман, и в нём что-то звякнуло, после чего всё, что накопилось в моём сердце в течение последних минут, вышло из берегов. Ещё помню слова Лба: «Заверни кулаки, держи подбородок.» Пальцы моих рук сжались. Правое плечо напряглось, отвело всё, что висело на нём, а потом толкнуло прямо в нос солисту. Он вскинул обе руки кверху, словно пытаясь удержаться за воздух, и, брызгая кровью, опрокинулся назад.
- Ой! – Пискнул Грыз.
Я уж было хотел наклониться над павшим, чтобы проверить, всё ли с ним в порядке, но его напарник возник передо мной. Время, потерянное мной на мысли о пострадавшем, теперь обернулось против меня. Я не успел сконцентрироваться. Самый широкий член команды схватил меня за обе руки. Его мощные пятерни были подобны наручникам. Третий обхватил меня сзади. Чувствуя себя в капкане, я принялся разбивать и кромсать их всем чем мог: ногами, головой, даже зубами. Потом что-то обожгло моё правое плечо, тело как-то вдруг отяжелело и перестало слушаться. Нечто густое, тягучее, словно многоцветная карамель, стала обволакивать меня и закручиваться по часовой стрелке. Не знаю, сколько я вращался в этой воронке, но наконец карусель остановилась, и я открыл глаза.
Глава 8
Вокруг всё было белоснежным: потолок, стены, жалюзи на окне. Я огляделся, стараясь понять, увиденное, однако, и содержимое головы моей напоминало чистый белый лист. Попытался встать и вдруг осознал, что не могу, но не потому что слаб или парализован, а потому что привязан. Прочные жгуты держали руки и ноги. Следующим моим открытием была игла от капельницы в вене на предплечье правой руки.
- Что за бред? – Спросил я себя. – Аппендицит? Сотрясение мозга? Но почему привязан?
Я сделал рывок, пытаясь освободиться. Кровать вздрогнула, но выстояла. Почувствовал желание закричать, но пока решал, что именно крикнуть, передо мной появилась Даша. Я сразу всё вспомнил. Вернее, всё до жгучей боли в руке.
- Ох! – Выдохнул я, почувствовав себя невероятно счастливым. – Как рад тебя видеть! Но что это всё значит?! – Я обвёл глазами палату, дёрнул руками и ногами.
Даша коснулась рукой моего лба, затем погладила меня по голове, как маленького ребёнка и, вздохнув, заговорила. – Вчера вечером мужчина преклонных лет прогуливал свою собаку в парке. Он обратил внимание на молодого человека, разговаривающего с пустотой, и позвонил в службу скорой помощи. Потом, когда приехавшая бригада медиков попыталась госпитализировать этого юношу, он сломал санитару нос. Пострадавший прооперирован. Врачу и медбрату повезло больше. Они отделались ушибами и царапинами.
- Причём тут человек, разговаривающий с пустотой?! Какое отношение это имеет ко мне? - Спросил я, испытывая неприятное тревожное чувство.
- Прямое отношение. Я всё объясню тебе позже. - Сказала Даша и снова погладила меня по голове. - В твоих медицинских учётных документах был найден телефон родителей. Им позвонили, и, вероятно, завтра ты уже сможешь их увидеть.
Мне трудно передать словами мои чувства в эти минуты. Происходящее казалось таким чудовищно нелепым, что я даже не пытался уложить его в мою голову. Я посмотрел на Дашу умоляющим взглядом.
- Пойми, родители мне не помогут. Помочь можешь только ты, рассказав всю правду. Ты должна это сделать.
Даша опустила глаза. – Не сегодня. Ты ещё слишком слаб.
- Когда же?
- Когда тебя отпустят из госпиталя.
В этот момент за дверью послышались шаги. Даша посмотрела на меня умоляющим взглядом.
- Прошу, сделай вид, что меня здесь нет. Она коснулась губ указательным пальцем правой руки и исчезла под кроватью.
Дверь распахнулась и передо мной появилось двое в костюмах медицинского персонала: высокая дама со строгим лицом, рыжими буклями на лбу, в синих чепчике, блузке, брюках, с папкой документов в руках и маленький сухонький старик в белом халате. Женщина, держа спину так прямо, словно её позвоночник был представлен единой костью, прошла неспешно и величаво на середину палаты и остановилась. Старичок же не вошёл, а влетел вслед за ней. Пронзив собой мои апартаменты, он затормозил у окна, быстрыми решительными движениями жилистых тощих рук раздвинул жалюзи и стал дёргать оконные ручки, вероятно проверяя их надёжность.
- Сестра Марта, зачитайте мне анализ крови пациента Чудова! – Выкрикнул он скрипучим старческим фальцетом, продолжая сотрясать себя и оконные рамы.
Сестра открыла журнал и с выражением, словно она читала художественное произведение, начала оглашать длинный список медицинских терминов и цифр уверенным, звенящим, как металл, голосом. Между тем старик оставил в покое окно и стал осматривать потолок и стены, вращая головой, казавшейся треугольной из-за отсутствия волос на макушке и их обилия на затылке и по бокам. «Профессор психиатрии Леопольд Муссон» - прочитал я вышитое зелёной нитью на белом кармане его халата. Вдруг профессорский взгляд, устремлённый вверх, остановился.
- Что это? – Взвизгнул он, багровея.
Голос медсестры оборвался на полуслове.
- Не знаю. – Ответила она всё тем же бодрым голосом после короткого, невозмутимого взгляда в указанном направлении.
Профессор издал неопределённый звук, лицо его приняло угрожающий вид, брови соединились у переносицы, а округлившиеся глаза стали метаться из стороны в сторону, словно в поисках чего-то, что можно было сломать или разбить и тут остановились на мне. Я вздрогнул. Однако, в этот момент выражение профессорского лица неожиданно смягчилось. Он подошёл ко мне и трагическим голосом произнёс.
- Паутина! Посмотрите, паутина прямо над вами! Однако, ни санитарка Персикова, ни сестра Марта её не видят! При этом их органы зрения абсолютно здоровы. Почему, как вы думаете это происходит? Да, потому что, если ум ленив, а душа близорука, даже идеальный человеческий глаз практически слеп!
Я, не найдя, что ответить, решительно кивнул головой.
- Убрать и немедленно! – Скомандовал профессор.
Сестра Марта, не дрогнув ни одним мускулом лица, не спешно, без суеты вынесла себя из палаты. Сквозь приоткрытую дверь заструились звуки и запахи, напомнившие мне городскую дорожную магистраль. Разница была несущественной: вместо машин проносились, дребезжа, больничные каталки и пахло не выхлопными газами, а лекарствами. Профессор пробурчал что-то невнятное, достал из кармана большой синий в белый горох носовой платок, снял очки и стал их протирать так энергично, что череп его в местах, лишённый растительности, вскоре засиял бисеринами пота. Я почувствовал непреодолимое желание высказаться, потребовать объяснений или что-нибудь в этом роде. Мои мысли и желания были неопределённы, нечётки. Одно было ясно: пора действовать. Но в тот момент, когда я, устремив на профессора негодующий взгляд, открыл рот, дверной проём затмила сестра Марта. Не успела она сделать и двух шагов, как за ней что-то загромыхало, заскрипело, и появилась невысокого роста, чрезвычайно крепкого телосложения женщина лет сорока, круглолицая, розовощёкая, в жёлтых халате и косынке, закрывающей лоб до самых бровей. Помню, что я тогда подумал, что это и есть санитарка Персикова. В правой руке женщина держала маленькую пушистую метёлку, какой обычно сметают пыль с музейных экспонатов, в левой – небольшую стремянку. Она несла её, как говорят, «ногами вперёд». Но, вероятно, стремянку это не устраивало, и она то и дело упиралась обеими металлическими «ногами» в дверные косяки, словно доказывая, что ещё не отслужила свой век, и несут её не на свалку, а на работу. Но Персикова была настойчива и, бубня что-то вроде «Ах, ты зараза какая!», повторяла попытки вписаться в дверной проём. Сестра Марта открыла папку и начала просматривать бланки, делая в них пометки. Профессор же с очками и носовым платком в руках был недвижим. Его напряжённый взгляд упирался куда-то в угол палаты. Возможно, он, как и я, считал удары. После седьмого, Муссон не выдержал. На ходу засовывая очки с платком в карман, он ринулся к двери и, не тормозя, вытолкнул из палаты всё, находящееся в дверном проёме. Затем так же решительно развернул стремянку «головой вперёд», после чего Персикова оказалась головой, то есть лицом, назад. Однако, этот факт совсем не смутил профессора. Он пропихнул их обоих в палату, поставил рядом с моей кроватью и без единого слова вернулся на прежнее место. Я посмотрел на него с уважением, затем с опаской на санитарку. Она поправляла сбившуюся на бок косынку и бросала смущённые взгляды в сторону Муссона. Стремянка, стоявшая рядом с этой крепко сбитой из не менее восьмидесяти килограммов женщиной, показалась мне очень ненадёжным сооружением. И тут Персикова, сверкая крепкими загорелыми икрами ног и розовым бельём, неожиданно быстро зашагала вверх по ступеням. Я зажмурился. Минут пять надо мной раздавались вздохи, чихание, скрип, прерываемые уже знакомым «Ах, ты зараза какая!». В носу зачесалось, вероятно от сыпавшейся на меня пыли. Я чихнул, и вдруг ужасные картины замелькали в моём сознании : падающая на меня женщина в жёлтых халате и косынке, я в гипсе на больничной койке. Мои тяжкие видения прервал голос профессора.
- Узкая специализация – одно из достижений человеческой цивилизации. Уверен, что лет двадцать – двадцать пять назад госпожа Персикова с лёгкостью бы справилась с поставленной задачей. Она умела видеть и убирать паутины на потолке, умела многое другое, однако, то, что мы называем «цивилизованным миром», нанесло непоправимый ущерб всему полезному, заложенному в ней природой. Отныне она – узкий специалист. Безо всякого сомнения высококлассный специалист! Моя коллега знает всё о мытье полов: необходимые концентрации всех моющих и дезинфицирующих средств в рабочих растворах, требуемое законом соотношение количества вёдер к площади полов, все тонкости обращения со шваброй, все методики оттирания и выведения пятен и так далее! Снятие же паутины с потолка – задача, непосильная для неё. Специалист в этой области – санитарка Пшельчик, но она в отпуске, потому наше отделение зарастает паутиной! Однако, это никого не удивляет! Никого не огорчает, что большинство из нас однажды превращается в детали одной большой машины: в какие-нибудь катушки, реле, шестерёнки, способные лишь вращаться в заданном направлении. От того и ум становится ленив, и душа близорука. – Профессор шумно вздохнул и продолжил. – И дело не только в паутине на потолке, мой друг, и не в госпоже Персиковой. Это лишь частный случай, один из множества симптомов тяжёлой болезни человечества, которая может его убить. Уже убивает! Да-да! Медленно, но верно. Вы, пожалуй, захотите напомнить мне, что население земли растёт? Однако, я не о количестве, я о качестве. Человек и человекообразный это не одно и то же. Надеюсь, вы понимаете меня? Ментальное здоровье первобытного человека было гораздо крепче, потому что информационное пространство, питающее его разум, сияло гармонией и чистотой, потому что это был Божий Храм Природы. Цивилизованное человечество загнало себя в информационный вертеп, и кто бы не пытался сделать его привлекательнее, усилия эти напрасны. В нём повсюду паутина, всевозможная, всемирная, крепко держащая однажды в неё попавших, стягивающая их разум всё сильнее и сильнее. Ещё немного, и он высохнет и отвалится, как всё, что не востребовано. – Профессор вновь издал шумный вдох и, выдохнув, вялым голосом очень уставшего человека завершил свою речь. - Госпожа Персикова, хватит махать метёлкой. Так отгоняют мух. Можете быть свободны.
Лишь спустя минуты три, когда скрип металла надо мной затих, я, наконец, решился открыть глаза. Персикова уже выходила из палаты, профессор нёс за ней стремянку. Через минуту он вернулся. Багровость на лице доктора стала рассасываться, грозные складки между бровями и на лбу разгладились, и уже через несколько секунд он смотрел на меня, как на старого друга, тепло и доверительно. Приподняв правую руку и, словно указывая мне на что-то, он описал ею полукруг, затем вздохнул и с величайшей грустью в глазах заговорил.
- Говорят, бог всё видит. Я уверен, что человек, если бы хотел, тоже бы смог. Я, к примеру, сейчас вижу Адама. - Муссон указал на угол справа от окна и кивнул головой, будто здороваясь с кем-то. - И хоть лоб у него невысок, и речь проста, но глаголит он истину: «Если б знал», - говорит, - «что из семени моего такой дурдом вырастет, сам себя оскопил и вошёл бы в историю спасителем рая земного!» Вот так. – Профессор вздохнул и протянул мне руку. – Рад знакомству! Уверен, что и вам открыто невидимое среднестатистическому ленивому глазу. Я за тридцать шесть лет в психиатрии научился разбираться в людях.
Забыв о том, что привязан, я дёрнул правой рукой. Кровать зазвенела, а брови профессора вновь взметнулись кверху.
- Развязать! – Опять взвизгнул он. – Сестра Марта, у вас что закончились транквилизаторы?
Сестра подплыла к кровати и посмотрела на меня настороженно.
- Это тот, кто сломал нос санитару скорой помощи и покалечил доктора и медбрата. Доктор Гиз разрешил. – Произнесла она обличающим тоном прокурора.
- Развязать! – Повторил профессор. – Доктору Гизу надо было работать ветеринаром.
Уже через пару минут я почувствовал себя воскресшим, реабилитированным и потому способным говорить.
- Я попал сюда случайно. Это чья-то ошибка. Мне бы домой. – Выпалил за секунду я, словно мне развязали не только руки, но и язык.
Профессор встал и, будто не услышав меня, направился к выходу. Сестра Марта поплыла за ним. Открыв дверь, Муссон остановился и пропустил её вперёд. Когда осанистая фигура сестры исчезла, он слегка повернул голову и, не глядя на меня, то ли мне, то ли себе самому сказал. – Если кому-то дано видеть то, что не видят другие, у него есть два выхода: либо скрывать свой дар, либо привыкнуть к стенам психиатрического госпиталя. Однако, следует помнить, что почти всё из того, чем гордится большая часть человечества, называющая себя нормальной, создано теми, кого эта часть человечества окрестила душевнобольными.
Профессор исчез в дверном проёме, а я всё сидел на кровати, чувствуя себя раздавленным свалившимися на меня словами «Психиатрический госпиталь», «Душевнобольные». Наконец, чувствуя сильную усталость, я закрыл глаза, а когда открыл, увидел перед собой Дашу. Взгляд её выражал сожаление.
- Надо ждать. – Сказала она. – Всё постепенно образуется.
- Нет. Я выберусь отсюда максимум завтра, что-нибудь придумаю. – Я посмотрел на Дашу умоляющим взглядом. – Мы что-нибудь придумаем!
В ответ она лишь пожала плечами.
- Чтобы выйти отсюда, мне нужен пропуск. – Начал вслух рассуждать я. – Чтобы получить пропуск, я должен прийти в госпиталь, как посетитель. Это невозможно. Значит, кто-то должен это сделать за меня. Но кто?
Мне не пришлось долго думать. Решение пришло мгновенно. Сформулировано оно было всего в одном слове «Стив». Еле сдерживая переполняющую меня радость, я, стараясь говорить тихо, изложил Даше свои мысли, а затем попросил.
- Ты сможешь позвонить ему?
Даша опустила глаза и ничего не ответила. Она выглядела такой расстроенной и смущённой, что я не стал задаваться вопросом «почему?» и продолжил поиски возможного решения. Мой взгляд совершал беспорядочный бег, ощупывая пространство вокруг, и вдруг зацепился за пластиковый браслет на запястье правой руки, которым обычно награждаются все счастливчики, прибывшие в больничное учреждение в карете скорой помощи. Не осознав, чем мог быть полезен данный предмет, я было попытался продолжить поиск, однако мне это не удалось ни с первой попытки, ни со второй. Моё внимание словно застряло в этой точке пространства.
- На этом браслете вся необходимая информация: имя, фамилия, дата рождения, название госпитали, номер палаты. Я могла бы передать его Стиву. – Вдруг сказала Даша.
- Ты гений! – Воскликнул я, но она ладонью прикрыла мой рот.
- Тише! Если не хочешь новых неприятностей, ты должен быть очень осторожен.
Я кивнул головой и, снимая браслет, продолжил шёпотом. – Я дам тебе адрес Стива. Это недалеко. Ты можешь бросить эту штуку в его почтовый ящик.
- Я что-нибудь придумаю. – Даша сложила венчиком две ладошки и протянула их мне.
Я бережно положил браслет и поцеловал обе её ладони. – Завтра я буду на свободе. Мы сможем встретиться.
– На том же месте, в тот же час. – Прошептала Даша и своей удивительной летящей походкой вышла из палаты.
Я закрыл глаза. В голове закружилась карусель из мыслей, но вдруг эта круговерть остановилась, и я отчётливо вспомнил слова профессора Муссона.
- Если кому-то дано видеть то, что не видят другие, у него есть два выхода: либо скрывать свой дар, либо привыкнуть к стенам психиатрического госпиталя.
- О чём это он? – Насторожился я. – И что за разговоры о душевнобольных, которыми гордиться человечество? Жан Жак Руссо? Винсент ван Гог? Но я Чудов, и мой портрет никогда не висел на доске почёта. Тогда что?
Я попытался сосредоточиться и вспомнить все события предыдущего дня, чтобы понять, что привело меня в палату психиатрической клиники. Прокрутил в памяти часы, проведённые в университете. Всё было, как всегда.
И тут осознал, что из перечисленных событий вчерашнего дня осталась лишь встреча с Дашей.
Что за тайну она скрывает от меня? Кто или что угрожают ей? Мои размышления прервал скрип открывающейся двери и в палату вошла сестра Марта. В руках она несла металлический лоток средних размеров. Она поставила его на прикроватный столик и извлекла нечто. Я обомлел. Это был шприц! Посмотрел в глаза медсестры, испытывая слабую надежду на право выбора (быть или не быть уколотым). Однако лицо её не дрогнуло, и я, осознав, что приговорён и помилованию не подлежу, закрыл глаза. Мне показалось, что вошедшая в правое предплечье игла вышла через макушку. Спустя несколько секунд я почувствовал необычайную лёгкость и в теле, и в голове, а затем увидел, как оторвавшись от кровати, просочился сквозь оконные щели и был таков.