Нашей душой управляют четыре невидимые силы:
любовь, смерть, власть и время.
Пауло Коэльо – бразильский прозаик и поэт
1
– Натура у тебя, Мариночка, игривая очень, не обижайся только! Вся жизнь у меня на флоте прошла, а там – не институт благородных девиц, поэтому говорю, что думаю, – дядя Миша, брат матери и по совместительству ведший все ее хозяйственные работы в доме, поерзал на сиденье, создавая комфорт для пятой точки, и вставил ключ в замок зажигания. Машина чуть слышно заурчала. – Можно ехать. Ничего не забыла?
– Самое главное – билет, деньги и документы взяла, а остальное… Остальное купим… А чего это ты, милый дядюшка, так решил про мою натуру высказаться?
– Гуляешь много.
– И вовсе не много. А чего не гулять, пока молода. Но чтоб сказать – совсем пропащая, не скажу. Гуляю, но не налево и не направо, а тихо и без надрыва. Да, бывают моменты, но только чтоб стресс снять и не больше, или, как вы, мужики, говорите: «Размагнититься». А потом, не на улице же мужиков этих подбираю, люди солидные, с положением в обществе. Дядя Миша, а если бы тебя такая, как я, позвала, пошел бы? – Марина заразительно захохотала и томно повела на него карими глазами, слегка опустив подведенные коричневой тушью веки, задрожав огромными ресницами.
Шофер закурил, по-деловому крякнул и задумался.
– Пошел бы, – выдохнул он.
– Ну вот… Мы, значит, сучья порода, а вы, мужики… Все, дядя Миша, из одного теста сделаны. Только в одно положили много сахара, а в другом сплошная соль. Разве не так?
– Так-то оно так… А я про тесто как-то и не думал. Вон оно как!.. Ты, наверное, права. Мыслишь, как взрослая. Тебе сколько лет уже?
– Тридцать четыре… И потом, я же не допускаю, чтобы кто-то от любви сошел с ума. Только взаимная симпатия и уважение друг к другу. Разумное благоволение, и не больше. Никто никому…
– А Николай Александрович?
– Что Николай?.. Он был, есть и будет. Он надежный, он опора, он фундамент!..
– Если фундамент, чего ты...
– С одной стороны, все просто, а с другой – сложно. Сам рассуди, дядя Миша: он не пойми сколько лет, а точнее, всю жизнь, на Севере работает большим начальником по добыче нефти, зарабатывает громаднейшие деньги, а дома бывает от силы три месяца в году. Ничего не могу сказать, все хорошо вроде бы… Деньги, меха… Дворец мне построил… Живу, дай Бог так жить королеве. Все есть, а вот счастья... – Марина приложила платочек к глазам и всхлипнула. – Счастья нет. Считай, годами одна бываю. Тут не только на Луну завоешь, но и слезами горючими изревешься. Вот и выходит в этой жизни всякое... – она тяжело вздохнула и помолчала. – Никак не получается мне стать монашенкой. Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Такие вот дела мои грешные, дядюшка Миша. И он там, думаю, не ведет аскетический образ жизни, он тоже человек, и ему тоже ничто человеческое не чуждо.
– А дети?
– Дети его, тут не подкопаешься, чего небо зря гневить… И Саша, и Сережа… Сашенька – вылитый Коля, а Сережка на меня больше похож, хотя косолапит, как Николай.
– А чего едешь?
– Лечу, дядя Миша. К мужу. Сначала до Москвы, а оттуда на Новый Уренгой. Самолет в два ночи, девять часов в аэропорту сидеть… Я так выматываюсь в этом путешествии, потом два дня в лежку лежу, отхожу. У него никак не получается домой приехать. Какая-то заморочка, написал, чтоб я… А через три недели ему дают отпуск и летим с ним в Италию, по Европе покатаемся. А маме с ребятишками тоже купил путевки в санаторий Ялты. Тоже отдохнут и подлечатся.
– Хороший мужик! А где ты с ним совпала? Мне вообще многое неизвестно из твоей жизни, я же без малого тридцать лет отслужил на военных кораблях на Сахалине.
– После школы поступила в институт легкой промышленности на факультет экономики и бизнеса. Это потом он стал университетом. На втором курсе на соревнованиях я хорошо бегала на длинные дистанции и даже входила в сборную города, выступала на Универсиаде, заняла там четвертое место, а потом попала под сильный и холодный дождь, застудила почки, из-за чего даже пришлось брать академический отпуск. Дали мне путевку в санаторий, в Трускавец, попить «Нафтусю». Кстати, очень помогла эта водичка. Вот там я и познакомилась с Николаем, точнее, он со мной. Высокий, статный, энергичный, в хорошо сидящем выглаженном костюме, гладко выбритый, дорого пахнущий и… сказочно богатый. Бабы на него так глядели, аж глаза лопались, проходу не давали... Ну а мне-то польстило, что он меня выбрал…
– А он чего, тоже болел?
Марина задумалась.
– Даже не знаю… Честно, не интересовалась. Было тогда ему тридцать три года, возраст Христа, а мне девятнадцать стукнуло. Я – как цветик-семицветик, тоненькая, радужная, непорочная… Он налетел на меня, словно коршун, схватил, закружил, завертел… Голова кругом… И втюрилась в него… Как муха в сладком меде ножками увязла и только глазищами хлопала. После обеда садились в такси и ездили по всей Западной Украине, вечером в ресторан… После лечения на десять дней улетели в Ялту, на море погреться… Потом свадьба, круиз на белом теплоходе вокруг Европы… Институт заочно заканчивала. Ну а сейчас, сам знаешь, салон красоты держу. И не один. Два массажных кабинета… В этом году планирую постройку фитнес-клуба. Потихонечку оборудование начинаю закупать. Красивыми все хотят быть, стройными и привлекательными, особенно на отдыхе. Да что я тебе это рассказываю, ты и сам все очень хорошо знаешь. Для вас же бабы и стараются, – засмеялась она.
– Есть у тебя к этому самому бизнесу жилка. А чего детей не берете с собой по Европе покатать?
– Не хочу, чтоб они раньше времени поняли свое привилегированное положение… Учатся ребята в обычной школе, одеваются, как обычные дети, да и дома не имеют ничего лишнего. Я решила так: оба будут военными. Саша в следующем году поступит в Суворовское училище, а Сергей через пару лет в Нахимовское.
– А если?..
– Никаких «если»! Поступят оба и будут нести службу ратную, Родину защищать, а не в ресторанах с девочками рассиживать и водку жрать. Будет только так! – волевая складка возникла между ее бровями.
– А ты, Мариночка, волевая, с характером. Честно, не подмечал в тебе это, да и общаемся редко. А Николай что?
– Коля считает, что я права.
– А чего ты не переедешь к нему?
– Я же там жила два года. Холод, сырость, лета и тепла нет… А комаров… дышишь ими. Постоянные бронхиты, пневмонии, даже бронхиальную астму ставили. Потом по санаториям моталась... Сейчас, слава Богу, ничего этого нет. Николай сам велел сюда ехать, дом сказочный построил на берегу моря. Сколько он еще там проработает, не известно… Не пьет, деньги попусту не тратит. Ему полтинник скоро, пенсия великая будет… Да и так кое-что есть… Грех жаловаться.
2
Жизнь без приключений и неожиданностей скучна и однообразна.
В Москву прилетели почти в половине десятого вечера. Из-за непогоды в столице делали вынужденную посадку в Воронеже. Марина так устала, что сил ни на что уже не было. Она сдала вещи в камеру хранения, купила несколько журналов с картинками и зашла в кафе выпить чашечку крепкого кофе.
Сев за столик и безразлично жуя невкусное пирожное, она маленькими глоточками пила ароматный напиток, равнодушно листая журнал.
– Девушка, возле вас не занято? – вдруг раздался громкий мужской голос.
От неожиданности Марина даже вздрогнула. Перед ней стоял высокого роста мужчина около сорока лет в форме офицера-моряка, которая идеально сидела на его подтянутой и крепкой фигуре.
Офицер не был красавцем, но все в его внешности подчеркивало решимость, уверенность и стойкость характера. На высоком лбу проглядывались неглубокие продольные морщины. Серые с прищуром глаза под густыми изогнутыми бровями смотрели до;бро, внимательно и пытливо, а из их уголков при улыбке в разные стороны разбегались задорные лучики.
Слегка толстый нос с небольшой горбинкой выгодно смотрелся на вытянутом лице, заканчивающемся волевым, мужественным, с небольшой ямочкой подбородком.
Непринужденная поза, в которой не было ни капли напряжения, говорила о человеке, повидавшем на своем пути многое, при этом не потерявшем чувства собственного достоинства.
Все это Марина приметила за долю секунды.
Офицер снял фуражку, поправил влажные от пота вьющиеся волосы и улыбнулся.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – простодушно улыбнувшись, произнесла Марина.
– Вас что-то во мне заинтересовало? – перехватив на себе ее заинтересованный взгляд, спросил он и поставил на стол отбивную и кофе.
Марина слегка порозовела и непринужденно рассмеялась.
– Вы похожи на Жоффрея из серии про Анжелику, – она прыснула в руку.
Ее усталость и разбитость мгновенно исчезли.
– Правда, для стопроцентного сходства мне не хватает жуткого шрама через все лицо, – тоже засмеялся офицер. – А так согласен. Как зовут мою соседку?
– Марина, – опустив чарующие веки, тихо произнесла она.
Женщина прекрасно знала, как и чем разбивать мужские сердца.
– Степан, – произнес он, с трудом разжевывая жесткую отбивную.
– Как прозаично и… романтично, – улыбнулась она. – Бородку бы – и вылитый Степан Тимофеевич Разин, бунтарь, казачий атаман, предводитель восстания… Стенька… Стенька Разин.
– Так меня еще никто не характеризовал.
– Какие ваши годы?
– Как вы по-женски непостоянны: то Жоффрей, теперь Разин… Кто вам ближе? – он обнажил в улыбке ровные зубы.
Марина наивно пожала плечами.
– Когда мне приходится принимать пищу в общественных местах, я всегда поражаюсь: где и как можно так искусно научиться невкусно готовить? А пойдемте-ка в ресторан… У вас когда самолет?
– В два...
– А у меня в половине четвертого. У нас с вами есть для хорошего времяпрепровождения около двух часов. Идемте?
– Пойдемте.
3
В ресторане почти никого не было. Тихо играла саксофонная музыка, прерываемая постоянными объявлениями о посадке и прибытии самолета.
Подошел официант.
– Мариночка, можно я закажу на свое усмотрение?
– Пожалуйста.
– Нам триста граммов хорошего коньячку… Армянского.
– Но… – что-то пытался проговорить официант.
– Давайте без но… Триста граммов коньяку, азу из свинины, фрукты – виноград и персики, бутылочку «Швепса», через час кофе и мороженое. Вы утверждаете этот список, или вам шампанского взять? – Степан посмотрел на Марину.
– Список утверждаю, а шампанское не люблю.
– Первый раз встречаю девушку, отказывающуюся таким образом от шампанского, – улыбнулся он.
Степан налил коньяк в рюмки, поглядел на свет через него.
– А лимон-то мы не взяли, – проговорила Марина.
– О коньяке я могу прочитать целую лекцию. Четыре года назад меня пригласил сослуживец в Армению, в Лори, на свадьбу своего сына. Так вот там люди, знающие толк в этом напитке, считают, что его следует закусывать мякотью персика, а лимон имеет острый вкус и запах, который полностью забивает лучшие качества коньяка, – он порезал персик. – Традиция же закусывать коньяк лимоном, согласно легенде, пошла от Николая Второго, который любил употреблять этот божественный напиток именно таким образом. Хочу сказать тост.
Она молча кивнула.
– Давным-давно в горах Кавказа в неприступном ущелье жил огромный орел, царь всех птиц. Каждый день он облетал Землю в поисках драгоценных камней, которые потом нанизывал на ниточку, и это ожерелье выходило необыкновенно красивым. Но однажды случилась неприятность: нитка на ожерелье порвалась и все драгоценные камешки разлетелись по миру, а один из них упал на этот стол. Давайте выпьем за этот невиданной красоты изумруд, за украшение стола, ресторана, да чего уж скромничать, драгоценность всей нашей вселенной – за Вас, Мариночка!
Марина от такой неожиданности слегка порозовела. Она молча подняла свой бокал и чокнулась со Степаном.
Они выпили.
– А чем вы занимаетесь? – спросила она.
– Родине служу, вот уже двадцать один год.
– Вам нравится?
– Нравится служить? Несколько странный, извините, вопрос. Профессия военного становится резко востребованной, и о ней вспоминает каждый, когда вдруг нападает враг, когда рвутся бомбы, летают пули и смерть безнаказанно бродит по улицам. А до этого их никто не замечает, и, еще раз простите, бытует мнение среди некоторых благоразумных товарищей, которых в последнее время становится все больше и больше, что это бездельники и дармоеды и что народ их кормит. Это очень неприятно слышать. Больно за лишения и тот каторжный труд тех, кто охраняет границу, – ракетчиков, летчиков, саперов, связистов, танкистов, артиллеристов, моряков… Их много, и все они выполняют свою, только им одним свойственную, функцию – функцию защиты мира. И не дай Господь кому-то плохо сработать… Вот раньше, после Отечественной войны, народ боготворил военных, потому что каждый познал лишения и горе войны, в каждой семье в комоде лежала похоронка на сына, мужа, отца, брата, а порой и дочь… Это на параде красиво!.. Самолетики, танчики, пушечки… Идут все ровненько, красивенько… А чтобы все это делать пригоже для вас, для всех, они два раза в неделю тренируются до глубокой ночи шаг держать, равнение… А летчики?.. До секунды все выверено, до миллиметра. Это, миленькая моя, тяжелейший труд. Согласен, красиво, но служба – это не парад.
Степан говорил твердо и громко, распаляя себя.
Марина тихо сидела, рассматривая его, затаенно внемля слегка глуховатому голосу, так, как это делает малое дитя, слушая сказку, боясь пропустить хотя бы одно малюсенькое словечко.
– Девочки от счастья светятся, идя за курсанта замуж, – продолжал он, – думают о райской жизни. Но попадая в гарнизоны, мгновенно опускаются на землю. Нет там рая и не было никогда. Здесь есть только суровая правда жизни, а любовь – исключительно к Родине. Шестьдесят процентов этих браков, ну пусть не шестьдесят, а пятьдесят или сорок, быстро распадаются. Очень трудно, когда в году мужа нет дома по шесть месяцев, когда месяц через месяц дежурят по точкам, когда постоянные тренировки и ученья на полигонах… Что-то я разошелся. Вам это понять сложно, да и не нужно, но… это тоже жизнь. Давайте с вами выпьем… за знакомство. Всегда придерживаюсь поговорке: «Что Бог ни делает, делает к лучшему». Вот и сегодня... Ну, Мариночка, за нас!
– А тост?!
– Любой каприз!.. Настоящий мужчина, Мариночка, – это тот, который всегда помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Давайте выпьем за то, чтобы на жизненном пути женщин всегда встречались только настоящие мужчины! С Богом! – Он поднял бокал.
– Вы очень любопытный человек, Степан, – задумчиво сказала она и посмотрела на него сквозь бокал с налитым напитком. – Вас интересно слушать, в вас нет лжи и подхалимства, отсутствует павлиний окрас, вы не пытаетесь казаться лучше, чем есть… Вы – настоящий мужчина!
Он искренне засмеялся и, отпив немного коньяка, хитро спросил, – А со мной пойти за горизонт, на край света?.. Или?..
Марина задумалась. Он не мешал ей и сквозь невесомый полумрак пристально смотрел на нее. Эта женщина нравилась ему, нравилась простотой в общении, отсутствием вычурности, позерства и наигранной веселости, свойственной ресторанным подругам и их лживой страсти любви в ночи. Она просто и открыто улыбнулась, – Пошла бы!
– Так в чем дело? Сдаем ваш билет и летим со мной встречать восход солнца, солнца, рождающегося из чрева океана. Потрясающее зрелище! Ради этого чуда стоит жить!
– Соблазнительно! Но… Но! Вы несколько раз упомянули имя Бога, а как относитесь к религии?
– Я материалист. Но твердо считаю: человек обязательно должен, просто обязан во что-то верить – в Бога, в партию, в идола… Именно тогда в нем обитает доброта, сердечность, чуткость, милосердие и человечность. Это то, что не хватает нынешнему поколению, человеку без разума, понятий и здравого смысла, в котором зло и жестокость превалируют над добротой… Повторюсь, я реалист, но… ничего не приходит ниоткуда и не уходит никуда. Душа… Верю, она есть. Ее даже взвесили. Жизнь после смерти?.. Может быть. Есть ли Бог?.. Не знаю, но то, что есть какой-то энергетический центр, где хранится вся информация о человечестве, о нас с вами, это точно. Когда нам не понятно, трудно, страшно, мы обращаем мольбы к Богу, просим у него защиты. Ну а к попам, или, как они себя именуют, священнослужителям, отношусь очень неоднозначно и даже, простите, негативно.
– Почему так? – удивленно подняла Марина глаза.
– Потому что в их среде не видел ни одного порядочного человека. Они, безусловно, есть, но я их не видел. Меня как-то один из них спросил, почему я не хожу к нему в церковь, так я ответил: «Потому что я вас не уважаю». – «Меня не надо уважать, – сказал он. – Вы к Богу приходите». – «К Богу я могу обратиться и дома», – так ответил ему я.
– Почему?
– Я лицезрю обличье этого человека, вижу его воровскую сущность, он любовниц имеет, трудится на мирских работах, над гробом деньги считает, всё боится, что обманут, унижает прихожан, требуя от них денег. Видеть это просто омерзительно. У меня возникает нетерпимое чувство брезгливости и омерзения. Мало того, у меня двоюродная тетя работала в мужском монастыре, пирожки пекла. Это был бизнес одного из наставников богоугодного заведения. Так вот она рассказывала, я передаю ее слова, что творится за монастырскими стенами. Там нарушаются не только все заповеди Закона Божия, но и всё, что можно нарушить. Они пьют, курят, дерутся, по ночным клубам шатаются, бизнесом занимаются, девочек в кельи водят… И многое что еще, о чем и говорить не хочется.
– Да ну…
– Я сам это видел. Был как-то на экскурсии в мужском монастыре под Полтавой и видел, как монах вел девушку, красивенькую, стройненькую, к себе в келью, правда, и он тоже был высок и красив.
– Может, они просто так шли.
– Может, и шли, но не просто так, это точно.
– Неужели…
– Я до этого тоже представлял их мир иначе. Как я могу верить тому, кто сам ни во что не верит?
– Получается, ни во что не следует веровать?
– Почему?
– Хорошо, вот вы, как мужчина героической профессии, к чему питаете доверие?
– Верю в себя, в свое умение быть нужным, верю в свою маму, которая могла многое, но за свою жизнь не украла даже малой толики, верю, что есть в этом сумасшедшем мире честные, порядочные и справедливые люди. И очень жаль, что они все несчастны от своей праведной жизни. Верю в торжество разума…
– А в любовь? – затаенно спросила Марина, слегка прикрыв веки.
Ей все больше и больше нравился этот мужчина, нравился своей прямотой, свободой и широтой мышления. В его суждениях не было напыщенности, артистизма, бахвальства и хвастовства. Он прямо и доступно изрекал свои мысли, не искажая их.
– Любовь… Сложная штука… Наверное, любовь – это болезнь, от которой нет лекарства… И только наш пресловутый быт точит ее изнутри… Давайте выпьем за нее, эту любовь, а потом порассуждаем…
– И тост?
– Давайте и тост. Вам в стихах или прозе?
– Вы и стихи знаете? Никогда бы не подумала, что в мужественном сердце есть уголок сентиментальности. Давайте в стихах, это интересно.
– И в вас живет представление об односторонности, ограниченности и примитивности военного человека. Не возражайте, – поднял он указательный палец. – Вы, как и все мы, плоть от плоти народной. Это как выделение слюны у голодного человека при виде пищи. Слушайте:
Пусть прозвучит банально это,
Но все же выпьем за любовь!
Ни для кого нет в том секрета,
Когда приходит она вновь,
Тогда ты крылья распускаешь
И гордо над землей паришь.
Она прекрасна, ты ведь знаешь
И ей навстречу ты летишь!
– Браво! Даже грустно стало… – Марина надолго задумалась. – Степа, хотелось бы услышать вашу точку зрения о любви.
Степан надул щеки и выдохнул.
– Над этой проблемой бились и бьются лучшие умы, начиная со времен появления на планете этого самого человека, и не могут прийти к единому мнению, а вы хотите, чтоб я, смерд, взял и поставил в этом вопросе жирную точку, а все сняли шляпу и в экстазе склонили передо мной головы?
– И все же, пожалуйста… – наморщила она носик.
– Хорошо, только давайте условимся: я высказываю лишь то, что чувствую и понимаю, а вы это выслушаете и… и без обид и разочарований. Не переча. Договорились?
– Договорились. Хоть слово вставить будет можно? А то совсем лишите меня конституционных прав.
– Слово можно, не более одного. Любовь многогранна и неповторима ни в одном конкретном случае. Согласны?
Марина кивнула головой.
– Каждый, вы, я, вон тот официант, лысый мужчина с крашеной блондинкой… буквально все воспринимают и ощущают эту любовь по-своему. И каждый будет характеризовать ее только по своим, индивидуальным ощущениям… Она изменчива, как погода… Она, словно хамелеон, постоянно меняет свою окраску… Не согласен с современными гениями, которые говорят о сексе в любви или любви в сексе. Извините, может, я как-то непонятно изъясняюсь… Просто слов не хватает, еще раз простите… Всё это, разумеется, есть, было и будет, но истинная, чистая, подлинная любовь между мужчиной и женщиной куда шире, масштабнее любви-секса.
– Возражаю!..
– Мы договорились: я высказываю свое мнение, а на дискуссию у нас просто не хватит времени, – Степан посмотрел на часы. – Мы можем любить всё – солнце, небо, цветок на лугу, тихую заводь или бушующий океан, закат, восход…
– Нет, только о любви мужчины и женщины…
– Тогда тезисно, потому как эта тема неисчерпаема. Чувства эти зарождаются еще в школе, а может быть, и раньше. Они известны всем, тут эмоции зашкаливают на фоне гормонального всплеска, поэтому память о них вечна. Далее, по жизни возникают симпатии, которые порой перерастают в любовь, а точнее, в обостренные чувства. У человеческой любви множество оттенков, но в последнее время, точнее, в нынешнее, любовь понимается как аффект... Артефакт, что ли.
– Позвольте…
– Минуточку, все эмоции и реплики потом. Я не думаю, что вы живете в мире иллюзий, где всё в ярких, сочных и насыщенных красках. Давайте реально взглянем на окружающий нас мир. И что видим? Тьму видим, которую изредка прорезают искорки. Девочки в двенадцать лет познают все прелести жизни, подчеркиваю: все! И к двадцати годам…
– Не все же…
– Вот это и есть искорки… К восемнадцати годам эти уличные девочки, красивенькие, конечно, перенасытившись всей этой любовью, идут в рестораны, передаются из рук в руки, из уст в уста, ищут богатенького старца. И что самое смешное, некоторые находят, венчаются, даже рожают… Это по любви, как вы считаете? Вот именно, их понятие любви, как понятие всего современного мира, – деньги, большие деньги и положение в обществе… Переспать, сытно поесть, блеснуть нарядами и украшениями… И чтоб когда «любимый» старец ляжет в саркофаг, все его богатства достались ей. У юношей, хотя и у невостребованных девушек, тоже не намного иначе. Одни спиваются, другие гибнут от наркотиков, а третьи, дети влиятельных родителей, как правило, очень ограниченные и недалекие люди, уходят в депутаты или садятся в директорские кресла, командуя и унижая умных людей, – Степан зло улыбнулся. – Хотел рассказать о любви, а наплел... А вообще, любовь – это целый мир, в котором одновременно живут созерцания, обоняния, вкус, цвет, запах, сны, грезы. Здесь даже имя любимого человека произносится иначе, с придыханием, что ли… Не могу выразить словами то, что хочу сказать. Как мне когда-то сказала одна маленькая девочка: «Любовь заставляет тебя радоваться и улыбаться, даже если ты устал и твои ресницы все время летают вверх-вниз, а из них сыплются звездочки. В любви никогда не должно быть лжи! И если любишь, по-настоящему любишь, нельзя забывать говорить об этом». О своей любви надо кричать, чтоб голос твой был слышен в другой галактике!
– А что вы думаете по поводу того, что для некоторых мужчин любовь становится зависимостью от женщины. И женщины пользуются этим с удовольствием, манипулируя мужчиной.
– Вторгаться в свободу любого человека, не раба, подчеркиваю, а личности, не есть заслуга и приоритет, в данном случае женщины. Цепь со временем может перетереться, а с ней ослабнет и притягательная сила любви. Любовь – это добрая игра, в которой нет победителей. Любовь зиждется на взаимном доверии, это забота и поддержка любимого человека, обоюдное внимание, доброта, сердечность, чуткость и душевность в их отношениях. Повторюсь: сейчас, в наше смутное время, любовь для молодежи – пережиток прошлого.
– Как я поняла, любовь – это когда вместе прожита жизнь и люди сохранили нежность и душевную теплоту друг к другу, – она задумчиво улыбнулась, затем тихо произнесла: – Вы во многом правы… Наверное и правда, что сейчас этой самой любви днем с огнем не сыщешь, хотя… я со многим вами сказанным и не совсем согласна…
– Это я так, в общих чертах… – очертил он руками круг. – Заставили меня пофилософствовать… А если честно, любовь, кто по-настоящему любит, – это самый восхитительный и изысканный в мире цветок, обладающий невообразимым, наркотическим запахом, немыслимой притягательной силой и красотой! Она не подвластна законам физики, человек в этом состоянии находится в… левитации, что ли, или пребывает в невесомости, – улыбнулся он.
– А пример мне привести можете? Только не надо говорить про Ромео с Джульеттой или Тристане с Изольдой, это все сказочно…
– Могу. Александр Колчак и Анна Тимирёва. Пять лет, с момента их знакомства и до дня расстрела адмирала, длился их роман. Оба к этому времени имели семьи, детей, оба владели представлениями о любви, оба прошли через ее познание, оба… Наверное, чтобы понять истинную ценность того или иного, надо уже иметь об этом предмете мало-мальское представление. И даже то, что разница у них возрасте была почти двадцать лет, и то, что общество супружескую неверность в то время считало страшным грехом… Тем не менее…
После этих слов щеки Марины сделались пунцовыми, но Степан этого не заметил.
– Анна Васильевна первая призналась Александру Васильевичу в любви. Она, двадцатилетняя, была так очарована харизмой и обаянием Колчака, что влюбилась в него практически сразу. И он ответил ей тем же. Встречались они очень редко. Это был роман, любовь наяву и в письмах. И была Анна Васильевна Тимирёва со своим возлюбленным вплоть до самого его расстрела, до 7 февраля 1920 года. Перед казнью он обратился к палачам с просьбой разрешить ему в последний раз повидаться с женой. Женой! В этом ему отказали… Вот такая вот любовь!
– А что стало с ней после его смерти?
– В общей сложности в тюрьмах Анна Васильевна провела тридцать семь лет. Правда, ее периодически выпускали, а затем снова сажали.
– Ого! За что?
– Разве можно понять, за что в то время сидели люди, – либо враг народа, либо с этим врагом рядом стоял. Умерла Анна Васильевна в 1975 году, пережив своего возлюбленного более чем на полвека. Реабилитирована в 1960 году. А можно для вас, только для вас, я сейчас спою песню? – неожиданно произнес Степан.
Марина склонила набок голову и удивленно посмотрела на Степана.
– Песню?.. Мне?.. За столом?..
– Почему за столом? Видите, на импровизированной эстраде рояль стоит?
– И вы играть будете?
– И играть, и петь… – Степан от нахлынувшего чувства радостно расхохотался.
– Хочу! – Марина оперлась локтями на стол, положила на стиснутые кулачки подбородок и не отрываясь смотрела на него, прищурив слегка раскосые глазки. – Хочу, – прошептала она.
Степан поднялся и не торопясь направился искать администратора.
Вскоре он опять появился в зале, подошел к роялю, открыл крышку и быстро пробежал руками по клавишам.
– Песня посвящается Марине! – объявил он и запел.
Вначале было слышно плохо, но когда зазвучал припев, Марина вспомнила эту песню:
Музыку услышишь грустную мою –
Тебе одной её я подарю, Марина.
Всегда красивой будь, всегда счастливой будь,
И пусть судьба хранит тебя...
Пел он задушевно и проникновенно, закрадываясь все глубже и глубже в ее сердце, и голос очень походил на голос певца Серова. Марина, не ожидавшая ничего подобного, неподвижно сидела как загипнотизированная и ничего не видела. Ее глаза наполнились влагой, и в них затрепыхались искорки салюта. Она вновь прислушалась. Теперь лилась другая песня:
Я то плачу, то смеюсь, рамп души не погасить.
Я раздвину боль и грусть до погасшей до зари.
Я поверю и пойму и не стану больше ждать.
Я так искренне хочу с тобой опять собою стать…
Теперь из глаз Марины непроизвольно текли слезы.
«Что это со мной? – подумала она. – Я стала сентиментальной или?..»
Она ощутила, как в ней зарождается что-то новое, светлое и радостное. Ей все больше и больше нравился этот мужественный и совсем не примечательный человек, не красавцы с глянцевых обложек журналов, к которым она привыкла. А вот чем он привлек ее внимание, Марина не могла понять. Степан обладал какой-то мощнейшей энергетикой, невероятной силой притягательности и магнетизма. Это был воин, мощь и оплот, надежность и спокойствие, его хотелось слушать, слушать и подчиняться.
Она даже не заметила, как Степан вернулся к столику.
– Что тут без меня произошло? – спросил он тихо.
Марина улыбнулась и промокнула салфеткой глаза.
– Грустинка в глаз попала. Давайте, Степа, выпьем и пойдем. Через час мой вылет.
– Вот теперь эта самая грустинка мне тоже начинает царапать глаза, – он судорожно вздохнул. – Не могу похвастаться своей притягательностью или обаятельностью, а вот вы меня покорили и растворили в себе.
– Вы скажете, – махнула Марина рукой и порозовела, ее сердце неистово застучало.
– Я хочу выпить за вас, Степан, за вашу… – она задумалась. – Просто за вас! И не возражать!
– Не возражаю, – засмеялся он.
Они выпили.
Принесли кофе и мороженое.
– У нас есть пятнадцать минут? – спросил офицер.
– Пятнадцать есть.
– В двух словах о себе, если это возможно.
– Если в двух… Я женщина, женщина самодостаточная, со всеми грехами, присущими этому полу. Замужем, двое детей. Лечу к мужу в Новый Уренгой…
– А я хотел предложить вам бросить всё и отправиться со мной в романтический полет, в сказочный край с таинственным названием Камчатка, где бьют гейзеры, выбрасывая вверх фонтаны горячей воды и пара, где в термальных источниках можно купаться круглый год, где красная икра цистернами, малина, голубика, брусника, клюква, шикша, морошка бочками… А грибов!.. Море Охотское, море Берингово и Тихий океан, который каждое утро отдает из своего чрева солнышко… А Срединный и Восточный хребты, а реки Авача, Щапина, Ука… Вулканы – мощь и сила полуострова: Тильмыг, Кахтана, Лангтуткин, Хайлюля… Всех и не перечислишь. Смотришь на них и понимаешь, как ты в этом мире мал, слаб и хил. Непроходимые леса с их медведями, волками, оленями, соболями…
– Мне уже страшно и холодно, – Марина передернула плечами.
– А я рядом… Спасу и согрею тут же.
– Заманчиво! – засмеялась она, тряхнув волосами. – А я вот возьму и соглашусь. Что жене скажете?
– У меня ее нет. Едем?
– Правда? – искренне удивилась Марина. – Почему?
– Об этом потом. Пойдемте сдадим ваш билет…
– Степочка, милый, – Марина взяла его руку и прижала к груди. – Не сегодня… Обещаю приехать, честно.
– Обманываете?
– Вы мне только что рассказывали о…
– Понял! Буду ждать. Вот мой номер телефона и адрес, – он быстро написал их на салфетке и протянул ей. – Если вдруг не дозвонитесь, не отчаивайтесь, значит, я в море. Только обещайте… Я очень буду ждать, – было слышно, как его голос едва заметно дрогнул. – А вот второй телефон, это мой сосед, Сергей Васильевич Проданчук, он всегда скажет, где я.
Марина кивнула головой, ее глаза вновь затуманила набежавшая пелена.
– У стойки номер три начинается регистрация билетов и оформление багажа на рейс, – диктор назвала номер рейса: – Москва – Новый Уренгой. Повторяю…
– Это мой, – грустно произнесла она. – Ночью в Уфе пересадка… Прилечу в половине одиннадцатого. Я так устаю после этого перелета… Спасибо вам, Степа, что вы оказались сегодня рядом со мной. Пообещайте, что не обидитесь и не будете возражать…
– Вам – никогда.
– Это правильно! Я рассчитаюсь за этот стол.
– Нет…
– Без но и нет… Вы же человек слова, как я поняла. Или ошиблась?
– Как-то неудобно даже…
– Еще как удобно. Не хвалюсь, но денег у меня значительно больше, нежели у вас. Только без обид!
– А я тогда вам дам sd-карту на телефон. На ней музыка белорусского гитариста ДиДюЛи и песни Александра Серова. В современной эстраде люблю только их. Давайте я ее в ваш телефон прямо сейчас и поставлю.
– Дидюля, я о таком и не слышала.
– Теперь послушаете. Суперталант! Надеюсь, мой маленький подарок скрасит ваше многочасовое одиночество.
– Спасибо.
Степан помог Марине донести вещи из камеры хранения до регистрационной стойки.
– Степа, еще одна просьба. Пожалуйста, давайте простимся здесь и сейчас. Я не хочу, чтоб вы видели мои слезы.
Неожиданно она обняла Степана за плечи, притянула к себе и, приподнявшись на носочках, приникла к его губам. Это прикосновение было как спичка для сухого пороха, взрывом в полной тишине.
Наконец Марина отстранилась. Ее лицо пылало, огромные глаза радужно светились, сейчас она напоминала гипнотизирующую шаровую молнию.
– Степочка, иди, мой милый, и не прекословь. Я обязательно тебе позвоню. Ты только жди, хорошо? – и, резко повернувшись, взяла вещи и направилась к стойке регистрации, плечи ее вздрагивали.
4
Только ближе к обеду Марина наконец приземлилась в конечном пункте своего путешествия, Новом Уренгое, и ступила на седую землю северного Урала. А до этого три с лишним часа из-за ненастья провела в аэропорту Салехарда, где самолет совершал вынужденную посадку. И всё это время с ней был Степан в виде песен Серова и музыки ДиДюЛи.
Холодный ветер и бесчувственное солнце Ямала не добавляли и без того гадкого настроения.
Но несмотря ни на что, ей нравился этот город, построенный в вечной мерзлоте на Полярном круге, поделенной рекой Седэяха на две части – Северную и Южную, город низкого неба, дующего ветра, невыразительного солнца и господствующей прохлады.
Город, где летом закат плавно переходил в рассвет, а зимой проказничало северное сияние, где летний день длится одни сутки, а зимний – всего лишь три часа, где свыше двухсотвосьмидесяти дней в году зима, а остальное… Хотя бывали и теплые дни, даже жаркие, и отчаянные умудряются искупаться.
Город дышал современностью и изысканностью.
Наперекор низкорослой и блеклой природе его дома были красочно выкрашены в яркие цвета радуги, создавая иллюзию сказочного цветка. В городе было всё: школы и больницы, Дворцы культуры и музеи, памятники и стадионы, церкви и широкие проспекты, мосты и набережные, огромные супермаркеты и современные бассейны. И даже в одном из жилых дворов с любовью поставлен памятник Владимиру Высоцкому, стоящему с гитарой.
Встретил Марину незнакомый мужчина, как потом выяснилось, Михаил, шофер мужа.
– А где Николай Александрович? – спросила она, надевая поданное Михаилом белоснежное песцовое манто.
– Не беспокойтесь, Марина Ивановна, Николай Александрович немного приболел, он в больнице…
– Что случилось? – с тревогой спросила она.
– Сердце немного прихватило… На одной из буровых
неполадки были, вот он сильно и перенервничал… Сейчас поедем в больницу, вы сами все и выясните.
5
Небольшая изысканная кардиологическая больница, расположенная в небольшом парке из карликовых берез, приземистых елей и лиственниц, выглядела просто фантастически. Поражали уют, тишина, чистота и образцовый порядок. Даже не верилось, что такая волшебная красота бывает в лечебных учреждениях, да еще и на краю земли.
Ее провели в кабинет доктора. За компьютером сидел холеный, представительный, дорого пахнущий и знающий себе цену мужчина лет пятидесяти, с седеющими вьющимися волосами и прищуром умных глаз.
– Марина Ивановна? – спросил он. – Присаживайтесь, – и показал рукой на мягкое кресло. – Середа Петр Петрович, главный врач этой больницы. Кофе?
– Если можно… Очень устала… Больше суток в пути.
Он нажал на кнопку монитора, – Леночка, два кофе. И покрепче.
Доктор не торопясь достал из холодильника коньяк, шоколадку и нарезанный на блюдечке лимон. Марина вспомнила Степана и его рекомендацию закусывать коньяк персиком и невольно улыбнулась.
Тихо открылась дверь, и с подносом в руках вошла миленькая девушка в зеленой униформе, молча положила салфетки и поставила на них дымящиеся чашечки.
Петр Петрович разлил коньяк.
– С приездом вас! – поднял он бокал. – Давайте выпьем, а потом посидим, поговорим.
Они выпили.
– Ну а теперь о главном. Состояние Николая Александровича тяжелое и… даже очень. Обширный инфаркт. Он в реанимации. Прогноз… – врач шумно выдохнул. – Прогноз неблагоприятный. Делаем все возможное. Больше сказать ничего не могу.
– Я могу его видеть?
– Не более пятнадцати минут.
Марина тихонечко приоткрыла дверь и опасливо вошла в палату. На широкой с приподнятым изголовьем кровати, застеленной светло-голубой простыней, прикрыв глаза, весь в проводах и присосках лежал муж. Из бутылочки в руку капала жидкость, а на тумбочке стоял монитор, на котором высвечивались цифры артериального давления, пульса и бежали зубчики электрокардиограммы, создавая атмосферу таинственности и загадочности.
Марина приблизилась к койке, осторожно опустилась на краешек стула и положила ладонь на руку мужа. Николай Александрович приподнял тяжелые веки.
– Мариночка, ты приехала… – он попытался улыбнуться, и из уголков его глаз по небритым щекам покатились слезинки. – Видишь всё как… – глаза страдальчески прикрылись, губы дрогнули.
– Коля, тебе нельзя волноваться... Все будет хорошо... Доктор сказал, что ничего страшного. Болит?
– Уже легче, но… Боль еще есть, особенно если двигаюсь, перебои появились и дышать немного трудно… А сколько планов…
– Не переживай и не разговаривай… Тебе силы нужны. Я добралась хорошо, быстро... – гладила Марина супруга по руке. – В аэропорту встретили и прямиком к тебе. Дома все в порядке. Дети тебе большой привет передают. Саша начал усиленно заниматься английским и компьютером, а Сережа пока только в небе ворон считает.
Николай Александрович улыбнулся.
– Ребятишки пусть с тещей в санаторий едут. Как она?
– Нормально. Тоже тебе велела кланяться. Дядя Миша как всегда прям и непреклонен, никак не может отойти от своего флотского прошлого. Взял из питомника двух овчарок. Они теперь ночью по двору бегают, а днем в вольере сидят, он его за сауной соорудил. Катя Мельник…
Открылась дверь, и вошел врач.
– Марина Ивановна…
– Я поняла, доктор, – Марина поднялась, поцеловала мужа и прошептала, – Поправляйся, милый, я завтра к тебе приду.
– Ключи есть у тебя?..
– Всё есть. Только не волнуйся. Что тебе принести?
– Скажи Марии Семеновне, пусть перемелет курагу, изюм, чернослив, инжир, растолчет грецкие орехи и перемешает это с медом…
– Марина Ивановна-а-а… – послышался сзади строгий голос врача.
Марина еще раз поцеловала Николая Александровича и, помахав рукой, на цыпочках вышла.
6
Прилетев во Владивосток, Явниченко разместился в гостинице, привел себя в порядок, хорошо выспался и на следующий день, ближе к обеду, пошел в штаб Тихоокеанского флота, именно в это время там наступает короткое затишье. Степан шел не торопясь, привычным взглядом осматривая знакомые улицы города, мало изменившиеся за период его обучения в академии в Москве. Он вспомнил свою ночную знакомую.
«Как она там? – подумал он и вздохнул. – Как долетела?.. Прекрасная женщина! Существует масса интересных и красивых женщин, но многие из них бегут по жизни, словно белые облачка на бездонном небе, полюбовались ими – и они улетели, уносимые ветром жизни, пропали и рассеялись. А некоторые обладают неукротимой притягательностью. Пять минут общения – и тебя постоянно тянет к ней. Как все сложно в этом мире! Вроде бы все ясно: рука, голова, дважды два, синее, красное… Но вот психика, внутренний мир… Не строение, а именно этот самый внутренний мир, чувства, ощущения, игра эмоций, отношения между людьми, между мужчиной и женщиной… социум, как сейчас говорят умные люди. Наверное, через пару веков медики и психологи обратят-таки внимание на человека и разгадают его сердечные тайны. И не будут тогда создаваться семьи по половому признаку, а лишь по духовному, по истинной любви… Это с годами и опытом начинаешь понимать, что эмоции молодости – еще не любовь до гроба. Эмоции проходят, а суровая правда жизни остается. И не живут семьи вовсе, а мучаются, истязая друг друга… Зачем?..»
7
Как ни странно, но в приемной начальника штаба Тихоокеанского флота никого не было.
– Разрешите, товарищ вице-адмирал, капитан второго ранга Явниченко. Докладываю…
– Подожди ты докладывать, Степан Тимофеевич. Или военным настоящим стал? Эко тебя в столице развратили. Садись, – показал он на стул. – Коньяк принес?
– На КПП отобрали, – пошутил Явниченко.
– Видишь, как служба у нас поставлена! Нечего по штабу пьяным шататься. У нас этого спиртного и у самих хватает.
Вице-адмирал рассмеялся и достал бутылку, рюмки и поставил все на стол. На блюдечке желтели ломтики лимона.
Явниченко непроизвольно улыбнулся, вспоминая вечер в аэропорту.
– Чему радуешься? – спросил адмирал.
– Что вернулся.
– Похвально!
Начальник штаба разлил коньяк по рюмкам, – За твое возвращение, за твою приверженность нашему флоту!
Они выпили.
– Степан Тимофеевич, тебя ждут два сюрприза.
– Не успел приехать, как посыпались сюрпризы… Жизнь, как говаривал в мою лейтенантскую бытность мой командир боевой части капитан-лейтенант Ремезов, всегда пучится от неожиданностей.
– Тебе присвоено очередное воинское звание – капитан первого ранга… Вот и погоны. До адмирала рукой подать. Снимай тужурку, я распоряжусь, чтоб тебе их сразу и пришили. Нечего шастать по флоту большому командиру с двумя звездочками.
– Немного рановато… – Явниченко встал и принял строевую стойку. – Служу….
– Сядь, выслушай дальше. Учитывая твое пролетарское происхождение, геройское флотское прошлое и головокружительное настоящее, – глаза начальника штаба хитро сощурились, – принято решение назначить тебя командиром разнородных сил на Камчатке. Приказ подписан. Ну что, справишься?
– Справлюсь, товарищ вице-адмирал!
– Молодец! – бросил в рюмку три звездочки и наполнил ее до краев. – Давай выпьем за новое звание, твое назначение, да пойдем пообедаем. После обеда к Командующему зайдем, представишься. Да, как твои семейные дела?
– Без изменений.
– Ты что, копируешь жизнь Нахимова и Ушакова? Это они померли холостяками, не оставив потомства.
– Предположим, потомство я оставил, вот все остальное… А Ушаков для меня просто непревзойденный авторитет, в этом признаюсь.
– Согласен. У каждого в жизни своя песня.
8
Марина до того устала, что, наскоро помывшись, легла в постель и мгновенно уснула.
Последующие дни походили один на другой как две капли воды – дом, больница, дом… Да и погода не баловала – холодно, сыро, ветрено. Пару раз проехалась на машине по городу, заказала службу в Богоявленском соборе во здравие Николая. С соседкой, женой большого городского начальника, дамой разбитной и своенравной, ездили в Надым и Салехард, ходила на концерт Игоря Корнилова. Ей очень нравился этот певец, так талантливо и даровито воспевающий холодный северный край и его мужественных, стойких и героических людей.
Подходил к концу месяц, как Марина приехала сюда. Муж выздоравливал, это было заметно невооруженным глазом.
Как всегда вечером Марина сидела возле кровати мужа и вслух читала книгу Николая Задорнова «Капитан Невельской». Открылась дверь, и вошел доктор.
– Как хорошо, что вас застал. У меня прекрасная новость: завтра, Николай Александрович, ближе к обеду мы вас выписываем. Я доволен результатом. В бой идти еще рановато, но в целом у вас все хорошо. Утречком забегу и поговорим, что вам будет можно, а что нельзя.
– Петр Петрович, я могу его забрать домой, в Геленджик? – поинтересовалась Марина.
– Я бы на вашем месте не торопился. Курс реабилитации пройти надо, в санаторий для сердечников поехать в среднюю полосу, где сосны и дубы. Резкая смена климата с холода на пекло может плохо отразиться на его самочувствии. Все в этой жизни надо делать не торопясь и качественно.
– Я же не могу здесь…
– Это вы решите потом, а пока больной пусть отдыхает, а вы зайдите ко мне, я вам дам все документы.
Марина вошла в кабинет и увидела на столе чашки с кофе и рюмки, наполненные коричневой жидкостью, во рту доктора дымилась сигарета.
– Марина Ивановна, – начал главный врач без промедления, – не создавайте себе иллюзий, что болезнь вылечена. У него в районе левого предсердия огромный рубец, и, если честно, я, имеющий в этом деле колоссальный опыт, не давал и пяти процентов на благополучный исход. Он пусть думает все что угодно, не возбраняется. Но вы должны знать и понимать, что ваш муж еще долго не будет мужем, если будет вообще. Ему нельзя нервничать, перенапрягаться… короче, запрещены все работы, связанные с тяжестью и перевозбуждением. Вы простите меня за откровенность и, может быть, жестокие слова, но я не хочу, чтоб между нами была недоговоренность… перед вами теперь живой труп. Еще раз извините, но я обязан это сказать.
Глаза Марины стали мокрыми.
– Давайте выпьем, Мариночка, не надо, чтоб и ваше сердце дало трещину.
– И что же мне делать? – всхлипнула она.
– Извините, вот здесь я помочь уже ничем не смогу. Одно хочу сказать: живите в мире, любви и согласии! Творите добро, будьте милосердны, имейте ангельское терпение, научитесь прощать! И вот тогда свет счастья, радости и любви озарит ваш путь в этой жизни, – доктор улыбнулся. – Ни дать ни взять, молвил, как священнослужитель на проповеди.
9
По прибытии к новому месту службы Явниченко три недели вникал в дела теперь уже своего огромного хозяйства. Он вызывал командиров, выслушивал доклады, задавал вопросы, решал насущные проблемы. А потом, взяв с собой группу ответственных за боевую подготовку офицеров, отправился с инспекторской проверкой объезжать подчиненные части и соединения.
Степану нравилась военно-морская служба, он находил в ней упоение. Еще в училище Степа познакомился с биографией легендарного адмирала Федора Федоровича Ушакова, который в сорока трех морских сражениях не потерпел ни единого поражения, не потерял в боях ни одного корабля и ни один его подчиненный не попал в плен.
Всё, что можно было прочитать об этом флотоводце, Явниченко прочитал и поставил перед собой цель быть не хуже, чем Ушаков. После окончания Калининградского военно-морского училища он пожелал служить на Тихоокеанском флоте, а службу начал в артиллерийской боевой части на большом противолодочном корабле «Адмирал Пантелеев».
Как и Ушаков, он всецело отдавал себя обучению личного состава и оттачиванию флотского мастерства. Вскоре его группа стала лучшей на флоте, снаряды, выпущенные из пушек, всегда поражали цель.
Фамилию Явниченко уже знали и в штабе флота. За успешно произведенные стрельбы на приз Командующего Военно-морским флотом Степан досрочно получил звание капитан-лейтенанта и, отучившись на командирских классах, был назначен командиром малого противолодочного корабля, а через три года – старшим помощником на ракетном крейсере «Варяг». Потом академия, начальник штаба противолодочных кораблей на Камчатке, а вот теперь, после академии Генерального штаба, получил такую высоченную должность.
После призовой стрельбы героев чествовали в Доме офицеров флота, а во время фуршета к новоиспеченному капитан-лейтенанту подошла симпатичная девушка.
– Вот, оказывается, вы какой! – с придыханием произнесла она.
– Что вы имеете в виду?
– Как что? – девушка высоко подняла левую бровь. – Герой Яковенко! А можно с вами сфотографироваться? – она быстро взяла его под руку и прижала к себе. – Лена! – прокричала она девушке в голубом платье. – Запечатли нас для истории, – и, задорно рассмеявшись, протянула подруге телефон.
Сердце Степана неистово заколотилось, ладони стали влажными.
– Явниченко, – поправил ее Степан и покраснел.
– Извините, что перепутала фамилию. Очень уж они схожи между собой.
Он не был затворником и аскетом, на его пути встречались женщины, но это – пятиминутные знакомства для чисто физиологического удовлетворения. А тут было уже что-то иное. Слова старшего помощника, умудренного опытом человека, который всегда говорил, что морской офицер по жизни должен быть холост, а с женщиной можно только дружить до искорки любви в ее сердце или незапланированной беременности, которая тоже потом выходит боком, мгновенно были Степаном забыты.
Поглядев на фотографию, Наташа, а ее звали именно так, расхохоталась.
– Степа, посмотрите, вы здесь похожи на индейца, впервые увидевшего белого человека, – и она снова засмеялась.
Степан на самом деле выглядел очень дурно: глупая и перекошенная улыбка, вытаращенные глаза… Здесь он точно не походил на героя, а на какого-то сказочного дурачка.
– Давайте это сотрем.
– Нет-нет, через двадцать лет мы будем с умилением смотреть на это и радоваться, что судьба свела нас вместе. Пойдемте, Степан, в кафе и отметим ваше величие.
Наташа была просто очаровательна. Она работала методистом в Доме офицеров флота, была начитанна и раскованна, чем еще больше притягивала к себе Степана.
И он влюбился.
Теперь жизнь ввергла Явниченко в свою круговерть. Он просто боготворил Наталью, носил на руках, витал в заоблачных высотах. Все в ней было совершенно, все дышало счастьем и любовью.
И так кстати ему дали отпуск. Он на неделю съездил в Умань к бабушке, попросил у нее благословения.
Родителей своих он почти не помнил. Они работали геологами, и когда Степе исполнилось девять лет, мама с папой ушли в экспедицию в Карпаты и больше оттуда не вернулись, тела их так и не нашли и причину гибели не назвали. После окончания восьмого класса к себе в Калининград его забрала тетя, папина сестра.
В Умани они и расписались, скромно посидели в кафе и уехали в Одессу, где жизнь их заискрилась брызгами шампанского.
Во Владивостоке супруги проживали у родителей Наташи. А Степан служил, часто пропадая на корабле: то выходя на нем в море для отработки задач, то на полгода на боевую службу в Тихий океан.
Наталья после рождения дочки Эльвиры сразу вышла на работу, ей было скучно одной сидеть дома. И она опять расцвела, запахла дорогими духами, а порой и коньяком с сигаретами. Идеологи и воспитатели, кричащие о морали и нравственности, часто брали ее с собой в командировки по дальним гарнизонам...
Как-то после отличной стрельбы в море корабль пришел в базу и Явниченко в качестве поощрения разрешили после обеда сойти на берег. Сход моряка на сушу – великое счастье. Быстренько приведя себя в порядок, Степан первым делом решил зайти на работу к жене. Дверь кабинета оказалась закрытой, но за ней слышались голоса и смех.
Степан, облокотившись о подоконник, стал ждать. Минут через сорок дверь распахнулась и в расстегнутой тужурке вышел красный капитан второго ранга, заместитель командира дивизии по воспитательной работе.
– Явниченко, а вы что здесь делаете? – строго спросил он.
– В очереди стою.
– Степа, ты? – выглянула раскрасневшаяся удивленная жена. – А мы с Николаем Александровичем методические рекомендации разрабатывали, – смущенно произнесла она и еще больше покраснела.
– Получилось? – спросил он.
– Не до конца.
– Ничего страшного, еще докуете.
– Ты что, меня в чем-то подозреваешь? – уже строго спросила она.
– Нет, я тобой только восторгаюсь!
Он развернулся и, не оборачиваясь, направился к выходу. Их отношения стали холодеть.
Как золото собирается по крупицам, так и информация добывается исподволь, порой даже по обрывкам фраз.
Наталья была веселой, жизнерадостной, неунывающей, но далеко не пай-девочкой. Вела себя более чем раскованно. В пятнадцать лет обожала кататься с дяденьками по ночному городу. Вот так и появилась первая и не последняя беременность. Сказать, кто отец, не могла, их список мог быть длинным.
Тревогу забила поздно, срок большой, и живот стал виден. Родители были явно не в восторге и трепетно высказали все, что по этому поводу думали. Погоревав, с повинной головой пошли к друзьям, докторам, просить помощи, сын которых был женихом Наташи и сейчас служил в армии.
Лишившись ребенка, Наташа потеряла и жениха, но это не сильно расстроило ее. Правда, с Валентином, бывшим кавалером, она случайно встретилась после похорон отца, точнее, он неожиданно пришел к ним домой. Одаренно проклиная судьбу, Наталья отдалась ему, клянясь в рвущейся наружу любви. Тогда она была уже замужем за Степаном.
У мужчин Наталья пользовалась большим успехом, но… любовь любовью, а замуж никто не брал… Вот и двадцать четыре исполнилось…
И вдруг так повезло: нежданно-негаданно познакомилась со Степаном. Влюбить его в себя не составило большого труда.
А вот теперь ребенком занялась мама, а ее прежняя жизнь вновь вернулась к ней и набирала обороты.
И тут – такое недоразумение…
Корабль, на котором Степан ушел на боевую службу к берегам Америки, вернулся в базу лишь через девять месяцев. Явниченко ждало неожиданное известие: Наташа родила дочь, и им дали трехкомнатную квартиру в благоустроенном районе. Это было действительно неожиданно. Перед его уходом в море ничего подобного даже на обсуждалось, и вдруг… В сердце затаилось недоверие.
В тайне от всех он провел тест ДНК на отцовство и… ребенок оказался не его.
Скандала не было. Он подал на развод, молча забрал свои вещи и переехал жить на корабль. Флотские воспитатели хотели жестко урезонить офицера, но… у многих было рыло в пуху, а некоторые из них вполне могли претендовать на роль биологического отца, поэтому Степана строго пожурили и… оставили в покое.
Больше свои узы он ни с кем не связывал и не скреплял, помня вещие слова своего начальника, и вот… эта незнакомая женщина вдруг проникла в его сердце…
А служба в новом качестве продолжалась.
Посетив все подчиненные ему части, сделав организационные выводы, он вернулся в свой штаб в Петропавловске-Камчатском.
10
Марина была потрясена откровением доктора. Мирная размеренная жизнь раскалывалась с таким треском, что закладывало уши.
Отпустив пораньше прислугу, Марию Семеновну, Марина вечером напилась. На душе было одиноко, горько и тяжело. Слезы нескончаемым потоком катились из ее глаз.
И вдруг она вспомнила Степана, этого ничем, собственно говоря, не примечательного и в то же время мужественного, даже значимого теперь для нее человека, военно-морского офицера, простого и доступного, мужчину, который неожиданно оставил в ее сердце глубокий след.
– Телефон… Он же дал мне свой номер телефона…
Дрожащими руками она быстро вытряхнула все из своей сумочки. В ней ничего стоящего для нее сейчас не оказалось. Ладони вспотели, глаза высохли, щеки запылали. Марина раскрыла бумажник, перебрала его отделения.
– Ага, – облегченно вздохнула она, – вот, вот эта бумажка!
Схватив телефон, она стремительно набрала указанный номер.
Ответили довольно быстро.
– Слушаю вас, Явниченко. Что случилось?
– Ничего не случилось… Точнее, случилось, и я не знаю, как мне быть…
– Вы кто?
– Марина! Я – Марина! Помните? Мы с вами в Москве познакомились, сидели в ресторане… – быстро затараторила она, боясь, что он отключится.
– Мариночка, вы?!
– Да, Степан, это я.
– Мне очень приятно! Очень-очень, честное слово! Как вы отдыхаете? – прокричал Степан.
– Я не отдыхаю… – и она опять зарыдала, зарыдала горестно и надрывно.
– Господи, что случилось?
– У мужа обширный инфаркт!
– Он жив?
– Да.
– Уже хорошо. У многих такая болезнь – и ничего страшного. Живут до ста лет. Расстраиваться преждевременно.
– Как же не расстраиваться, если доктор сказал, что ему нельзя нервничать, напрягаться и… вообще. Короче – живой труп! – и она снова зашлась в безудержном плаче.
Марина рассказала всё до мельчайших подробностей, казалось, что она говорит и не слышит саму себя.
– Ой, – наконец встрепенулась она, – время уже первый час, вам спать надо.
– Уже не надо. У нас утро, вставать пора, – засмеялся он.
– Не поняла. Какое утро?
– Скорее всего будет солнечное. Вы где? На Северном Урале, а мы на Камчатке… Мы день посылаем вам. Это я вам желаю спокойной ночи. Мариночка, все будет хорошо! Ма-ри-на-а-а-а… – пропел он. – Головочку поверните к стеночке… Хотите, я вам приснюсь?
– Очень хочу.
– Тогда ложитесь, закрывайте глазки и… Я целую вас. А мне опаздывать на службу никак нельзя, я теперь очень большой человек. И чтобы не ломать ваш распорядок дня, звоните вы мне… В любое время. Хорошо?
– Хорошо, я обязательно позвоню.
11
Дни шли за днями. Близился сентябрь. Марина собиралась возвращаться домой. Николай потихонечку набирался сил, но везти его с собой она побаивалась, тем более в начале сентября у него была путевка в один из лучших санаториев, «Марьино», жемчужину Курской области, расположенный в усадьбе родовитых князей Барятинских. А уж потом на недельку приедет к нему и заберет в Геленджик.
На том и порешили.
12
Степан жил в своем суетливом и неспокойном мире, полностью отдавая себя службе. Si vis pacem, para bellum (Хочешь мира, готовься к войне) – гласил лозунг римских воинов. И это поистине так. Нельзя допустить, чтоб корабли или части даже сомневались в своей силе и всегда были готовы к немедленному уничтожению противника.
Теперь же появилась надежда на новую телефонную встречу с Мариной. Ему нравилась эта женщина, нравилась своей простотой и естественностью. В ней не было чопорности и чванства. Она не скрывала свои недостатки и не выпячивала величавость.
Но звонков не было, а сам позвонить он остерегался, боясь нанести вред или разлад в ее семье.
Он нисколечко не сомневался, что их встреча непременно состоится, тем более она это ему обещала.
13
Приехав домой, Марина быстро окунулась в свою обыденную жизнь. За время ее отсутствия ни дома, ни на работе ничего серьезного не произошло. С мужем разговаривала по телефону часто, даже по нескольку раз на день.
Чувствовал себя Николай не хуже, ждал заезда в санаторий, проходил реабилитационное лечение и мечтал о скорейшей встрече в Геленджике. Вот только на улице становилось всё холоднее и холоднее, пронизывал ветер, а день быстро серел, освещая себя электрическими фонарями.
Мама рассказала, что отдохнула с ребятами очень хорошо, правда, несколько дней в их номере не было воды, а во время купания сережку потеряла. Когда ездили на экскурсию в Севастополь, встретила возле панорамы своего бывшего ученика, Шевченко Григория Николаевича. Он большую должность на флоте занимает. Ребят сводил на военный корабль, они были от этого посещения просто без ума и заявили, что оба будут учиться только в Нахимовском училище и никакого Суворовского им не предлагать.
А вот со Степаном Марина больше на связь не выходила. Какая-то малосодержательная суета занимала все время.
Дни шли за днями, она через три дня уже собиралась лететь к мужу в Курский санаторий, чтоб подышать воздухом осени, принять несколько процедур, а потом забрать Николая на зиму домой. Билет куплен, вещи собраны.
А сегодня – пятница. Сегодня с приятелями на трех машинах они едут на два дня в Голубую бухту, искупаться, позагорать, шашлыков поесть, да и просто отдохнуть душой и телом. Руслан, разбитной парень из ресторанного бизнеса, весело болтая, играючи вел машину.
Что случилось и как все получилось, она не помнила. Очнулась уже на койке в больнице в гипсе через всю левую ногу, бандаже, который фиксировал руку, и повязке на голове, с переломом бедра, ключицы, тяжелым сотрясением головного мозга и глубокой рваной раной на лбу. Но сейчас ей это все было безразлично, и она опять впала в кому.
А было все очень прозаично. На резком повороте водитель встречной машины не справился с управлением и вылетел на встречную полосу, врезавшись в первую машину, в которой ехали Алан Мирзоев, тренер по вольной борьбе, и ее подруга, Лара Нестеренко, – все погибли. Руслан попытался отвернуть, но на огромной скорости стукнулся о бок машины Алана и перевернулся на крышу. Уже в больнице от множественных травм и открывшегося внутреннего кровотечения он тоже скончался. А вот задняя машина из-за пробитого колеса намного от них отстала и тем самым в ней никто не пострадал. Во встречной же машине погибли все – мужчина с женщиной и двое маленьких детей. Получается так, что Марине еще несказанно повезло.
Спустя десять дней к Марине стала возвращаться реальность, появился какой-то интерес к жизни.
С ней неотступно находилась мама, а все хозяйство в доме и воспитание детей взял на себя дядя Миша.
– Мамуля, как там Коля? Он знает, где я?
– Не волнуйся, доченька, все хорошо, – лицо матери немного побледнело.
– Ты мне не врешь? Он знает, где я? Он здесь или?..
– Там, – махнула мать рукой, – на севере. Ему не разрешили сюда приехать. Звонит, интересуется, как ты. Желает скорейшего выздоровления.
– Дай мне телефон, я позвоню ему.
– А у меня его телефона и нет.
– А как же он тебе звонит?
– Так на стационарный…
– Принеси мой телефон.
– А всё сгорело в машине… И телефон, и все твои документы, и вещи какие были…
– А я по памяти и не помню его номер… – огорчилась Марина. – Как позвонит, пусть продиктует свой номер. У ребят, наверное, точно он есть. И телефон мне купи, только хороший. Скажи, из бумаг ничего не сохранилось? – с надеждой проговорила она.
– Нет.
– Как жаль, я и этот номер тоже не помню, – судорожно произнесла она.
– Чей?
– Одного хорошего человека… Ты, мама, иди, а то чего-то голова закружилась, я посплю.
14
Как ни скрывали смерть Николая, а все же информация просочилась. С Мариной случился нервный срыв и в процесс лечения пришлось вмешиваться психиатрам.
И все ж через два с половиной месяца она встала на костыли и пошла.
Процесс восстановления был долог и мучителен. Марина истязала себя до седьмого пота, и результат не заставил себя долго ждать. Уже через четыре месяца она хорошо ходила, правда, слегка прихрамывая.
Марина замкнулась, похудела и крутилась как белка в колесе, отдавая всю себя работе, не обращая на себя никакого внимания. Казалось, что ее перестало все интересовать, а мир потускнел, лишившись яркости и свежести. Так прошло три года.
Осенью она поехала в Дивноморское, город-курорт, что в двадцати минутах езды от них, где местные предприниматели совместно с ней захотели построить оздоровительный комплекс.
Погода была просто великолепная, и она взяла купальник, чтоб поехать за город и искупаться. Море там было просто чистейшее, да и народу не так много. Последнее время из-за безобразного шва над ключицей она старалась на людях не раздеваться и не носить ничего открытого.
Через каких-то сорок минут общие вопросы были решены, проект здания понравился, а смету отдали на откуп финансистам. Повторную встречу решили провести через полторы недели.
От фуршета Марина отказалась.
Выйдя на улицу, она взглянула на небо, жаркое солнце, плывущие по небу причудливые облака и улыбнулась. Было невероятно легко и празднично на душе.
Наверное, впервые за весь этот период после затяжной болезни Марина почувствовала в теле значительное облегчение, будто веревка оборвалась и тяжеленный камень упал к ее ногам.
Она остановилась перед супермаркетом и решила купить бутылку минеральной воды.
Народу было мало. Кондиционеры не ленились, делая воздух прохладным. Она даже непроизвольно передернула плечами.
Положив в тележку бутылку «Нарзана», Марина бесцельно двигалась по магазину, равнодушно рассматривая продаваемый товар. В отделе, где лежали упаковки чая, спиной к ней стоял высокий мужчина. Что-то в его фигуре ей показалось знакомым. Она остановилась и пригляделась внимательнее. Мужчина, почувствовав взгляд, обернулся.
– Степа, – прошептала она. – Степочка! – уже закричала Марина, бросилась к нему и повисла на груди.
Теперь были слышны только рыдания.
– Господи, Господи, спасибо тебе… – проговаривала она сквозь всхлипывания. – Ты есть на этом свете!.. Я нашла его… Столько искала и нашла… Где ты был все это время?.. – Марина встала на цыпочки и, наклонив его голову, принялась целовать в каком-то одержимом исступлении.
Степан прижал Марину к себе и ласково гладил по спине. Он еще не мог отойти от такого резкого поворота событий.
Посетители магазина изумленно смотрели на них, спрашивая, что случилось и не нужна ли помощь.
Немного успокоившись, Марина отстранилась от Степана, посмотрела на него мокрыми глазами и потом крепко прижалась.
– Господи, ты и… здесь. А у меня было какое-то чувство легкости и невесомости… А это ты!.. Быстро поехали ко мне! – потянула она его за руку.
– Давай сначала зайдем в санаторий, я хотя бы переоденусь.
– Ты здесь отдыхаешь? Давно?
– Через четыре дня улетаю.
– Ёлки, – снова всхлипнула она. – Не отпущу…
– Мариночка, ты обещала поехать со мной на край света?
Она кивнула головой.
– Что мешает? Мое предложение остается в силе.
Она зашла в номер Явниченко и даже опешила, увидев такой комфорт в его двухместном номере. На полу лежали ковры, на стене в зале висел огромный телевизор. Бесшумно работающий кондиционер дарил комфортную прохладу. На подоконниках стояли цветы, а на столе ваза с фруктами. Ванная и туалет покрыты светлым кафелем. И кругом была такая чистота, что даже страшно к чему-то притронуться.
– Ты шейх? – улыбнувшись, спросила она.
– Почти.
15
Вечером они сидели в загородном дорогом уютном ресторанчике на открытом воздухе. Играла джазовая музыка. Марина в вечернем платье была просто потрясающей. Степан не отрываясь смотрел на нее, почти ничего не слыша, а она рассказывала, рассказывала, рассказывала… Рассказывала всё, где и когда родилась, где училась, как вышла замуж… Всё-всё-всё… И, конечно, о своих жизненных несчастьях.
– Марина Ивановна, – он положил свою руку на ее ладонь, – можно и мне сказать три слова? А то говоришь только ты и я начинаю сомневаться, не немой ли я.
– Конечно, Степочка, слушаю тебя, – прижалась она к его плечу.
– Милая и дорогая Мариночка, будьте моей женой! Я люблю вас!
Он достал из барсетки маленькую голубую коробочку и открыл ее. В ней лежало золотое колечко с рубином.
– Рубин – это камень страсти и любви. И я очень хочу, чтоб эти качества всегда были в нашей семье, если ты, конечно, этого хочешь, – прикоснулся он губами к ее ладони.
Ее глаза вновь наполнились слезами.
– Хочу, конечно. Я согласна. Никогда-никогда ты не пожалеешь, что сказал мне эти слова. Я буду самой-самой… – она обняла его, прижалась и зарыдала.
16
Спустя два года.
На крутом берегу Авачинского залива ранним-преранним утром стояли высокий, стройный мужчина в морской форме с адмиральскими погонами, миловидная женщина, аккуратно придерживающая руками свой огромный живот, и два курсанта Военно-морского училища первого и третьего курса, Саша и Сережа.
– Вот, моя дорогая, милая и любимая Мариночка, я наконец нашел время, чтоб показать тебе и всем нам, – улыбнулся он и похлопал по спине братьев, – уникальное явление, когда океан, Тихий океан, с любовью возвращает на небосвод отдохнувшее и умытое солнышко. А оно пройдет по нему, согревая землю, и погрузится уже в Атлантический океан. Вам нравится?
– Очень, – прошептала Марина, зачарованно смотрящая на это чудо природы, когда тьма океана рождает свет.
– Давай нашу девочку назовем Марианна. Мне кажется, в этом имени слышен шорох воды о песок, их вечный и нескончаемый разговор.
– Замечательное имя, я согласна.
– Ты не замерзла? – Степан привлек Марину к себе и поцеловал.
– Немножко. Не тревожься, всё хорошо. У меня такое чувство, что я сейчас тоже нахожусь при появлении на свет чего-то грандиозного, таинственного и величественного. Даже холодок внутри чувствую. Ой! – тихо ойкнула она. – Ты знаешь, мне кажется, что я уже тоже готова к рождению нашего с тобой светлого будущего, наше дитяти любви. Поедемте быстренько в роддом. Мальчики, а вы бегом в училище, – поцеловала она сыновей.
Через четыре часа на свет Божий появилось крохотное чудо счастья и любви, огласив мир громким криком.
Марина радостно улыбнулась и уснула.
* * *
Вот так счастливо заканчивается наша история, история двух зрелых людей, один из которых всецело отдан служению Отечеству, а другая… другая – просто женщина, прошедшая через все перипетии жизни.
Эти два осколка счастья и любви все-таки смогли найти себя и соединиться в этом безбрежном океане Вселенной.
Одни, может быть, дурно скажут или осудят эту женщину, мол, ей все равно, с кем быть, а за такого и я бы пошла…
Не согласен!
Та, которая бы тоже за него пошла, непременно должна приподнять свое одеяло или взглянуть в зеркало. Может, там и увидит огромные черные пятна на полотне своей судьбы.
Можно в этом мире жить, радуясь и веселясь, наслаждаясь и купаясь в достатке и роскоши, быть востребованным и значимым, но всегда подспудно чувствовать свою нереализованность и неудовлетворенность.
Можно привести миллионы примеров, когда люди живут друг с другом, рожают детей, воспитывают внуков, умирают, не познав и не найдя друг в друге ничего общего.
Эта тоска и раздосадованность заливается водкой либо заменяется взаимной изменой.
А здесь – исключительное и чрезвычайно редкое слияние счастья и любви двух повидавших жизнь взрослых людей.
И пусть ангелы-хранители сберегают их жар любви! Пусть их счастье будет бесконечно! Ибо и счастье, и любовь есть и будут на этом свете!
Храни Господь всех истинно любящих и любимых!!! Пусть всегда на их пути горит только зеленый свет!
1.09.2020 год.
Степовое.