Валерий Петрович вернулся домой в шестом часу вечера. Когда он открыл входную дверь, его поразила тишина в квартире. Он снял верхнюю одежду, надел свои любимые тапочки и постучал в комнату, где должен был идти ремонт. Оттуда не доносилось ни звука. Не было слышно ни шорканья шпателя, ни жужжания миксера краски, ни шороха кисти или бумаги. Полная тишина. Он осторожно открыл дверь и увидел спящую в углу на полу Валентину. Она подложила под себя свою куртку, под голову шапку - и тихо похрапывала во сне.
Валерий Петрович тихо закрыл дверь и громко постучал. В комнате раздалась какая-то возня, и дверь открыла сонная Валентина.
- Ой, я здесь притомилась немного, начальник. Работала, работала - а потом увидела на кухни початую бутылку коньяка и расслабилась немного. Говорят, спиртное боль в натруженном теле снимает хорошо.
- А ты очень сильно потрудилась?
- Да, видишь, на козлах потолок обрабатывала. Спина и шея устали очень. Ты сам то не пробовал на потолке работать, а, поди? Сидишь целыми днями за столом?
- Ну, кому за что деньги платят. Кому за сидение за столом, кому - за лазанье по потолку. Вот мухам никто не платит, а они постоянно на потолке сидят?
- Я же человек, начальник. И, к тому же женщина! Не веришь? Вот, попробуй здесь, чувствуешь, как сердце бьется при виде тебя? - и Валентина, взяв руку начальника, положила ее себе на левую грудь.
- Я сердце не чувствую, но мягко.
- Там не только мягко, но тепло, и волнительно!
- Возможно, но через одежду не так чувствуется.
- Так я ее сниму, чтобы ты убедился!
- Пока не надо, Валя! - тихо, но твердо ответил Валерий Петрович. - Не сейчас!
- А мы кого ждем? Может, Жанка обещала заявиться в гости?
- Нет, Жанна сегодня не придет. Ты - давай, поработай пока еще!
- Ну ладно, как хочешь, начальник! Я к тебе со всей душой за твою доброту! Видать, не орел ты горный!
- Ну, какой есть - такой есть. Не могу я так сразу.
- Лады, начальник! Подождем. Как говорят: «Стерпится - слюбится!»
- Может быть, и слюбится, а может быть - и нет!
- Я знаю, тебе Жанка больше нравится. Типа - в тихом омуте черти водятся! Да не фига они там не водятся. Уже лет десять, как! Дети ее замучили. Да и тебе она на фиг? Хочешь на старости лет воспитателем подростков заделаться? Да они тебя сами быстро воспитают! Такое сейчас поколение пошло - стариков строят по ранжиру! Сейчас же их даже ремнем пороть нельзя. В Европе вот за это детей отбирают. Так они вообще на шею тогда садятся - ничего не бояться.
- Воспитывать надо на личном примере, без насилия. К каждому человеку можно свой ключик подобрать. А не обрубать у каждого сучки, чтобы все одинаковые были, как раньше делалось.
- Да ты, смотрю, прям Макаренко, начальник. Да ты знаешь, как Макаренко воспитывал? У него же в колонии бывшие белогвардейские недобитки сидели, которые себе годы скостили и косили под малолеток. Он то об этом знал, да молчал. А если кто начинал бузить, то грозился, что скажет об их возрасте и их тогда сразу расстреляют.
- Тогда время такое было - иначе было нельзя. А теперь надо к каждому индивидуальный подход.
- Вот ты бы нашел ко мне индивидуальный подход. Глядишь - и обоим было бы хорошо.
- Ладно, Валентина - иди, работай! А я пока ужин приготовлю.
- Я бы сама ужин приготовила тебе, да ты же за меня красить не будешь?
- Да, не буду, потому что не умею.
- Вот такие сейчас мужики пошли - хуже баб. Сами ужины готовят, сами борщи варят. Скоро мы, бабы, будем совсем не нужны. Ну, если только своим детям.
- Да, не научились пока мужики рожать, что поделаешь?
- Да не только рожать - делать детей скоро разучатся! Самостоятельные стали, кубыть тебя раскубыть!
- Ну ты совсем расфилософствовалась, Валентина! Я тебе бочку закажу, будешь, как Диоген, жить на берегу моря и ученикам лекции по несправедливому устройству современного мира читать.
- Давай, тащи бочку. Лучше тогда бочку вина. После него на философию хорошо тянет! - резюмировала Валентина и удалилась в свою комнату.
(продолжение следует)