Мои дедушка и бабушка. Снимок 1945 года
В канун восьмидесятилетия начала Великой Отечественной войны невольно в памяти всплывает общая картина войны, генетически отложившаяся в сознании. Обычно это сочетается с устными и мемуарными воспоминаниями фронтовиков, кинохроникой, парадами победы 9 мая — всем тем, что запомнилось. Героическое прошлое людей на той войне говорит само за себя: отстояли страну, одержали победу.
В основном же, фронтовики не склонны вспоминать об этом. Может быть, из-за нежелания снова погружаться в тот ад, снова переживать тот кошмар, так несвойственный нормальному человеку, предохраняя себя и окружающих от близости смерти, боязни быть снова ввергнутыми в тяжелейший период их жизни. К тому же, свойство памяти забывать тяжёлое, а помнить светлое и радостное служит защитным механизмом и предохраняет от угрозы потерять рассудок. Физиология физиологией, но ячейки памяти независимо от нас хранят пережитое в своих заветных кладовых. И не надо их излишне тревожить. "Пусть солдаты немного поспят"...
Но есть воспоминания и другого рода, не столь героические, хотя и не менее ужасные, а может быть, ещё пострашней. В этом скорбном хоральном реквиеме по невинно убиенным или настрадавшимся есть место только одному — сопереживанию и сочувствию. С немыми вопросами скорби: за что и по какому праву? Ведь это было! Не на полях сражений, а на огромных оккупированных террриториях. По одному тому, что творилось только в одном небольшом населённом пункте, можно себе представить, хотя бы приблизительно, масштабы сотворённого дьявольской силой. Свидетельства того донеслись оставшимся в живых погребальным эхом.
Мне не пришлось услышать рассказы от деда по материнской линии, его брата, моего дяди по отцовской линии, воевавшими и пропавшими без вести. Зато опосредованно, остались воспоминания моего папы, описанные им в его книге воспоминаний и переданными ему родителями, невольно оказавшимися в оккупированном Ямполе...
Небольшой пограничный по реке Днестр с румынским, а потом с молдавским Косэуцем, населённый пункт приблизительно в десять тысяч человек на юге Украины — Ямполь, существует до сих пор. (Читая недавно воспоминания уроженца Могилёв-Подольска Бориса Бажанова — личного секретаря И. Сталина и Политбюро ЦК ВКП (б) с 1923-ьего по 1928-ой год и бежавшего за границу, узнал, что в 1920-ом году он был секретарём ямпольского ревкома — хозяином города).
В конце 1950-ых годов, начале 1960-ых годов мои родители проводили там летние отпуска, находясь в гостях у родителей моего папы со мной и моим братом. Сколько замечательных детских воспоминаний оставили эти места у нас! Находясь там, невозможно было даже представить, что творилось в Ямполе в недалёком прошлом.
Папа родился в Одессе, но вскоре, спасаясь от голода, семья оказалась в Ямполе. Дедушка был первоклассным портным, они купили небольшой домик и зажили там, родив моему папе ещё двух братиков. И тут грянул 1941-ый год... Старший брат — мой папа, учился в авиационном институте и работал на авиазаводе в Ташкенте, средний брат ушёл на войну и не вернулся, младший брат эвакуировался на восток. Дедушка и бабушка оставались в Ямполе. Перехожу к воспоминаниям моего папы, услышанным им в 1945-ом году от родителей, когда он вернулся в Ямполь после пятилетнего отсутствия.
Сохранилась фотография дедушки и бабушки конца войны. На неё страшно смотреть: выражение на лицах отсутствует; взгляд отрешённый; ничего не видящие глаза; абсолютно седые волосы; какие-то выжженные изнутри; пятидесятилетние старики с печатью смерти в ликах.
А теперь слово папе. Воспоминания схожи с краткими надписями, как на могильных плитах разбитых кладбищенских памятников, выложенных на земле перед главным административным зданием города Ямполь и стоящими вокруг него каменным забором, ещё долго находящимися там после войны.
********************************************************
На подходе к отчему дому меня встречали родители. На следующий день хотел рассказать о моих странствиях, но когда они стали со мной делиться пережитым понял, что мне говорить не о чём...
Город в полуразрушенном состоянии...
Осталось в живых процентов двадцать довоенного населения...
Город был оккупирован немцами и румынами. Немцы приходили и уходили, но немецкий комендант был постоянно...
Поначалу немцы были вполне лояльны. Выдавали даже по осьмушке хлеба. Когда мама однажды сказала, что у неё порезана нога, немец передал ей хлеб вне очереди. Или, в другой раз, когда мама с папой случайно столкнулись с немецкими солдатами, один из них даже произнёс извиняясь "пардон"...
Вскоре стали отправлять людей в концлагерь в нескольких километрах от Ямполя. Родители с группой людей пытались уйти и дошли до местечка Дзиговка, что в 12 километрах от Ямполя. Поняв тщетность исхода и с надеждой на лучшее они решили вернуться, и устав, заночевали перед обратной дорогой. Остальные пошли. Когда родители возвращались обратно, увидели всех убитыми...
Начались расправы с местным населением. К моей бедной доброй бабушке в дом заявился бывший секретарь райкома Петровский и с криком "Где твои коммунисты?" стал избивать плетью. Коммунистами были два её сына. Затем выволокли из дома и увезли в лагерь. Её след потерян...
Долгожитель, стопятилетний дедушка моего юношеского товарища скончался, когда его грузили на подводу перед отправкой в лагерь...
Через некоторое время улица Комсомольская, где мы жили и прилегающие улицы были огорожены колючей проволокой и превращены в гетто. Грабились дома. Когда забирали диванчик из нашего дома, под ним нашли столовое серебро, припрятанное до этого. Забрали и его...
Нашлись подручные из числа местного населения — бывшие совслужащие, а ныне полицаи. Они старались вовсю. Пользовались моментом...
Жителям гетто было приказано нашить жёлтые звёзды...
Папа работал в артели по починке одежды и обуви. Место артели находилась за проволокой. Однажды, он опоздал после работы и был избит за это плетью полицаем...
Периодически в городе помимо постоянно находившихся румын, появлялось немцы и итальянцы. Однажды по дороге в гетто папу остановил немец и приказал разгрузить подводу с тяжеленными мешками муки. Когда немец увидел, что от непомерного груза у него затряслись ноги, он вынул пистолет и пригрозил его застрелить. К тому же надо было ещё подняться с мешком на несколько ступеней вверх. К счастью, не один из мешков не был им уронен. Меня поразил рассказ папы. Не понаслышке я знал что это такое, подрабатывая, чтобы не умереть с голоду перетаскиванием мешков...
Ежедневно на площади производился так называемый "опел" — перекличка с объявлением распоряжений и приказов. Отсюда же направлялись в концлагерь, откуда никто больше не возвращался. Здесь же, на площади охранники развлекались тем, что заставляли по много раз подпрыгивать, в том числе и стариков. Кто не мог это делать или не делал столь проворно получал удары плетью...
Не успев убежать от немцев, в городе было схвачено около двухсот семей румынских евреев, которые пытались это сделать, перейдя советскую границу. Они держались обособленно и выделялись от местных жителей своим достатком. Когда готовились их отправки в лагерь, они пекли торт, обкладывали его золотыми "пятёрками" и относили коменданту. За это, вместо них в лагерь шли местные. Среди них выла очень красивая пара — жених и необычайной красоты невеста по имени Елена. На перекличках румынский комендант называл её Еленой Прекрасной. Настало время и комендант приказал ей прийти к нему. Делать было нечего. Вечером жених сам привёл её к дому коменданта и прогуливался, пока он не вышла. Затем, они исчезли из города...
Среди полицаев выделялся своей жестокостью староста Тютюнник. Он убивал, вешал людей, собственноручно поджёг сарай с детьми. Закопал живьём на глазах у матери двух малолетних девочек. Чего-то он добивался от матери. Глядя на это, мать моментально поседела, но осталась жива...
Некоторые пытались спастись и прятались по чердакам и подвалам. Их находили и убивали...
Сестру моей одноклассницы — красавицу, привязали к хвосту лошади и волокли, пока она не погибла...
Даже в таких условиях люди влюблялись. Не найдя взаимности в ответном чувстве, повесился парень и это стало потрясением для всего гетто...
Людей становилось всё меньше и меньше, а концлагерь требовал людей всё больше и больше. Стали брать мастеровых, которые работали в артели. До моих родителей дошёл слух, что папа попал в списки на отправку в лагерь. Бывший секретарь райкома партии Петровский, а теперь главный полицай, до войны шил у папы себе костюмы. Они с женой бывали в нашем доме. Терять было нечего. Мама, пренебрегая всеми запретами, взяв дома чудом сохранившийся отрез дорогого материала на костюм, направилась к дому Петровского. Его дома не было. Дверь открыла его жена. — Что ты тут делаешь? — спросила она. — Ведь вам нельзя здесь появляться! — Мы в списках на отправку. Спасите нас! — крикнула мама и кинула с порога отрез в комнату. На следующий день, на "опеле", когда назвали фамилию папы, Петровский отрицательно покачал головой, показав на палец, куда портные при шитье обычно надевали напёрсток. Мол, нужен он здесь. И его вычеркнули из списка. Так было угодно Богу. Он прожил ещё двадцать лет после этого…
Надо было обладать сверхчеловеческими способностями и нервами, чтобы переживать это. Не все были к этому кошмару готовы. Мама пыталась уйти в иной мир, лишив себя жизни в этом мире: один раз сунув голову в петлю, другой раз алкоголем. Из петли её извлёк папа. Алкоголь, к счастью, не убил. Она прожила ещё почти тридцать лет после этого...
В гетто привезли откуда-то группу измождённых, грязных и голодных детей. Мои родители взяли одного мальчика к себе. С ними он прожил до конца войны, а потом уехал и какое-то время писал письма...
Особо хочется сказать о человеческом отребье скрывающемся до поры до времени под человеческой личиной в довоенное время. Об этом уже упоминалось, но, к сожалению этого "добра" хватало с избытком. И где только рождаются эти твари?! Одного, уже упомянутого старосту Тютюнника, после освобождения повесили на площади и он там висел два дня. А до этого, когда Красная армия уже была на подходе он стал неожиданно заигрывать с обитателями гетто, надеясь на прощение...
Признаюсь, мне, родившемуся уже после войны, узнавать по этим свидетельствам о творившемся насилии над человеческой природой только в одном маленьком городке необъятной территории, находившейся под пятой захватчиков было жутко. А сколько было таких ямполей?! Им нет счёта. Чудовища Босха наивны и кукольны в сравнении с этим. И что же? Пришло избавление? Как бы не так. Конечно, сняли колючую проволоку. Но незримые шестиконечные звёзды по-прежнему клеймили их носителей, разделяя население по принадлежности к праву на жизнь. Было похоже, что дело Гитлера живёт и побеждает. Если это не так, то откуда же взялся уже после войны, как представитель довольно общего явления, тот конкретный Руденко?..
Продолжаю читать воспоминания папы.
После войны в Ямполе объявился назначенный первый секретарь райкома партии по фамилии Руденко, выдававший себя за родственника тогдашнего прокурора Украины, а с 1953 года Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко, этим самым авторитетно прикрывая свою хулиганскую вседозволенность. Однажды он шёл по улице и увидев сидящих у своих домов евреев, воскликнул так, чтобы слышали все: "Придёт ли время, когда я не увижу эти ж... морды?!" Когда люди стали разыскивать своё разграбленное имущество, он дал грабителям дельный совет: "Берите топор и рубите им головы". Когда единым голосованием работники артели избрали своим председателем моего папу, Руденко своевольно отменил результаты выборов и назначил на это место своего ставленника...
Первым заместителем Руденко стал, так уж вышло, мой школьный одноклассник — честный и простой парень. Поработав с Руденко какое-то время и узнав его сущность: пьянки, двурушничество, грабительство и т.д., он решил восстановить партийную справедливость, тайно фотографируя этот фирменный беспредел. Сброшюровав полученные свидетельства антипартийного поведения своего начальника, он послал документы в высшие партийные инстанции. Приехала высокая комиссия для расследования. И разобрались: борца за справедливость упрятали в сумасшедший дом. Дабы не повадно было впредь...
Мои детские воспоминания не оставили чего-то значительного. Отчётливо только помню склонившегося над швейной машинкой "Зингер" дедушку-портного и его радостный смех во время мастерского исполнения мною, — пятилетним, песенки "Мои японские ботинки" из кинофильма "Господин 420", с подражанием индийскому киноактёру Радж Капуру…
Помню пухлые большие руки бабушки, достающими из печи ухватом только что испеченную сдобу...
Живу с чувством счастья только лишь из-за единственного момента, предоставленного судьбой: не жить в то лихое время. С вечно незасыхающим кусочком глины в ладони. Возможностью распоряжаться им по своему усмотрению, следуя притче об этом и благодарением Богу за этот подарок...
Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок.
— Что еще слепить тебе? — спросил Бог.
— Слепи мне счастье, — попросил человек.
Ничего не ответил Бог, и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины.