Когда закончился учебный год и я в своих мечтах уже начал представлять, как на каникулах в далеком украинском селе буду рассекать на дедушкином велосипеде, встречаться с повзрослевшими друзьями и купаться в любимой речке, то был неожиданно огорошен новостью от родителей:
- В этом году мы никуда не едем…
Здесь надо напомнить, что жили мы в раскаленном Ашхабаде и никогда ранее не оставались в городе на все лето. Каждое лето – в самом начале или чуть позже – мы улетали на Украину, на родину отца. Впрочем, и я, который провел там до школы с перерывами три года, считал это украинское село не иначе, как своим самым родным краем.
И тут – вот тебе, бабушка, и Юрьев день... Не едем!..
Как же мы проведем лето?!
Выдержав некоторую паузу, родители все-таки сообщили, что я буду отправлен в пионерский лагерь «Строитель», а мои маленькие братья поедут со своим детским садиком «на дачу». Это тот же лагерь, только для малышей. И одно, и другое находились в поселке Фирюза, что отстоял от Ашхабада в тридцати километрах и располагался в горном ущелье. Кстати, оно так и называлось – Фирюзинское ущелье.
Мне раньше не приходилось бывать в пионерлагерях. А почти все мои друзья такой опыт имели. Неизвестно, кому летом было лучше: мне в деревне или им в лагерях. Но я все-таки им завидовал: уж очень много слышал рассказов и баек про лагерную жизнь!.. От этих рассказов в некоторой степени веяло романтикой вольной жизни, да еще с элементами приключений...
В общем, предстоящий отъезд в пионерлагерь меня заинтриговал…
С Фирюзинским ущельем я был знаком: нас туда с классом возили на экскурсию. Мы лазили по горам, веселились, даже костер разожгли у речки Фирюзинки, но до самой Фирюзы не доехали.
Ребята, которые в ущелье были не первый раз, во время движения все выглядывали из окна, стараясь не пропустить большой барельеф Ленина, выбитый где-то высоко на скале. Увидели! И почему-то громко кричали от восторга... Я в удивлении его рассматривал, но не голосил: пафос встречи с профилем вождя меня оставил равнодушным.
Это все, что я запомнил из той экскурсии, которая состоялась весной этого года. В целом меня та поездка не поразила. Но я не понимал самого главного. Летом, когда Ашхабад плавится от жары, в Фирюзе стоит благословенная погода. Ночи прохладные, а днем всех укрывает зеленый шатер из листвы деревьев, да так, что жара почти никак не чувствуется.
В назначенный день меня отвезли к месту сбора пионеров из Ашхабада, где нас со своим нехитрым скарбом усадили в автобусы. Все родители, как всегда происходило в те времена, хладнокровно распрощались со своими чадами, а потом, когда мы уже расселись по местам в автобусе, так же чинно и бестрепетно нам помахали руками в знак прощания, когда мы покатили в Фирюзу. Да и мы уже были не малыши – кому одиннадцать, кому двенадцать, а то и все тринадцать лет, – отроки, а не младенцы…
В автобусе ехало большинство таких же, как и я, пионеров-одиночек. Но имелось несколько групп пацанов, которые друг друга знали неплохо. Их компании вели себя раскованно, шумно и нахально. Учитывая, что это в основном были ребята не славянской наружности, в моей душе постепенно появлялись всякие не радостные мысли:
«А как будет в лагере, когда они освоятся на месте? Парни наглые, объединятся, захватят власть и будут притеснять... Их же больше, и они все заодно…»
Пионерлагерь «Строитель» принадлежал богатым строительным организациям. В Туркмении строили много, и главной строительной фирмой был «Каракумстрой». Поэтому в лагерь «Строитель» приезжали дети со всей Туркмении. И состав нашего отряда получился самый, что ни есть, интернациональный.
Например, из Красноводска приехало человек шесть-семь казахов. Они держались нейтрально: ни с кем из посторонних не общались, и их никто не трогал. Семь человек – это сила!
Из города Мары приехали большей частью туркмены, хотя оттуда же прибыло несколько детей военнослужащих. Само собой, присутствовали и ашхабадские туркмены. Но из Ашхабада прибыло немало курдов, армян, азербайджанцев и других кавказцев. Они-то и держали власть в отряде, поскольку сбились в одну компанию.
Мальчиков со славянской внешностью, может быть, насчитывалось числом и поболее, но мы все были разобщены и, самое главное, слишком миролюбивы. Как вы поняли, среди них оказался и я.
Вот из такого интернационального болота и был образован четвертый отряд. Но об этом я узнал, когда мы добрались до лагеря и впервые собрались возле своего павильона. Это я про себя так окрестил нашу общую спальню.
Нас построил и провел перекличку высокий, сухопарый, с хищными глазами туркмен.
- Здравствуйте, пионеры! – он приветствовал нас очень недружелюбно.
«А кто он такой, чтобы тут командовать?» - мелькнула мысль почти у каждого из нас.
- Меня зовут Мурад, и я ваш пионервожатый, - последовало объяснение, - Мне будет помогать еще одна пионервожатая, ее зовут Майя.
Майя представляла собой черненькую тоненькую девушку с ярко выраженными восточными чертами лица, но выглядевшая очень мило. Собственно говоря, нас это тогда – кто и какой национальности – совершенно не интересовало. Главным в людях для нас были человеческие качества, в первую очередь дружелюбие и наличие чувства справедливости.
- Все вопросы мы решаем с Майей вместе. А еще у нас есть старшая пионервожатая, Татьяна. Она отвечает за все отряды в лагере.
И мы узрели уже не совсем девушку, а скорее всего, молодую женщину. Татьяна выглядела весьма представительно: крепко сбитой, с сильными руками и твердым взглядом.
«К этой жаловаться лучше не подходить», - наверняка такая мысль мелькнула у тех, кто пока чувствовал себя здесь неуютно.
Парни, для которых лагерная смена в их жизни была не первой, и даже не второй, слушали Мурада снисходительно. Они, как дембеля в армии, свою жизнь в отряде представляли точно, знали о ней все, и определенно себя чувствовали здесь в своей тарелке. Тем более что у них была компания.
А набралось нас в отряде почти пятьдесят человек. Хотя – что здесь по тем временам такого удивительного? Если у нас в школе были классы, в которых насчитывалось иногда по сорок и более учеников...
Это сейчас детей оберегают и стараются сделать классы небольшими, чтобы к каждому можно было найти подход, уделить внимание и успеть помочь разобраться с тем, чего школьник не понимает. Не знаю точно – к сожалению или к счастью, – но тогда нас усиленным опекунством не баловали. Вообще. И мы выживали, как могли.
Так вышло и в лагере. Отряд в пятьдесят человек – явление обычное.
Мы начали обживать свое место обитания. Каждый получил законную койку и собственную тумбочку для вещей. Поначалу меня удивило толстое шерстяное одеяло, входящее в комплект постельных принадлежностей. Летом в городе нам хватало и обыкновенной простыни. Но я еще не был знаком с ночами в Фирюзе...
Вещей для тумбочки у каждого из нас набралось с гулькин нос. Разве что пара книжек да туалетные принадлежности: мыло, зубная паста и щетка. Ценные вещи вожатые нам сразу предложили сдать в камеру хранения, да только – откуда у нас ценные вещи? Но предложение о камере хранения основывалось на опыте: по тумбочкам шарили проворные ручки не самых порядочных пионеров…
В нашем отряде эта публика наверняка водилась. Да ее можно было сразу безошибочно определить: именно пацаны из той самой банды, что вели себя по-дембельски с первых лагерных дней.
Пострадавшие нашлись быстро: кто-то опрометчиво оставил в тумбочке печенье и шоколад, а кто-то конфеты и фрукты, которые привезли из дому. Вечером у означенных особ тумбочки были приведены к общему знаменателю: все лишнее растаяло в желудках «санитаров» отряда. Жалобы потерявших свое имущество воспринимались как глас вопиющего в пустыне...
В том смысле, что на эти жалобы никто не реагировал. А остальные сделали вывод – лучше быть бедным, чем обокраденным. И с этой счастливой мыслью я провел свою лагерную смену, без материальных потерь.
Главное достоинство «санитаров» отряда заключалось в том, что на книжки, которые все-таки многие привезли с собой, не обращали никакого внимания. Для меня это была неслыханная удача.
Благодаря хозяевам красиво изданных томиков, легкомысленно рассчитывающим, что они что-нибудь за лето прочитают, мне удалось познакомиться с прекрасными книжками, которые я проглатывал, удивляя их собственников скоростью прочтения. А чему они удивлялись, если среди книг были Конан Дойль и Майн Рид? У меня таких книжек не имелось...
Лагерь «Строитель» был в Фирюзе не одинок. Пионерских лагерей здесь разместилось около полутора десятков. А еще имелись пансионаты и дома отдыха для обычных граждан. Люди служивые имели свои санатории. Также были заведения и для самых маленьких, что-то вроде дач для детей детсадовского возраста. Кстати, в один из них в это же время попали и мои малолетние братья.
Наш лагерь считался богатым лагерем, и, скорее всего, здесь размещалось наибольшее количество детей. Почему-то мне представлялось именно таким образом. Почти вся территория скрывалась в тени больших деревьев, главным образом чинар, или по-другому – платанов, имеющих широколиственную крону.
Кроме платанов росли знакомые нам по городу маклюры, айлантусы, которые из-за запаха мы называли позорно «вонючкой». А еще во всей Фирюзе был очень распространен грецкий орех. Ну, и как обойтись без привычного для нас тутовника!.. Его здесь тоже было немеряно. Вот только плодов на деревьях мы не наблюдали – отошла шелковица к тому времени...
В центре лагеря раскинулся спортивный городок с футбольным полем. Согласно лучшим традициям, трава на стадионе, как на всех детских стадионах Туркмении, отсутствовала. Поле представляло собой плотно укатанную глиняную площадку и пару футбольных ворот, естественно, без сетки. Зачем нам сложности – сетки, мячи? В футбол мы не играли, а по спортивным снарядам в качестве развлечения лазили, как обезьяны.
Но главным местом в лагере была большая площадка возле столовой, очень похожая на плац. Скорее она по своему предназначению больше смахивала на агору... Поскольку сбоку от площади имелась сцена, на которой и нам пришлось не однажды стоять.
Так вот, на этой самой площадке проходили ежедневные построения всех отрядов, где объявлялись новости, ставились задачи, а по праздникам разжигали костер. Тот самый знаменитый пионерский костер, от которого душа истинного пионера должна трепетать и радоваться. А у меня с ликованием как-то не складывалось: душа затаилась и молчала…
Продолжение в http://proza.ru/2021/03/25/646