Мужчины всегда думают о важном. Исключительно.
Поэтому, если видите задумчивого мужчину, не отвлекайте его своим присутствием, и уж тем более не задавайте дурацкий вопрос: «О чём ты думаешь?».
Этим вы буквально вышибаете из-под него табурет.
Мужчина тотчас же вздрагивает, как круп пришпоренной лошади, и начинает блеять несуразное: «Да ничего… Ни о чём… Просто…»
А ведь не просто. Ой, как не просто!..
В своих думах он наверняка замахнулся на что-нибудь недосягаемое, а может и подобрался уже к чему-либо потаённому, нащупал объёмное, или даже проник в самою её суть...
А вы взяли и разметали всё, разрушили.
А ведь это мог быть какой-нибудь прорыв. Или открытие. Или введение в открытие. Но что-то непременно значимое, поскольку о другом мужчины и не думают.
А эти ваши подозрения, что, дескать – о бабах, - обидны.
Мы тяготеем к духовному. Оттого и вздрагиваем так трепетно, и блеем так испуганно, что витаем в заоблачных высях. А вы нам всё: «Бабы, бабы!..»
Да если бы вы не напоминали, кто бы о них, вообще, помнил?
Но вы же напоминаете.
Вот только задумаешься о чём-нибудь по-настоящему масштабном, как тебе тут же: «Что? Опять о бабах?!». И всё. Они возникают.
А введение, открытие или прорыв – уходят в небытие.
И вот вам личный пример:
Валяюсь я давеча на пляже. Смотрю, как сись... искрится на солнце ягоди... водица. Как шлёпают по поп... по побережью волны. Как они колышутся и расходятся.
И размышляю, понятное дело, о волновой теории Гюйгенса.
И даже сам старина Гюйгенс мне представляется воочию - рядышком, чуть припорошённый песочком, щедро смазанный маслицем, только руку протяни. Дотронься и пойдут волны, и закачаются формулы...
А справа жена: «Куда пялишься? Дырку прожжёшь!».
А в Гюйгенсе и так всё, слава богу и прожигать ничего не требуется. Он очень славный, этот Гюйгенс. Почти идеальный. И теория у него прекрасная. И практика - наверняка. И я бы вполне мог её дополнить. Ну или хотя бы попытаться развить. Но меня так бесцеремонно ткнули мордой в песок, что вся теория рассыпалась.
И главное, Гюйгенс, собака, убежал куда-то со смазливым пареньком.
И вот лежу я расстроенный, ни о чём уже не думаю, ибо вдохновения нет, тупо и бесцельно рассматриваю себе камушки... ракушки... гальку... Очень гладкую, надо сказать, Гальку... створчатые ракушки... И мысли мои сами собой утекают куда-то в сторону Фибоначчи. Прямиком – к золотому сечению.
И вот уже видится оно мне – такое золотое, тоненькое, аккуратно рассекающее...
И вдруг справа опять: «Чему ты там всё улыбаешься?».
И вот, скажите, ну откуда браться прогрессу? Как созидать в таких невыносимых условиях?! Ну ка-а-к?!!