Жил да был в далекой стране Америке один человек по имени Бэзил Егорофф. По маме он был из беженцев от антисемитизма из Сыктывкара, а по папе просто Егорофф. И решил он однажды сменить имя с фамилией и зваться впредь Себастьян Перейра. Во-первых, потому что у него был лучший друг, тоже из беженцев, только латиноамериканских — они вместе работали на уборке мусора, а по выходным пили пиво и пели песни под гитару — и Бэзил хотел сделать другу приятное. А во-вторых, ему очень хотелось, когда его кто-нибудь позовет по имени, строго ответить: «Я не Егорофф, я капитан Себастьян Перейра!» Хотя, на самом деле, во-вторых — это во-первых. А капитаном Бэзил и вправду был — еще в Сыктывкаре, в дворовой футбольной команде.
Пошел он в специальное учреждение и поменял имя, и стал с тех пор Себастьяном Перейрой. И начали ему всякие рекламные письма и счета приходить на это имя. Но однажды почтальон ошибся и доставил одно письмо другому человеку. Тот по случайности тоже был беженцем, только из Ленинграда и по другой линии, а работал в одном прогрессивном университете профессором. И очень хотел дружить с разными другими геями. Те, правда, его, как беженца из Ленинграда, поначалу опасались, но потом все же стали с ним потихоньку дружить.
Американцы-то в специальном учреждении, да и все другие вокруг «Пятнадцатилетнего капитана» не читали, а профессор этот в детстве, еще в Ленинграде, читал и фильм смотрел. Ишь, думает, какое имя у человека, бывает же! И повез в выходной письмо Перейре, поскольку был демократ и не так уж далеко жил. Подошел к дому и спрашивает у старушки на лавочке: «Здесь ли проживает мистер Себастьян Перейра?» А старушка — она тоже из беженцев была — отвечает: «Это Васька-то Егоров? Здесь, где ж ему быть в выходной? Вон голосит, прощелыга! Этот гой думает, раз в Перейру переделался, так можно, как последний Бандерос, все воскресенье котом орать!..»
Выслушал профессор старушку с лавочки и решил подать на бывшего Егороффа в суд — мол, тот своим переименованием нарушает толерантность и угнетает афроамериканцев. Думал, его друзья-геи и все прочие прогрессивные американцы с ним еще больше за это дружить будут.
Себастьян, как повестку в суд получил, сперва испугался сильно, а потом с другом-латиноамериканцем посоветовался, а тот на судах собаку съел — еще когда доказывал, что он никакой не нелегал, а подлинный беженец. И подал к этому профессору встречный иск — что тот его, Себастьяна, преследует за то, что он, Себастьян, сильно латиноамериканских американцев любит, и даже имя свое прирожденное от такой любви поменял. А его друг свидетелем выступил.
Судья, который тоже «Пятнадцатилетнего капитана» не читал, Себастьяна оправдал, а профессора — наоборот, и присудил ему большой штраф за нелюбовь к латиноамериканцам и неуважение к суду — за ссылки на какого-то француза. И еще денег снял в пользу Себастьяна Перейры, как пострадавшего от нетолерантности. И профессора того из прогрессивного университета уволили, а все друзья-геи с ним дружить перестали, потому что он оказался не настоящий гей, настоящие — они все должны латиноамериканцев любить, а не только негров.
С тех пор Себастьян Перейра жил-поживал да добра наживал, раздавая интервью прогрессивной прессе. Но негры американские его все же сильно опасались, хоть тоже не читали «Пятнадцатилетнего капитана» и вообще в большинстве ничего не читали по причине всеобщего угнетения и занятости волейболом. Но про суд да дело, в общем, слышали. Они боялись, что капитан Себастьян Перейра их обратно в рабство продаст. В Африку.